Глава 13. Бегство
– Что, Коля, – сказал я, помогая подняться своему секретарю. – Упустили мы с тобой главного разбойника?
– Так это был он? – спросил Коля.
– Именно, что он.
– Так побежали догонять! – предложил Коля.
– Уже поздно, – ответил я. – Охранники, без сомнения, пропустили его на улицу, а там – поминай как звали. Ну и бог с ним, он мне пока не нужен. Главное, что ларчик мы открыли. Да, кстати, скажи мне, Коля, друг дорогой, зачем ты меня не послушал и устроил это представление в дверях конторы? Я же говорил тебе, просто покажись и тут же убегай.
– А разве плохо получилось? – спросил мальчик.
– Ужасно! Ведь Теллер мог тебя застрелить. Ты точно не ранен? Нигде не болит?
– Нет, – ответил Коля, – не ранен. Владимир Алексеевич, а что за ларчик?
– Помнишь, ты давеча спрашивал меня про басню Крылова? Вот он – ларчик Красильникова. – Я указал на темнеющей в полу люк. – Вот он, третий подземный ход, которого никогда не было. Который и не существует вовсе.
Я взял фонарь, оставленный Теллером, подошел к люку и посветил вниз. Там, в небольшом подвале, безо всякого выхода, лежал на полу связанный молодой человек, в грязной до черноты одежде, с распухшим лицом, изукрашенным багровыми кровоподтеками. Ногами он возил по земляному полу, будто хотел уползти в темный угол от луча фонаря. Вероятно, он все еще думал, что наверху стоит его мучитель.
– Боря, – позвал я ласковым голосом, – не бойся! Я – Владимир Гиляровский. Помнишь, я приходил к профессору Мураховскому, когда тот выгнал вас из своего дома? Я искал тебя, Боря, и наконец нашел, чтобы спасти. Сережа и Аня были у меня. Они беспокоятся, что с тобой случилось. Сейчас мы вытащим тебя оттуда, развяжем, накормим, напоим, и этот кошмар закончится. А ты расскажешь мне все. Хорошо?
Ответом мне было только испуганное мычание.
В темноте коридора снова послышались шаги и голос Елисеева:
– Владимир Алексеевич, вы где?
– Здесь, – ответил я громко. – В сигарном магазине, мы нашли тайник.
Елисеев вбежал в комнату, подошел быстрым шагом к отверстию в полу и заглянул вниз.
– Это и есть Красный Призрак? – спросил он.
– Нет, – ответил я. – Это жертва Теллера, судя по всему. Я еще не знаю подробностей, как он вовлек парня в свои преступления, но думаю, что Боря сам расскажет об этом.
Вспыхнул электрический свет. После темноты он показался мне таким ярким, что я невольно закрыл глаза рукой с револьвером.
– Это я приказал включить, – сказал Елисеев. – Где Теллер?
– Сбежал, – ответил я.
– Вместе с саквояжем?
– Да.
Я спустился по деревянной лесенке вниз, взвалил Борю себе на плечи и вынес его наверх. Мы с Елисеевым посадили несчастного в кресло и принялись распутывать веревки.
– У него кляп во рту, – подсказал Коля.
Я хлопнул себя по лбу и быстро вытащил изо рта юноши грязную окровавленную тряпку. Борис вцепился в мой пиджак трясущимися руками. Он что-то бормотал, но слов я не мог разобрать. Наконец Коля налил из графина воды в стакан и подал юноше. Тот судорожно выпил воду, несколько раз сглотнул и сказал более или менее членораздельно:
– Он хочет вас убить.
– Кто хочет? – спросил я.
– Этот человек, – ответил Борис. – Он заставил меня написать и про вас.
– Что написать? Записку? Ты можешь рассказать, что с тобой случилось?
Борис быстро закивал, но тут же закашлялся, и на глазах у него выступили крупные слезы, которые потекли широкими дорожками по грязному лицу. Он начал жадно хватать воздух, а потом согнулся и зарыдал. Я принялся успокаивать его и тормошить за плечо, но все было тщетно, Борис рыдал, поскуливая.
– Оставьте его, Гиляровский, – сказал Елисеев. – У парня истерика. Дайте ему немного прийти в себя.
