Глава 12
Николас Брейсвелл направлялся в Холли-лодж, намереваясь обсудить последние события с Джеромом Страттоном. Недоверие к купцу, возникшее у суфлера довольно давно, все росло, однако скакавший рядом с ним Оуэн Илайес продолжал сомневаться.
— Я все-таки думаю, что здесь как-то замешан Реджинальд Орр, — заявил он.
— Нет, Оуэн, я не могу в это поверить.
— А в то, что он на тебя кинулся с дубиной ночью, — можешь?
— Запросто.
— Так какая разница между мушкетом и дубиной?!
— Большая.
— И тем и другим можно убить.
— Ну, это смотря у кого в руках оружие. Если дубиной меня ударил мистер Орр, то он это сделал, скорее, чтобы помочь высвободиться Исааку Апчарду. Уверен, в меня стрелял не он. Иначе где он, по-твоему, достал мушкет?
— Мушкеты, знаешь ли, водятся в Эссексе не только у сэра Майкла.
— А как же клеймо на пуле? — не отступал Николас. — Он мне их показал, когда отвел в арсенал. На каждой пуле три точки в форме треугольника.
— Да плевать я хотел на эти точки, — проворчал Илайес. — Слушай, а что, если они с Джеромом Страттоном подельщики?
— И думать забудь! Они друг друга на дух не переносят. Что Орр может думать о человеке, который зарабатывает себе на жизнь так, как мистер Страттон? А чтобы Джером водил дружбу с пуританином — такое я даже представить себе не могу. Нет, — Николас решительно покачал головой, — они живут в совершенно разных мирах.
— Миры, может, и разные, зато правила в них одни. Сметай прочь все, что встает у тебя на пути.
— Именно так и пытался поступить с нами мистер Орр, — признал Николас.
— Ну и как же этого добиться? Убить суфлера! — воскликнул Илайес. — Без суфлера «Уэстфилдские комедианты» — что слепец без поводыря. После того как ты изловил Исаака Апчарда, ты был обречен, Ник. Орр жаждет твоей крови. Неужели ты не понимаешь, что засада, поджог конюшен и выстрел в лесу — звенья одной цепи?
— Ты забыл о гибели Роберта Патриджа. Ты считаешь, что Реджинальд Орр замешан и в этом?
— Ну конечно! Он пойдет на что угодно, лишь бы сорвать спектакль. Я уверен, что адвоката отравили специально так, чтобы он умер во время спектакля. Нам еще повезло, что это произошло в самом конце, а не в середине. Во всем виноват Орр, — подытожил Илайес. — Ставлю на это все мое состояние.
— У тебя нет никакого состояния, Оуэн.
— Ах да, я совсем забыл, — захохотал валлиец.
— А еще ты забыл объяснить, как Орр подсыпал Патриджу яд, — заметил Николас. — Его ведь и близко к Сильвемеру не подпускают. Как ему удалось проникнуть в усадьбу и почему он выбрал именно безобидного адвоката?
— Должно быть, у него в доме имеются друзья.
— Сильно сомневаюсь, что во всем графстве у него отыщутся друзья, кроме Исаака Апчарда…
Однако валлиец оставался непоколебим в своей убежденности, что во всех бедах виноват проклятый пуританин. Друзья решили прекратить бессмысленный спор и дальше скакали молча. Вскоре показалась усадьба Холли-лодж. Когда они подъехали поближе, Николас сказал:
— Ни слова о том, что Дэйви сбежал.
Джером Страттон был явно не рад их появлению. У него уже сидел один гость, поэтому он не мог уделить пришедшим много времени. Выйдя в гостиную, купец оставил дверь в кабинет слегка приоткрытой.
— Что вы здесь делаете? — отрывисто спросил он. — Надеюсь, вы не хотите мне сообщить, что Дэйви снова сбежал?
— Нет, мистер Страттон, — покачал головой Николас, — не хотим.
— В любом случае теперь за Дэйви отвечаете вы. Слава богу, мне удалось от него избавиться. Ну, — Страттон широко расставил ноги, — зачем вы снова пожаловали ко мне?
— Мы хотели бы поговорить о мушкете, который вы взяли у сэра Майкла Гринлифа.
— Вы приехал вдвоем только ради того, чтобы попросить вернуть мушкет? — Страттон даже рот раскрыл. — Ну и дела! Если сэру Майклу так сильно хотелось получить его назад, почему он не послал кого-нибудь из слуг?
— Потому что этот мушкет — особенный, сэр, — торжественно объявил Илайес. — Из него стреляли в Николаса.
— Может, это правда, а может, и нет, — заговорил Николас. — Так или иначе сегодня в меня стреляли. Убийца промахнулся, но мне удалось найти пулю. И сэр Майкл сказал, что она из его арсенала.
— Ну и что? — спросил Страттон. — Неужели вы хотите сказать, что это я стрелял?
— Насколько я знаю, вы брали у сэра Гринлифа мушкет, чтобы пострелять кроликов.
— Может, вы по ошибке приняли Ника за одного из них? — с сарказмом в голосе поинтересовался Илайес.
Страттон вспыхнул:
— Что за нелепицу вы городите! Явились сюда без приглашения, осыпаете меня обвинениями — возмутительно!
— Вы не могли бы показать нам мушкет? — тихо произнес Николас.
— Зачем?
— Посмотреть, стреляли из него или нет.
— Это дело касается только сэра Майкла и меня.
— Увы, теперь и меня тоже. Покажите оружие.
— Ну, если вы настаиваете, — мрачно произнес Страттон, понимая, что иначе ему не выпроводить непрошеных гостей. Он кликнул слугу и приказал подать мушкет. — Из него не стреляли вот уже несколько недель. Он совсем забился — вдруг еще взорвется в руках. Можете отвезти его сэру Майклу и передать, что я ему очень признателен.
— Скажите, сэр, у вас в доме еще есть огнестрельное оружие? — спросил Николас.
— А как вы думаете, стал бы я брать мушкет, если бы оно у меня было?
— А пули все на месте?
— Вы заблуждаетесь, если полагаете, что мне больше нечего делать, кроме как пули пересчитывать! — взорвался Страттон. — Если в вас действительно кто-то стрелял, так это был не я, хотя я уже начинаю испытывать к этому человеку определенную симпатию.
— Мистер Страттон, — примирительно сказал Николас, — мы не собирались вас ни в чем обвинять. Мы просто хотели кое-что выяснить.
— Вот и выясняйте, — отрезал купец, принимая из рук слуги мушкет. — Извольте взглянуть. Из него не больно-то постреляешь.
Николас взял в руки оружие. Ему хватило одного-единственного взгляда, чтобы убедиться, что мушкет сломан. Сначала он подумал, что Страттон испортил его нарочно, после того как выстрелил, но тут же отмел это предположение. Джером имел основания злиться на Николаса, однако весомых поводов для убийства у него не было. Теперь, когда его сын был членом «Уэстфилдских комедиантов», Страттон скорее был заинтересован опекать и охранять труппу, чем палить в ее членов.
Николас передал мушкет Илайесу и краешком глаза заметил, как дверь в кабинет слегка приоткрылась.
— Где именно на вас напали? — спросил Страттон.
— В лесу по дороге из Оуквуд-хауса.
— Оуквуд-хаус? Что вы там делали?
— Да так, ездил по личным делам. Хотя мы Клементом Эндерби в разговоре помянули и вас.
— Не сомневаюсь, — желчно произнес Страттон. — Клемент Эндерби не упустит возможности опорочить мое имя. Не ждите от меня доброго слова об Оуквуд-хаусе, сэр. Впрочем, там вы тоже не услышите ничего хорошего о Холли-лодж.
— Но, насколько я понимаю, так было далеко не всегда, — закинул удочку Николас. — По словам мистера Эндерби, вы некогда были друзьями.
— Вы зачем в Эссекс приехали? Спектакли ставить или местные сплетни слушать? Не суйте нос не в свое дело, вот и все!
— Увы, не все, — покачал головой Илайес. — Если бы не сплетни, мы бы и дальше думали, что вы с Робертом Патриджем друзья — не разлей вода. А оказывается, вы были на ножах. Это правда?..
— Оуэн пытается сказать, — перебил Николас, пытаясь взглядом заставить друга замолчать, — одну важную вещь. Открылись новые факты. Весьма вероятно, что мистер Патридж умер вовсе не от разрыва сердца.
