Глаза говорившего горели красным огнем.

– Ну так что? Баст слопала твой язык? Я предоставляю тебе возможность объяснить, почему ты вторгся на территорию Армии Ночи. Другой возможности ты не получишь.

Вилл делал все возможное, чтобы побороть свой страх. Здесь была огромная опасность, но вместе и отличная возможность – если суметь ею воспользоваться.

– Я признаю, что это ваша территория, – сказал он с дерзкой уверенностью, которой отнюдь не чувствовал. – Я вторгся на нее совершенно случайно. Но раз уж я здесь, то надеюсь, что вы позволите мне остаться.

– О? – спросил все тот же, ставший вдруг опасным голос.

– У меня нет денег, нет документов и нет друзей. Мне нужно место, где можно было бы жить. А это место выглядит не хуже любого другого. Позвольте мне вступить в вашу армию, и я отплачу вам службой.

– Лорд Уиэри знает, что ты беглец, – прошептал другой голос. – Скрыть такую вещь невозможно, уж тем более здесь, в темноте. Здесь ничто не отвлекает, нет солнечного света, слепящего глаза.

– Кто за тобою гонится? – спросил лорд Уиэри.

Вилл подумал о политической полиции, об уланах, о Пылающем Улане – особо, и криво усмехнулся:

– А кто не гонится?

– А он хорошенький, – сказало нечто женского рода. – Если уж не драться, мы могли б найти ему другое применение.

Три-четыре ее дружка захихикали.

– Фу, Дженни, – пробормотал один из них. – Ты плохая девочка.

– Лорда Уиэри все это позабавило, – прошепелявил шептун, – а потому он склонен к милосердию. Но здесь, у нас, милосердие простирается не слишком далеко. Ты будешь избит и прогнан прочь, ведь иначе твои преследователи могут взяться за Армию Ночи.

– Срань все это собачья! – сказал новый голос. – Сумасброды подослали его к нам, чтобы шпионил. Прикончить, вот и все.

– Не тебе, Оборванец, решать, – резко бросил лорд Уиэри.

– Siktir git! – выплюнул Оборванец. – Мы же знаем, кто он такой!

– Разве мы дикари? Нет, мы сообщество братьев. И все, что здесь делаем, будет делаться согласно нашим законам.

Последовала долгая пауза, во время которой, как представилось Виллу, лорд Уиэри обвел свою шайку взглядом – не рискнет ли кто-нибудь ему возразить. Когда таковых не нашлось, он продолжил:

– Благодари за это сам себя.

Вилл не стал спрашивать, что лорд Уиэри имел в виду. Здесь вокруг него была уличная шайка – мальчишкой он и сам в таких участвовал. У шайки всегда был вожак, всегда был смышленый парень, державшийся рядом с вожаком и дававший ему советы, и всегда какой-нибудь смутьян, стремящийся сместить вожака. У них всегда были законы, никогда не обретавшие письменной формы. Их правосудие неизменно сводилось к lex talionis: глаз за глаз, зуб за зуб, битая морда за оскорбление. Они всегда разрешали свои разногласия дракой.

– Испытание боем, – сказал Шептун.

Кто-то чиркнул спичкой; негромко зашипев, керосиновый фонарь швырнул ослепительно-белый свет на потолок с густым переплетением балок, заставив их прыгнуть в глаза и тут же снова затаиться, когда фитиль был прикручен до минимума.

– Ты можешь встать, – сказал лорд Уиэри.

Вилл поднялся на ноги.

Перед ним неровным полукругом стояли два-три десятка феев. Они были разных племен и рас, высокие и низкие, мужчины и женщины, с единственной общей чертой: жалковатой злобностью, делавшей их похожими на стаю бродячих собак, которые знают, что им не справиться с жителями деревни, но тем охотнее растерзают одинокого безоружного путника. Были тут и такие, сквозь которых смутно, как сквозь закопченное стекло, просачивался свет фонаря, – хайнты, конечно же.

Прямо напротив Вилла стоял, судя по гордой осанке прирожденного лидера, сам лорд Уиэри; у него была бледная кожа, высокие скулы и удлиненные, чуть заостренные уши, характерные для высоких эльфов. Ни Шептуна, ни Оборванца Вилл распознать не смог.

Но затем уморительно тощий болотник выбежал из группы и закричал, тыкая Вилла тощей, как тростинка, рукой:

– Да он же один из этих долбаных Сумасбродов! Убить его надо, убить, вот и все!

Вот и Оборванец нашелся.

Вилл решительно шагнул вперед и плечом оттолкнул болотника в сторону.

– Ну, убейте меня, если сможете, – сказал он лорду Уиэри. – Только вряд ли вам это удастся. Если вы во мне сомневаетесь, выставляйте вашего бойца. Самого крупного, самого сильного раздолбая, какой у вас только есть, чтобы потом не было никаких сомнений, что я, если вдруг будет нужно, побью любого из вас. Я это серьезно, без трепа. А затем, если вы меня примете, я охотно присягну на верность и поставлю все свои способности вам на службу.

– Красиво говоришь, – негромко заметил лорд Уиэри. – Но слова – валюта дешевая, а времена очень трудные. – А затем, возвысив голос, он обратился к своим дружкам: – Так кого же мы выставим?

