Когда большие городские ворота, возле которых я стоял, распахнулись, мои пятьдесят таркиан, возглавляемые самим Тарсом Таркасом, промчались сквозь них на огромных фоатах. Я повел отряд к дворцовой стене и перескочил ее легко, без посторонней помощи. Пришлось изрядно повозиться с замком, однако в итоге я был вознагражден за терпение, увидев, как створки ворот поворачиваются на гигантских петлях, и вскоре мой яростный отряд уже скакал через сады джеддака Зоданги.

Когда мы приблизились к дворцу, сквозь большие, ярко освещенные окна первого этажа я рассмотрел тронный зал Тана Козиса. В огромном помещении толпились знатные барсумиане и барсумианки, как будто там происходило важное торжество. Вокруг не видно было ни единого стража, и я предположил, что и городские, и дворцовые стены считаются неприступными, а потому спокойно подошел к одному из окон и заглянул внутрь.

В глубине зала, на больших золотых тронах, украшенных бриллиантами, восседали Тан Козис и его супруга, их окружали офицеры и важные сановники. Перед ними протянулся длинный проход, по обе стороны которого выстроились солдаты, и я увидел пышную процессию, приближавшуюся к подножию тронов.

Первыми шли четыре офицера из личной стражи джеддака, они несли гигантский поднос, на котором лежала подушка из алого шелка, а на ней сверкали толстые золотые цепи с ошейниками и с висячими замками на концах. Следом вышагивала другая четверка телохранителей, тоже с подносом, на нем красовались великолепные регалии принца и принцессы правящего дома Зоданги.

У подножия тронов две эти команды разошлись в разные стороны и замерли по обе стороны прохода лицом друг к другу. Потом потянулись вельможи и офицеры, дворцовые и армейские, и наконец мелькнули две фигуры, полностью закутанные в алый шелк, так что невозможно было разобрать, кто это такие. Они остановились перед троном лицом к Тану Козису. Когда все участники процессии заняли свои места в зале, Тан Козис обратился к стоявшей перед ним паре. Я не мог слышать его слов, но вскоре два офицера подошли и сняли шелк с одной из фигур. Увы, Кантосу Кану не удалось выполнить свой замысел: передо мной стоял Саб Тан, принц Зоданги.

Тан Козис взял с подноса набор украшений и надел на шею сына золотой ошейник, защелкнув висячий замок. Сказав Сабу Тану несколько слов, он повернулся к другой фигуре, с которой офицеры тоже сняли шелковый покров, открыв моему взгляду Дею Торис, принцессу Гелиума.

Суть церемонии была предельно ясна: еще немного – и Дея Торис навеки соединится с принцем Зоданги. Должен признать, зрелище было впечатляющим и красивым, но мне оно показалось самым ужасающим из всех, что я видел. И когда на прекрасное тело принцессы надели регалии, а ее золотой ошейник очутился в руках Тана Козиса, я вскинул над головой длинный меч, его тяжелой рукоятью разбил стекло огромного окна и бросился прямо в гущу изумленного собрания. Одним прыжком я очутился на ступенях возвышения рядом с Таном Козисом, и, пока он, застыв от удивления, таращился на меня, я мечом вышиб из его руки золотую цепь, которая должна была связать Дею Торис с другим.

Общая растерянность продлилась недолго, и вот уже тысяча мечей устремилась ко мне со всех сторон, а Саб Тан кинулся на меня с кинжалом, усыпанным драгоценными камнями и входившим в число его свадебных украшений. Я мог бы убить принца легко, как муху, но древний обычай Барсума остановил мою руку, и я, схватив его за запястье в тот момент, когда лезвие почти коснулось моей груди, сдавил кисть Саба Тана, словно тисками, а потом указал своим мечом в конец зала.

– Зоданга пала! – воскликнул я. – Смотрите!

Все взгляды повернулись туда, к широкому входу, через который, подобно бурному потоку, в зал ворвались Тарс Таркас и его пятьдесят воинов на огромных фоатах.

Крики тревоги и изумления раздались вокруг, но в них не слышалось страха, и не прошло и секунды, как солдаты и вельможи Зоданги уже ринулись на приближавшихся к ним таркиан.

Швырнув Саба Тана на возвышение, я прижал к себе Дею Торис. Позади трона имелась узкая дверь, и в ней уже стоял Тан Козис с обнаженным клинком. Через мгновение мы схватились, и я нашел в нем достойного противника.

Пока мы кружили по широкому подиуму, я заметил, как Саб Тан взбежал вверх по ступеням, спеша на помощь своему отцу. Принц замахнулся, готовый нанести удар, но перед ним возникла Дея Торис, и как раз в этот момент мой меч превратил Саба Тана в джеддака Зоданги. Когда его отец рухнул на пол замертво, новый джеддак вырвался из рук Деи Торис, и мы снова очутились лицом друг к другу. К Сабу Тану почти сразу присоединились несколько офицеров, а я, прижавшись спиной к золотому трону, опять сражался за Дею Торис. Мне пришлось нелегко, но я лишь защищался и ни разу не задел Саба Тана, чтобы не убить вместе с ним свой последний шанс завоевать женщину, которую любил. Я обезоружил двоих нападавших и прикончил одного, но на помощь новому правителю поспешили другие, желая отомстить за гибель предыдущего.

