Ксодар в изумлении выслушал мой рассказ о событиях, случившихся на арене во время ритуала жертвоприношения. Он едва мог поверить во все это, хотя уже начал сомневаться в божественности Иссу, – но чтобы кто-то мог угрожать ей с мечом в руке и не разорвался при этом на тысячу кусков по ее велению?..

– Да, это последнее доказательство, – сказал он наконец. – Больше ничего и не нужно, чтобы разбить вдребезги мою веру. Иссу просто злобная старуха, заполучившая огромную власть благодаря разным махинациям, которые уже многие века держат ее собственный народ и весь Барсум в религиозном рабстве.

– Тем не менее она до сих пор всемогуща, – возразил я. – Так что нам следует бежать при малейшей возможности.

– Надеюсь, ты сумеешь выбрать подходящий момент, – со смехом сказал Ксодар. – Признаться, я за всю свою жизнь не видел того, кто способен вырваться из рук перворожденных.

– Думаю, сегодняшний вечер так же хорош для этого, как любой другой, – заявил я.

– А вечер уже скоро наступит, – откликнулся Ксодар. – Чем я могу помочь?

– Ты плавать умеешь? – спросил я.

– Ни один из скользких силианов, что шныряют в глубинах моря Корус, не чувствует себя в воде лучше, чем Ксодар, – сообщил воин.

– Отлично. Красный юноша, скорее всего, плавать не умеет, – сказал я, – потому что в его краях нет водоемов. Там и челн на воду не спустишь. А значит, одному из нас придется поддерживать парня в море, пока мы не доберемся до судна. Я надеялся, что мы сможем одолеть все расстояние под водой, но боюсь, юноше такого не выдержать. Даже храбрейший из красных марсиан до ужаса боится глубины – прошли века с тех пор, как они видели озеро, реку или море.

– А краснокожий пойдет с нами? – спросил Ксодар.

– Да.

– Хорошо. Три меча лучше, чем два. Особенно когда третий товарищ столь же искусно владеет мечом, как этот парень. Я много раз наблюдал, как он сражался на арене во время ритуалов Иссу. И пока я не увидел, как бьешься ты, мне казалось, что лишь он один способен на подобное. Глядя на вас, можно подумать, что вы учитель и ученик или отец и сын. Тем более что он немного на тебя похож. Это особенно заметно во время схватки – та же мрачная улыбка, то же безумное презрение к врагу в каждом жесте, в каждом взгляде.

– Так или иначе, Ксодар, он великий воин. Мне сдается, с нами троими весьма трудно будет совладать, а если бы еще и мой друг Тарс Таркас, джеддак Тарка, был с нами, мы могли бы пройти по всему Барсуму из конца в конец, даже если бы против нас восстал целый мир.

– И восстанет, – усмехнулся Ксодар, – как только они узнают, откуда ты взялся. Это одно из суеверий, которое Иссу внушила доверчивым простакам. Она действует через священных фернов, которые точно так же в неведении относительно ее истинной сущности, как и барсумиане из внешнего мира. Ферны особым образом получают ее приказы – они написаны кровью на странных пергаментах. Одураченные бедняги думают, что это некие откровения от богини и приносят их сверхъестественные посланцы, поскольку находят эти указания на охраняемых алтарях, к которым никто не может подойти незамеченным. Я сам видел такие указы и доставлял их. От храма Иссу к главному храму Матаи Шанга ведет длинный подземный ход. Его много веков назад выкопали рабы перворожденных – в такой секретности, что ни один из фернов даже не подозревает о его существовании. А храмы фернов при этом разбросаны по всему цивилизованному миру. Их жрецы, которых никто никогда не видел, проповедуют людям учение о таинственной реке Исс, о долине Дор и затерянном море Корус, и злосчастные отправляются в добровольное паломничество, что лишь прибавляет богатства священным фернам и увеличивает количество их рабов. А имущество фернов в свою очередь достается перворожденным – те просто отбирают все, когда считают нужным. Время от времени чернокожие совершают набеги и на внешний мир. Именно тогда они захватывают в плен красных женщин из самых знатных семейств, а также новейшие воздушные суда и опытных мастеров, которые их построили, чтобы те могли сделать еще множество таких же. Мы – раса, вовсе ничего не создающая, и это предмет особой нашей гордости. Для перворожденного заниматься ручным трудом или что-то изобретать – преступление. Это удел низших, которые живут лишь для того, чтобы перворожденные могли наслаждаться долгими годами жизни в роскоши и праздности. Для нас имеет значение только война; если бы не она, то перворожденных стало бы больше, чем всех других существ на планете, и Барсум просто не смог бы их прокормить. Впрочем, насколько мне известно, ни один из чернокожих никогда не умирал естественной смертью. Наши женщины могут жить вечно, однако они нам надоедают, и мы их заменяем другими. Одна только Иссу защищена от смерти. Она живет уже бесчисленные века.