– Хорошо, – сдался я. – Григорий Григорьевич, поблизости есть ваш экипаж. Возьмите, пожалуйста, Колю и Бориса и поезжайте ко мне домой. Коля поможет Борису вымыться и покормит. А я возьму своего извозчика и навещу одну даму.
– Нашли время! – недовольно сказал Елисеев.
– Я имею в виду жену Теллера. Вы можете дать мне его адрес?
– Не знаю, где он живет, – ответил миллионер. – Но возможно, это знают его подчиненные. Его бывшие подчиненные, – поправил он сам себя.
Действительно, один из охранников знал, где обитает Теллер, потому что отвозил ему какие-то бумаги из магазина. Я назвал адрес Ивану, и мы по ночной Тверской помчались в Замоскворечье. Пересекли Большой Каменный мост и свернули на Большую Ордынку. Здесь в старых трехэтажных домах я остановил Ивана и попросил его подождать. Пройдя через двор, я быстро нашел нужный мне подъезд, толкнул дверь и по темной лестнице поднялся на второй этаж. Звонка на двери не было, и я постучал. Подождав немного, я постучал сильнее, а потом толкнул дверь. Она была не заперта. Я прошел по длинному коридору мимо закрытых дверей до самой последней комнаты, в которой жил Теллер с женой. Там, в самом конце коридора, было сделано окно, чтобы естественный свет позволял экономить на освещении. Окошко выходило прямо на стену завода. Место, совершенно не подходящее для больной женщины, подумал я. Впрочем, таких несчастных в Москве были десятки тысяч.
Дверь комнаты Теллеров также была не заперта. Я вошел. В комнате горел свет. Настольная лампа в обычном зеленом абажуре освещала страшную картину разгрома. Кровать была разобрана, повсюду валялись вещи, вынутые из шкафа, стоявшего с распахнутыми дверцами. Но страшнее всего был опрокинутый посредине комнаты стул и свисавшие над ним тонкие белые ноги.
Опоздал. Женщина, приходившая ко мне, чтобы спасти своего мужа, висела со свернутой набок головой. Казалось, она смотрит на черный проем двери, в который вошел я и в котором недавно скрылся ее муж.
Я решил ничего не трогать, а вызвать полицию, разбудив дворника. Но тут мне на глаза попался конверт на столе, прямо под лампой. Я взял его. Он был запечатан. Разорвав конверт, я вытащил листок и прочел:
«Мой любимый Феденька! Когда ты будешь читать это письмо, меня уже не будет. Прими от меня последний привет, любимый мой муж. И поверь, я не сержусь на то, что ты рассказал про мою болезнь. Я уже давно приготовилась к концу. Просто мне было страшно оставлять тебя одного. Я знаю, как важно для тебя быть сильным и решительным. Как могла, я старалась помочь тебе. Не терзайся насчет меня, прости за то, что я тебе сказала. Постарайся устроиться на новом месте. И не думай обо мне, потому что меня уже нет. А если ты когда-нибудь вернешься из Германии домой, то не ищи моей могилы, но знай, что с небес я всегда буду смотреть на тебя с любовью и нежностью. Твоя Маша».
Я положил письмо обратно в конверт и сунул его во внутренний карман пиджака. Выйдя в коридор, я спустился по лестнице, сел в пролетку и приказал Ивану везти меня на Тверскую заставу, к Брестскому вокзалу. Мы ехали по ночным улицам Замоскворечья, я смотрел на темные окна домов, на тумбы, к которым извозчики привязывают своих лошадей, на деревья, на силуэты церквей… Я вспоминал Марию Сергеевну такой, какой увидел ее впервые – когда она пришла ко мне в Столешников переулок. А не мертвой, висящий в петле, в ночной рубашке, с растрепанными волосами и белыми тонкими ногами. Бедная женщина, думал я, несчастная Мария Сергеевна! Как надо было любить своего мужа, чтобы простить ему все – и бегство, и признание в том, что он скрывал от нее ее страшную болезнь, и вину за саму эту болезнь! Я подумал о другой Марии – о Марии Ивановне, своей жене, о том, что и она постоянно терпит все мои выходки, мою бурную жизнь, мои частые и долгие отлучки по работе, мой нрав, даже мою привычку нюхать табак.