— Но доктор Винч пришел именно к этому заключению, — пожал плечами Страттон.
— Есть основания думать иначе. Его отравили.
— Отравили?! Что за вздор! Кому его убивать?
— Тому, кто с ним не ладил! — выпалил Илайес.
— А! — Удивление Страттона сменилось яростью. — Вы меня и в смерти Роберта собрались обвинить?!
— Вас никто ни в чем не обвиняет, мистер Страттон, — безнадежно сказал Николас.
— Тогда сделайте одолжение — уходите.
— Сию же секунду, сэр. Простите за вторжение.
— Надеюсь, я вас вижу у себя в последний раз.
Прежде чем Илайес успел выпалить ответную колкость, Николас вытолкал его прочь.
Садясь в седло, валлиец все еще сжимал в руках мушкет:
— Жаль, что он не стреляет. А то я бы угостил этого Страттона пулей.
— Джером Страттон в меня не стрелял, — уверенно произнес Николас. — Вот о чем лучше подумай, Оуэн. Ты слышал, как он говорил о Дэйви? Когда Джером привез мальчика к нам в Лондон, он строил из себя заботливого отца, но сейчас сбросил эту маску. Совершенно очевидно, что он только рад избавиться от сына.
— Интересно, почему.
— Мне тоже, — отозвался Николас. — Но меня волнует еще один вопрос: кто нас подслушивал?
Лоуренс Фаэторн прилагал все усилия, чтобы не допустить срыва репетиции и наконец заставить комедиантов сосредоточиться. Однако вскоре он поймал себя на том, что и сам не в состоянии собраться. Оно и понятно: суфлер и актер, играющий Родерика Лоулеса, отсутствуют, ученик сбежал.
Эгидиус Пай, появление которого вначале сотворило чудо, сейчас лишь раздражал и отвлекал. Козлом отпущения, как всегда, стал Джордж Дарт.
— Джордж!
— Да, сэр?
— Ты невозможен.
— Неужели, сэр?
— К сожалению. Мне начинает казаться, что ты сошел с ума.
— Я стараюсь как могу, мистер Фаэторн. — виновато мямлил Дарт, которому снова поручили замещать Николаса.
— Плохо стараешься. Что подумает мистер Пай при виде того, как его пьеса летит псу под хвост из-за суфлера-раззявы? Когда ты читаешь текст, вообще ничего не слышно. А когда мы тебя слышим, то не можем разобрать ни слова. А когда наконец до нас доходит, что ты мямлишь, выясняется, что ты подсказываешь реплики совсем из другой сцены!
Актеры расхохотались, Дарт понурился. Барнаби Джилл вступился за него.
— Лоуренс, ты неправ, во всем обвиняя Джорджа, — сказал он.
— Ну конечно же, Барнаби, — всплеснул руками Фаэторн. — Как же я о тебе-то позабыл! Ты у нас весь день витаешь в облаках.
— Ай, на себя посмотри, Лоуренс. Ты сегодня хоть одну реплику без запинки произнес? Или на лорда Мэлэди снова немочь напала — теперь он не в ладах с памятью?
— Хватит плеваться ядом.
— Должен же кто-то указывать на твои ошибки!
— Должен. Только ты и сам не без греха, Барнаби!
— И какие же у меня ошибки? — вскинулся Джилл.
— Самую главную ошибку ты совершил, когда решил стать актером.
— По крайней мере в отличие от тебя я пошел в комедианты осознанно, а не как пьяница, ломящийся в публичный дом. Ошибка моя в том, что я стал членом труппы, упустив из виду то, что в ней есть такие, как ты.
Фаэторн выпятил грудь колесом:
— Лично я — не член труппы. Я и есть труппа!
Эдмунд Худ раскрыл было рот, собираясь остановить спорщиков, пока дело не дошло до драки, однако его помощь не потребовалась. Дубовые двери распахнулись, и в Главный зал влетел Энтони Димент.
— Мне надо поговорить с Николасом Брейсвеллом, — запыхавшись, проговорил он.
Фаэторн закатил глаза:
— Как я вас понимаю, сэр…
Викарий даже не представился — он так спешил, что позабыл о вежливости.
— Где он? — обеспокоенно спросил Энтони. — Все еще ищет сбежавшего ученика?
— Тише, тише, не так громко. — Фаэторн с опаской оглянулся по сторонам. — Когда Ник рассказал вам об этом, он рассчитывал, что вы сохраните дело в тайне и не будете упоминать об этом в своих проповедях.
— О, уверяю вам, мистер Фаэторн, я буду нем как рыба. Но коли вам известно, что Николас заходил ко мне в церковь, вы также должны знать о скандале, который устроил Реджинальд Орр.
— Да кто о нем не знает. Что, этот драчливый пуританин угрожал Нику?
— Хуже.
— Говорите же! Ну!
— Он куда-то подевался.
— Возможно, Господь смилостивился над нами и забрал его к себе прежде уготованного срока? Но это же чудесно, если докучливый пуританин пропал!
— Два докучливых пуританина, мистер Фаэторн.
— Два?
— Второго зовут Исаак Апчард.
— Ах, вы про того мерзавца, который хотел нас попотчевать жареной кониной? Можете забыть о нем. Он сидит под замком и проклинает тот день, когда впервые услышал об «Уэстфилдских комедиантах».
— Уже нет, сэр, — проговорил викарий. — В этом-то все и дело.
— Хотите сказать, что он, наоборот, рад, что встал у нас на пути?
— Исаак Апчард больше не сидит под замком, — объявил Димент. — Именно поэтому я и хотел предупредить мистера Брейсвелла. Апчард сбежал, и, когда его видели в последний раз, он клялся отомстить суфлеру. Констебль полагает, что Апчарду помог сбежать Реджинальд Орр, но доказательств у него нет. Когда пленник ускользнул, констебль спал.
— Не удивлюсь, если этот осел сам дал Апчарду ключ перед тем, как отойти ко сну. И что, никаких улик? Кто-нибудь видел, куда Исаак направился?
— Увы. Он словно в воздухе растворился.
— А что Реджинальд Орр?
— Он тоже куда-то пропал. Все это внушает мне сильное беспокойство.
— Да уж, — нахмурился Фаэторн. — Спасибо, что предупредили. Но беда в том, что я понятия не имею, где сейчас Ник. Слава богу, с ним Оуэн Илайес. Когда они вооружены, их не так-то просто одолеть.
— Я бы не хотел, чтобы пуританский наряд ввел вас в заблуждение. До обращения Исаак Апчард был солдатом. Он воевал в Голландии, обучен воинскому искусству. Мистера Брейсвелла надо предупредить, — с жаром произнес викарий. — Апчард — опасный противник. Он умеет обращаться с мечом, кинжалом и мушкетом.
Фаэторн на мгновение замер и вдруг схватил Димента за плечи:
— Вы сказали — с мушкетом?
— Какая она, эта матушка Пигбоун? — спросил Оуэн Илайес. — Хороша или дурна?
— И то и другое, — уклончиво ответил Николас.
— Ничего, я ее очарую и выведаю всю правду.
— Думаю, Оуэн, даже твои чары окажутся против нее бессильными. Это тебе не девка из таверны с улыбкой от уха до уха. Ей в жизни многое довелось повидать.
— Мне тоже, Ник.
— Ну, быть может, тогда ты найдешь в ней родственную душу.
— Далась мне ее душа, — ухмыльнулся Илайес. — Она ведь женщина, так? Остальное мне знать необязательно.
Николас покачал головой:
— Остерегайся Вельзевула. Он обожает отбивные из валлийцев.
Выехав из Холли-лодж, друзья двинулись к Стейплфорду. Николас хотел поскорее поговорить с матушкой Пигбоун и попытаться выведать побольше о ее дружбе с доктором Винчем. Ему хотелось знать наверняка, давала ли она на этой неделе кому-нибудь яд. Вместе с тем перспектива новой встречи с ведуньей не вызывала у суфлера восторга. Илайес и тут пришел ему на помощь.
— Давай я поеду один, — вызвался он. — Там, где не вышло у такого джентльмена, как ты, возможно, получится у такого гуляки, как я.