– А разве другие барсумиане не могли бы жить вечно, если бы им не мешала идея добровольного ухода к реке Исс по достижении тысячелетнего возраста? – спросил я.

– Должно быть, именно так, они ведь принадлежат к тому же виду, что и наша раса. Надеюсь, что буду жить долго, чтобы сражаться за них, искупая грехи, совершенные мной по неведению, из-за ложного учения.

Когда он умолк, над водами моря Омин разнесся таинственный звон. Я уже слышал его в этот же час накануне вечером и знал, что он означает конец дня, когда местные жители расстилают на палубах кораблей шелковые покрывала и засыпают глубоким сном.

Наш страж совершил последний обход по камерам. Его сегодняшние обязанности на этом закончились, тяжелая дверь тюрьмы закрылась за ним – мы остались одни на всю ночь.

Я выждал некоторое время – как объяснил Ксодар, охранник должен был вернуться в свою казарму, – а потом запрыгнул на подоконник зарешеченного окна и осмотрел гавань. Невдалеке от острова, примерно в четверти мили, стоял огромный военный корабль, а между ним и берегом находилось несколько маленьких крейсеров и одноместных лодок. И только на флагмане был вахтенный. Я отчетливо видел его на верхней палубе. Пока я за ним наблюдал, он разостлал свою постель на крошечной платформе и вскоре растянулся на ней во весь рост. Да, дисциплина в этих краях явно страдала. Но чему тут удивляться, если предполагалось, что ни один враг на Барсуме не подозревал о существовании такого флота, более того, ничего не знал о перворожденных и о море Омин. Так зачем зря стараться?

Я спрыгнул на пол и рассказал Ксодару обо всем, что увидел.

– Там есть судно, – сообщил он, – которое принадлежит мне. Оно быстрее всех прочих. Может взять на борт пятерых. Если мы доберемся до него, то, по крайней мере, устроим отличную гонку.

И он описал оборудование своего корабля, его моторы и скоростные характеристики.

Из этих объяснений я понял, что Ксодару известен прием с увеличением скорости, которому научил меня Кантос Кан, когда мы служили с ним под вымышленными именами в военно-воздушном флоте Зоданги под командованием принца Саба Тана. Очевидно, перворожденный угнал свое судно из Гелиума, потому что только в тамошних кораблях использовалась зубчатая передача. Значит, Ксодар не напрасно восхвалял быстроходность своего небольшого судна, ведь ничто не может носиться так стремительно в разреженном воздухе Марса, как корабли Гелиума.

Мы решили выждать еще около часа, пока все вокруг не заснут покрепче. А тем временем я должен был перетащить краснокожего юношу в нашу камеру, чтобы потом вместе совершить побег.

Я подпрыгнул и ухватился за верх нашей перегородки. Затем, подтянувшись, забрался на нее. Оказалось, она примерно в фут шириной, так что я по ребру стены дошел до камеры, в которой и увидел юношу, сидевшего на скамье. Он закинул голову и смотрел вверх, на светящийся купол над Омином, а когда заметил меня, балансировавшего на перегородке, его глаза расширились от изумления. А потом по его лицу расплылась широкая улыбка.