И тут я услышал их крики: «Женщина! Женщина! Убейте ее, это все она замыслила! Убейте ее! Убейте ее!»

Крикнув Дее Торис, чтобы она держалась за моей спиной, я начал пробиваться к небольшой двери за троном, но офицеры разгадали мое намерение. Трое из них загородили мне путь, лишив меня возможности занять позицию, на которой я мог бы защитить Дею Торис от целой армии.

Таркиане сражались в центре зала, и я начал понимать, что лишь нежданное чудо может спасти Дею Торис и меня самого, – и тут увидел, как Тарс Таркас ломится сквозь толпу пигмеев, бушевавших вокруг него. Одним ударом своего могучего длинного меча он уложил сразу дюжину противников, прорубая себе дорогу, и уже через секунду стоял на возвышении рядом со мной, сея вокруг себя смерть и разрушение.

Храбрость зоданганцев вызывала истинное восхищение; ни один из них не попытался сбежать, и если бой в конце концов затих, то лишь потому, что в живых в большом зале остались только таркиане, не считая Деи Торис и меня самого.

Саб Тан лежал рядом со своим отцом, весь цвет зоданганского рыцарства был повержен, их тела сплошь усеяли окровавленный пол.

Моя первая мысль по окончании битвы была о Кантосе Кане, и я, оставив Дею Торис на попечение Тарса Таркаса, взял с собой дюжину воинов и поспешил в подвалы под дворцом. Все тюремщики ушли оттуда, чтобы присоединиться к сражавшимся в тронном зале, так что мы без помех принялись обыскивать лабиринты тюрьмы.

Я громко выкрикивал имя Кантоса Кана в каждом коридоре и отделении и наконец был вознагражден, услышав его тихий голос. Мы пошли на звук и скоро обнаружили моего друга в темной камере, совершенно беспомощного.

Он был бесконечно рад видеть меня и узнать об исходе схватки, слабые отзвуки которой донеслись до его темницы. По словам Кантоса Кана, воздушный патруль поймал его до того, как он добрался до самой высокой башни дворца, так что он не успел найти Саба Тана.

Мы не сумели погнуть решетки и разомкнуть цепи, что держали Кантоса Кана в плену, и потому по его предложению я вернулся в зал – обыскать тела на полу и забрать ключи, чтобы отпереть и клетку, и замки на цепях.

К счастью, я почти сразу наткнулся на труп тюремщика, и вскоре Кантос Кан присоединился к нам в тронном зале.

Шум яростной битвы, смешанный с криками и плачем, донесся до нас с городских улиц, и Тарс Таркас поспешил прочь, чтобы участвовать в бое. Кантос Кан решил пойти с ним, дабы помочь разобраться в путанице городских улиц, а зеленые воины рассыпались по дворцу в поисках других зоданганцев и ради грабежа, так что мы с Деей Торис остались вдвоем.

Она села на один из золотых тронов, а когда я повернулся к ней лицом, приветствовала меня усталой улыбкой.

– Есть ли в мире другой такой человек! – воскликнула она. – Я знаю, что Барсум никогда прежде не видел подобного тебе. Неужели на Земле все мужчины такие, как ты? Одинокий, чужой, преследуемый, гонимый, ты за несколько коротких месяцев добился того, чего никто на Барсуме не смог за все прошедшие века: объединил дикие орды с морского дна и повел их на битву, сделав союзниками краснокожих барсумиан!

– Ответ прост, Дея Торис, – с улыбкой ответил я. – Все это не моих рук дело, это сделала любовь – любовь к тебе, сила, которая может творить самые великие чудеса, какие только можно себе представить.

Чудесный румянец вспыхнул на лице принцессы, и она сказала:

– Теперь ты можешь это говорить, Джон Картер, а я вправе тебя слушать, потому что я свободна.

– А я многое должен сказать, пока не слишком поздно, – промолвил я. – Так вот, в жизни я совершал немало странных поступков, на которые благоразумные люди не отважились бы, но никогда, даже в самых безумных мечтах, я не смог бы вообразить, будто сумею завоевать Дею Торис. Просто мне и в голову не приходило, что во Вселенной найдется женщина, подобная принцессе Гелиума. Твое высокое происхождение ничуть меня не смущает, однако я смотрю на тебя и думаю: не тронулся ли рассудком Джон Картер, коли просит такую принцессу выйти за него.

– Незачем смущаться тому, кто хорошо знает ответ на свою просьбу, прежде чем та была высказана! – воскликнула Дея Торис и положила свои милые ручки мне на плечи, а я заключил ее в объятия и поцеловал.

И вот так, посреди города, охваченного боями, звенящего тревожными криками, в то время, когда смерть и разрушение пожинали свои чудовищные плоды, Дея Торис, принцесса Гелиума, истинная дочь Марса, богиня войны, пообещала выйти замуж за Джона Картера, джентльмена из Виргинии.