Они почувствовали неприятный запах футов за пятьдесят от жилища матушки Пигбоун. Судя по недоброму хрюканью. Вельзевул уже почуял незнакомцев. Матушка Пигбоун вышла им навстречу, и, когда она увидела Николаса, на ее лице отразилось неприятное удивление.
— Вы осмелились вернуться, сэр?
— Уж очень Нику у вас понравилось, — ответил Илайес; он спрыгнул с лошади, сорвал с головы шляпу и склонился в глубоком поклоне. — И теперь я понимаю, что его так влекло сюда. Страшно рад знакомству с вами, матушка Пигбоун. Позвольте представиться. Меня зовут Оуэн Илайес. Я актер из труппы «Уэстфилдские комедианты».
— Вот и ступайте к своей труппе.
— Неужели вы не пригласите нас в дом?
— Нет, сэр, — отрезала женщина. — Уходите немедленно, а не то я спущу Вельзевула.
— Прошу, — неожиданно Илайес поднял мушкет. — Я на своем веку уложил немало кабанов. Ну что же вы, матушка Пигбоун? Я надолго обеспечу вас свининой.
Ведунья попятилась. Ее лицо исказила гримаса.
— Чего вам надо? — прошипела она.
— Правдивых ответов.
— Я не стану с вами разговаривать, сэр.
— Тогда потолкуйте с Николасом. — Илайес направил мушкет прямо на нее. — И смотрите, отвечайте честно, а то вдруг ненароком у меня палец дрогнет.
— Не надо угрожать матушке Пигбоун. — Николас коснулся ствола мушкета, давая Оуэну знак опустить оружие. — Думаю, она хорошо понимает, в сколь серьезном положении оказалась. Я всего-навсего хочу задать два простых вопроса. Матушка Пигбоун наверняка понимает, что лучше ответить на вопросы мне, чем сэру Майклу Гринлифу, одетому в мантию мирового судьи.
— Я ничего не делала! — воскликнула женщина.
— Совершенно ничего. — согласился Илайес. — Вот только травит людей диким зверем.
— Вельзевул не дикий!
— Позволь, Оуэн, я побеседую с ней сам, — сказал Николас. — Матушка Пигбоун знает закон и, думаю, за долгие годы нарушала его не раз. Ей известно, как наказывают за отказ от дачи показаний. Я прав, матушка Пигбоун?
Она с ненавистью уставилась на суфлера, перевела горящий взгляд на Илайеса, оглянулась на загон.
— Задавайте свои вопросы, — наконец сказала она.
— Какого рода отношения у вас с доктором Винчем?
— Порой я продаю ему снадобья.
— Чтобы лечить или убивать?
— Чтобы лечить, — с вызовом ответила она. — Именно этому я и обучена. Про меня могут говорить что угодно, но я не ведьма. Я не умею наводить порчу. Зато в моих силах ее снять. Именно поэтому мне удалось вернуть голос вашему другу. — Женщина уперла руки в боки. — У доктора Винча не было лекарства от этой напасти — а у меня было. Вот поэтому он и обратился ко мне за помощью.
— И часто подобное случается?
— Нет.
— Почему?
— Ему без надобности.
— Но ведь к вам за снадобьями приходят и другие.
— На это я и живу.
— И что, среди них встречаются околдованные? — спросил Николас.
— Так они считают сами.
— Хорошо. Давайте поговорим о яде.
— О каком таком яде? — спросила ведунья.
Николас выдержал ее взгляд:
— О котором спросит сэр Майкл Гринлиф, когда вы предстанете перед ним в суде. Если хотите говорить об этом, только поклявшись на Библии, — не буду настаивать. Но помните, судья будет беспощаден. Надеюсь, вы это понимаете, матушка Пигбоун?
Повисла пауза.
— Некогда я продавала и яд, — промолвила матушка Пигбоун. — Но только чтобы травить крыс и прочую живность.
— Когда к вам приходили за ядом в последний раз?
Женщина лишь пожала плечами.
— На этой неделе? На прошлой?
Ведунья скрестила руки на груди и смотрела на Николаса исподлобья.
— Не помню, — упрямо проговорила она.
— Лжете!
— Оставьте меня в покое.
Николас понял, что вежливыми расспросами и деликатным обхождением ничего не добьется. Матушка Пигбоун была женщиной слишком своенравной, чтобы вот так запросто выложить свои секреты непрошеным гостям. Придется сыграть на ее слабостях, а единственным живым существом, которое что-либо для нее значило, был Вельзевул. Ужас перед расставанием с любимым боровом, возможно, заставит ее сказать правду.
— Запирайте дом, — бесцеремонно потребовал Николас. — Поедете с нами. И не забудьте хорошенько покормить свою хрюшку. Не исключено, что ей придется долго поститься.
— Это еще почему? — заволновалась ведунья.
— Мы отвезем вас к сэру Майклу Гринлифу. В его доме совершено преступление, поэтому он охотно выдаст ордер на ваш арест. Советую вам надежно запереть дом, потому что и вы сами скоро окажетесь под замком.
— Нет!
— Мы устали от вашего вранья. — Суфлер решительно шагнул к ней.
Валлиец снова наставил на нее мушкет. В отчаянии оглянувшись на Вельзевула, матушка Пигбоун повернулась к Николасу:
— Я никого не убивала.
— А что же вы сделали?
— Продала яд одному джентльмену. Он сказал, что его донимают крысы.
— Когда он к вам заезжал?
— Несколько дней назад.
— Как его звали? — спросил Илайес.
— Не знаю я! — воскликнула ведунья. — Никогда его раньше не видела. Я даже его толком рассмотреть не смогла, он шляпу на лицо надвинул. Он купил то, чем я торгую, — крысиный яд. Вот и все. Вы не имеете права меня за это арестовывать.
Николас понимал, что она говорит правду, и больше им ничего не удастся выведать. Пригрозив, что в случае чего они вернутся, Илайес и Николас поехали прочь.
— Ты угрожал, что пристрелишь борова, — сказал Николас, когда они отъехали на достаточное расстояние.
— Угу, пришлось.
— Но мушкет не работает.
— Но матушка Пигбоун об этом не знала.
— И что бы ты сделал, если бы она спустила на тебя Вельзевула?
— Бежал бы, как черт от ладана! — рассмеявшись, признался Илайес. — Но видишь — сначала мушкет, потом еще ты пригрозил ее арестовать… Она здорово перепугалась. Нам все-таки удалось добиться от нее правды.
— Не всей, Оуэн, далеко не всей. Я подозреваю, что ее дружба с доктором Винчем куда крепче, чем она утверждает.
— Полагаешь, яд купил лекарь?
— Нет, тут я склонен доверять матушке Пигбоун. Она и вправду не знала этого человека.
— Думаешь, мистера Патриджа отравили этим самым ядом?
— Весьма возможно.
— Тогда почему доктор Винч говорит, что Роберт умер от разрыва сердца?
— Не знаю, — задумчиво произнес Николас. — Возможно, ответ на этот вопрос скрывает тайна странной дружбы между нашим лекарем и ведуньей.
— Ты помнишь, что он сказал, когда привез снадобье Лоуренсу? Что привез его из дома последней надежды!.. Я бы и пальцем не прикоснулся к этим мерзостям, которые она варит.
— Будет тебе, Оуэн. Ведь она вернула Лоуренсу голос.
— Да, но кое-кого заставила замолчать навсегда.
— Не она же его отравила, — возразил Николас. — Думаю, когда матушка Пигбоун продавала яд, она искренне верила, что им будут травить крыс. Она же ничего не знала. Но меня беспокоит другое: как доктор Винч не увидел следов отравления, когда осматривал тело?! Ума не приложу.
— Значит, лекарь из него никудышный.
— Нет. — Николас покачал головой. — Должно быть другое объяснение. Может, он таким образом пытался выгородить матушку Пигбоун?
— Но зачем?
— И это, Оуэн, нам тоже придется выяснить. Но и о главном деле забывать нельзя. Не стану спорить, поиск отравителя и мушкета, из которого меня чуть не уложили, дело важное, но сперва нам надо разгадать загадку: куда подевался Дэйви Страттон.