Когда я приготовился соскочить на пол, он жестом остановил меня и, подойдя поближе, прошептал:

– Дай мне руку… я, пожалуй, могу сам запрыгнуть наверх. Я уже много раз пробовал, и каждый раз получалось немного выше предыдущего. Наверняка мне удалось бы сделать это однажды.

Я лег на живот и вытянул руку как можно дальше. Разбежавшись от центра камеры, он прыгнул, я ухватился за его руку и тут же втащил юношу на стену.

– По-моему, ты лучший прыгун среди красного народа Барсума, – сказал я.

Он улыбнулся:

– Ничего странного тут нет. Я тебе расскажу, откуда у меня такие способности, когда будет время.

Мы вернулись в камеру, где сидел Ксодар, спустились и около часа потратили на разговоры.

Вскоре план на ближайшее будущее был готов. Мы дали друг другу торжественную клятву сражаться за товарищей до самой смерти, случись врагам нас настигнуть. Ведь если побег удастся, против нас восстанет целый мир – сила религиозных предрассудков слишком велика.

Было решено, что, если мы доберемся до судна, его поведу я, чтобы затем выбраться во внешний мир и прямым ходом мчаться в Гелиум.

– Почему в Гелиум? – спросил краснокожий юноша.

– Я принц Гелиума, – ответил я.

Он как-то странно посмотрел на меня, но больше вопросов не задавал. Я в тот момент не понял, что могло означать выражение его лица, но, поскольку хватало других забот, решил подумать об этом позже.

– Идемте, – сказал я наконец. – Сейчас момент не хуже других. Вперед!

И вот я уже стоял на верху перегородки, и юноша был рядом со мной. Сняв с себя ремни, я связал их воедино и опустил вниз. Ксодар схватился за конец и вскоре сидел возле нас.

– Как просто! – засмеялся он.

– А остальное должно быть еще проще, – обещал я.

После этого я взобрался вверх по наружной стене, откуда мог отлично наблюдать за стражем, что совершал обход тюрьмы. Я ждал минут пять, и вот он появился, вышагивая лениво, не спеша.

Спустя непродолжительное время он скрылся за дальней стеной, из-за которой не смог бы увидеть беглецов. Как только охранник исчез из виду, я схватил Ксодара и втащил его наверх. Сунув ему в руки конец самодельного каната, я быстро опустил воина на землю. А потом юноша, также взявшись за ремни, соскользнул вниз.

В соответствии с нашим уговором они не стали ждать меня, а сразу же медленно пошли к воде, плескавшейся примерно в сотне ярдов от тюрьмы. Нужно было пройти мимо казармы, где спали солдаты.

Едва мои товарищи сделали дюжину шагов, как я тоже спрыгнул на землю и не спеша последовал за ними. Однако у казармы мысль о прекрасных мечах, что лежали внутри, заставила меня остановиться. Если кому-то и было позарез нужно оружие, так это нам, поскольку нас ожидало опасное путешествие.

Я посмотрел на Ксодара и юношу и увидел, что они уже соскользнули в море с края причала. До моего прихода они должны были прятаться там, держась за металлические кольца, врезанные в опоры дока, – это сооружение напоминало бетонный пирс. Я велел друзьям высовывать из воды только рот и нос.

Мне так хотелось забрать мечи из казармы, что я заколебался. Может, рискнуть и попытаться заполучить то, в чем мы так нуждались? Как говорится, промедление смерти подобно, и справедливость этого утверждения подтолкнула меня к двери казармы.