Я вытащил табакерку и раскрыл ее, но в ней не оказалось табака – я забыл его подсыпать. Сунув табакерку обратно в карман, я сказал себе, что Теллера упускать нельзя. Он должен ответить за каждого, кто погиб от его руки или по его вине.
Наконец мы подъехали к Триумфальной арке и свернули налево к вокзалу. Я прошел в билетную кассу и спросил, когда уходит первый поезд на запад. Мне ответили, что поезд Москва – Берлин отходит в десять утра. Я купил билет в первый класс и вышел на площадь. Иван ждал меня. Стараясь не заснуть, он моргал и тер кулаками глаза.
– Отправляйся-ка ты, братец, домой, – велел ему я. – А завтра приезжай только во второй половине дня.
– А как же вы, барин? – спросил Иван.
– Сколько раз тебя просить, не называй меня барином! – зло сказал я. – Какой я тебе барин?
– Дело ваше, – со вздохом ответил Иван и, попрощавшись, уехал.
Я оглянулся. До утра было еще далеко. Местность за вокзалом и в районе Лесного рынка была самая небезопасная. За вокзалом жили приезжие наемные рабочие и всякая шушера. Целые кварталы ночлежек, целые россыпи кабаков самого низкого пошиба – вот какой была территория за Тверской заставой. Я знал несколько кабаков на Лесной улице, в которых мог отсиживаться в ожидании поезда Теллер, и решил, не тратя времени, обойти их все. Это заняло у меня почти три часа, но своего беглеца я не нашел. Уставший и сонный, я сел в ближайшем к вокзалу кабаке и заказал крепкого кофе. Возможно, Теллер сейчас прячется в каком-то из домов, а может быть, даже сидит во дворе, забившись в темный угол, где подвыпившие рабочие справляют нужду.
Хотя дождь перестал, но было прохладно и сыро. При необходимости дождаться утра можно было, конечно, и на улице. Чашка кофе меня немного взбодрила. Я даже встал, расплатился и пошел рыскать по переулкам, заглядывая во дворы, хотя это было небезопасно. В одном из таких дворов я услышал возню и сдавленные голоса. Мне показалось, что кто-то позвал на помощь. Но приблизившись, я увидел только парочку, возившуюся прямо на скамейке возле стены старого фабричного дома. Девице было, наверное, не больше двенадцати лет. Губная помада так размазалась по ее лицу, что девочка казалась Гуинпленом из романа Гюго. Лежавший сверху нее на задранных юбках огромный чернявый мужик со спущенными штанами поднял злое лицо и прошипел:
– А в морду не хочешь?
Я сплюнул и повернул назад. Когда начало светать, я понял, что сил моих осталось совсем мало и мне необходимо хоть немного поспать. Теллер никуда не сбежит до поезда, решил я. Он думает, что никто не знает о его плане уехать из страны. Поэтому в десять он спокойно сядет в поезд.
Я отыскал небольшую гостиницу для приезжих купцов, снял маленький номер с серыми простынями, приказал разбудить меня полдесятого и повалился, не раздеваясь, на скрипучую кровать.
Почти моментально кто-то начал трясти меня за плечо. Я открыл глаза и увидел перед собой служащего гостиницы.
– Полдесятого уже-с! Вставайте, – сказал он, – просили разбудить-с.
Не буду приводить здесь тех слов, которые я спросонья сказал этому человеку, но уже скоро я оказался на ногах. Плеснув из стоявшего на столе тазика немного холодной воды в лицо, я застегнул пиджак и вышел на улицу. Жизнь уже заполнила площадь. В Москву потянулись ломовики, груженные всяким товаром, по улице шла обычная московская летняя публика. Рабочие давно трудились на своих фабриках и заводах. Я пересек площадь и снова вошел в здание вокзала. Я специально взял самый дорогой билет, чтобы кондукторы и проводники не чинили мне препятствий в случае, если нужно будет обыскивать поезд. Пассажир с билетом первого класса, несомненно, с легкостью мог войти во второй и в третий класс, а пассажиры с билетом третьего класса в первый класс попасть не могли – проводники сразу показали бы им от ворот поворот.