Услышав на лестнице шаги, он юркнул в укрытие, которое устроил себе под кроватью, и замер от мрачного предчувствия. Если его обнаружат — это конец. Когда лязгнула щеколда, мальчик что есть сил зажмурился и стал молиться. Главное — чтобы не заглянули под кровать. Однако его страхи были напрасными: человек даже не стал заходить в комнату, а лишь что-то поспешно втолкнул внутрь. После этого дверь закрылась, и послышались удаляющиеся шаги. Дэйви вздохнул с облегчением. Открыв глаза, он увидел нечто, заставившее его немедленно выбраться из укрытия. На деревянной тарелке лежали хлеб и сыр. Взяв еду, мальчик уселся на кровати и принялся уминать ее за обе щеки. Сегодня его кормили в первый раз, еда была вкусной. Дэйви успокоился: он понял, что ему здесь рады.
Когда пришел лекарь, сэр Майкл сидел за столом у себя в кабинете, погруженный в думы.
— Ах, это вы, доктор Винч, — проговорил Гринлиф. — Заходите, заходите. Я, как всегда, пытаюсь раздвинуть границы познаний.
— Над чем вы сейчас работаете, сэр Майкл? Над новым порохом?
— Нет, друг мой. Я размышляю о создании вещества куда более мирного свойства. Я пытаюсь создать жидкость, которая бы горела дольше и ярче свечей. — Он потер руки. — Хочу наполнить Сильвемер светом.
— Вы это и так уже сделали.
Сэр Майкл просиял, и даже Ромболл Тейлард, стоявший здесь же, позволил себе некое подобие улыбки.
— Я получил ваше послание, сэр Майкл, — сказал лекарь. — Насколько я понял, вы хотели меня срочно видеть.
— Именно так. Я намерен кое с чем покончить. Я говорю о скоропостижной кончине Роберта Патриджа.
— Не понимаю, что вас беспокоит, — ответил Винч. — Тело перенесли в церковь Святой Маргариты, уже назначен день похорон.
— Вы забываете, что бедолага умер в моем доме.
— Прискорбное стечение обстоятельств.
— Николас Брейсвелл полагает иначе. Они с мистером Фаэторном осмотрели тело, пока оно еще лежало здесь, и пришли к выводу, который, увы, приходил на ум и мне. — Сэр Майкл поджал губы. — Они считают, что Роберта Патриджа отравили.
— Об этом даже не может быть и речи.
— Неужели?
— Я тщательно осмотрел тело.
— Они тоже, доктор Винч.
В разговор вмешался Тейлард:
— Сэр, когда я застал этих господ в часовне, они действительно рассматривали тело, но у них была всего лишь одна свеча. Что они могли разглядеть в такой темени?
— Весьма уместное замечание, — благодарно улыбнулся Винч.
— Николас Брейсвелл говорил очень уверенно, — припомнил сэр Майкл.
— А каким образом смерть Роберта Патриджа касается его и мистера Фаэторна?
— Он скончался во время спектакля.
— И что, это означает, что они вдруг оба стали лекарями?
— Конечно же, нет.
— Тогда почему вы ставите под сомнение мое заключение?
Управляющий снова вмешался:
— Осмелюсь заметить, сэр, что они не имели права заходить в часовню без вашего разрешения. Только представьте, что может подумать вдова мистера Патриджа, если узнает, что тело ее мужа разглядывали два совершенно посторонних ему человека.
— Николас Брейсвелл плавал с Дрейком, — объяснил сэр Майкл, — и повидал немало смертей, в том числе и от отравления.
— Так, значит, с его точки зрения, именно это и случилось с Робертом Патриджем? Несчастный съел какую-то рыбу из Тихого океана, после чего в страшных мучениях умер? — Винч хохотнул. — Сэр Майкл, у несчастного Роберта случился сердечный приступ! Мистер Патридж слишком много работал, он никогда себя не щадил. Еще перед спектаклем мне показалось, что ему нездоровится.
— Мне тоже, — кивнул Тейлард. — Да и вина он пил больше других гостей.
— Это верно, — протянул сэр Майкл, — Роберт очень любил вино.
— Не могу его в этом винить, — вздохнул Винч. — Я сам не прочь пропустить бокал-другой мадеры. Однако чрезмерные возлияния могут быть опасны… — Винча вдруг осенило. — А ведь актеры — известные выпивохи. — Он повернулся к управляющему: — Им подавали вино и эль за ужином после спектакля?
— Им ни в чем не отказывали. — с готовностью ответил Тейлард. — Не сомневаюсь, что, перед тем как отправиться в часовню, они пили. Я почувствовал это по их дыханию.
— Ну, сэр Майкл, вот вам и разгадка! — заключил Винч. — На одной чаше весов у вас заключение врача, который на своем веку осмотрел не меньше дюжины людей, скончавшихся от разрыва сердца. На другой — вздорное заявление двух пьяниц, которые без спросу вломились в часовню, потому что им пришла блажь смотреть на покойника, да еще при свете одной-единственной свечи. Так кому вы верите?
— Коли вы так ставите вопрос, — протянул сэр Майкл. — то без всякого сомнения я доверяю вам.
— Благодарю.
— И все-таки Николас Брейсвелл говорил об отравлении с такой уверенностью…
— Он ошибался.
— Похоже, вы правы.
— Я врачевал Роберта Патриджа на протяжении долгих лет и отлично знаю его слабые места. Роберт Патридж умер от разрыва сердца! — не терпящим возражений голосом закончил доктор Винч.
— Вам надо радоваться, сэр Майкл, — тихо проговорил Тейлард.
— Радоваться? Радоваться смерти одного из моих гостей? Что ты такое говоришь, Тэйлард?
— Вы меня не так поняли, — поклонился управляющий. — Разумеется, в вашем доме произошла чудовищная трагедия. Однако согласитесь, сэр Майкл, мистеру Патриджу было бы лучше умереть своей смертью.
— Извольте объясниться.
— Приезд «Уэстфилдских комедиантов» многое для вас значит. Для вас и для леди Элеонор. И вы пошли на страшные лишения, чтобы наилучшим образом развлечь ваших гостей. Однако подумайте, сэр Майкл, сколько ваших друзей придут на оставшиеся спектакли, если узнают, что один из гостей был отравлен?..
Лоуренс Фаэторн решил, что в труппе пора навести порядок. Когда Николас и Оуэн вернулись в Сильвемер с пустыми руками, он категорически заявил, что отныне их место с остальными актерами и больше отпускать их он не намерен.
— Но ведь мы еще не нашли Дэйви Страттона… — начал Николас.
— И не надо. — махнул рукой Фаэторн. — Он и так натворил достаточно бед. Я не позволю ему и дальше лишать нас суфлера. А если я его вообще больше не увижу и не услышу, тоже переживать не стану.
— Согласно договору он должен быть с нами, — заметил Илайес.
— Точно так же, как и ты, Оуэн.
— А что, если отец узнает, что Дэйви снова сбежал?
— Вряд ли он будет сильно волноваться, — признал Николас. — Мы сами слышали, как он говорил о собственном сыне. Считай, он от него отрекся.
Николас вкратце рассказал об их приключениях, но Фаэторна продолжал занимать лишь спектакль. Дневная репетиция «Ведьмы из Колчестера» закончилась полным провалом, отчего Лоуренс, несмотря на поздний час, все еще не находил себе места.
— Всё, забыли о мушкете, — приказал он. — Не будем больше говорить и об адвокате. Отравили его — и черт с ним. Если так пойдет и дальше, в труппе тоже начнется смертоубийство. — Он принялся перечислять имена своих будущих жертв: — Я собираюсь всадить в Эгидиуса Пая не меньше сотни пуль: влить бочку отравы в глотку Барнаби Джилла: что же касается этого идиота Джорджа Дарта, то я его утоплю в выгребной яме!
Николас и Оуэн терпеливо ждали, когда Лоуренс выговорится.
Они сидели за столом на кухне в обществе нескольких актеров, пришедших на ужин. Пай склонился над тарелкой, Джилл и Худ о чем-то шептались в уголке, а Дарт, опасаясь гнева Фаэторна, спрятался за окороком, свисавшим с потолка на крюке.
Когда поток жалоб и попреков иссяк, Фаэторн вспомнил еще об одной причине, по которой его друзья непременно должны были остаться в Сильвемере.
— Да! Чуть не забыл. Исаак Апчард сбежал, — объявил он.