Я осторожно приоткрыл ее – щелки было достаточно, чтобы увидеть с дюжину черных тел, растянувшихся на своих постелях в просторном помещении. В дальнем конце комнаты на оружейной стойке поблескивали мечи и ружья. Я тихо потянул за дверную ручку, чтобы пробраться внутрь. Петля громко скрипнула. Один из солдат пошевелился, и мое сердце остановилось. Я проклинал себя за глупость, ведь мы могли лишиться шанса на побег, но мне уже ничего другого не оставалось, кроме как завершить начатое.

Со стремительностью тигра я метнулся к шевельнувшемуся стражнику. Мои руки повисли над его горлом в ожидании момента, когда откроются его глаза. Казалось, прошла целая вечность, и мои нервы уже начали сдавать. Но тут парень повернулся на бок и опять погрузился в глубокий сон.

Я прокрался между солдатами к стойке с оружием. Затем окинул спящих взглядом. Все было тихо. Их ровное, спокойное дыхание показалось мне сладчайшей в мире музыкой.

Я аккуратно снял со стойки длинный меч. Шорох ножен при этом резанул мой слух, и я напрягся, ожидая нападения потревоженных стражей. Однако никто не шелохнулся.

Второй меч я достал бесшумно, но третий сильно звякнул. Я знал, что кто-то в конце концов проснется, и был готов уйти от атаки быстрым прыжком – но, к моему крайнему изумлению, чернокожие не шевелились. То ли они удивительно крепко спали, то ли шум, производимый мной, был куда тише, чем мне представлялось.

Я уже собрался уходить, когда мое внимание привлекли револьверы. Я мог прихватить только один, потому что и так был слишком нагружен для того, чтобы двигаться тихо. Но когда я взял револьвер, мой взгляд впервые упал на открытое окно позади оружейной стойки. О, это был отличный путь к отступлению – оно выходило прямо на причал и находилось не более чем в двадцати футах от края воды.

Не успел я себя поздравить с удачей, как дверь напротив открылась… и прямо передо мной появился офицер охраны. Он явно с первого взгляда все понял и оценил серьезность ситуации так же быстро, как и я, потому что наши револьверы поднялись одновременно и звуки выстрелов слились воедино.

Я ощутил, как пуля просвистела мимо моего уха, и тут же увидел, что офицер падает на пол. Осталось неизвестным, попал я в него или нет, убил или только ранил, поскольку не успело его тело коснуться пола, как я выскочил в окно. В следующую секунду воды Омина сомкнулись над моей головой, и мы втроем поплыли к воздушному кораблику, что плескался на волнах в сотне ярдов от берега.

Ксодару приходилось тащить юношу, а мне – три длинных меча. Револьвер я выронил. Хотя датор и я были хорошими пловцами, мне казалось, что мы передвигаемся со скоростью улитки. Я почти все время плыл под водой, а вот Ксодар часто выныривал, чтобы дать товарищу вздохнуть. Удивительно, что нас обнаружили не сразу.

Мы достигли корабля и поднялись на борт еще до того, как нас заметили разбуженные выстрелами вахтенные на флагмане. Потом с носа корабля грохнул залп, гулко прокатившись под каменным куполом Омина.

От грохота проснулись тысячи спавших. Палубы множества огромных судов заполнились воинами, потому что тревога на Омине была воистину редчайшим явлением.

Мы заняли места на палубе, прежде чем замолк звук первого сигнального выстрела, а в следующую секунду стремительно взмыли с поверхности моря. Я растянулся во весь рост перед рычагами и кнопками управления. Ксодар и юноша прижались к доскам позади меня, чтобы оказывать как можно меньше сопротивления воздуху, когда мы взлетим.

– Поднимайся повыше, – прошептал Ксодар. – Они не осмелятся стрелять из тяжелых орудий под куполом… осколки камня могут повредить их собственные корабли. Если мы будем лететь достаточно высоко, килевые пластины защитят нас от винтовочных выстрелов.

Я последовал его совету. Внизу люди сотнями бросались в воду и спешили к малым крейсерам и одноместным челнокам, что спокойно колыхались на волнах вокруг больших кораблей. Крупные суда уже снялись с якоря и погнались за нами, но не поднимались над поверхностью моря.

