15
Правда
Едва удерживаюсь, чтобы не отпрянуть. Из шкатулки выползают кошмарные чудовища, словно выдернутые из глубин моего подсознания. У меня даже мелькает мысль, что правительница знает, кто я такой на самом деле, откуда я родом.
– В этой игре надо отвечать на вопросы, – объясняет Октавия. – Лисандр, будь любезен. – Она протягивает внуку нож, мальчик отрезает рукав моей формы по локоть и закатывает остаток рукава, оголяя предплечье.
Прикосновения очень нежные, мальчик виновато улыбается и произносит:
– Не бойся, ничего плохого не случится, если ты не будешь врать.
Творения ваятелей – два чудовища – таращатся на меня шестью невидящими глазами на двоих. Какая-то помесь скорпиона, гадюки и многоножки. Двигаются текуче, словно жидкое стекло, внутренние органы и скелет просвечивают сквозь прозрачную кожу, хитиновые жвала движутся. Монстры шипят. Один из них соскальзывает на стол.
– Не врать, – сдавленно смеюсь я, – детям сложно соблюдать такие правила.
– Лисандр всегда говорит правду, – гордо перебивает меня Айя. – Никто из нас не врет. Ложь – ржавчина на безупречной стали, пятно, недостойное истинной власти!
Снова власть… власть, которая вскружила им голову так сильно, что они и сами забыли, на какой чудовищной лжи зиждется весь их мир. Скажи моему народу, что вы не врете, мерзкая сучка, и поглядим, что от тебя останется!
– Я называю их оракулами, – продолжает правительница, и тут камень на одном из ее перстней подергивается, превращаясь в ракушку, та в свою очередь вытягивается в шприц, на конце которого медленно появляется игла. Октавия вонзает иглу мне в запястье и произносит: «Правда, и ничего, кроме правды!»
Один из оракулов ползет по столу ко мне, запрыгивает на руку и обвивается вокруг запястья. Его странный рот находит ранку и присасывается к ней, словно пиявка. Скорпионий хвост изгибается, его кончик поднимается на несколько сантиметров и слегка подрагивает, будто воздушный змей на ветру. Правительница делает укол себе, повторяет слова клятвы, и из шкатулки выскальзывает второй оракул.
– Их создал специально для меня ваятель Занзибар в своей лаборатории в Гималаях. В случае поражения ты не погибнешь, но в моей тюрьме предостаточно камер, где сидят проигравшие. Если преисподняя на самом деле существует, то яд этого скорпиона погрузит тебя туда настолько глубоко, насколько смогла зайти наша наука.
Пульс учащается, когда я наблюдаю за колебаниями хвоста скорпиона.
– Шестьдесят пять ударов в минуту, – говорит Айя, – а до этого было двадцать девять.
– Всего двадцать девять? – удивленно смотрит на нее правительница.
– Разве слух когда-нибудь подводил меня, госпожа?
– Успокойся, Андромедус, – обращается ко мне Октавия. – Оракул создан для того, чтобы знать правду. Он чувствует изменения температуры, химического состава крови, сердцебиения.
– Ты не обязан вступать в игру, если не хочешь, Дэрроу, – с довольным видом мурлычет Айя, – выбери путь полегче. Преторы ждут тебя. В конце концов, смерть не самое страшное, что может произойти с человеком!
– Что ж, – с яростью смотрю я на правительницу, – давайте сыграем!
– Если бы тебе предоставилась возможность, ты убил бы меня сегодня вечером?
– Нет.
Все смотрят на оракула, даже я. Он не двигается, и я с облегчением выдыхаю, а правительница улыбается.
– Но это же бесконечная игра! – бормочу я. – Что я должен сделать, чтобы выиграть?
– Сделать так, чтобы я солгала.
– Сколько раз вы в нее играли?
– Семьдесят один. В результате я решила, что могу доверять лишь одному человеку. Где Августус прячет незарегистрированное электромагнитное оружие?
– Склады на астероидах, тайные хранилища боеприпасов в разных городах Марса, – отвечаю я и называю адреса. – А еще в своем кабинете, – добавляю я, к их удивлению. – А где храните свое оружие вы?
Октавия быстро перечисляет шестьдесят адресов размещения складов. Она рассказывает все, потому что никогда не проигрывала и эти сведения не выходили за пределы этой комнаты. Какая самоуверенность!
– Что для тебя означает медальон с Пегасом? – спрашивает она. – Он достался тебе от отца?
– Он означает надежду, – отвечаю я, глядя на торчащий из-под рубашки медальон. – Получил в наследство от отца. Вы помогали Карнусу в Академии?
– Да. Я дала ему корабль, с помощью которого он разгромил тебя. А ты правда собирался протаранить его мостик?
– Да. Почему вы сделали Виргинию своей приближенной?