– Костолома, – предложил чей-то голос.

– Костолом… Этот может… Здоровенный бычара… Да, Костолом, – согласно забормотало множество голосов.

Неспешной ковыляющей походкой из тени вышла абсолютно голая, поросшая шерстью личность с куском железной трубы в руках. Это был вудвоуз, лесной дикарь. Виллу уже доводилось видеть диких людей, по преимуществу в Старом лесу. Мало отличавшиеся от животных, они все же могли членораздельно изъясняться на самые простейшие темы, а природная хитрость и коварство делали охоту на них очень опасным занятием. Неспособные совладать ни с каким образом жизни, кроме жалкого существования охотников-собирателей, и ни с какими орудиями, более сложными, чем заостренная палка, они навсегда застряли в древних, предрассветных временах. Механизмов они боялись, спать в домах наотрез не желали, хотя иногда и случалось, что раненый вудвоуз искал себе убежища в каком-нибудь сарае. Трудно было себе представить, какой извилистый путь привел этого персонажа в сверхгород, ничем не похожий на его естественную среду обитания.

Вудвоуз зашевелил губами, пытаясь – трудная работа – сформировать слова.

– Имел тебя, – сказал он наконец и добавил после длительной паузы: – Жопа.

– Сэр, я охотно принимаю ваш вызов, – галантно поклонился Вилл. – Я сделаю все от меня зависящее, чтобы не травмировать вас непоправимым образом.

Лохматую шерсть, сплошь покрывавшую лицо дикаря, прорезала злая ухмылка.

– Говнюк, – сказал он. – Засранец.

Это тоже имелось в каждой банде, какую Вилл только видел: крупный тупоголовый тип, не способный ни на что, кроме как драться.

Лорд Уиэри растворился в темноте и вскоре вернулся с железной трубой, примерно такой же, как у вудвоуза.

– Правил никаких, – сказал он, передавая железяку Виллу. – Кроме одного-единственного: кто-то из вас должен умереть. – И спросил голосом спортивного рефери: – Бойцы готовы?

– Мать твою на.

– Да, – сказал Вилл.

– Тогда тушите свет.

И тут же на Вилла обрушилась тьма.

– Я ничего не вижу! – закричал он в ужасе.

– А мы видим.

В голосе лорда Уиэри явно звучала улыбка.

С негромким шелестом босых ног по бетону Костолом бросился в атаку.

Хотя Вилл ощущал себя совершенно ослепшим, в туннеле были, по-видимому, какие-то крохи света, потому что он заметил, как блеснула труба, опускавшаяся прямо ему на голову, и еле-еле, но все же успел двумя руками вскинуть над головой свою собственную трубу.

От силы удара у него подломились колени. Вудвоуз снова вскинул трубу и ударил ею, как мясник топором, целясь Виллу по голени: Вилл едва успел отскочить, а труба со звоном выбила из рельса целый фонтан искр. Задыхаясь, он с удивлением осознал, что все еще ни разу не попытался ударить.

Как и любой деревенский парень, Вилл умел драться квотерстаффом – длинной палкой с окованными железом концами, но дикарь все время держал свою трубу за один конец и дрался ею как дубиной. Это была размашистая, сопряженная с большими усилиями техника, с которой Виллу не приходилось еще встречаться. Новый удар, и конец дубины промелькнул в опасной близости от его груди. Еще бы пара дюймов, и переломал бы все ребра. Словно размахивая бейсбольной битой, дикарь остановил полет своей дубины и тоже горизонтально, но чуть повыше повел ее назад. Вилл пригнулся, и очень вовремя, иначе этот удар размозжил бы ему череп.

Вилл едва ли не наугад взмахнул своей трубой и почувствовал, как она отскочила от ребер вудвоуза. Но дикарь не попятился и никак не замедлил движений, его труба пронеслась сверху вниз, целясь Виллу в плечо. Вилл отклонился, так что труба лишь вскользь зацепила его по руке, но и этого оказалось достаточно, чтобы рука онемела от боли и ее пальцы выпустили свой конец оружия. Теперь Вилл держал трубу не двумя руками, а одной, да к тому же левой.

С той стороны, где стояли зрители, донесся одобрительный ропот, но никак не больше, никаких криков восторга. Из чего получалось, что ночные армейцы не слишком-то жалуют Костолома, как бы они ни ценили его умение драться. Боль пробудила таившегося в Вилле дракона, всколыхнула волну безумной ярости, которая грозила захлестнуть его сознание и смыть, как мусор, все попытки мыслить здраво. Почти невозможным усилием воли Вилл смирил эту волну. Вращая трубу над головой, он сделал ложный выпад в сторону плеча вудвоуза, а когда тот вскинул на защиту свое оружие, изменил направление удара. Труба ударила Костолома по лбу и со звоном отскочила. Тот помотал всклокоченными дредами и снова вскинул свое оружие.

В этот самый момент из глубины туннеля донесся нарастающий грохот. Поезд! Вилл зажал трубу под мышкой, словно копье, и бросился на противника; сильный удар в грудь чуть не опрокинул того на спину.