— Как? — ахнули Оуэн и Николас в один голос.
— Констебль уснул, и мерзавец спокойно выбрался на свободу. Вести принес викарий, он очень спешил предупредить тебя, Ник. Апчард — человек злопамятный. Он будет тебе мстить.
— Я буду держать ухо востро.
— Как тебе угодно, но при этом ты останешься в Сильвемере и будешь делать то, за что я плачу тебе жалованье.
— Должно быть, Реджинальд Орр постарался, — прорычал Илайес. — Это он освободил своего дружка.
— Викарий думает так же, но доказательств нет и не будет, — мрачно произнес Фаэторн. — Искать их должен здешний констебль, а он дальше своего носа не видит.
— Я боюсь за Дэйви, — сказал Николас.
— Он сам сбежал, никто его палкой не гнал.
— Завтра утром я собирался сделать еще один круг. Пошире.
— Нет! — Фаэторн грохнул кулаком по столу. — От меня ни на шаг. Завтра на «Генриха Пятого» придет тьма народу. Я отказываюсь репетировать, если вместо тебя суфлировать будет этот набитый дурак Джордж Дарт. Ни строчки не произнесу, так и знай! Нам надо хорошо выступить.
— Кстати, на завтрашний спектакль сэр Майкл предложил мне одолжить порох собственного изобретения. Это оживит действие и не даст зрителям заснуть.
— По мне, пусть спят, Ник, — проникновенно сказал Фаэторн, — лишь бы никто из них вдруг снова не помер. Генрих Пятый должен убивать французских солдат, а не зрителей.
Они покончили с ужином и отправились готовиться ко сну. Возле коттеджей горели факелы, виднелись двое часовых, вооруженных мушкетами. Ромболл Тейлард что-то им втолковывал. Заметив приближающихся актеров, он повернулся к ним.
— Сэр Майкл решил выставить охрану. — Управляющий показал на вооруженных людей. — До нас дошли известия о том, что Исаак Апчард сбежал, поэтому лучше не рисковать.
В этот момент на тропинке показалась фигура на коне. Всадник быстро приближался. Николас впился взглядом в наездника, гадая, кто же это. Суфлер узнал человека, только когда тот спешился: ни с чем нельзя было спутать осанку и походку Джерома Страттона.
Весть о спектаклях «Уэстфилдских комедиантов» распространилась со скоростью лесного пожара, и со всей округи стекались люди, жаждавшие посмотреть хоть одно из оставшихся представлений. В воскресенье зрителей ждала комедия «Счастливый ворчун», веселье которой на следующий день, в понедельник, должна была оттенить печальная драма «Месть Винцетти». Для тех, кто прибыл в Сильвемер в субботу вечером, готовили «Генриха Пятого». У главного входа толпились десятки приглашенных.
В царящей суете никто не обратил внимания на двух человек, одетых в черное. Воспользовавшись сгущавшимися сумерками, они проникли в усадьбу с черного входа и затаились во тьме.
Лоуренс пребывал в прекрасном настроении. Репетиции шли отменно, специальные эффекты, над которыми потрудился Николас, сработали отлично. Пай внес изменения в заклинания «Ведьмы из Колчестера». Теперь Фаэторн мог не опасаться загадочных хворей и сосредоточился на роли. Облачившись в королевские одежды и водрузив на голову корону, он обратился к актерам, сгрудившимся в костюмерной.
— Друзья, — торжественно произнес он, обводя взглядом лица комедиантов, — не стану отрицать: у нас случались неудачи. Но теперь все позади. Удача благоволит нам. В Эссексе у нас есть пара недругов, но почитателей гораздо больше, и именно ими сейчас полон зал. Прислушайтесь! — Он поднял палец. — Вы слышите этот гул? Зрители в предвкушении! Мы завоевали их сердца еще до того, как вышли на сцену. И у меня для вас еще одна радостная новость: в зале сидит наш лучший друг. Я говорю сейчас о нашем покровителе, лорде Уэстфилде.
— А я-то думал — вы имеете в виду Барнаби, — осклабился Илайес.
Фаэторн взглядом заставил умолкнуть захихикавших учеников и продолжил:
— Сэр Майкл и леди Элеонора заслуживают феерического спектакля. Но лорду Уэстфилду требуется нечто большее. Готовы ли мы выступить так, чтобы он гордился тем, что наша труппа носит его имя? — Актеры живо закивали. — Тогда надевайте доспехи, берите оружие и с чистым сердцем — в бой! — Выхватив меч из ножен, он воздел его над головой: — Вперед!
Было видно, что слова Лоуренса произвели на актеров впечатление, хотя они не раз слышали подобные речи. Всем, за исключением робкого Джорджа Дарта, не терпелось поскорее выйти на сцену и показать, на что они способны. Загорелся даже флегматичный Эдмунд Худ.
— Я чувствую, что могу одолеть недругов одной левой! — воскликнул он.
— Не советую, — улыбнулся суфлер. — У тебя роль французского дофина, а значит, тебе предстоит проиграть. Если ты разгромишь неприятеля, ты погрешишь против исторической правды.
— Ты знал, что лорд Уэстфилд в зале?
— Только что услышал.
— Хитрец Лоуренс — держит все в тайне, пока не наступит самый удачный момент. Ты только посмотри, как все приободрились!
Николас обошел костюмерную, желая еще раз убедиться, что все готово к выступлению. Музыканты уже устроились на хорах, актеры заняли свои места. Дарту поручили несколько ролей, а кроме того, Джордж должен был подавать актерам бутафорию, аккуратно разложенную на столе, за которым он сейчас нервно переминался с ноги на ногу.
Показались музыканты, и ропот в зале затих. Заиграли вступление, и на сцену вышел Оуэн — прочитать пролог. Вне всякого сомнения, «Генрих Пятый» был лучшей пьесой Эдмунда Худа. Казалось, Фаэторн стал выше ростом, когда появился на сцене в образе монарха. Дамы в зале восхищенно ахнули. Властный, царственный Генрих Пятый приковал к себе все внимание зрителей, хотя порой его и отвлекал на себя сыпавший уморительными шутками Барнаби Джилл, игравший солдата. Задолго до окончания первого действия комедианты добились своей цели: зрители были потрясены. Но с началом следующей сцены Николас почувствовал приближение беды.
— Ник, за хорами кто-то прячется, — прошептал Джеймс Инграм.
— Ты уверен?
— Я слышал шум, когда читал монолог герольда.
— Но до сцены осады там никого не должно быть…
Инграм кинулся облачаться в наряд правителя Арфлера, оставив Николаса в смятении. Брейсвелл не имел права оставить актеров без своей помощи, поэтому не мог так просто наведаться на хоры и проверить, нет ли там незваных гостей. Действие приближалось к кульминации, вот-вот должна была начаться сцена осады Арфлера, для которой были заранее подготовлены специальные эффекты. Кто пустит их в ход без Николаса? Но кто в таком случае пойдет на хоры, чтобы узнать источник странного шума, услышанного Инграмом?
Решение созрело мгновенно.
— Джордж! — позвал он.
— Да? — Дарт поспешил к суфлеру.
— Ты видел, как я днем поджигал порох?
— Вы высекали искры. А потом очень громко бахнуло.
— Теперь тебе предоставляется чудесный шанс самому устроить громкий «бах», — сказал Николас и указал на тигли с порохом. — Мне надо отлучиться на несколько минут. Если я не приду, подожжешь порох в первом тигле.
— Я не умею… — заныл Дарт в страхе от внезапной ответственности.
Но Николас его не слышал, он уже летел по ступенькам, ведущим к хорам. Добравшись до самого верха, он увидел льющийся на сцену свет из канделябров. Внизу стремительно разворачивалось действие. Закованный в доспехи Генрих обращался к солдатам с пламенной речью, призывая их снова пойти в битву на стены Арфлера. Однако Николаса ждала иная битва — против врагов, спрятавшихся на другом конце хоров, причем так хорошо, что он едва их заметил. Положение было не из легких: если он попытается добраться до недругов, его непременно увидят в зрительном зале, поэтому Брейсвеллу ничего не оставалось, кроме как оставаться на месте, гадая, кто же эти незваные гости и что они собираются делать. Ответ не заставил себя долго ждать.