– Немного вправо! – крикнул Ксодар.

Над Омином не пригодился бы компас, здесь все направления были северными.

Внизу возникло столпотворение. Шум стоял оглушительный. Рявкали винтовки, офицеры выкрикивали приказы, на воде и на палубах бесчисленных лодок пронзительно перекликались солдаты, и сквозь гвалт слышалось урчание пропеллеров, разрезавших воду.

Я не осмеливался гнать судно на полной скорости из опасения проскочить мимо шахты, что прорезала купол Омина и выводила к верхнему миру, тем не менее мы мчались так, как едва ли кто-то летал над этим безветренным морем.

Малые суда уже собрались оторваться от воды и рвануться к нам, когда Ксодар закричал:

– Шахта! Шахта! Прямо над нами!

И я увидел дыру, черную, зияющую, на светлом куполе этого подземного мира.

Десятиместный крейсер поднимался, чтобы отрезать нам путь к бегству. Это было единственное судно, оказавшееся у нас на пути, и, судя по траектории его движения, оно вполне могло нарушить наши планы.

Крейсер взлетал под углом около сорока пяти градусов немного впереди по курсу, с очевидным намерением зайти сверху и взять нас на абордаж.

У нас оставалась слабая надежда, и я не стал упускать последнюю возможность вырваться на свободу. Было бесполезно пытаться проскочить мимо вражеского судна, потому что оно вполне могло прижать нас к каменному куполу, а мы и так уже слишком приблизились к нему. Поднырнуть под корабль означало отдаться полностью на милость врага, он ведь именно этого и хотел. С обеих сторон не меньше сотни грозных судов уже спешили к нам. Альтернатива была чрезвычайно рискованной… впрочем, как и вся затея с побегом, имевшая минимальный шанс на успех.

Когда мы сблизились с крейсером, я поднял свой корабль, как бы желая обойти врага сверху, и тот поддался на провокацию, то есть под резким углом рванулся вверх, чтобы загнать меня еще выше. А когда мы были почти над крейсером, я крикнул товарищам, чтобы держались покрепче, затем бросил свое судно на предельной скорости прямо на противника, проскочив мимо его носа, и в ту же самую секунду перешел на горизонтальный ход, устремившись к корме вражеского корабля.

Его командир понял мои намерения, но было уже слишком поздно. Перед самым столкновением я развернул нос своего корабля вверх, и тут мы с жутким грохотом врезались в противника. Случилось то, на что я надеялся. Крейсер, летевший под опасным углом, перевернулся вверх килем от удара моего небольшого судна. Команда с визгом попадала в воду, и крейсер с бешено вращавшимися винтами помчался следом, чтобы погрузиться на дно моря Омин.

Авария повредила наш стальной нос, и, несмотря на все усилия, мы едва не сорвались с палубы, кубарем покатившись на самый ее край. Ксодар и я все же успели ухватиться за поручни, а вот юноша улетел бы за борт, если бы я, по счастью, не уцепился за его лодыжку.

Наш кораблик, лишившись руля, несся куда попало. Каменный купол неумолимо надвигался на нас. Однако мне понадобилось всего мгновение, чтобы вернуться к рычагам, и, когда свод навис над нами футах в пятидесяти, я выправил судно и снова повел его к черному зеву шахты.

Столкновение затормозило суденышко, и теперь к нам приближалась целая армада шустрых корабликов. Ксодар мне объяснял, что подъем по шахте исключительно силой отталкивания может дать нашим врагам отличную возможность догнать нас: наши винты окажутся бездействующими и нас превзойдут в скорости многие из наших преследователей. Быстроходные суда редко имели большие резервные запасы энергии, потому что такие накопители уменьшали скорость.

Поскольку перворожденные висели у нас на хвосте, они неизбежно догнали бы наш корабль и схватили бы нас или просто убили без лишних церемоний.