Из-за поворота вырвался поезд, его фара расцвела, как полночное солнце. Вилл отскочил к дальней стороне пути и прижался к опоре, всей спиной ощущая ее холодную несокрушимость. На другой стороне пути Костолом дернулся было вперед, но тут же остановился, отступил и отвернулся, прикрывая глаза здоровенной корявой ладонью.

Прикрывает глаза? Интересно.

Поезд промчался мимо Вилла, толкнув его воздушной волной, словно мягким теплым кулаком. Он на мгновение заметил в окне вагона изумленные лица пассажиров и лишь затем вскинул руку к глазам, защищая их от мучительно яркого света.

Поезд проехал. Вилл снова открыл глаза, но увидел все то же, что и с закрытыми, – бестолковую суету ярких цветных пятен.

– Ослеп, говнюк, – хохотнул Костолом. – Срань раздолбучая.

Вот теперь-то Вилл действительно испугался.

Но вместе со страхом пришла и ярость, а ярость ослабила запреты и облегчила Виллу обращение за помощью к драконьей тьме, таившейся внутри него. Он почувствовал, как она поднимается, и твердо ее осадил, наотрез отказавшись давать ей первую руку. Но тьма не оставляла стараний, по его жилам бежал огонь, в горле поднималась жуткая песня. Тьма пыталась вырваться на свободу.

Он услышал шорох босых ног Костолома по рельсам и попятился.

Теперь он обрел внутреннее зрение, словно пронзавшее мрак. Все оставалось тенью, тенью тени, однако он твердо знал, что вот этот, прямо напротив, подвижный мрак – это вудвоуз, который тихо на него надвигается, поднимая железную дубину для последнего сокрушительного удара.

Драконья ярость рвалась с поводка, и Вилл ее немного приспустил, чтобы иметь возможность броситься в контратаку. Он отшвырнул трубу и шагнул вперед, прямо под удар. Левой рукой вырвал у дикаря его дубину и тоже отшвырнул ее в сторону, а правой сдавил ему горло.

Затем он наклонился и схватил противника за бедро. Шерсть у вудвоуза была жесткая, как у эрделя, и сплошь в колтунах. Слегка напрягшись, Вилл вскинул его над головой. Вудвоуз пытался ругаться, но издал лишь несколько сдавленных звуков – рука Вилла, сжимавшая ему горло, превратила ругательства в полузадушенный хрип.

Теперь этот ублюдок был абсолютно беспомощен. Вилл мог с размаху размозжить его голову об одну из опор или швырнуть его вниз на свое колено и тем сломать ему позвоночник. И то и другое было бы проще простого.

Нет уж, на хрен это дело.

– Я ничего против тебя не имею, – сказал он дикарю, все еще пытавшемуся вырваться. – Дай мне слово, что ты сдаешься, и я тебя отпущу.

Костолом издал нечто среднее между кашлем и бульканьем.

– Это невозможно. – В голосе лорда Уиэри звучало сожаление. – Наши законы повелевают: до смерти.

Вилла охватило отчаяние. Столько стараться, и чтобы все твои старания отправились псу под хвост из-за какого-то ребяческого воинского кодекса! Ну что ж, придется снова бежать. И вряд ли Армия Ночи будет преследовать его с особым энтузиазмом, только что посмотрев, как он победил лучшего их бойца.

– Если у вас такие законы, – ощерился Вилл, – то срать я на них хотел.

В новом приступе ярости он отшвырнул вудвоуза, как тряпичную куклу.

– Долбаный ублю…

Слово оборвалось в тот самый момент, когда вудвоуз коснулся земли. Праздничным фейерверком взметнулись электрические искры. Тело дикаря изогнулось дугой и затрещало, как жир на сковородке. По ноздрям ударили запахи жженых волос и подгоревшего мяса.

– Крутенько, – присвистнул кто-то из зрителей.

Эти последние минуты Вилл думал о чем угодно, кроме третьего рельса.

Лорд Уиэри составил похоронную команду из четверых членов своей шайки.

– Отнесите Костолома наверх, – приказал он, – и оставьте где-нибудь на видном месте, чтобы о теле позаботились городские службы. И не забудьте положить его лицом вверх! Я не хочу, чтобы одного из моих солдат приняли за животное. – Затем он повернулся к Виллу и хлопнул его по плечу. – Отличный бой, парень. Добро пожаловать в Армию Ночи.

Когда похоронная команда потащила тело Костолома к забвению, лорд Уиэри построил остальных колонной и повел их в противоположную сторону.

– В Нифльхейм, – приказал он.

Вилл пристроился в конец колонны и, дрожа всем телом, изо всех сил старался не отставать. Он шел, казалось, уже целую вечность или, что то же самое, совсем никакое время, когда запахи мочи и фекалий, почти незаметные прежде, стали такими сильными, что у него заслезились глаза. Похоже, это место давно заселили. Причем очень густо. Вслед за другими Вилл поднялся по крошащимся бетонным ступенькам на бетонную же площадку.

