Американские ученые сделали сенсационное открытие: нейрологи — врачи, изучающие человеческий мозг, заявили, что смех — это наркотик. Они обнаружили, что при смехе у человека активизируются те же самые участки мозга, которые возбуждаются при употреблении кокаина. Допамин — так называется химическое вещество, которое вызывает у человека хохот. Пока это вещество вырабатывает сам человеческий организм, но означает ли это, что совсем скоро ампулу допамина можно будет купить в аптеке и, сделав себе укол, вдоволь насмеяться.

Непотопляемая Россия находит поводы для смеха даже в самые суровые времена. Почти 70 лет граждане Страны Советов строят светлое будущее. Уже смешно. Как говорилось в выступлении юмориста: «Товарищи, кто-нибудь может толком сказать, в каком трамвае я еду?» И чем больше нас убеждают в том, что мы идем верной дорогой, тем охотнее мы смеемся. Во время правления Брежнева хохочут до слез. До этого ни один государственный лидер не получал бо́льшего количества страстных поцелуев и высоких наград.

Дефицит — еще один повод для шуток. Талонная система воодушевляет юмористов. Вспомним выступление Карцева: «Что мне нужно? Мне нужно… что у вас есть? Мне нужно все!»

Все произведения юмористического толка подвергаются жесткой цензуре. Но сатирикам все же удается обходить запреты и выдавать достойный продукт. Правда, далеко не все шутки могут оценить секретари обкомов и члены Политбюро.

В связи с этим вспоминается миниатюра Карцева, в которой были такие слова: «Чувство юмора — прекрасное чувство. Оно необходимо каждому человеку. И как жаль, когда у некоторых его нет».

Сатирические издания времен застоя — пристанище интеллектуалов. Эзопов язык, понятный миллионам, проходит почти без купюр. В журнале «Крокодил» упорным трудом борется с тунеядцами мастер советской карикатуры Борис Ефимов. На 16-й полосе «Литературной газеты» публикуются молодые писатели-сатирики — Лион Измайлов, Александр Иванов, Аркадий Арканов.

30 лет назад чтение являлось, может быть, единственной отдушиной для наших людей, они любили чтение, и это было прекрасно. Была литература, которую люди читали глазами, где авторы работали над словом, над сюжетом, над формой, где понятие «реприза» как таковое практически отсутствовало.

Вот пример из выступления Аркадия Арканова: «Он был большим охотником до женского пола. “Здесь, говорят, неподалеку проходит женский кросс, — хитро шепнул он мне как-то. — Может, порезвимся, если ветра не будет?”»

Юмор в чистом виде существует, пожалуй, только для детей. Молодое поколение строителей коммунизма взахлеб читает «Веселые картинки» и смотрит рисованные мультики.

Процветает отечественное кино. Комедии Рязанова и Гайдая цитирует вся страна, вот, например, запомнившиеся на десятилетия слова из «Кавказской пленницы»:

«Жить, как говорится, хорошо. — А хорошо жить — еще лучше. — Точно».

Купить билеты в Театр Сатиры можно только по блату. А попасть на концерт Райкина считается великой удачей. Со сцены в его выступлении можно было услышать и такое: «Вот я слушал вас всех долго, терпеливо, внимательно и, наконец, понял — ну и дураки же вы все!»

Правда, кроме причесанного юмора, есть и его обратная сторона — то, что недозволено говорить и показывать публично, остается на кухне. На катушечных магнитофонах слушают переписанные по сотне раз песни Галича и Высоцкого. Ни одно застолье не обходится без свежего политического анекдота, они передаются из уст в уста, и оттого, что находятся под негласным грифом «запретно», становятся еще смешнее. В советское время было много смешного и острого, но это запрещали, вырезали, купировали. Многих потрясала, например, такая фраза из фильма «Гараж»: «Я за машину Родину продал. — Попрошу факт продажи Родины зафиксировать в протоколе».

Но, по словам Эльдара Рязанова, «деятели культуры, кто инстинктивно, так сказать, кто подспудно, кто сознательно, они все воевали со строем, все воевали с режимом».

Застой заканчивается пятилеткой пышных похорон — так в шутку народ окрестил время, когда страна поочередно провожает в последний путь Брежнева, Андропова и Черненко. Весной 1985-го генеральным секретарем становится молодой и энергичный Горбачев. Он объявляет ускорение, гласность и хозрасчет, одним словом — перестройку. Страна замирает в тревожном ожидании нового.