На перроне было много народу. Как и вчера на Николаевском вокзале, повсюду я видел сцены расставаний. В воздухе висел дым папирос, катили свои телеги с багажом носильщики, слышались громкие бодрые голоса. Я увидел, как какая-то мать, присев на корточки, обнимает мальчика в матросской курточке. А рядом стоит няня. И вспомнил, что точно такую же картину видел и вчера, но там была девочка. Стараясь держаться как можно незаметнее, я оглядывал толпу в поисках Теллера. Наконец, как мне показалось, я узнал его пиджак и протиснулся ближе. Это действительно был он. Подняв воротник и надвинув кепку как можно ниже на лоб, Теллер, держа в руках саквояж, пробирался сквозь толпу в сторону вагона второго класса. Я остановился и увидел, как он предъявил билет кондуктору и вошел внутрь. Хорошо, подумал я, теперь я знаю, где тебя искать. Войдя в свой вагон, я занял место в купе, задернул занавески и стал ждать отправления поезда. Наконец по вагонам прошел проводник, оповещая пассажиров о том, что состав через несколько минут тронется и что провожающие должны покинуть вагон. В мое купе заглянул какой-то толстяк, с утра пахнущий пивом и копченой рыбой, бросил свой чемодан на третью полку, извинился и сказал, что ему надо срочно в вагон-ресторан, так что знакомство придется отложить на потом. Я кивнул, и субъект исчез. Вагон мягко качнуло, и перрон за окном поплыл назад. Мы тронулись в путь. Я подождал, пока поезд наберет ход, лег на полку и стал раздумывать, как бы мне половчее вытащить Теллера из вагона. К тому же я не хотел прыгать с ним на ходу, ведь поезд шел со скоростью от 30 до 40 верст в час. А срывать стоп-кран было небезопасно для пассажиров.
Я поднялся, нашел проводника и спросил, когда первая остановка.
– Только к вечеру, в Смоленске, – ответил он.
– Во сколько прибудем? – спросил я.
– В девять часов по расписанию.
У меня оставалось много времени. Мой сосед все еще не появлялся. Я попросил проводника принести мне чаю и разбудить за час до прибытия в Смоленск. После стакана чая я лег на полку и уснул – я хотел немного отдохнуть, и уже потом, со свежей головой, придумать, как мне выдернуть Теллера с поезда. Решение мне приснилось, как таблица элементов Менделееву.
И вот за окном показался пригород Смоленска, а потом поезд подошел к вокзалу и остановился. Я вышел и направился мимо синих вагонов первого класса к желтым – второго класса. Пассажиры разминались перед сном, и это было мне на руку. Быстро поднявшись в вагон, в котором должен был находиться Теллер, я пошел по узкому коридору, вглядываясь в открытые двери купе, пока не увидел его. Теллер сидел у окна, саквояж стоял рядом с ним. Больше в купе, слава богу, никого не оказалось.
– Добрый вечер, Федор Иванович, – поздоровался я, загораживая выход. – Собрались в Берлин?
Теллер медленно обернулся. В его глазах я с удовольствием заметил испуг.
– Мне кажется, вы нечасто выезжали за границу, Федор Иванович, не правда ли? Я вот тоже, к своему стыду, редко покидал пределы Родины. Так, во время войны и еще один раз ездил в Румынию. А вот в Германии не был ни разу.
Теллер молча слушал меня, не мигая, как будто я был змеей, приползшей, чтобы проглотить кролика. Но я точно знал, что Федор Иванович никакой не кролик, а сам даст фору любой гадюке.
– Что вам надо от меня, Гиляровский? Что вы бегаете за мной? – спросил он.
– Хочу передать вам письмо от вашей супруги, – сказал я и полез во внутренний карман.
Теллер побледнел. Я достал конверт и протянул ему. Теллер не шелохнулся, однако спросил:
– Откуда оно у вас?
– Догадайтесь, – ответил я зло.
– Моя супруга вам сама его передала? – спросил он. – Учтите, Гиляровский, если вы хоть пальцем…
– Нет! – отчеканил я. – Я взял его на письменном столе в вашей комнате на Большой Ордынке. Мария Сергеевна больше ничего вам передать не сможет, потому что она повесилась. Повесилась после того, как узнала, что больна не туберкулезом, а сифилисом. Узнала, что заразили ее вы, подхватив сифилис от проституток. Она повесилась, когда поняла, что вы не вернетесь. Читайте, Теллер, я подожду. Но читайте быстро, потому что времени у вас больше не осталось.