– По той же причине, по какой ты полюбил ее, – отвечает она; мой пульс учащается, и Айя довольно улыбается. – Виргиния – особенная девушка. У нас с ней много общего. Нас вырастили отцы, которые… которые оставляли желать лучшего. В детстве я отдала бы все, что угодно, лишь бы родиться в другой семье. Но я была дочерью правителя. Я сделала Виргинии подарок, которого так желала сама. Понимаешь, Андромедус, я коллекционирую тех, кто мне нравится. Фичнер не исключение. Многие считают его отвратительным типом, недостойным столь высокой должности, но у него, как и у тебя, много талантов. Я предложила ему сыграть со мной в эту игру еще до того, как сделала его одним из всадников-олимпийцев, и знаешь, что он сказал?
– Могу себе представить…
– Фичнер? – оглядывается на него повелительница.
– Сказал, чтобы вы эту шкатулку себе между ногами засунули. Я не идиот в такие игры играть!
– По-моему, он выразился куда грубее, – ворчит Айя.
– Моя очередь. Фичнер действительно нарушил присягу куратора и смухлевал в училище на Марсе, как утверждают злые языки?
– Да, – отвечаю я, глядя на оракула, а не на своего бывшего куратора. – Он мухлевал, как и все остальные.
Она не назначила бы Фичнера Рыцарем Гнева, если бы не была уверена в его преданности, а значит, тому удалось выкрутиться и он рассказал ей все подробности о темных делишках Августуса.
– Хотя не знаю, заплатили ли ему, как другим, – взглянув на куратора, добавляю я.
– Не заплатили. А зря, – отзывается правительница. – Нам предоставили видеозаписи. Аудио. Выписки с банковских счетов. Полезные улики против каждого из кураторов.
Похоже, Севро дал отцу видеозаписи, когда я попросил его подредактировать их, вот ведь маленькая изворотливая сволочь! Он и правда любит своего отца. Августус убил бы их обоих, если бы узнал об этой двойной игре.
– Кто бы мог подумать! Ты прямо Макиавелли! – одобрительно смотрю я на Фичнера, но тот лишь пожимает плечами.
Хочу подробно расспросить повелительницу о военных блокпостах, линиях поставок, операционных паролях и мерах безопасности. Но тогда я вызову у нее подозрения, и она тоже начнет задавать странные вопросы. Оракул слегка сжимает мою руку, медленно всасывая крошечные капельки крови. Не знаю, насколько это существо способно отличить ложь от полуправды. Что делать, если она спросит, где я родился? Кто мой отец? Почему я растираю в ладонях горстку земли перед началом каждого боя? Да она просто может взять и поинтересоваться, алый я или нет! Хотя с чего бы ей задавать мне такой вопрос, если я не дам ей повода думать, что со мной что-то не так?
– Есть ли у вас шпионы среди близких мне людей?
– Умно. Нет. Куда ты ходил с Виктрой Юлией три дня назад? – спрашивает правительница.
– В Затерянный город, – коротко отвечаю я; оракул каким-то чудом понимает, что я чего-то недоговариваю, и его жало начинает дрожать от возбуждения. – У меня была встреча с Шакалом, сыном Августуса. – Ощущаю, как чудовище крепче стиснуло мою руку. – Мы заключили тайный союз, – добавляю я, чувствуя, как по шее стекают струйки пота, и оракул наконец ослабляет хватку, сочтя мой ответ достаточным. – Почему Лорна прозвали Каменным Рыцарем?
– А он тебе не рассказывал? Не потому, что он тверд, словно камень, как многие любят говорить, а из-за того, что во время военных действий на повстанческой Луне он прославился тем, что мог съесть все, что угодно. Однажды кто-то из серых поспорил с ним, что он не сможет съесть камень. Но Лорна так просто не проймешь. Когда Лорн обучал тебя?
– Каждое утро до первой утренней звезды, с того момента, как я закончил училище, и до моего поступления в Академию.
– Поразительно, что никто так и не узнал…
– Сколько всего нобилей со шрамом? – спрашиваю я. – Статистику найти не так-то легко.
И это еще мягко сказано. Бюро стандартов чудовищно серьезно относится к неразглашению засекреченных данных.
– Сто тридцать две тысячи шестьсот восемьдесят девять человек на почти сорок миллионов золотых. Почему Лорн взялся обучать тебя?
– Он считает, что мы люди одного сорта. Назовите две вещи, которых боитесь больше всего на свете.
– Октавия… – пытается остановить ее Айя.
– Заткнись, Айя. Все честно. Больше всего на свете я боюсь, – говорит она, с улыбкой глядя на Лисандра, – что мой внук вырастет похожим на моего отца. А еще боюсь неизбежной старости. Почему ты плакал, когда убил Юлиана Беллона?
– Потому что он был слишком добрым созданием для этого жестокого мира. Это вы свели вместе Виргинию и Кассия?
– Нет, это была ее идея.
А я-то все надеялся, что это устроила правительница и у Мустанга просто не было выбора…
– Почему ты пел Виргинии балладу алых, когда вы были в училище?