Пробравшись в маленькую комнатушку, выходившую на хоры, Исаак Апчард и Реджинальд Орр затаились, выжидая подходящий момент, чтобы сорвать спектакль. Злоумышленники выбрали сцену осады, настоящим героем которой стал не Генрих Пятый, энергично размахивавший мечом, а безоружный Джордж Дарт.
В тот самый момент, когда оба пуританина выскочили на хоры, Джордж принялся поджигать порох, но позабыл, какой из тиглей ему нужен, и лихорадочно высекал искры, пока порох не вспыхнул во всех трех котлах сразу. Раздавшийся взрыв оказался полной неожиданностью не только для публики, но и для актеров. Грохот был оглушающим. Когда Орр и Апчард выскочили из укрытия, их заволокло дымом. Огромное знамя, которое Реджинальд развернул, дабы известить всех о порочной сути театра, куда-то пропало. Хлопок мушкета, из которого выстрелил Апчард, чтобы привлечь всеобщее внимание, потонул в общем шуме.
Николас увидел достаточно, чтобы понять: надо действовать. Он кинулся на Орра, осыпая его ударами, потом переключился на его подельщика. Апчард в ярости замахнулся на суфлера мушкетом, но Николас пригнулся, вцепился в ноги неприятеля и резко дернул на себя, отчего Исаак грохнулся на пол. Подхватив мушкет, Николас несколько раз со всей силы врезал пуританину прикладом; шум разыгрывавшейся на сцене битвы заглушил стоны несостоявшегося поджигателя.
Однако оставался еще Орр. Вскочив на ноги, он вцепился Николасу в горло и с яростным криком принялся душить суфлера. Крик сменился воем, когда Николас двинул противника мушкетом между ног. Пуританин, скуля, повалился на спину, и Брейсвелл бросился на него. Бой закончился. Прежде чем Николас успел нанести еще один удар, чьи-то сильные руки выволокли с хоров и врагов, и его самого. Горделиво ступая, на середину галереи вышел Лоуренс Фаэторн.
— Прочь с дороги! — прогремел он. — Я только что взял Арфлер!
Когда дым наконец рассеялся, на хорах, игравших роль городских стен, зрителям предстал торжествующий Генрих Пятый, готовящийся произнести заключительный монолог. В зале местами захлопали.
В это время внизу, в костюмерной, Николас как раз заканчивал связывать пуритан. Свою роль они уже отыграли, и рты их затыкали кляпы.
— Я случайно поджег весь порох, — с виноватым видом проговорил Дарт.
— Ты спас спектакль, Джордж, — радостно улыбнулся Николас. — Поздравляю!
Наградой актерам стала буря аплодисментов. Даже сэр Уэстфилд, покровитель труппы, не раз видевший спектакль, поднялся, выражая актерам свое уважение и восхищение. Зрителей очень впечатлила сцена осады Арфлера, особенно — трое актеров, которые сражались в пороховом дыму на хорах. Вместо того чтобы сорвать спектакль, Орр и Апчард только усовершенствовали его, против своей воли пополнив ряды комедиантов.
Когда обоих пуритан арестовали и увели, Николас почувствовал, что наконец может спокойно вздохнуть. Труппе больше ничто не угрожало, а поскольку мушкет был у Апчарда, и Николасу нечего было опасаться. Казалось, все опасности позади…
Наступило время пира. Актеры были в самом приподнятом настроении, и Николасу, как и остальным, не терпелось поскорее оказаться на кухне. Он считал, что по праву заслужил сытный ужин, и торопился отпраздновать вместе с труппой успех спектакля. Однако на пути к столу его остановил Клемент Эндерби.
— Прошу прощения, друг мой. Вы не могли посвятить мне несколько минут. Думаю, излишне говорить, как мне понравился спектакль, — начал Эндерби, когда они остались наедине. — Я просто в восторге. Давно у нас такого в Эссексе не было. Позвольте мне выразить искреннее восхищение «Уэстфилдскими комедиантами». А теперь, — глаза его сверкнули, — у меня для вас подарок. Думаю, вы его по праву заслуживаете.
— Подарок?
— Дэйви Страттон.
— Так вы знаете, где он?!
— Мы привезли его с собой, но об этом никто не знает. Я решил подождать с новостью и не беспокоить вас до окончания спектакля.
— Как он? — волновался Николас. — Мальчик здоров?
— Здоров, мистер Брейсвелл. Я оставил его у вас в домике. Ступайте и убедитесь сами.
Николас не мог удержаться и накинулся на Эндерби с расспросами, но Клемент отказался говорить что-либо еще. Не проронив больше ни слова, владелец Оуквуд-хауса вывел суфлера с черного хода, и они двинулись к коттеджам. В окне домика, где поселился Николас с друзьями, горел свет. Войдя внутрь, Брейсвелл тут же увидел мальчика, который понуро сидел в углу на стуле. Дэйви выглядел грустным и явно чувствовал себя неуютно.
— Добрый вечер, Дэйви, — сказал Николас.
— Добрый вечер, — пробормотал мальчик.
— Где ты был?
— В Оуквуд-хаусе.
— Но почему же ты сбежал?
Вдруг из сумрака навстречу Николасу шагнула женщина:
— Он хотел повидаться со мной.
— Познакомьтесь, это Кейт, — представил женщину Эндерби. — Здесь ее знают под именем Кэтрин Гоуэн. Ей очень не хотелось возвращаться в Сильвемер.
— Вы правы, сэр. Но так будет лучше для Дэйви.
Она взглянула на мальчика, и он ответил ей измученной улыбкой. Николас всмотрелся в стоявшую перед ним красивую молодую женщину, оглянулся на Дэйви, снова перевел взгляд на Кэтрин Гоуэн… Сходство было поразительное.
Николаса ослепила догадка. Вперед выступил Эндерби. Он положил руку на плечо мальчика и произнес:
— Вам надо поговорить с Кейт наедине. Эта беседа не для ушей Дэйви.
Он вышел вместе с мальчиком, плотно закрыв за собой дверь. Николас видел, в каком смущении находится женщина, стоявшая перед ним. Он предложил ей сесть, после чего и сам опустился на стул рядом. Кэтрин с надеждой посмотрела ему в глаза.
— Дэйви сказал, что я могу вам доверять, — проговорила она.
— Я его друг.
— Да, он так и сказал.
— Он мне о вас ничего не рассказывал, — мягко произнес Николас. — Я и не думал, что его мать жива.
Женщина вспыхнула, но тут же опустила голову. Прошло несколько минут, прежде чем она нашла в себе мужество заговорить. Николас терпеливо ждал, чувствуя, каких усилий ей это стоит. Он попытался помочь ей:
— Значит, он отправился к вам; когда он в первый раз сбежал, там, в лесу, он хотел остаться с вами?
— Сэр, я объяснила ему, что он неправ, и заставила его вернуться.
— А на этот раз?
Она грустно пожала плечами:
— Я пыталась спрятать его в своей комнате, но какой от этого толк? Так не может продолжаться вечно. Мистер Эндерби — человек добрый, он хорошо ко мне относится. Я не могла от него долго скрывать.
— А когда Дэйви обо всем узнал?
— Когда я вернулась в Эссекс, сэр. Меня спровадили подальше, в Линкольн, чтобы никто ни о чем не узнал. Дэйви должен был вырасти в хорошей семье. Мне казалось, так будет правильно. Я была опозорена, сэр, — тихо произнесла она. — Мне оставалось только согласиться.
— Но вы все-таки вернулись.
— Я не смогла его забыть. Все время думала только о нем.
— Вы поддерживали связь с его отцом?
— Нет, — твердо ответила она.
— Он хотел, чтобы вы вернулись?
— Нет, конечно же, нет.
— Теперь я понимаю, почему мистер Страттон запрещал Дэйви появляться в Оуквуд-хаусе.
— Вы ошибаетесь, сэр. Мистер Страттон не отец Дэйви.
— Как так?
— Я бы и близко его к себе не подпустила, — сурово произнесла женщина. — Он жестокий человек…
— Что же случилось? — Николас взял ее за руку. — Я не намерен осуждать вас. Вы мать Дэйви, и он любит вас так сильно, что ради вас пойдет на все. Вы вернулись, чтобы быть к нему поближе?
— Да.
— И именно поэтому мистер Страттон запретил мальчику играть с его друзьями в Оуквуд-хаусе? Он увез мальчика в Лондон, чтобы он был подальше от вас?