Теллер медленно взял письмо и начал читать. Лицо его осунулось. Наконец, закончив чтение, он поднял голову:
– А теперь мы выходим, – сказал я.
Но Теллер отрицательно покачал головой.
– Я никуда не пойду.
– Пойдете!
Сделав шаг вперед, я коротко без замаха ударил его по лицу, а потом взял за волосы и крепко приложил головой к стенке купе. Для верности ударил еще раз кулаком, затем подобрал саквояж и, подхватив обмякшее тело Федора Ивановича, потащил его из вагона мимо проводника. Тот попытался было меня остановить, но я заявил, что пассажиру стало плохо, что я врач и надо немедленно доставить больного с признаками бубонной чумы в ближайшую инфекционную больницу. При словах «бубонная чума» проводник побледнел и постарался вжаться в стенку тамбура.
Хотя росту Теллер был небольшого, однако весил он изрядно – я с трудом выволок его на перрон. На нас тут же начали оглядываться другие пассажиры. Но я, не обращая ни на кого внимания, подтащил Теллера к скамейке, усадил его, сел сам и, поставив рядом саквояж, стал оглядываться в поисках городового, который непременно должен был находиться где-то поблизости. Как назло, в поле зрения не попадалось ни одной фигуры в форменной фуражке!
Станционный смотритель дал второй звонок, и пассажиры начали заходить в вагоны – поезд вот-вот должен был тронуться. Теллер застонал, и мне нужно было быстро придумать, что с ним делать – может, сесть обратно в поезд и отправиться в Берлин?
Но тут же я одернул себя: как я переправлю Федора Ивановича обратно в Москву? Не сдавать же его в берлинскую полицию – там, возможно, никто и не примет беглеца.
Наконец я увидел городового – тот стоял довольно далеко от меня, привалившись спиной к фонарному столбу, и позвать его я не мог.
Я посмотрел на Теллера – не пришел ли он в себя? Бить его на виду у всех я не хотел, потому что тогда в участок отправился бы не Теллер, а я сам. Нужно было рискнуть. Я встал и быстро пошел к городовому, стараясь привлечь его внимание. Но не успел я пройти и нескольких шагов, как чисто инстинктивно, спиной почувствовал движение. Резко остановившись, я оглянулся – Теллер, который до сих пор безвольно полулежал на скамейке, вдруг вскочил, подхватил саквояж и быстрым шагом пошел в сторону своего вагона. Колокол прозвонил три раза. Паровоз выпустил клуб белого пара, по вагонам пронеслась волна скрежета – состав начал движение.
– Стой! – закричал я, уже не заботясь, что меня заметят.
Но Теллер только ускорил шаг. Не оглядываясь, он почти добежал до своего вагона и попытался вскочить на подножку. Однако вмешался проводник. С криком:
– Уйди, заразный! – он оттолкнул Теллера и захлопнул перед ним дверь.
Федор Иванович злобно оглянулся на меня, а я, довольно улыбаясь, поманил его к себе. Однако Теллер замотал головой и побежал рядом с поездом, пытаясь ухватиться за каждый проплывающий мимо поручень. Рука Теллера постоянно соскальзывала – но он продолжал бежать, несмотря на то что поезд набирал ход.
Я сначала шел следом, потом ускорил шаг, не желая пока тратить силы. Мне еще надо было доставить Теллера в полицию. Наконец мимо него прогромыхал последний вагон, и тогда Теллер, как заяц, спрыгнув с высокой платформы, метнулся через рельсы и, спотыкаясь и прижимая к груди заветный саквояж, побежал вперед. Я понял, что Теллер побежал к товарным составам, стоявшим неподалеку. Вероятно, их отогнали, чтобы пропустить какой-нибудь литерный.
Я оглянулся на городового: тот все так же стоял у своего столба, но теперь смотрел в мою сторону. Что же делать! Я подошел к краю платформы, посмотрел вниз, а потом снова на удаляющегося Теллера.
