В течение десяти дней орды Тарка вместе со своими дикими союзниками пировали и веселились, а потом, нагруженные драгоценными подарками и сопровождаемые десятью тысячами воинов Гелиума под командованием Морса Каяка, отправились в обратный путь в свои родные земли. Джед меньшего Гелиума с небольшим отрядом знати провожал их до самого Тарка, чтобы скрепить новые узы дружбы и мира.

Сола также уехала с Тарсом Таркасом, своим отцом, который перед всеми вождями признал ее дочерью.

Три недели спустя Морс Каяк и его отряд вернулись на военном корабле, посланном в Тарк специально за ними, – чтобы поспеть к церемонии, которая должна была соединить в единое целое Дею Торис и Джона Картера.

И девять лет подряд я служил и сражался в армии Гелиума как принц дома Тардоса Морса. Люди, казалось, никогда не устанут выказывать мне уважение, и не было дня, который не приносил бы новых доказательств их любви к моей принцессе, несравненной Дее Торис.

В золотом инкубаторе на крыше нашего дворца лежало снежно-белое яйцо. Почти пять лет рядом с ним несли караул десять солдат из стражи джеддака, и если я был в городе, то мы с Деей Торис каждый день рука об руку приходили к нашему маленькому алтарю, чтобы помечтать о будущем, о том времени, когда скорлупа наконец лопнет.

В моей памяти живо воспоминание о нашем последнем вечере. Мы сидели и негромко говорили о нашей странной истории, о том, как сплелись воедино наши жизни, и о том чуде рождения, которое должно было увеличить наше счастье и исполнить надежды.

Мы видели вдали яркие белые огни приближавшегося воздушного корабля, но не придали этому особого значения, поскольку зрелище было вполне обычным. Однако судно неслось к Гелиуму как молния, и в конце концов стало ясно: что-то произошло.

Корабль, подавая световой сигнал о том, что несет срочное сообщение для джеддака, нетерпеливо кружил в ожидании неспешных патрульных, которые должны были сопроводить его к дворцовому причалу.

Через десять минут после того, как судно совершило посадку, за мной примчался посыльный и позвал в зал совета. Когда я пришел туда, там было уже многолюдно.

На тронном возвышении находился Тардос Морс, он нервно расхаживал взад-вперед с напряженным выражением лица. Когда все заняли свои места, он повернулся к собранию.

– Этим утром, – заговорил он, – пришла весть от нескольких правительств Барсума. Хранитель атмосферной фабрики уже два дня не подавал беспроводного рапорта, и никакие призывы к нему из двух десятков столиц не получили ответа. Посол одной из наций попросил нас срочно заняться этим и спешно отправить на фабрику помощника. Весь день воздушные патрули искали его, пока наконец не нашли его тело в яме за домом; оно было чудовищно изуродовано убийцами. Мне незачем говорить вам, что это значит для Барсума. Чтобы проникнуть за мощные стены фабрики, понадобятся месяцы. Впрочем, за дело уже принялись, и бояться было бы нечего, если бы установки надежно работали, ведь они рассчитаны на сотни лет, но, к несчастью, случилось то, чего мы больше всего опасались. Датчики показывают быстрое падение воздушного давления во всех частях Барсума… Моторы кто-то остановил. Друзья мои, – закончил он, – жить нам осталось не более трех дней.

Несколько минут царило абсолютное молчание, а потом встал молодой вельможа и, выхватив меч и держа его высоко над головой, обратился к Тардосу Морсу:

– Красный народ Гелиума всегда гордился тем, что показывал всему Барсуму, как надо жить, а теперь покажем другим, как нужно умирать. Давайте же примемся за свои дела, будто у нас впереди еще тысяча плодотворных лет.

В зале раздались аплодисменты, и, словно нельзя было придумать ничего лучшего, нежели развеять людскую тревогу собственным примером, мы разошлись с улыбками на лицах и с тоской в сердцах.

Когда я вернулся в свой дворец, выяснилось, что весть уже достигла ушей Деи Торис, и пришлось обо всем ей рассказать.

– Мы были так счастливы, Джон Картер, – сказала она, – и я благодарна судьбе за то, что она позволяет нам умереть вместе.

Следующие два дня не произвели заметных перемен в воздушном снабжении, но утром третьего дня на верхних этажах зданий и на крышах дышать стало трудно. Улицы и площади были переполнены людьми. Все дела прекратились. Большинство марсиан храбро смотрели в лицо неизбежности. Но встречались и те, кто предавался тихому горю.

Ближе к середине дня самые слабые начали сдаваться, через час уже тысячи лежали без сознания, и за этим должна была последовать смерть от асфиксии.

Я и Дея Торис вместе с другими членами королевской семьи собрались во внутреннем садике дворца. Мы разговаривали тихо, но больше молчали, а мрачная тень смерти нависала над нами. Даже Вула будто почувствовал тяжесть грядущей беды, он жался к Дее Торис и ко мне, жалобно поскуливая.

