Я со своей больной спиной словно попал в фильм Гарольда Рэмиса “День сурка”. Бесконечно проживал, как Билл Мюррей, один и тот же день. Каждое утро начиналось с визита в больницу. Жизнь превратилась в ожидание диагноза. Боль не проходила, какое бы положение я ни принял; таблетки больше не помогали; я пытался пристроиться так и сяк – спасения не было. В конце концов я предпочел стоять, прислонившись к стене. Другие пациенты смотрели на меня осуждающе, как будто стоять, а не сидеть в приемной – вопиющее нарушение порядка. Дожидаясь своей очереди, я вспомнил, что забыл взять пижаму. И огорчился – мне хотелось быть образцовым больным. Выходит, придется опять напяливать ту казенную, полосатую. Я думал об этом так напряженно, что не услышал, как меня вызвал доктор, ему пришлось раза три-четыре повторить, прежде чем я очнулся.

– Простите, я задумался, – сказал я ему.

– Это хороший признак. Значит, вы не слишком волнуетесь.

– …

– Мне очень неловко за вчерашнее. Такого никогда не бывало. Систему налаживали два часа.

– Надо же! – сказал я с притворным интересом.

– Что нужно делать, вы уже знаете. Можно не повторять.

– Да-да.

– Пижаму принесли?

– Забыл.

– Ничего страшного. Вот выбирайте.

К моему удивлению, полосатой пижамы в знакомой корзинке не оказалось. Это что же, они их стирают? На этот раз выбор был скудным. Всего два варианта: одна пижама тошнотворного грязно-желтого цвета, другая – в мелкую клеточку. Я выбрал клетчатую – в таких щеголяли респектабельные буржуа в санаториях начала двадцатого века. Быстро переоделся и лег на стол. Скорее бы кончилась эта пытка.

Стол снова заехал в туннель. Шумело еще сильнее, чем накануне, как будто после ремонта аппарат взбодрился. Он воинственно рычал, готовый унюхать любую, самую микроскопическую потаенную опухоль. Тут про тебя, беспомощно лежащего, известно все. Твое тело подобно подпольщику, которого окружили враги. Тебе слепят глаза фонарями, и ты выходишь из своего убежища, с поднятыми руками и опущенной головой, обреченный на мучительную смерть. В этой войне я вел борьбу за выживание и проигрывал страху. Тянулось время, я смутно слышал где-то вдалеке голос врача, но слов не различал. Я попал в ватный кокон, и он становился все толще, перед мысленным взором проплыли, точно ангелы, жена и дети, а вслед за ними – толпа каких-то совершенно неуместных, случайных лиц из прошлого: школьный учитель французского, продавец из овощной лавки на углу. Как будто прорвалась плотина. Границы сознания рухнули, все захлестнула разрушительная и изумительная стихия, и я безвольно отдался смерти, уходя все глубже в океанскую пучину, из светлой синевы во мрак небытия.

– Ничего аномального, – вдруг донеслось с поверхности.

– …

– Ваши боли не связаны с каким-либо заболеванием.

– А пятно? – спросил я и только тогда понял, что процедура окончена – стол из туннеля вернулся в исходное положение, а я и не заметил.

– Какое пятно?

– Ну, то, что вы заметили на рентгене.

– Ах да… было затемнение, но я проверил и ничего не нашел.

– Значит, я не умру?

– Со своей стороны я никаких предвестников подобного исхода в обозримое время не наблюдаю, но, разумеется, ничего не мешает вам выйти за порог и попасть под машину.

Он широко улыбнулся, а я лишний раз убедился, что терпеть не могу врачебного юмора. Я встал и с чувством сказал “спасибо”, словно он сотворил чудо. Но не успел выйти из кабины и переодеться, как подумал, что это невозможно. Наверняка врач ошибся. Чего-то не разглядел. У меня сложный случай: злокачественная опухоль, которая коварно маскируется, запрятанная между органами. Я вернулся к врачу и спросил:

– А вы уверены?

– Абсолютно. Снимки безукоризненны.

– И не бывает так, что МРТ ничего не показывает, а на самом деле что-то есть?

– Не бывает. Иногда требуются дополнительные исследования, но главное всегда выявляется.

– Но откуда же тогда мои боли?

– Причины могут быть самые разные. Например, стресс. Вы слишком напряжены. И, наблюдая вашу реакцию, я склоняюсь именно к такому объяснению.

– …

– …

– И что же делать? Мне надо отдохнуть, посидеть дома?

– Нет, это не рекомендуется. Многие так поступают, и напрасно. Долгий покой скорее противопоказан. Боль от этого не проходит, зато мышечный тонус ослабляется.

– …

– Что ж, всего хорошего. Все формальности – в регистратуре.

И он ушел от меня к другим, интересным пациентам, другим МРТ, другим позвоночникам. По существу, он прав – я действительно живу в постоянном стрессе, особенно в последние дни. Однако тревога моя почему-то ничуть не улеглась после заключения врача, а только стала еще сильнее. Я что, желал себе болезни? Странно, но, когда я считал себя умирающим, мне казалось, что теперь-то снимутся все проблемы. Дети вернутся домой, на работе меня пожалеют, родители наконец-то подобреют… ну и все в том же духе… Я бессознательно нафантазировал, как при известии о моей близкой смерти на меня так и хлынут со всех сторон потоки сочувствия. А вместо этого, нате пожалуйста, я такой же измученный, еле ковыляю, но отнюдь не при смерти. Может, поэтому я вышел из больницы едва ли не расстроенным. По правде говоря, за последние несколько дней меня так потрепало, что я уже и сам не понимал, что чувствую. У меня нет никакой болезни – это главное. Нет – и точка. Я бы, глядишь, на радостях пустился в пляс, да спина разламывалась.