Наконец я спрыгнул вниз и побежал за Теллером. За моей спиной раздался свисток городового, но я, не обращая на него внимания, устремился за моим беглецом, который уже почти добежал до первых платформ, груженных лесом, – еще немного, и он мог укрыться среди них…
Я бежал, перепрыгивая через рельсы и стараясь не наступать на шпалы, – но занятие это было не из легких. Хотя я тренировался два раза в неделю в Гимнастическом клубе, бег с препятствиями там не практиковали, отдавая предпочтение фехтованию, борьбе и поднятию тяжестей. Я и раньше не любил бегать – предпочитал решать все вопросы с помощью рук, а не ног, – но проклятый Федор Иванович не оставил мне выбора. Отсутствие тренировок сказалось очень скоро. Несмотря на то что жара давно спала, а после дождей установилась прохладная сырая погода, я уже скоро обливался потом, время от времени утирая его на бегу со лба и глаз. С хриплым проклятием я заметил, как Теллер протиснулся между двумя платформами и исчез из виду. Подбежав к ним, я подумал, что все, теперь мне не найти мерзавца.
Протиснувшись между гружеными платформами, я обнаружил на параллельных путях другой товарный состав, состоявший в основном из крытых вагонов для перевозки скота. Я остановился, тяжело дыша, уперев руки в колени и вертя головой в попытках обнаружить Федора Ивановича.
Упустил! Теперь он от меня уйдет! – думал я. И в этот момент что-то обрушилось мне на спину. Я упал прямо на крупную щебенку насыпи. На мгновение я чуть не потерял сознание, почувствовав, как сверху навалилась тяжесть человеческого тела. Это был Теллер. Судя по всему, он решил схитрить и подловить меня. Он не стал прятаться среди вагонов – перебравшись на другую сторону состава с бревнами, – он просто взобрался наверх и притаился там. А когда я появился, спрыгнул мне на спину, как горный барс на спину козы.
– Ну что, Гиляровский, пришел тебе конец, – услышал я его хриплый голос. – Погляди!
Рядом со мной что-то звякнуло. Я скосил глаза и увидел нож в его руке.
– Тот самый? – спросил я, мое лицо было прижато к щебенке, и вопрос прозвучал невнятно. Но Теллер расслышал.
– Тот самый, – прохрипел он.
– Убьешь меня?
– Да. Попортил ты мне жизнь. Убью тебя и уеду.
Тут мое внимание привлек новый звук. Далекий скрежет, который приближался к нам, как набегающая волна.
– Черт, – выругался Теллер и ослабил давление. Я скосил глаза – и понял, что не ошибся: состав с бревнами, с которого спрыгнул Теллер, начал медленно двигаться. Похоже, что он пропускал именно наш поезд и теперь возобновлял свой путь.
– А где саквояж-то? – спросил я. – Ты успеешь и меня убить, и саквояж забрать?
Теллер матерно выругался. Я вдруг понял, что до сих пор не слышал от него ни одного матерного слова. Его внимание было явно отвлечено отходящим составом. У меня появился шанс. Я резко оттолкнулся руками от земли и перевернулся с живота на спину, как кошка. Теллер, не ожидавший от меня такой прыти, успел откатиться. Мы почти одновременно оказались на ногах. У него в руках был нож, зато у меня в кармане – револьвер. Я это знал очень хорошо, потому что все время, пока Теллер прижимал меня к земле, «наган» причинял мне поистине адовы муки – не скажу, в каком месте. Теллер посмотрел на меня, потом на платформу с бревнами – саквояж лежал там, между двумя сосновыми неошкуренными стволами – и, наконец, принял решение. Плюнув в мою сторону, он подбежал к платформе, подтянулся и начал быстро карабкаться по пирамиде бревен. Я вынул револьвер из кармана и выстрелил. Но, к сожалению, я промахнулся. Платформа с бревнами отдалялась, Теллер добрался до своего саквояжа и теперь устраивался рядом – вероятно, собираясь доехать так до следующей остановки.