Маленький инкубатор по просьбе принцессы перенесли в сад с крыши дворца, и она тоскливо смотрела на неведомую жизнь крохотного существа, появления которого на свет уже не суждено было увидеть.

Когда дышать стало по-настоящему трудно, Тардос Морс поднялся и заговорил:

– Давайте попрощаемся друг с другом. Дни величия Барсума миновали. Завтра солнце глянет на мертвый мир, который теперь вечно будет вращаться в небесах пустым и лишенным воспоминаний. Это конец.

Он наклонился и поцеловал женщин своей семьи, поочередно положил тяжелую ладонь на плечи мужчин.

Я с грустью отвел от него взгляд и посмотрел на Дею Торис. Ее голова упала на грудь, принцесса казалась безжизненной. Я с криком бросился к ней и подхватил на руки.

Глаза ее открылись, она взглянула на меня.

– Поцелуй меня, Джон Картер, – чуть слышно произнесла она. – Я люблю тебя! Я люблю тебя! Как жестоко, что мы должны расстаться тогда, когда начали жизнь, полную любви и счастья.

Я прижался губами к ее драгоценным губам, и старое чувство с непобедимой силой вспыхнуло во мне. Боевая виргинская кровь вдруг забурлила в моих венах.

– Этого не будет, моя принцесса! – воскликнул я. – Должен, должен быть путь спасения, и Джон Картер, который пробился сквозь чуждый мир ради любви к тебе, найдет его!

При этих словах в моем уме вдруг забрезжили девять давно забытых звуков. Как вспышка молнии в темноте, их смысл и значение проявились передо мной… это был ключ к трем гигантским дверям атмосферной фабрики!

Резко повернувшись к Тардосу Морсу и все так же прижимая к груди свою умирающую любовь, я закричал:

– Мне нужен челнок, джеддак! Скорее! Прикажи своему самому быстрому судну сесть на крышу дворца! Я еще могу спасти Барсум!

Джеддак не стал тратить времени на вопросы, он тут же отправил гонца в доки, и, хотя воздух был уже недостаточно плотным, на крышу сумели посадить быстрейшее одноместное суденышко – разведывательную машину, лучшую из всех, что создавались на Барсуме.

Я раз десять поцеловал Дею Торис и приказал Вуле, который собрался бежать за мной, остаться и охранять ее, а затем запрыгнул с прежней энергией и силой на высокую крышу дворца и скоро уже мчался туда, где могли сбыться надежды всего Барсума.

Мне пришлось лететь довольно низко из-за недостатка воздуха, но я держал прямой курс над ровным дном древнего моря, так что незачем было подниматься высоко.

Я несся с ужасающей скоростью, соревнуясь с самой смертью. Перед моим внутренним взором не исчезал образ Деи Торис. Оглянувшись в последний раз на дворцовый сад, я увидел, как она с трудом подошла к маленькому инкубатору и опустилась на землю рядом с ним. И если поступление воздуха в атмосферу не возобновится, она так и умрет там, это я прекрасно знал и потому, желая увеличить скорость аппарата, сбросил за борт все, кроме компаса, даже свои украшения. Я летел, лежа ничком на палубе, одной рукой держась за рулевое колесо, а другой – за рычаг скорости, и мой челнок разрезал скудный воздух Марса, будто метеор.

За час до наступления темноты передо мной внезапно выросли гигантские стены атмосферной фабрики, и моя машина с сильным ударом приземлилась перед маленькой дверью, за которой теплилась искра надежды – надежды на жизнь для обитателей всей планеты.

У двери группа барсумиан пыталась пробить стену, но они успели лишь едва поцарапать ее поверхность, а теперь большинство из них и вовсе заснули последним сном, от которого уже ничто не могло их пробудить.

Здесь состояние воздуха было даже хуже, чем в Гелиуме, дышалось с трудом. Но некоторые марсиане еще оставались в сознании, и с одним из них я заговорил.

– Если я открою двери, найдется ли тот, кто сумеет запустить моторы? – спросил я.

– Я могу, – ответил тот, – если ты быстро справишься. Я едва ли продержусь долго. И думаю, все бесполезно, оба хранителя мертвы, а кроме них, никто на Барсуме не знает секрета этих ужасных замков. Мы тут три дня бились у входа, и все тщетно, так ничего и не разгадали.

Времени на разговоры не оставалось, я быстро слабел, так что мне нелегко было сконцентрироваться на своих мыслях.

И все же, утомленно опустившись на колени, я сделал последнее усилие и послал девять мысленных волн в грозную цитадель напротив. Марсиане столпились рядом в мертвом молчании и не отрывали взглядов от плоскости двери.

Она медленно сдвинулась. Я попытался встать и войти внутрь, но уже не мог преодолеть слабости.

– Идите вперед, – простонал я, – и, если доберетесь до зала с насосами, включите все сразу. Это единственный шанс для барсумиан встретить живыми завтрашний день.

Не вставая с места, я открыл вторую дверь, потом третью и увидел, как тот, в ком сейчас сосредоточились надежды Барсума, ползет вперед на четвереньках… А потом я потерял сознание.