Как говорилось в выступлениях юмористов, «любая неприятность, при нормальном развитии событий, оборачивается бедой, которая в России, учитывая ее размеры, испокон веков называлась задницей».

Первое и самое уморительное нововведение перестройки — сухой закон. Лишение традиционной радости винопития сразу сплотило простых тружеников и элитарную прослойку — в очередях к винным магазинам. А для юмористов наступает благодатная пора — как-никак свобода слова!

По воспоминаниям Александра Ширвиндта, художественного руководителя Театра Сатиры, народного артиста РСФСР: «Приехали в Красноярск на гастроли. Только-только вышел сухой закон. Замечательные гастроли, тогда еще первый секретарь обкома устроил нам грандиозный банкет где-то вот за городом, в резиденции. Там омули, стол ломится и стоит, как сейчас помню, в графинах манго, его пить невозможно, разведенный сахар. И под эту водочную закуску все пили манго».

За 30 лет многое изменилось. Вседозволенность сняла ореол святости со многих запретных тем. Можно высмеивать власть, не опасаясь за последствия. Прямо со сцены.

Очередь в винный магазин в период кризиса, начало 90-х годов

Перестройка, с одной стороны, дала огромные возможности: делай что хочу, критикуй кого хочу, пародируй кого хочу — и все это кончилось тем, что сама перестройка настолько себя запародировала и настолько сама себя «рассмешила», что, по словам Александра Ширвиндта, пересмешить, например, Жириновского стало невозможно, потому что он документален.

А в остальном каждый волен выбирать — пойти в Театр Эстрады или на американскую комедию. Купить пачку анекдотов из рук уличного торговца или бродить по каналам вместе с телевизионными юмористами. Но почему-то юмор стремительно теряет былую остроту. Жанр из литературного превратился целиком в эстрадный, слово для глаза стало словом для уха.

Ученые давно пытаются изучить, как воздействует смех на организм человека. И каждый находит такому невещественному понятию, как смех, свое, вполне научное объяснение. Исследователи процесса старения — геронтологи — утверждают: хохмачи и оптимисты гораздо легче переносят стрессы, а следовательно, дольше живут. Сексологи признают — лучшее средство для снятия напряжения все-таки смех, в то время как секс стоит лишь на втором месте. Наркологи сравнивают смех с наркотиками, к нему моментально привыкают и получают массу удовольствия. Диетологи убеждены: смех способствует сжиганию жира, особенно в области живота. Психологи советуют чаще шутить, хорошая шутка помогает разрядить обстановку и снять напряжение, но при условии что эта шутка уместна.

По словам Анатолия Дмитриева, конфликтолога, члена-корреспондента РАН, «серьезность и смех — это антитезы. Они находятся в связи друг с другом, серьезность и смех в постоянной борьбе. И серьезность старается подавить смех, а смех ускользает».

Пока ученые всерьез заняты поиском формулы смеха, мы не задумываемся, почему и, собственно, над чем мы смеемся. Мы увлечены процессом. А для сатириков нет ничего смешнее, чем старания ученых изучить смех. В газете «Неделя» была опубликована статья врача-психиатра. Он писал: «Смех начинается с глубокого вдоха, за которым следует выдох, происходящий отдельными порциями. Такой механизм выдоха обусловлен тем, что щель между голосовыми связками суживается, и воздух, ритмически проталкиваясь через это узкое отверстие, порождает те самые отрывистые звуки. Поэтому, прежде чем смеяться, следует тщательно взвесить — а стоит ли ради этого ритмически проталкивать воздух через узкое отверстие и порождать отрывистые звуки типа ха-ха-ха или хи-хи-хи».

Андрей Кнышев — один из отцов-основателей программы «Веселые ребята», первого телевизионного юмористического проекта начала перестройки. Многие помнят его знаменитые приветствия: «Здравствуйте, дорогие товарищи телезрители, давно мы вас не видели что-то у наших экранов».

Безумно популярный в конце 80-х, сатирик на экранах появляется редко. Его шутки, взращенные на борьбе с цензурой, слишком интеллектуальны и уже не смешны.

Персонаж по имени Верка Сердючка появился 11 лет назад. Правда, тогда смотреть программы с ее участием считалось чуть ли не моветоном.

Ведь юмор, по сути, это серьезная вещь. Самые смешные фарсовые вещи нужно играть очень серьезно. А у нас или платки надевают, или грудь, или задницу — и шутят.