Здесь был целый город – около сотни лачуг, построенных из деревянных ящиков и картонных коробок; в большинстве их мог поместиться разве что спальный мешок, и ничего кроме. С потолка свисали плетеные корзинки, достаточно большие, чтобы спать в них. Между лачугами были узенькие улочки, где мелькали какие-то тени. Армия Ночи пробралась этими улочками на центральную площадь, где кучка хайнтов и феев сидела на корточках вокруг портативного телевизора, звук в котором был прикручен до еле слышного бормотания. Те, кто не хотел смотреть телевизор, тихо о чем-то беседовали или читали при свечах потрепанные книги в бумажных обложках. Наверху, на стенах, был мозаичный фриз, изображавший карликов, добывавших руду, выплавлявших металл или что-то там делавших в мастерских. Руническая надпись, высеченная на каменной арке над замурованным шлакоблоками входом в какое-то обширное помещение, гласила: «Вокзал Нифльхейм». Судя по количеству мусора на полу, станция была закрыта очень давно. Навстречу им встала хулдра (что было сразу понятно по ее роскошной фигуре и коровьему хвосту, свисавшему из-под подола).

– Лорд Уиэри, – сказала она, – мы рады приветствовать вас и вашу армию. Я вижу, что у вас появился новичок.

Среди вставших вместе с ней большинство составляли хайнты.

– Благодарю тебя, тан-леди Хьердис. А новобранец у нас настолько новенький, что не успел даже выбрать себе имя. Теперь он наш главный боец.

– Он? – нахмурилась Хьердис. – Этот мальчик?

– Не обманывайся внешностью, этот парень действительно крут. Он убил Костолома.

По площади прошелестело многоголосое бормотание.

– Хитростью? – усомнился кто-то.

– В открытом и честном бою. Я сам все видел, своими глазами.

На какой-то момент в воздухе повисло напряжение, разрядившееся, когда тан-леди кивнула, принимая услышанное к сведению. А затем лорд Уиэри обратился к ней:

– Нам нужно посовещаться. Грядут серьезные события.

– Но сперва мы поедим, – сказала Хьердис. – Ты сядешь со мной во главе стола.

К великому Виллову удивлению, вместе с лордом Уиэри был приглашен и он. Видимо, статус главного бойца делал его заодно и советником. На площади быстро появились столы из досок, положенных на молочные ящики и покрытых вместо скатерти газетами. Худощавый коббли расставил толстые пачки газет вместо стульев и одноразовые тарелки. Другой коббли раскладывал по тарелкам еду. Стол тан-леди стоял у самой стены, под мозаичными карликами. Она и самые почетные из ее сотрапезников сидели спиной к стене, а все остальные – напротив.

Еда оказалась получше, чем Вилл ожидал. Часть ее раздобыли на магазинных свалках, куда она попала по истечении срока годности, а часть поступила сверху, от всяких благотворителей. Ели, негромко переговариваясь, при свете коптилок с фитилями из тряпок, обмакнутых в прогоркший кулинарный жир.

Вилл заметил, что, судя по всему, сеть туннелей куда сложнее и обширнее, чем можно было бы подумать, на что Хьердис сказала:

– Ты и представить себе не можешь, насколько она сложна. Прежде в Вавилоне было пятнадцать различных газовых компаний, шесть различных систем теплосетей и Сируш уж знает сколько систем метро, пневматических поездов, линий неглубокой закладки, подземных троллейбусных линий и пешеходных проходов, которыми никто уже не пользуется. Сюда еще нужно добавить туннели обслуживания энергетической, телефонной, водопроводной и канализационной систем, дождевые стоки, летние убежища от жары, бывшие в моде у толстосумов лет сто тому назад, а еще бомбоубежища, а еще винокурни самогонщиков, да всего и не перечтешь.

– Да, – согласно кивнул лорд Уиэри. – Никто не знает тайные пути Вавилона со всей доскональностью – слишком уж много их, и слишком они разнообразны. – Его большие, цвета морской волны глаза внимательно изучали Вилла. – А теперь расскажи поподробнее, что тебя к нам привело.

– Говори осторожно и чистую правду, – прошептал ему на ухо Шептун, – иначе этот ужин станет для тебя последним.

Вилл повернулся, но никого рядом не было. Он посмотрел на суровое лицо лорда Уиэри и решил, что к совету Шептуна стоит прислушаться.

Свой рассказ он закончил словами:

– После этого я был изгнан из деревни, и несчастья преследовали меня по всей Малой Фейри и дальше, до Жуткой Башни. Возможно, смерть дракона стала моим проклятием. Во всяком случае, с того самого дня не было места, которое я мог бы назвать своим домом.

– Теперь, парнишка, у тебя есть дом, и этот дом здесь, – сказал лорд Уиэри. – Мы станем твоей семьей – если ты сам того захочешь.

Он положил на голову Вилла руку, и того мгновенно захлестнули чувства. Без какой-либо внятной причины он вдруг полюбил эльфийского лорда, словно родного отца. Теплые слезы облегчения покатились по его щекам. А когда Вилл снова обрел дар речи, он спросил:

– А почему вы живете здесь?

Бессмысленный, в сущности, вопрос, заданный только для того, чтобы перевести разговор на более нейтральные предметы, однако отклик на него поступил мгновенно.

– А почему кто бы то ни было живет где бы то ни было? – спросил Шептун.