Я с тоской смотрел на медленно проплывающие мимо бревна и вдруг заметил на самом конце платформы, сбоку, небольшую железную лесенку – всего в три ступеньки. Спрятав револьвер в карман, я дождался, когда лесенка поравняется со мной, уцепился за нее обеими руками и попытался взобраться. С первого раза мне это не удалось – мало того, я чуть не свалился прямо под колеса. Но опасность придала мне сил: со второй попытки я все же повис на лесенке, как жук на травинке. Теллер, заметив, что я карабкаюсь на соседнюю платформу, подался вперед и крикнул:
– Бросьте, Гиляровский! Вам до меня не добраться! Прыгайте, пока возможно!
– Нет, шутишь, – процедил я сквозь зубы и, собравшись с силами, взобрался на первый ряд бревен.
Тем временем состав начал набирать ход. Влажные и скользкие сосновые стволы были худшим местом для прогулки. Их скрепили толстыми корабельными канатами, что, впрочем, не упрощало мне задачу, потому что ухватиться за такой канат было сложно – он врезался в бревна, и места для пальцев не оставалось. Тем не менее я не сдавался. Каким-то чудом я поднялся еще на три ряда бревен вверх и начал медленно продвигаться вперед, хватаясь за торчащие сучки и упираясь ногами в стыки бревен.
– Вам все равно до меня не добраться, Гиляровский, – крикнул Теллер. – Вы слишком толстый и неуклюжий! Прыгайте!
Я ничего не отвечал. Мне и не нужно было перескакивать на платформу Теллера – достаточно было подобраться к нему на расстояние точного выстрела. Вероятно, эта же мысль пришла и ему в голову. Он оглянулся, пытаясь найти путь к спасению. Но состав уже шел с приличной скоростью, платформы трясло на стыках, они раскачивались, грозя сбросить нас с бревен. Теллер попробовал вжаться в бревна и прикрыться саквояжем, как щитом.
Я в это время уже добрался почти до края бревен и одной рукой уцепился за канат, а другой вытянул револьвер, целясь в Теллера.
– Не попадете! – крикнул тот из-за саквояжа.
– Ничего, – пробормотал я заплетающимся от усталости языком. – Погоди, Федор Иванович.
И нажал на курок.
– Мимо! – закричал Теллер.
Я дал еще два выстрела – друг за другом. Опять мимо. Теллер издевательски рассмеялся. Я поудобнее перехватил канат и снова прицелился. Выстрел! У самых ног Теллера пуля выбила длинную щепку.
– Неплохо, – крикнул он. – Сколько осталось патронов?
Я посмотрел на барабан. Один патрон. И его не стоило терять даром.
Глубоко вздохнув, я задержал дыхание и прицелился. Теллер притих, пытаясь сжаться как можно сильнее за саквояжем. Но в этот момент мою платформу вдруг сильно качнуло – я судорожно перехватил канат и ударился всем телом о бревна. Удар был такой силы, что «наган» вылетел из моей руки. Теллер, заметив это, просиял и, расправив плечи, помахал мне.
– Все? – крикнул он. – Больше нет патронов! Теперь начинается другое соревнование – кто продержится дольше. Гиляровский! Смотрите – темнеет. Сколько вы еще сможете держаться на этих бревнах?
– Долго, – ответил я тихо, чтобы беречь силы. – Долго.
– Не слышу! – крикнул Теллер.
– Скажите мне, – крикнул я, помолчав. – Зачем все это?
– Что?
– Эти убийства? И ограбление.
Теллер не ответил. Он отвернулся и посмотрел вперед. Ну и ладно, решил я, на самом деле главное теперь – как-то выбраться из этой ситуации.
Действительно темнело. Мои пальцы, которыми я держался за канат, совсем замерзли от ветра и начали неметь. Мимо мелькали телеграфные столбы, рощи, придорожные деревеньки.
– Теллер, – крикнул я. – Не хочу вас разочаровывать, но все это было зря!
Он повернулся ко мне.
– Что значит, зря?
– Все! Все эти убийства. Смерть вашей жены. Издевательства над Ильиным – все это было зря!
– Нет, – крикнул Теллер, – не зря! С прошлой жизнью покончено. Теперь я богат! – Он указал на саквояж.
– Мы с Елисеевым обманули вас, Теллер, – крикнул я. – Там денег не хватит вам даже на обратный билет! Банкноты лишь сверху. Это «кукла», Теллер! Классическая «кукла»! Настоящие деньги привезли тем же поездом без охраны. Они в квартире у Елисеева.