Сегодня Верка Сердючка стала главной звездой эстрады. Одно ее выступление стоит примерно столько же, сколько получает за концерт Алла Пугачева. Неграмотная речь и застольные песни сделали провинциальную проводницу Верку чуть ли не национальной героиней. Видимо, нам стали больше нужны хабалистые шутки Сердючки, нежели интеллигентный юмор того же Райкина.

Имя актера, который скрывается за пышными формами проводницы, — Андрей Данилко. Правда, мужчина в юбке — образ не уникальный. Вспомним эстрадный дуэт — Вероника Маврикиевна и Авдотья Никитична. Александр Ширвиндт создавал персонажи, руководствуясь иными принципами.

Это был дуэт замечательных актеров. Они не надевали юбок, у них были только косыночка и шляпка. Это была пародия на некоммуникабельность разных пластов населения, о чем бы ни говорили — о политике, о молоке, о детях, — они ни в чем не могли понять друг друга.

Актеры Борис Владимиров и Вадим Тонков

Вот как общались между собой Вероника Маврикиевна и Авдотья Никитична: «— Муж как чувствует себя ваш? — А кто это? Ах, муж! Я сразу не поняла! Да, прелестно, только в последнее время стал ловить рыбу… в ванне. — Да вы что? — Да. Сидит как на бережку, закинет удочку, сидит себе часами. — Рыбу в ванне? — Да. — Миленькая моя, это серьезно! — Ну, знаете… — Ну, что вы, нужно как можно скорее обращаться к психиатру. — Да, я тоже так думала… но так свежей рыбки хочется».

Примеряли на себя женские формы Олег Табаков и Александр Калягин, вспомним хотя бы его тетушку Чарли из Бразилии.

Но у этих актеров были сотни других, гениально сыгранных ролей, в отличие от Андрея Данилко. Самому Данилко можно провести эксперимент — снять накладные груди и пройтись, например, по Арбату. В таком виде он вряд ли будет сильно отличаться от прочих гуляющих по Москве пареньков.

Писатель Аркадий Арканов говорил: «Если твое произведение не смешит людей, то это твоя проблема. Если ты можешь, не прогибаясь под них, рассмешить их, — ты победил. Если они не смеются, а ты начинаешь под них прогибаться, — ты погиб. Сердючка уже давно прогнулась, уже это стало даже нарицательным. Представьте себе, что появилась новая Сердючка и — Верка, до свидания. Ее забудут тут же».

Подобные примеры, когда артиста одной роли покидала популярность, случались неоднократно. Все знают Дэвида Копперфильда и лишь немногие вспомнят пародию на известного мага в исполнении Геннадия Ветрова. Пару лет назад в прессе долго муссировали внешнее сходство артиста эстрады с известным фокусником. Геннадий воспользовался этим и сделал пародию на своего двойника. А когда Копперфильд приехал в Москву, сфотографировался с ним в наиболее выгодном для себя ракурсе — в профиль, чтобы не разочаровывать прессу.

На волне популярности Ветров легко создавал номера, отчасти и потому, что лет 10 назад на ниве юмористов жилось куда вольготнее. Однажды муза посетила артиста на экскурсии.

Сегодня человек-оркестр в творческом кризисе. То ли публика пошла капризная, то ли на каждого зрителя приходится по одному пародисту. Чтобы хоть как-то удержаться на плаву, Ветрову приходится изобретать более изощренные шутки. Сегодня в цене, то есть считается смешным и собирает полные залы, малороссийский говор и гротескные формы. Костюмы для нового номера почти готовы. Правда, назвать это искусством, после того же Райкина, как-то не поворачивается язык. Может быть, потому, что еще помнят Райкина? Пока помнят.

Возможно, и эти его пророческие слова из одной миниатюры: «Конечно, это было не то, конечно, это было не так и, конечно, это было, прямо скажем, совсем иначе. Поговорим о причинах. Мне кажется, влияние улицы. Влияние улицы».

Конферансье, исполнитель монологов, мастер мгновенного перевоплощения. В 40-е годы его пародии цитировала вся страна. В 50-е российский Чарли Чаплин стал известен Европе. Он шел по тонкому льду, но ни разу не поскользнулся. Грань между элегантным театральным юмором и сатирой, обличающими уклад того времени, была настолько продумана и совершенна, что все их понимали, но придраться было не к чему.