Вилл повернулся, но опять никого рядом не было.

Затем Хьердис милостиво объяснила, что, хотя верхние считают всех обитателей тьмы троллями либо дикими карликами, в действительности подземных по природе среди них очень мало. Бо́льшую часть народа тан-леди составляли хайнты и темные эльфы, ниссы, шелликоуты и вконец разорившиеся феи – кто угодно, кому для жизни в обществе не хватает либо денег, либо добродетели. У них зачастую есть проблемы с наркотиками, алкоголем и психическим здоровьем, однако они по мере сил заботятся друг о друге. Сами они называют себя йохацу – «безымянные странники».

– А много таких, вроде этой, общин?

– Их многие десятки, – вступил лорд Уиэри, – а возможно, и сотни. Есть среди них очень маленькие, по шесть или десять личностей. Другие гораздо больше, чем та, которую ты здесь видишь. В общем-то, никто и не знает толком, сколько их, обитателей тьмы. По прикидкам Оборванца, их десятки тысяч. Но они не общаются между собой, не желают работать вместе и вынуждены вести бродячий образ жизни, потому что время от времени иммиграционная полиция находит и уничтожает их поселения, а тех, кто в них жил, разгоняет. Но Армия Ночи изменит положение в корне. Мы первая и единственная организованная военная сила, когда-либо появлявшаяся в среде йохацу.

– А сколько в армии народу?

Тан-леди прикрыла улыбку бумажной салфеткой.

– Ты видел их всех, – неохотно ответил лорд Уиэри. – Это новая идея, и она очень медленно проникает в массы. Но Армия Ночи будет расти. Наступит час, и моя мечта воплотится в жизнь. – Его голос звучал все громче. – Оглянись вокруг! Это – отверженные Вавилона, слабые, больные и кроткие. Кто замолвит за них слово? Уж никак не Лорды Мэральности и не Совет Волхвов. Когда-то их защищал Его Отсутствующее Величество, но он давным-давно исчез, и никто не знает куда. Кто-то должен набраться смелости и заполнить возникшую пустоту. Я клянусь Солнцем и Луной, Звездами и Золотыми Яблоками Запада, что с благосклонного позволения Семерых этим местоблюстителем буду я!

Йохацу застыли на своих местах, не разговаривая и почти не дыша. Их глаза сияли как звезды.

Хьердис тронула руку лорда Уиэри.

– Перед пищей отступают и самые большие проблемы, – сказала она. – Потом, после еды, мы сможем спокойно все это обсудить.

Когда с едой было покончено и со столов убрали, Хьердис закурила сигарету и пустила ее по кругу.

– Ну так что? – спросила она через какое-то время.

– Последний раз, – сказал лорд Уиэри, – я оставил тебе на хранение кое-какие ящики. Теперь они нам нужны.

По лицу тан-леди пробежала тень.

– Я так и думала, – сказала она с явной неохотой. – Поэтому их уже достали.

Не дожидаясь приказания, шесть нифльхеймеров встали, растворились в темноте и вскоре вернулись, волоча длинные деревянные ящики. Ящики положили перед столом, и по жесту лорда Уиэри Оборванец вскрыл один из них длинным, вроде финки, ножом.

Тускло заблестели стволы винтовок. В воздухе пахнýло смертью.

– А зачем они нам? – осторожно поинтересовался Вилл.

– Тут намечается охота на крыс, – поморщился лорд Уиэри.

– А мы что, будем охотиться на крыс?

– Мы, парень, не охотники, – невесело усмехнулся лорд Уиэри. – Мы крысы.

Нифльхеймеры напряженно слушали, теперь они сгрудились вокруг стола еще теснее.

– Это все Сумасброды, – пояснил один из них. – Они спускаются сюда раз в месяц, в день Жабы или в день Лабриса, позабавиться им, видите ли, хочется. У них очки ночного видения и такие охранные заклинания, что ты не поверишь, и они берут с собой бейсбольные биты. Мы без особого шума ускользаем, но им, как правило, удается поймать кого-нибудь больного, или слишком старого, или просто уторчавшегося в хлам.

– Это у этих ублюдков хобби такое, – прорычал Оборванец.

– В последний раз им попался Макар Хреновина: несчастный старик надрался и спал, так они, вместо того, чтобы отметелить его, как обычно, облили бензином и подожгли.

– Я сам видел труп!

– Это полное сумасшествие и очень опасная причуда, – сказал Шептун. – Их папаши сплошь промышленники и Лорды Мэральности. Если погибнет хоть один из ихних щенков, в поисках отмщения они пришлют сюда татей с их саблезубыми волками.

– Я опасаюсь ответного удара, – сказала тан-леди и добавила с очевидной неохотой: – Но эти Сумасброды совсем уже распоясались. Возможно, и правда настала пора ответить на насилие насилием.

– Нет! – почти выкрикнул Вилл.

За обедом он почти ни к чему не притронулся, его все еще мутило от нифльхеймской вони, да и смерть Костолома никак не забывалась. Стоило ему зажмуриться, как перед глазами снова сверкали искры вокруг скорченного трупа. Он же не хотел никого убивать. Все это случилось только потому, что он не продумал ситуацию заранее. Теперь он думал, думал быстро и напряженно.