Федор Иванович пристально посмотрел на меня. Ветер внезапно сдул с его головы кепку и растрепал волосы. Вцепившийся в канат, сидевший по-обезьяньи на бревнах, Теллер теперь казался безумцем, сбежавшим из клиники. Впрочем, вероятно, я выглядел не лучше.
Он освободил одну руку, прижал к себе саквояж и попытался открыть замок.
– Ключ у Елисеева! – крикнул я.
– Знаю!
Он неуклюже достал из кармана нож, пытаясь не упасть с бревен, долго возился, но, наконец, вскрыл замок и запустил руку в саквояж.
– Ну как? – крикнул я.
Теллер вытащил зажатые в кулаке обрывки белой бумаги, между которыми оказалась только одна ассигнация в десять рублей.
Он молча посмотрел на меня и разжал кулак. Ветер тут же подхватил бумаги и швырнул их мне в лицо. Теллер стал молча вынимать бумагу из саквояжа и пускать ее по ветру.
– Все было зря, Теллер, – крикнул я, – все эти смерти. Вас снова ждет нищета и необходимость пресмыкаться перед богатыми. Вас, дворянина. Перед другими елисеевыми, миллионерами, чьи деды чистили ваши сапоги и вам подавали кофе.
Теллер зарычал и бросил в меня саквояжем. Но добротный кожаный саквояж упал на землю и скоро остался позади. Теллер проводил его взглядом. Потом, ничего не говоря, он вдруг разжал руки и полетел на землю спиной вперед. Я успел увидеть, как его тело упало на рельсы параллельного пути, а потом вдруг меня швырнуло на бревна воздушной волной. С оглушающим грохотом мимо пронесся встречный скорый поезд. Я даже успел заметить удивленное лицо девочки, прилипшей носом к окну.
Каким чудом я сам удержался на бревнах, не знаю. Помню, что в тот момент я думал только об одном – сколько крови, сколько загубленных человеческих жизней, сколько потраченных сил! А убийца ушел так просто – разжал руки и упал под встречный поезд. Без позы, без последнего слова. Словно захлопнул книгу и отправился спать.
Я с трудом стянул с себя галстук и просунул его под канат. Потом пропустил галстук под ремнем и затянул. Теперь можно было расслабить руки. Я поднес онемевшие пальцы ко рту и начал греть их дыханием. Сколько мне еще предстояло висеть вот так, я не знал.
Поздно ночью состав остановился на маленьком полустанке, я с трудом раскрыл глаза и понял, что не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Наверное, из забытья меня вернули звонкие удары железа о железо. Я прищурился: далеко внизу качался тонкий луч света. Это обходчик шел вдоль состава, ударяя молотком по буксам. Я попробовал кричать, но вместо крика издал только стон. А потом потерял сознание.
Очнулся я на кровати в домике обходчика. Он и спас меня – вдвоем с машинистом они отвязали меня от бревен и оттащили в домик. Не буду описывать свой путь обратно в Москву, он занял целый день. Главное, я вернулся. А то, что все бока у меня были в синяках, одежда испачкана и порвана – это была ерунда по сравнению с тем, что могло ожидать меня, если бы не обходчик с той станции!
Дома меня встретил Коля.
– Владимир Алексеевич! – только и сумел вымолвить мой секретарь.
– Потом, потом, – сказал я. – Быстро ванну и чистое белье. И поесть.
Пока вода набиралась в ванну, я кое-как разделся и осмотрел свое лицо в зеркале. Да уж, вид у меня был еще тот. Через час, помывшись и сбрив щетину на подбородке, я накинул свой любимый халат и сел в кресло.
– Ну, рассказывай.
– Что? – оторопело спросил Коля.
– Где Борис?
– Пошел погулять с друзьями. Только я велел ему далеко не уходить – мы все ждали вас, Владимир Алексеевич. И Елисеев тоже ждал до утра. Но потом уехал. Вас три дня не было. Он приказал – как только вернетесь, чтобы я бежал на Тверскую и сообщил ему. Сказал, что не вернется в Питер, пока не узнает, что с вами все благополучно.
– Ну беги, скажи, что я вернулся. Только сперва принеси мне пачку табака из моего кабинета.