Это человек, который выходил и отдавал публике все, что у него было, — и сердце, и душу. Он уважал зрителя, он не мог позволить себе пошлость. Эта эпоха ушла.

С ним работали лучшие режиссеры и сценаристы. Его уникальность признавали все, но тем не менее утверждать свои тексты приходилось даже Аркадию Райкину. И то, что пропускали редакторы для чтения в народ, не допускалось для выступлений перед вождями народа. На частных концертах, перед членами Политбюро Райкину приходилось несладко.

Аркадий Райкин

Люди уже были приучены к определенному концерту: песня о Родине, потом ансамбль песни и пляски, потом ансамбль «Березка», потом Райкин, причем он уже много лет читал один и тот же монолог Хлестакова.

Популярность Райкина была невероятна. Чтобы увидеть любимого артиста, публика была готова на все. Например, в Днепропетровске поклонники под зданием, где проходили гастроли, сделали настоящий подкоп.

Кстати, Райкин сыграл свою роль и в судьбе современных политиков. Президент Владимир Путин познакомился со своей будущей супругой именно на концерте Аркадия Райкина.

Были Маракулин, Тарапунька и Штепсель, но Райкин был над всеми. Играл роли в масках, которые менялись. Это быстрое, моментальное переодевание на публику действовало просто магически. Статисты стояли в ряд за сценой, один рвал с Райкина рубашку, другой снимал парик, и он приходил уже совершенно в другом одеянии.

Еще одна знаковая фигура из гвардии юмористов советской эпохи — Александр Иванов. Поэт-пародист, ведущий программы «Вокруг смеха». Мало кто знает, но до 27 лет будущий поэт преподавал начертательную геометрию и никому не показывал свои творения.

Зато потом народ с упоением цитировал: «Еле передвигая ноги, волк подошел к упавшей от изнеможения Красной Пашечке. Она слабо улыбнулась. — К бабушке? — тихо спросил волк. — К ней. — Поздно, — сказал волк и, привалившись к березе, дал дуба».

Из программы «Вокруг смеха» народ узнал о существовании Жванецкого, Карцева, Ильченко, Горина. «Вокруг смеха» работала как фабрика звезд, здесь впервые показались Задорнов и Ярмольник. Программа открыла и Михаила Евдокимова. Его разыскали в Сибири, где артист, а позже губернатор, работал директором столовой.

Отбор в главную юмористическую программу был жестким. Например, Ян Арлазоров появился в ней всего один раз. Редакция сочла, что реприза «Мужик» рассчитана на слишком низкий интеллектуальный уровень. В 1991 году программу закрыли. Объяснили это тем, что авторы повторяются, а новые таланты так и не появились.

Когда наступила перестройка и выяснилось, что все можно, то в художественной среде произошла катастрофа. Огромное количество людей оказались не готовыми к тому, что все можно. Люди, которые всю жизнь знали, что есть враг — советская власть, которую надо подтачивать, бить кулаками, подкапывать, выяснили, что это уже не нужно, просто глупо и уже не пользуется успехом.

Сегодня исследованием смеха занимается отдельная отрасль науки — гелотология. Ее авторами в середине 60-х стали два американских студента — Либ Йорк и Уильям Фрай. Свои первые опыты они ставили на сокурсниках. «Подопытным кроликам» рассказывали анекдоты и делали анализ крови до, во время и после смеха. Выяснилось, что после смеха в крови резко увеличивалось количество антител, то есть сопротивляемость организма существенно повышалась.

В цирке сейчас смеховое искусство сохранилось все еще в чистом виде, в том, в каком и должно быть. Цирк оказался наиболее устойчивой формой.

Как говорилось у Юрия Никулина, «клоун Курепов придумал юмористическую энциклопедию цирка. Мне понравилось на букву «Х»: халтура — самоубийство с целью личной наживы. И на «К» — клоун — дурак-профессионал».

Говорят, настоящими клоунами становятся только к 60. Но является ли возраст гарантией того, что у клоуна появится имя? Может быть, клоуном нужно родиться? Ведь тех, кто оставил свой след в истории, можно сосчитать по пальцам. Михаил Румянцев, он же — Карандаш, родоначальник русской клоунады.

С появлением лирического коверного Леонида Енгибарова в клоунаду проникли поэзия и печаль. Солнечный клоун — это имя теперь неразлучно связано с Олегом Поповым. Главный лицедей — Вячеслав Полунин. Критики уже нарекли его клоуном эпохи. И конечно, Юрий Никулин.