Но я считаю, что всегда может найтись способ преодолеть препятствие. Если нельзя перемахнуть через него, или проскочить под ним, или обойти его, то остается одно: рвануть прямо сквозь него. Я не мог игнорировать тот факт, что многие из преследователей поднимаются быстрее нас, потому что у них больше энергии, но я был полон решимости либо опередить их, либо умереть так, как сочту нужным.

– Поворачивай! – закричал рядом со мной Ксодар. – Ради первых предков, поворачивай! Мы у самой шахты!

– Держись крепче! – крикнул я в ответ. – Держи парня и держись сам… мы летим в шахту!

Едва эти слова успели слететь с моих губ, как мы очутились под угольно-черным провалом. Я резко развернул лодку носом вверх, вытянул до предела рычаг скорости и, ухватившись одной рукой за стойку, а другой за рулевое колесо, повис на нем, как в смертельной агонии, отдавшись на волю Создателя.

Я услышал легкий удивленный вскрик Ксодара, а потом его мрачный смех. Юноша тоже засмеялся и сказал что-то, чего я не расслышал за воем ветра, рожденного бешеной скоростью.

Я смотрел вверх в надежде увидеть свет звезд, к которым стремился, стараясь вести неустойчивую лодку посредине шахты. Если бы мы на такой скорости задели стену, это, без сомнения, означало бы для нас молниеносную смерть. Но звезд не было видно, в вышине царила непроницаемая тьма.

Потом я глянул вниз, на быстро тающий круг огней, – это было отверстие шахты над фосфоресцирующей поверхностью Омина. Свет служил мне подсказкой, помогая удерживать направление строго по центру вертикального тоннеля. То была, конечно, всего лишь тончайшая нить, спасавшая нас от гибели, и думаю, что я пронесся сквозь тьму скорее благодаря интуиции и слепой вере, чем искусству вождения или рассудку.

Путь занял очень мало времени, и, наверное, сама по себе безрассудная скорость спасла нас: мы сразу выбрали правильное направление, не успев изменить курс. Омин лежит, наверное, милях в двух под поверхностью Марса. Наша скорость приближалась к двумстам милям в час – марсианские челноки весьма быстры, – так что в шахте мы провели едва ли дольше сорока секунд.

И похоже, корабль уже летел над планетой, прежде чем я осознал, что совершил невозможное. Темнота окутывала мир. Не было ни лун, ни звезд. Никогда я не видел ничего подобного на Марсе и сначала просто растерялся. Но потом пришло объяснение. На Южном полюсе стояло лето. Ледяная шапка таяла, и особое метеорологическое явление, а именно густые туманы, неведомые на большей части Барсума, скрывали небесные светила.

Для нас же это было воистину счастливое стечение обстоятельств, я не стал терять времени и воспользовался возможностью, дарованной Провидением. Я повел нашу лодку к непроницаемому покрову, который сама природа набросила на умирающий мир, чтобы спрятать нас от преследователей.

Мы нырнули в холодный липкий туман, не снижая скорости, и скоро перед нами торжественно засияли две луны и миллионы звезд. Я перевел судно в горизонтальный полет и развернул нос строго на север. Наши враги отставали от нас на добрых полчаса и при этом понятия не имели о нашем маршруте. Мы сотворили чудо, пройдя целыми и невредимыми через тысячу опасностей… и все-таки сбежали из владений перворожденных. За все века ни один из пленников не смог сделать ничего подобного, но теперь, оглядываясь назад, я понял, что на самом деле это было не так уж и сложно.

Так я и сказал Ксодару, обернувшись к нему через плечо.

– Тем не менее я поражен, – ответил он. – Никто бы не сумел довести это дело до конца, кроме Джона Картера.

При звуке этого имени юноша вскочил на ноги.

– Джон Картер! – закричал он. – Джон Картер! Да, но ведь Джон Картер, принц Гелиума, умер много лет назад! Я его сын.