— Дэйви так мучился, сэр. Он сильно страдал от разлуки со мной. Я не видела сына долгие годы и все ломала голову, где он, как он, что делает. А потом наступил день, когда я поняла, что не могу так дальше жить. Я знала, что он никогда не будет со мной, и все же мне хотелось быть к нему поближе.
— Погодите. Объясните сначала — как он оказался в Холли-лодж?
Кэтрин глубоко вздохнула:
— Все это случилось много лет назад… — Николас почувствовал, как дрожит ее рука. — Супруга мистера Страттона очень хотела иметь детей. Хотела, но не могла, два раза рожала, и оба раза — мертвеньких. Вы представить себе не можете, что она пережила. Муж не хотел, чтобы она прошла через этот кошмар еще раз. И вот, когда она снова забеременела, он стал опасаться самого худшего.
— Третий ребенок тоже родился мертвым? — догадался Николас.
— Да, сэр, но она никогда об этом не узнала. Мертвого ребенка сразу унесли, а вместо него положили живого, и она решила, что это и есть ее дитя. — Кейт опустила голову. — Дэйви родился за несколько дней до того, как у нее начались схватки. Они отобрали его у меня.
— Они?
— Доктор Винч с повитухой. Они заранее все спланировали. Они прятали меня, пока не пришло время рожать. А потом меня послали в Линкольн…
— И жена Страттона так ни о чем и не узнала?
— Ни о чем, сэр. Бедная женщина любила Дэйви как своего сына. Но мистер Страттон оказался плохим отцом. Как только она умерла, он резко переменился к Дэйви. Потом он узнал, что меня взяли в Оуквуд-хаус, и стал думать, как вообще избавиться от мальчика. — В голосе Кейт послышалась мольба. — Сэр, поверьте мне, когда я решила вернуться, я никому не желала беды.
— Как же Дэйви узнал, что вы — его мать?
— Он ослушивался отца и часто бегал в Оуквуд-хаус играть с детьми мистера Эндерби. Там Дэйви увидел меня. Знаете, есть вещи, которые женщине скрыть не под силу. Вскоре Дэйви обо всем догадался. Нас тянуло друг к другу. Он приходил всякий раз, когда у него появлялась возможность ускользнуть из дому.
— Подождите, давайте вернемся к началу. — Николас напряженно соображал. — Вы сказали, что ребенка у вас забрали доктор Винч и повитуха?
— Да, сэр. Ее звали матушкой Пигбоун.
— Так, значит, она помогла появиться Дэйви на свет! Вот оно что… — Суфлер был потрясен. — Но теперь Дэйви — законный наследник мистера Страттона, неужели тогда об этом никто не задумался? Кроме того, как им удалось уговорить вас отдать родного сына?
— Они заставили меня подписать бумагу, согласно которой я отказывалась от всех прав на мальчика. Все должно было остаться в тайне. Доктор Винч привел с собой адвоката, который все обставил.
— Роберт Патридж! — ахнул Николас.
— Этого я не знаю, сэр, они не называли его имени. — Кэтрин обратила на суфлера полный отчаяния взгляд. — Скажите мне, сэр, что станет с Дэйви? Он принят учеником в вашу труппу, но я-то знаю, что на самом деле у него к театру сердце не лежит. Ему дурно от одной мысли о разлуке со мной. Вы увезете его с собой обратно в Лондон?
— Поймите, Кейт, не мне это решать. Этот вопрос еще предстоит обсудить. Однако сперва надо покончить с кое-какими делами. — Он поднялся. — Спасибо, что все мне рассказали. Я понимаю, чего это вам стоило. — Суфлер кивнул на дверь и улыбнулся: — Ступайте. Вас ждет сын.
— Но я еще не все сказала вам, сэр.
— Что же осталось?
— Имя настоящего отца Дэйви.
— Мне кажется, я его и так уже знаю…
Вне себя от ярости, Джером Страттон мерил шагами комнату. В его голосе слышалась горечь:
— Почему мне раньше не сказали?
— Потому что вы бы попытались меня остановить, — ответил Ромболл Тейлард.
— Я не имею никакого отношения к случившемуся, — оправдывался доктор Винч. — Тейлард начал действовать, ни с кем не посовещавшись, и потом мне пришлось его покрывать.
Страттон резко повернулся к доктору:
— Вы виноваты не меньше его! Почему вы не сказали мне всей правды, когда приехали ко мне? Черт вас подери! Вы же были в моем доме и сами слышали, как Николас Брейсвелл говорил, что Роберта Патриджа отравили! Вы еще заверили меня, что это неправда!
— Но что мне еще оставалось делать? Случившееся должно оставаться в тайне.
— И как же?
— Очень просто, — вмешался Тейлард.
Троица расположилась в комнате управляющего.
Пока зрители толпились на первом этаже, Страттон и Винч проскользнули наверх, к Тейларду. Им было не до спектакля.
— Если будете скрывать от меня что-то, у нас ничего не получится, — прорычал Страттон.
— Вам не было никакой необходимости знать всю правду, — твердо сказал Тейлард. — Если бы не вмешался этот чертов Николас Брейсвелл, все бы быстро забыли о случившемся. Роберт Патридж упокоился бы с миром в могиле, и никто, — управляющий внимательно посмотрел на Винча и Страттона, — никто в этой комнате не стал бы лить по нему слезы.
— Именно, — кивнул Винч. — В последнее время Роберт начал надоедать…
— Больше он не станет докучать нам, — спокойно произнес Тейлард. — Он унес тайну в могилу. К тому же одним выстрелом я убил двух зайцев: все знали, как Роберт любил вино, а перед спектаклем он пил так много, что просто не заметил, как я высыпал ему в бокал отраву, которую купил у матушки Пигбоун.
— Но почему ты не предупредил меня? — проблеял Винч.
— Я хотел заодно сорвать спектакль, — ответил Тейлард, — и положить конец славе «Уэстфилдских комедиантов». Судите сами: кто бы еще пошел к ним на представление, если бы поползли слухи, что один из зрителей посреди действа принял страшную смерть? Труппе пришлось бы уехать несолоно хлебавши. Однако, — управляющий прикусил губу, — я не рассчитал, Роберт Патридж оказался крепче, чем я полагал. Он упал замертво, когда спектакль был почти окончен.
— Именно, — раздраженно произнес Винч. — А потом мне пришлось лгать о том, что стало причиной его смерти.
— Ничего, доктор, вам не впервой. — Тейлард криво усмехнулся. — Если бы Николас Брейсвелл не сунул свой нос в это дело, никто бы ничего не заподозрил.
— Он слишком много знает.
— Именно поэтому я попытался заставить его замолчать навеки.
— Так это ты стрелял в него? — ахнул Страттон.
— Если бы я попал, труппа наверняка бы убралась из Сильвемера.
— Однако он жив, — Винч заерзал на стуле, — и по-прежнему висит у нас на хвосте. Он успел наведаться к матушке Пигбоун и расспросить ее о яде.
— Я не желаю иметь к этому никакого отношения, — объявил Страттон, направляясь к двери. — Вы сами вырыли себе яму — сами из нее и выбирайтесь.
— Э нет, Джером, ты сидишь в ней вместе с нами! — Винч схватил его за руку.
— Теперь уже нет! — Страттон резко оттолкнул лекаря и вышел вон из комнаты.
У Винча начали сдавать нервы. Он облизал пересохшие губы.
— Все кончено, Ромболл, — пробормотал он. — Мне остается только бежать. Правда обязательно выйдет наружу.
— Не выйдет, если мы избавимся от этого Брейсвелла.
— Но как это сделать?
— Мне это тоже хотелось бы знать, — послышался голос, и на пороге появился Николас. — Я надеялся найти вас здесь, мистер Тейлард. Я хочу поговорить о вашем сыне — Дэйви Страттоне.
— Видишь! — в волнении вскрикнул доктор Винч. — Я же тебе говорил — он слишком много знает!..
— Я знаю все, — улыбнулся Николас.