Никакой сегодняшней суперзвезде не снилась популярность, которая была у Юрия Владимировича. Что он для этого делал? Ничего, он был самим собой. Он мало чем отличался в жизни от того, что он делал и произносил на сцене.

Никулин был универсальным актером. 30 разноплановых ролей — наглядный пример того, что Никулин умел смешить, а мог и заставить расплакаться. Юрий Никулин всю жизнь собирал анекдоты, писал мемуары, снимался в кино, но главным искусством для него всегда оставался цирк. Только вот придет ли на место этих клоунов достойная смена? Лет 30 назад в этом можно было не сомневаться — тогда цирк был отдушиной, единственным зрелищем. Советский цирк имел феноменальный успех, дрессировщики, клоуны и акробаты приносили стране валюту и престижные награды. Неудивительно, что попасть в цирковое училище было непросто, конкурс на отделение буффонадной клоунады составлял шесть человек на место.

К началу 90-х цирк опустел. Артисты стали подписывать контракты с зарубежными импресарио. А публика, видимо, довольствовалась цирком в реальной жизни.

Профессия циркача стала непрестижной, современные абитуриенты в клоуны идут от безысходности.

Как считает Владислав Шпак, преподаватель Государственного циркового училища им. М. Н. Румянцева (Карандаша), «клоунада сейчас немножечко перешла в ранг массовиков-затейников и страшно опошлилась. То есть можно часто видеть и на сцене, и на манеже идиотов в прямом смысле слова».

Можно предположить, что уже следующим летом на отделение клоунады не поступит ни одного заявления. А еще через пару лет этот жанр совсем исчезнет, если штучный товар — клоунада — станет явлением массовым. Сегодня здесь работают только фанаты — клоунская группа «А». Каждый вечер, на протяжении 15 лет, они дежурят у циркового ковра. Рыжий обиженный клоун-ребенок — Саша Ананьев. Белый клоун, балагур и весельчак — Кирилл Толдонов и так называемый Серый клоун, нейтралитет — Игорь Соловьев.

Чтобы быть смешным, клоунского грима недостаточно. Профессия клоуна обязывает подмечать все нелепое и смешное в реальной жизни и переносить это в манеж. Если получается — успех обеспечен.

Группа «А» не избалована ни славой, ни регалиями, наверное потому, что сегодня за порцией смеха совсем необязательно идти в цирк. Нечто подобное можно увидеть и по телевизору. И, к сожалению, в неравной схватке цирк терпит поражение.

Лучшим рассказчиком анекдотов после Юрия Никулина считался Роман Трахтенберг. Он называл себя знатоком анекдотов, на его счету около 15 тысяч кратких рассказов остроумного содержания — так описывает значение слова «анекдот» Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Трахтенберг травил байки с утра до ночи. Утром ведущий программы «Роман без конца», соревновался в познании анекдотов с радиослушателями. Вечером тех, кто предпочитает шутки ниже пояса, Трахтенберг развлекал в ночном кафе, где всех встречал плакат — осторожно, ненормативная лексика.

Обстановка заведения довольно необычная: алюминиевая посуда, вместо салфеток — туалетная бумага, солонки и перечницы — спичечные коробки. А это — туалет. За определенную плату хозяин заведения, между прочим, кандидат наук по ненормативной лексике, разрешает оставить на стенах этого заведения автограф. Посетители не стесняются.

По словам Романа Трахтенберга, «пошлятина — это когда вот человек говорит: «Добрый вечер, дамы и господа. Сейчас на эту сцену поднимется замечательная девушка, прекрасная женщина. Искупайте ее в овациях! Громче! Я не слышу» — вот это называется пошлятина. Я занимаюсь похабщиной. Это немножко другое. Меня очень обижает, когда люди путают это все, и вот анекдот должен являться иллюстрацией к чему-то».

Смех — явление заразительное. Американские телевизионщики с 50-х годов используют массовый хохот для сопровождения юмористических передач или комедийных сериалов. Теперь этот прием используется и у нас. Несмотря на то, что часть зрителей приобрела иммунитет к неискреннему смеху за кадром, мы нет-нет да и улыбнемся какой-нибудь бородатой шутке.

Юмор в зрительном зале или на площади обладает силой внушения. Когда человек видит, что рядом сидит другой и покатывается от смеха, он начинает понимать: что-то у него не в порядке, и это, оказывается, очень смешно — и он сам начинает хохотать. Юмор коллективен, он увеличивается в геометрической прогрессии, а не в арифметической.