– Положите винтовки назад.

– Никак ты боишься? – Лорд Уиэри распрямил спину, его осуждение хлестнуло Вилла словно кнутом.

– Я могу разобраться с Сумасбродами. Если хотите, я разберусь с ними сам.

Все замолкли.

– Один?

– Да, один. Но чтобы все это устроить, мне нужна подходящая одежда. Чем аляповатее, тем лучше. И боевая раскраска. Не какая попала, а чтобы краска светилась в темноте.

– Я отправлю наверх наших лучших магазинных воров, – улыбнулась Хьердис.

– И взрывчатка. Лучше бы, конечно, ручную гранату, но как у вас с этим делом – нет? Ладно, а можно как-нибудь раздобыть химикаты для изготовления бомбы?

– Поближе к поверхности есть метамфетаминовая лаборатория, – вступил Оборванец. – Те подонки, что ее держат, свято уверены, что никто про нее не знает. У них там есть здоровые баки этилового эфира и уайт-спирита. Возможно, найдется и красный фосфор.

– А есть у нас кто-нибудь, кто умеет со всем этим обращаться?

– Хм… Один из наших защитил докторскую по алхимии. Только это когда еще было. Там, наверху. – Оборванец нервно покосился на лорда Уиэри. – До того, как он спустился к нам. Так что я и не знаю, стоит называть его или нет, вдруг ему не понравится?

– У тебя докторская степень? – удивился Вилл. – Так каким же тогда образом… – он собирался сказать «пал так низко», но вовремя прикусил язык, – оказался здесь?

– Беспечность, – пожал плечами лорд Уиэри. – Однажды мне предложили выпить. Мне понравилось, и я выпил еще. Чтобы держать стакан, хватает и одной руки, вот я и начал курить, чтобы вторая не простаивала. Я стрелялся на дуэлях, а отсюда лишь маленький шажок до азартных игр. Я купил себе бойцового петуха. Я купил медведя. Я купил боевого карлика. Я зачастил к портным и шлюхам. От шампанского я перешел к виски, от виски к вину, от вина к денатурату. Через какое-то время я перепробовал все возможные напитки, кроме крови, все разновидности секса, кроме бездарного, и все разновидности правонарушений, кроме насильственной революции… Каждый шаг вниз был мне приятен. Каждый новый жизненный опыт наполнял меня презрением к тем, у кого не хватило на него смелости. И вот, как все вы видите, я здесь.

– А это подлинная история? – усомнился Вилл. – Или притча?

– Твой вопрос, – сказал лорд Уиэри, – много глубже, чем ты сам думаешь: мир, в котором я падал, реальный он или иллюзорный? Множество умов, куда лучших, чем мой или твой, бились над этим вопросом, и все безрезультатно. Как бы там ни было, я сделаю тебе бомбу.

Чтобы составить подробный план, потребовалось несколько часов. Но в конце концов Хьердис встала из-за стола и твердо сказала:

– Хватит. Наш новый боец наверняка устал. Помещение Костолома будет теперь твоим. Я покажу тебе, где ты спишь.

Она взяла Вилла за руку, отвела его в дальний темный угол коробочного поселка и встала на колени перед своего рода палаткой из залатанных одеял, подвешенных к веревкам.

– Сюда.

Приподняв угол одеяла, она забралась внутрь.

Вилл последовал за ней.

К его великому удивлению, все внутри сверкало чистотой. На листах картона, служивших и полом, и матрасом, был постелен полинявший тебризский ковер. Ваза, наполненная фосфоресцирующими грибами, озаряла помещение мягким призрачным светом. Все еще стоя на коленях, Хьердис повернулась и сказала:

– Все принадлежавшее Костолому теперь твое. Его палатка. Его звание… – Она стянула через голову платье. – Его обязанности.

У изумленного Вилла перехватило дыхание; убить вудвоуза и в тот же день разделить постель с его любовницей – в этом было нечто ужасное.

– Нам совсем не обязательно… – начал он, запинаясь.

– Ты что, голубой? – недоуменно спросила тан-леди. – Или страдаешь недугом Короля-Рыбака? – Она потрогала его ширинку. – Да нет, тут все в порядке. Так в чем же тогда дело?

– Я просто не понимаю, как ты сможешь спать со мной, после того как я убил твоего… убил Костолома.

– Да никак ты думаешь, в этом есть что-то личное! – рассмеялась Хьердис. – Блонди, ты самый распродолбаный лучший боец, какого я в жизни видела.

По ее указанию Вилл полностью разделся. Затем Хьердис повалила его на себя и направила внутрь. Затем она обхватила его ногами, звонко шлепнула по заду и скомандовала:

– Ну, поскакали.

Так началась всенощная скачка. Мельком, в тот самый момент, как впервые кончил, Вилл ощутил, что ясновидящие политической полиции пытаются его нащупать. Но между ним и les poulettes лежала половина Вавилона, а тут еще Хьердис направляла его голову вниз, к своей орхидее, и он был слишком занят, чтобы о чем-то еще и думать.