Тейлард не растерялся. Не дав никому опомниться, он схватил в охапку доктора и толкнул его на Николаса; это позволило ему выиграть несколько мгновений, чтобы скрыться в спальне. Николас тотчас кинулся следом, но дверь оказалась заперта. Суфлер навалился на нее плечом, но она не поддалась. Оглядевшись, Николас схватил тяжелый стул и принялся колотить им в дверь. Когда же наконец суфлер очутился в комнате, Тейларда там уже не было. В распахнутое окно врывался холодный ветер. Выглянув наружу, Николас увидел, как управляющий бежит прочь по крыше. Брейсвелл осторожно ступил на скользкую черепицу и пустился в погоню, Тейлард же тем временем скрылся за дверью в стене башни. Когда Николас до нее добрался, Тейлард опережал его на несколько ярдов.
Держа кинжал наготове. Брейсвелл стал осторожно подниматься по темной лестнице. На самом верху его поджидал Тейлард, сжимая в руках каменное ядро. Николас высунул голову за дверь, ведущую на площадку, и тут же отпрянул. Снаряд просвистел в нескольких дюймах. Прежде чем управляющий успел схватиться за следующее ядро, Брейсвелл был уже на вершине башни. Они медленно закружились по площадке.
— Теперь я понимаю, почему вы так противились нашему приезду, — произнес Николас. — Меньше всего вы хотели видеть в Сильвемере собственного сына. — Тейлард рванулся к двери, но Николас преградил ему путь. — Кэтрин Гоуэн все мне рассказала. Когда она работала здесь служанкой, она сделала одну ошибку — пустила вас в свою постель. Вы же не только выставили ее вон, но и отняли у нее ребенка.
— Это было сделано ради ее же блага.
— Кейт думает иначе.
— Не надо ей было возвращаться в Эссекс.
— О многом приходится впоследствии жалеть. — Николас выставил вперед кинжал, чтобы держать управляющего на расстоянии. — Не надо было покупать яд у матушки Пигбоун, не надо было убивать Роберта Патриджа, не надо было стрелять в меня. Ведь это тоже были вы, не так ли? У кого еще есть ключ от арсенала сэра Майкла? Вы проникли туда, взяли мушкет, а потом отправились за мной следом. Так было?
— Да! Так! — прохрипел Тейлард.
— Ну что ж, я перед вами! Попробуйте меня одолеть.
Тейларда не пришлось долго уговаривать. Он кинулся к Николасу и попытался перехватить руку, в которой суфлер сжимал нож. Они сцепились. Тейлард оказался на удивление силен, и ему удалось вырвать оружие, которое, звеня, упало на камни. Управляющий наносил удар за ударом; собравшись с силами, Николас сбросил противника на пол. Однако Тейлард не собирался сдаваться. Схватив лежавший рядом нож, он выставил его перед собой, заставив Николаса попятиться, а сам тем временем поднялся на ноги. Противники снова закружились по площадке. Обернувшись, Николас увидел, что стоит спиной к парапету, а за ним — отвесный обрыв. План, созревший в голове его противника, был ясен. Как только Тейлард бросился в атаку, Николас отскочил влево, уходя от удара, и одновременно со всей силы ударил управляющего по руке, сжимавшей кинжал; оружие снова звякнуло о камень. Тейлард потерял от ярости разум. Вцепившись Николасу в плечи, он стал теснить его к парапету.
Они боролись на самой вершине башни не на жизнь, а на смерть. Тейлард бился отчаянно, но воля Николаса была сильнее: он сражался не только за «Уэстфилдских комедиантов», он мстил за маленького мальчика и его оскорбленную мать.
Вновь почувствовав спиной холодный камень, Николас резко качнулся в сторону, рванул Ромболла Тейларда на себя, и тот, вместо того чтобы скинуть Николаса с парапета, сам шагнул в пустоту, огласив сумрак криком отчаяния, который оборвал глухой удар о землю.
Спектакль «Ведьма из Колчестера» превзошел самые смелые ожидания. Комедианты старались вовсю, чтобы порадовать сэра Майкла в день его рождения, поэтому представление затмило даже «Генриха Пятого». В Главном зале яблоку некуда было упасть. Лоуренс Фаэторн, больше не страшась колдовских чар, сыграл мучимого хворями лорда Мэлэди неподражаемо. Его врага, сэра Фредерика Лоулеса, изображал Оуэн Илайес, а доктор Пьютрид в исполнении Барнаби Джилла изрядно повеселил зрителей своими остротами. Эдмунд Худ и Джеймс Инграм, игравшие расчетливых, скаредных адвокатов, не раз вызывали у зрителей смех. Остальные актеры не уступали им, и пьеса Эгидиуса Пая стала триумфальным завершением гастролей в Сильвемере. Сам автор сидел в зале и был на седьмом небе от счастья.
Однако радость и веселье, переполнявшие сэра Майкла, были омрачены горечью сожаления. Спектакль, совершенно околдовавший гостей, съехавшихся на день его рождения, для Гринлифа имел куда как более глубокий смысл. Черная Джоан, бредущая по сцене вперевалку, живо напоминала ему матушку Пигбоун. Увидев гибель Шортшрифта, сэр Майкл содрогнулся, вспомнив, как в этом самом зале лишь несколько дней назад был отравлен Роберт Патридж… Однако комедиантов нельзя было винить за совпадения, встречавшиеся в пьесе. Кроме того, Николас Брейсвелл избавил Сильвемер от ядовитой гадины, выведя на чистую воду Ромболла Тейларда, которому Гринлиф так доверял, — уже одно это оправдывало приезд труппы.
А кое-кто, вместо того чтобы играть на сцене с остальными, сидел в зале в окружении семейства Эндерби. Дэйви Страттон был полностью поглощен разворачивающимся перед ним действом, завороженно следя за игрой подлинных мастеров.
Когда спектакль закончился, зал взорвался аплодисментами. Актеры окружили сияющего от удовольствия Фаэторна, который, вновь войдя в роль лорда Мэлэди, провозгласил:
— Славословие — лучшее лекарство! Ни в чем себе не отказывайте!
На рассвете комедианты собирались в путь. Николас возился у телеги со скарбом — проверял, все ли на месте. Подошел Илайес и хлопнул друга по плечу:
— Теперь лошадям тянуть телегу будет легче!
— Точно, — согласился Брейсвелл. — Одним учеником меньше, и, думаю, этому скорее надо радоваться, чем печалиться. А поскольку Джером Страттон не отец Дэйви, договор, что мы заключили, теряет силу.
— Этот паршивый купчишка нарушил уйму законов.
— Ничего, он за все ответит.
— Угу. С доктором Винчем и матушкой Пигбоун.
— Да, они все замешаны в этой истории, но все-таки главным мерзавцем был Ромболл Тейлард. Какая ирония, — усмехнулся суфлер. — Страттон отдал нам Дэйви, чтобы избавиться от него, но нам пришлось снова везти его в Сильвемер. Чтобы отделаться от мальчика, ему предстояло терпеть соседство с нами целую неделю. А что в результате? Дэйви обрел мать!
— Интересно, как он теперь…
— Думаю, ему не на что жаловаться. Мистер Эндерби с радостью согласился взять его к себе.
— Всякий ребенок должен быть с матерью.
— Вздор! — пророкотал подошедший к друзьям Фаэторн. — Если так думать, мы вообще останемся без учеников. Запомни, Оуэн: театр — лучшая мать!
Скомандовав по коням, Фаэторн сам вскочил в седло и поехал впереди процессии. На крыльце, опечаленная разлукой, в окружении гостей стояла леди Элеонора и махала комедиантам на прощание. Владельца усадьбы нигде не было видно.
Фаэторн повел кавалькаду вдоль берега озера. В телеге рядом с Николасом сидел Эгидиус Пай, который все еще не мог прийти в себя от восторга.
— Спасибо! Спасибо вам огромное! — только и твердил он.
— Да нет же, это мы вас должны благодарить за чудесную пьесу, — кисло отозвался Николас.
— Все, довольно с меня судов. Не бывать мне больше адвокатом. Вы изменили мою жизнь!
Стоило Паю произнести эти слова, как раздался оглушительный грохот. Это был прощальный салют: сэр Майкл Гринлиф, стоявший на вершине башни возле дымящейся пушки, проводил взглядом ядро, которое, описав дугу, врезалось в самую середину озера. На актеров обрушились потоки воды и осколки льда.
Волшебник из Сильвемера наконец-то вывел формулу нового пороха.
notes