Любая неожиданность, нелепая случайность или нарушенный порядок вещей вызывает у человека улыбку. Поэтому и смеемся мы над тем, что, на наш взгляд, должно выглядеть несколько по-другому, а точнее, совершенно не так. Мы используем смех как защиту, чтобы привлечь внимание или уладить конфликт. Гелотологи уверены: скрытый язык смеха запрограммирован в наших генах. Серии кратких гласных звуков понимают люди всех рас и культур. И как бы мы ни реагировали на ситуацию, глупым хихиканьем или сардонической ухмылкой, любой иноземец узнает это послание.

Юмор не столько смягчает конфликты, сколько их обостряет. Поэтому надо знать правила использования юмора, понимать где насмешка, где смягчение конфликта, где, наоборот, обострение.

Каждая нация воспринимает юмор по-своему. Юмор американцев основан на трех элементах: банановая кожура, торт, спадающие штаны или юбка. Любимые объекты шуток англичан — правительство и соседи по Европе. Англичане высмеивают шотландцев за жадность, а ирландцев — за пьянство. Для 45 % французов мишенью для шуток могут стать родственники, для 65 % — знакомые, для 82 % — правительство, а для 22 % — бог и религия. Немецкие шутки часто балансируют на грани приличия вокруг двух тем: секс и естественные отправления.

Чаще всего национальные шутки принижают ту или иную социальную группу. Вспомним анекдоты про чукчей или кавказцев.

Наверное, мы, россияне, немногим отличаемся от своих зарубежных собратьев.

Как говорил Михаил Задорнов, «только русский мужик может догадаться купить в Бразилии жеваные «Сникерсы», чтобы продать их чукчам как замазку в чуме».

Михаил Задорнов о российском менталитете говорит почти с любовью. Он выбрал классический способ подшучивания над соотечественниками, только все недостатки, что высмеивали в прошлом Грибоедов, Гоголь и Булгаков, Задорнов превращает в достоинства и выдает за особенности русской души:

«Бисмарк был умным немцем, потому что долго жил в Петербурге. Он в завещании написал: «Никогда ничего не замышляйте против России — на любую вашу хитрость Россия всегда ответит своей непредсказуемой глупостью».

И прав был Гоголь, поскольку смеемся мы все больше над собой. Мещанство, лень и любовь к выпивке — не эти ли слабости наиболее характерны для загадочной русской души? Только как в героя анекдотов превратился Чапаев?

Чапаев не был номенклатурной фигурой, но ему отдали все глупости, которые делала номенклатура. Это был процесс дегероизации советского образа жизни и советских руководителей.

Не так давно в средствах массовой информации прошел слух — мол, американцы хотят купить права на «Иронию судьбы», но поймут ли иностранцы культовую комедию советской эпохи? Дело там происходит в «Хилтоне», были варианты героев: четыре бизнес-вумен и двое мужчин.

У фильмов Рязанова есть ценное качество — они не стареют от времени. Почти 30 лет вся страна вместе с героями рождественской сказки встречает Новый год, чуть меньше следит за приключениями итальянцев и каждый раз переживает у экрана за Юрия Деточкина.

«Карнавальной ночи» почти 50 лет, но зрители до сих пор узнают в сатирическом образе Огурцова своего шефа, а в лекторе — друга или соседа по лестничной клетке. Помните: «Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе — это науке неизвестно».

Эльдар Рязанов опасался, что через 50 лет в нашей стране еще будут смеяться над «Карнавальной ночью». Это, к сожалению, терзало его, потому что в нем боролись два человека — гражданин и художник. Как гражданин Рязанов был бы рад, если бы перестали смеяться, но как художник он радовался тому, что смеются, — значит, угадал что-то «долгоиграющее».

Одни говорят — мир уцелел, потому что смеялся. Другие уверяют — юмор умер. Но означает ли это, что человечество обречено и в ближайшем будущем каждому из нас, для того чтобы жить, придется носить в кармане ампулу с допамином? Но ведь мы не перестали читать, после того как появился телевизор, и не заменили хороший кусок бифштекса соей, пусть даже и очень полезной. Вероятно, человеку, помимо результата, важен еще и процесс, то есть способ получения этого вещества — допамина. Так что рано еще петь юмору заупокойную, пока мы можем смеяться хотя бы над собой.