Утром (приходилось верить Хьердис, что это действительно утро) Вилл, прихватив с собою двух скаутов лорда Уиэри, пошел осматривать возможные места для приведения плана в действие. Вернувшись в коробочный город, он стал разбираться в грудах одежды, принесенной ему нифльхеймерами, часть этой одежды была извлечена из старых загашников, а часть – только что для этого случая сперта. Со всем возможным старанием он подобрал себе костюм. Байкерские сапоги. Черные брюки с цепями и заклепками. Цилиндр, обмотанный белым шарфом, конец которого болтался сзади подобно призрачному лисьему хвосту, и украшенный индюшачьими перьями, раздобытыми на мясофасовочной фабрике. Ярко-красная куртка с золотыми пуговицами, опоясанная белым кушаком. А заключительным аккордом – ожерелье из крысиных черепов.

Фосфоресцирующим гримом он намалевал над своими глазами две красные, с наклоном наружу линии, прямую синюю линию вдоль носа и желтый треугольник, превращавший его рот в издевательскую мультяшную улыбку.

При удаче впечатление будет достаточно жуткое, чтобы противники притормозили. А что куда важнее, эльфы увидят светящиеся линии на его лице, цилиндр с перьями и шарфом и ожерелье из черепов, но не увидят его самого. Стерев грим и выбросив карнавальные тряпки, он вернет себе полную анонимность. Он сможет ходить по улицам, не опасаясь ареста.

– Только мне нужна еще одна вещь, – сказал он, разобравшись с одеждой. – Мотоцикл.

Два дня спустя от передовых постов Армии Ночи пришло известие, что Сумасброды на подходе. Вилл уже подобрал идеальное место для намеченной конфронтации – огромную, с хороший собор, цистерну, построенную много столетий назад на случай осады, для хранения запасов воды. Водопроводная магистраль новейшей постройки прореза́ла цистерну в верхней ее части, но все остальное осталось примерно в том же виде, как когда ее осушили. Вот сюда и должны были заманить Сумасбродов специально отряженные скауты, а тем временем Вилл раскрашивал лицо фосфоресцирующим гримом и выкатывал мотоцикл на исходную позицию.

– Ты с ними поступил как тот солдат, варивший суп из топора, – прошептало у Вилла в ухе.

– Да, пожалуй. Но если бы я сразу попросил мотоцикл, вряд ли они стали бы его доставать. А после этого циркового номера никто и не подумает обижаться.

– Или ты просто погибнешь.

– Слушай, Шептун, скажи мне одну вещь: почему я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь к тебе обращался?

– Потому что ты единственный, кто слышит меня. – Шепот был мягким, доверительным, с легким привкусом насмешки. – Ты, милый Вилл, и только ты.

– Кто ты такой?

Тишина. Шептун исчез.

Вилл поджидал внизу, укрывшись за опорой. Длительное время не слышалось никаких звуков, кроме погромыхивания далеких поездов. Затем чуть слышно прорезался пьяный эльфийский смех. Мимо места, где он стоял, испуганными тенями пробежали два скаута. Хохот становился все громче и веселее и вдруг загрохотал в полную силу – Сумасброды кучей вывалили из проема, черневшего в самом верху цистерны.

И сразу начали спускаться по длинной кирпичной лестнице, тянувшейся вдоль дальней стены.

Они мерцали в темноте, эти эльфы, мерцали как звезды. У них были большие электрические фонари и алюминиевые бейсбольные биты. Кое-кто из них был в камуфляже. Кое-кто запасся ночными гляделками. Числом их было девять, совсем еще юные, почти что дети. Их вожак допил последние капли пива и выбросил банку, она гулко зазвенела по бетону.

Вилл дождался, когда они спустились с лестницы, перелезли через трубу магистрального водопровода и двинулись по дну цистерны. И только тогда запустил мотоцикл. Это был трехцилиндровый двухтактный «кавасаки» со снятым глушителем, простой в обращении и кошмарно громкий. Вырвавшись из укрытия, Вилл круто свернул налево и дал полный газ. Сводчатый купол многократно усиливал рев двигателя, Вилл мчался на эльфийскую шайку, как банши, которой подпалили задницу.

Отличное дело снова сесть на мотоцикл! Паку Ягоднику – еще в те времена, когда они с Виллом были лучшими друзьями, – родители купили внедорожный мотоцикл, и они на нем тренировались по очереди, пока оба не освоили все те «фишки», которые казались парням постарше особенно важными.

Вилл вскинул мотоцикл на дыбы и остановил его в каком-то десятке ярдов от ошалевших эльфов. Прибрав обороты, чтобы двигатель не заглушал голос, он крикнул:

– Если тебе знакома честь, я вызываю тебя холмгангулогом! Я представляю свой народ как его военачальник и защитник. Пусть выйдет ваш лучший боец, дабы мы с ним могли помериться в подвигах силы и славы.

На лицах эльфов отразилось изумление, а затем по их группке прокатился злой пренебрежительный смешок.

– Так, значит, ты, господин Огородное Пугало, знаком с законами учтивого вызова, – сказал передний. Трусом этот тип явно не был. – Прекрасно. Мое имя Флориан из рода Л’Инконну. – Он насмешливо поклонился. – Как твое имя и какие условия ты предлагаешь?