– Потому что она забыла слова, а я считаю эту песню самой печальной из всех, когда-либо спетых, – отвечаю я и молчу, раздумывая над следующим вопросом.
– Хочешь снова спросить про Виргинию, да? – довольно улыбается Октавия, мучая меня неопределенностью. – Хочешь знать, отдам ли я ее тебе, если ты присоединишься ко мне? Что ж, это возможно.
– Она не вещь, чтобы ее отдавать, – коротко говорю я.
– Как скажешь, – смеется она, явно позабавленная моей наивностью.
– Где находятся три космических командных центра? – задаю я еще один рискованный вопрос, но она выдает мне координаты и глазом не моргнув.
– Откуда ты знаешь слова Песни жатвы?
– Слышал в детстве. А я вообще мало что забываю.
– Где слышал?
– Сейчас моя очередь, – напоминаю я ей. – Почему вы задаете мне такие вопросы?
– Потому что одна из моих фурий подозревает, что Сыны Ареса могут быть совсем не теми, кем мы их считаем, а куда более опасными врагами. Кто такой Арес? – вдруг спрашивает она, и мое сердце как с цепи срывается.
– Не знаю, – отвечаю я, пристально глядя на хвост оракула, но тот остается неподвижным. – А вы как думаете, кто такой Арес?
– Твой хозяин.
– Тридцать девять, сорок два, пятьдесят шесть… – считает вслух Айя.
– Странно. Сердце выдает тебя, – грозит мне пальцем правительница.
Пытаюсь взять себя в руки. Опускаю веки. Представляю себе шахты. Вспоминаю, как по ним гуляет ветер. Снова ощущаю руку Эо в своей, когда мы босиком шли по холодной пыли к заброшенному поселку, где впервые разделили ложе. Ее шепот. Колыбельную, которую пела мне Эо, а до нее – моя мать.
– Пятьдесят пять, сорок два, тридцать девять, – отсчитывает Айя.
– Августус и есть Арес? – спрашивает Октавия.
– Нет. Он – не Арес, – с облегчением отвечаю я, и тут распахивается дверь.
В комнату широким шагом входит Мустанг. На ней белая с золотым форма дома Луны. На запястье блестит планшет.
– Госпожа, – кланяется она правительнице.
– Виргиния, ты так и не привела себя в порядок, – ворчит Айя.
– Все из-за этого сукина сына, – кивает на меня Мустанг. – Семьдесят три погибших! Две рожденные на Земле семьи полностью уничтожены, а они, кстати, не имели никакого отношения к Беллона или Августусам. Более двух сотен раненых, – сокрушенно качает головой она. – Все корабли заблокированы, как вы приказывали, Октавия. Преторы установили свободную от полетов зону на орбите. Документы на корабли, находящиеся во владении семей, отозваны, корабли будут отбуксированы за Рубикон до ваших дальнейших распоряжений. Кассий пока жив, он под присмотром желтых. Ваятели цитадели готовят план по замене его руки.
Правительница благодарит ее и предлагает присесть.
– Мы с Дэрроу решили познакомиться поближе. Как ты думаешь, какой вопрос ему задать?
– Если вы просите у меня совета, госпожа, – холодно произносит Мустанг, садясь рядом с нами, – то могу сказать лишь одно: не пытайтесь разгадать Дэрроу. Он похож на головоломку с кучей недостающих деталей.
– Обижаешь, – говорю я ей.
– Считаешь, нам не следует оставлять его при себе?
– Кассий и его мать… – начинает Мустанг, но Октавия перебивает ее:
– А что мне Кассий и его мать? Я сделала Кассия всадником-олимпийцем! Он должен быть благодарен мне по гроб жизни и побольше тренироваться в кравате, чтобы такое не повторилось! С тобой все в порядке, дорогая? – ласково спрашивает она, кладя руку Виргинии на колено.
– Все в порядке. Кажется, я помешала вашей игре.
Не знаю, кто из этих женщин более искусный игрок. Но, судя по словам Карнуса на церемонии, а также зная, что корабли были заблокированы еще до того, как я заварил всю эту кашу, сомневаться в больших планах правительницы не приходится. И кажется, я начинаю понимать, что она задумала.
– Еще один вопрос. Я оставил его напоследок.
– Спрашивай, мальчик. У нас нет секретов. Но этот вопрос последний, мне надо переговорить с Агриппиной Юлией, – отзывается правительница, а Айя открывает шкатулку для оракулов.
– Сегодня на церемонии, во время шестой перемены блюд, вы решили позволить семье Беллона убить лорда-губернатора Августуса и всех, кто сидел с ним за одним столом. Это правда?
Айя цепенеет. Мустанг медленно оборачивается и смотрит на правительницу. Лицо Октавии абсолютно спокойно, дыхание ровное, на губах играет легкая полуулыбка.
– Нет, – произносит она, – это неправда.
И тогда оракул вонзает в нее свое жало.