– Командор Джек Риддл, – сказал Вилл, выбрав nom de guerre практически случайно. – Взрывчатка и ближний бой.

Эльфенок помял свою несуществующую бороду, явно забавляясь ситуацией.

– Твое предложение крайне непрактично. – Его рука скользнула за лацкан куртки, – вне всяких сомнений, у него там был пистолет в подмышечной кобуре. – Дело в том, что у меня нет при себе взрывчатки.

– Не повезет, – пожал плечами Вилл, – так и от родной сестры подхватишь.

И тут же негромко произнесенным словом подорвал бомбу, установленную несколькими часами ранее в точке, подобранной так, чтобы добиться максимального эффекта.

Магистральный водопровод, проходивший прямо за спинами Сумасбродов, лопнул, как прогнившая жестяная труба. Мощная волна сбила эльфийских мальчишек с ног и поволокла их по дну цистерны, до нитки промокших, беспомощно барахтавшихся, но – и это была важная часть Виллова плана – вполне живых.

Тем временем Вилл рывком развернул свой байк и дал полный газ. Он мчался впереди водяного вала, свернул направо, чуть не вылетев из седла, и уже через какие-то секунды вырвался из цистерны в узкий служебный туннель, дававший доступ к электрическим кабелям. На него не попала ни единая капля воды.

Он бы с удовольствием посмотрел, как приходят в себя Сумасброды, смытые на дно цистерны, послушал бы их бессильные проклятия, когда они, совершенно смятенные, выныривали из воды, кое-как выбирались на сухие места и, мокрые как мыши, отправлялись в долгий и бесславный обратный путь. Но нельзя же, в конце концов, быть сразу и там, и там.

Но ему еще об этом расскажут. Галерея в верхней части цистерны, построенная когда-то для ее осмотра, была сейчас битком набита молчаливыми зрителями. Солдатами Армии Ночи и потенциальными рекрутами из Нифльхейма, там же, наверное, стояла сейчас и Хьердис. Они все видели и все слышали. Они видели, как он заманил противников в ловушку и обратил их в бегство без малейшего для себя ущерба, они будут купаться в его славе. Они будут взахлеб рассказывать друг другу про его хитроумную доблесть. Он не был уже просто их лучшим бойцом.

Он был их героем.

Тем же вечером йохацу перебрались на несколько миль в глубь туннелей. Они двигались тихо и уверенно, а когда дошли до заранее намеченного места – заброшенного туннеля экспериментальной пневматической линии, которая обанкротилась еще в Век Турбины, – лорд Уиэри послал специалистов подключиться к электрическому кабелю и к водопроводу. Даже на таком расстоянии от взорванной магистрали давление воды сильно упало и продолжало падать. Только они, в отличие от верхних, знали, что нужно заранее наполнить все, какие есть, пластмассовые бутыли.

– Кислый, – сказал Вилл; близстоящий хадкин вытянулся по стойке «смирно». – Возьми пару толковых парней и подберите место для сортира. Только не слишком близко к лагерю, это антисанитарно. – Он поймал на себе взгляд лорда Уиэри и торопливо добавил: – То есть, конечно, если вы, сэр, не против.

Лорд Уиэри лениво махнул рукой, как бы одобряя все сказанное. Затем обнял Вилла за плечи, нарочито показывая доверительный характер беседы, и тихо сказал:

– Ты мне любезней после твоей маленькой сегодняшней эскапады, чем мясо и вино для голодного человека. Держись меня, и я вознесу тебя выше всего, что ты только можешь себе представить, и моя империя будет покоиться на твоих плечах. Но если ты еще когда-нибудь отдашь в моем присутствии приказ, не посоветовавшись сперва со мной, я велю вспороть тебе живот и приковать тебя к скале, крысам на пропитание. Ты хорошо меня понял?

Вилл судорожно вздохнул:

– Сэр.

– Конечно, я об этом потом пожалею, но дисциплина не знает любимчиков. – Он отпустил Вилла. – И скажи мне, пожалуйста, одну вещь. Чего же конкретно добились мы сегодня? Ну, повысили боевой дух, а еще? Через сутки, максимум через трое эту трубу заменят. Сумасброды живы-живехоньки. Сейчас они небось уже крепко спят на своих пуховых перинах.

– Мы лишили воды целый район, пусть даже и ненадолго. Там, наверху, администрация воспримет это крайне серьезно. Если следствие выявит, что тут замешаны Сумасброды, это, по части политики, поставит их родителей в очень неловкое положение. А если даже и нет, Сумасброды прекрасно знают, что сегодня пронесло почти что чудом. Те из них, кто поумнее, поймут, что это было предупреждение. Что я без труда мог убить их, но просто не стал. Нет, мы их больше не увидим.

– Не они, так появятся другие.

– Вот-вот, пускай появляются, – хищно усмехнулся Вилл.

Но сам-то он понимал, что все это блеф и пустое бахвальство. Здесь, внизу, ничто не было таким простым, как могло показаться. Когда он стоял в засаде, поджидая Сумасбродов, Шептун назвал его Виллом – а ведь он не называл этого имени никому из здешних.

Так откуда же Шептун его узнал?