Часть третья
Время выбирать
Еще через пять лет Мишкино десятилетие приблизилось к завершению.
Последние годы не изменили Маринку внешне. Она ни на грамм не поправилась, оставшись законсервированной девочкой – плоскогрудой, узкобедрой, без единого соблазнительного изгиба, притягивающего мужскую руку. Ее волосы по-прежнему не подчинялись парикмахерским приемам, они не просто вились, не просто пушились, а жили своей жизнью, добавляя Маринкиному образу капельку безумия, нечто от Медузы горгоны.
Маринка так и не научилась обманывать окружающих при помощи косметики. Она часто засматривалась на умело накрашенных женщин, говоря себе, что пора бы перенять это искусство, но все равно ничего не делала. Отсутствие макияжа даже молодило Маришку, тем более что кожа на ее лице была здоровой, морщинки вокруг глаз появлялись только в редкие минуты ее улыбок, секунды ее смеха, ведь чувство юмора у Маришки почему-то так и не развилось.
Чаще всего она выглядела замкнутой или удивленной, будто человек, проспавший десять лет и вдруг очнувшийся.
Лиза была последней проблемой Маришки, связанной с ее мужчинами. Выжив дочку мэра из своей песочницы, Маришка успокоилась окончательно. Пусть Андрей еще хандрил, был подавлен, мрачен, но он остался с ней.
Последовавшие за этим четыре года сделали ее спокойнее, это было время умиротворения, успокоения, почти все тревоги остались в прошлом: больше никто из ее мужчин не выкидывал сюрпризов, три лассо прочно держались на трех шеях.
Они с мужем жили отдельно от Ложкина-старшего, в собственной маленькой квартирке, пусть в старом доме, пусть на первом этаже, пусть даже так! Но насколько же проще стало все – от утреннего чая и до вечерней бутылочки пива – для них обоих. Мишка не скрывал, что счастлив, а Маринка наконец получила покой. Она была счастлива или почти счастлива, учитывая то самое обстоятельство: бездетность.
К тридцати годам детская тема стала для Маришки самой важной из всех имеющихся.
Она не могла пройти мимо чужого младенца, не рассмотрев его самым внимательным образом, словно маленькая девочка, выбирающая в магазине куклу. В лицах малышей она искала те черты, которые, как ей казалось, могли бы быть чертами ее собственного отпрыска. Она представляла себе цвет его глаз, мягкость волос, форму носика, она мечтала, во что бы нарядила своего пупса, чему бы учила, когда пришло бы время учить. Ей хотелось покупать игрушки, конфеты, школьные тетрадки, пластилин – все равно что, лишь бы купленный предмет был детским.
Мечты отступали, она снова оказывалась в реальности – бесплодная и от этого страшно одинокая при всех своих мужчинах. Все чаще Маришку накрывали приступы раздражения, направленные против расплывшихся самодовольных мамаш, встречаемых ею на улицах. Особенно если мать вела двоих детей или была беременна вторым ребенком. Маришка называла вторых детей «капиталистами», намекая, что рожают их только ради пресловутого материнского капитала. Сама Маришка хотела детей ради детей, в меркантильности ее не могли бы упрекнуть даже самые злые языки.
«Как я всех ненавижу!» – думала она, наблюдая за семейными парами: папа с мамой ведут за руки детей, разговаривают, смеются, выбирают вещи или продукты в магазинах. Живут. А ей казалось, что она и не жила сейчас, а только ждала, когда начнет жить, когда в ней поселится новый человечек, когда она возьмет его на руки, приложит к груди. Это было мучительно до крайней степени, и ничто не могло заглушить чувство внутренней пустоты.
Она спрашивала пустоту: почему? И даже: за что? Последний вопрос цеплял в ее душе заусеницу. Не склонная к метафизике, не страдающая чувством вины, Маришка вдруг с ужасающей ясностью вспоминала тех, кто не пережил встречи с ней.
Эти лица – Подруги, Машеньки, свекрови – не забывались ею и прежде, но Маришка не сомневалась – они сами во всем виноваты. Более того, Маришка всегда знала: они были наказаны судьбой, провидением, некими высшими силами, стоящими на страже Маришкиной правды жизни, и наказаны совершенно справедливо.
Оксанка покончила с собой, вместо того чтобы доказать свою невинность, свекровь убила болезнь, возникшую из-за ее же ненависти к невестке. О недавней гибели Лизы Маришка не знала, а если бы и узнала, то своей вины ни за что бы не почувствовала.
Что же касается Машеньки… да, Маришка помнила, как столкнула в воду сладкую девушку, но импульсивно, не желая ей смерти! Она не мешала пьяной дурочке выплыть, более того, помогала найти ее тело, организовать похороны. Обдумывая события прошлых лет, Маришка лишь ханжески усмехалась: такова судьба всех, кто посягает на ее мир.
Зато теперь, в свете возникших проблем с зачатием, приходящие на память лица женщин казались освещенными недобрыми красными бликами. Маришка снова возвращалась к мысли, что она – причина всех несчастий, и доброта судьбы оказалась ловушкой. Теперь Маришка проклята, наказана, поэтому и нет действенного лечения ее бесплодию, ребенка не будет!
Когда эти мысли накрывали ее, она плакала, а устав от слез, прогоняла дурные думы из головы. Она была слишком прагматична, чтобы верить в такие вещи долго и всерьез.
И никакие тревоги не могли убить в Маришке надежду на материнство. Она продолжала упорно ходить по врачам, и каждый раз оказывалось, что беременности препятствуют все новые заболевания. Каждое из них, по сути, было скорее недомоганием, а иногда и просто медицинским разводом, приносящим лекарям некоторые материальные гешефты. Согласно логике дельцов от медицины, женщине нужно лечение, хотя бы для самоуспокоения, а это всегда стоит денег. Что плохого, если тоненький финансовый ручеек потечет в сторону докторов?
И вдруг одна молодая врач, проводившая сотое ультразвуковое исследование бесплодной Маринкиной матки, заметила на пульсирующем мониторе аппарата УЗИ некую анатомическую ошибку. Она долго изучала ее, с силой надавливая липким круглым щупом на живот пациентки, потом созвала консилиум, а через некоторое время Маринке объявили, что в строение ее репродуктивных органов закралась глупая ошибка. Исправляется она путем маленькой операции, малюсенькой такой операцийки, после которой беременность несомненно наступит. И очень странно, удивлялась внимательная узистка, что никто раньше не видел в Маришкином животе этой глупой природной ошибки. Уже давно бы мальца в школу отвели…
Другая женщина полетела бы домой на крыльях любви, принесла бы мужу в клювике известие о грядущем счастье, но Маринка, вернувшись домой, о своем визите к врачам промолчала. Более того, она скрыла от Мишки и факт самой операции. Ушла утром, будто бы на работу, а вернулась вечером, благо ее операция заняла немного времени, а к вечеру выветрились и последствия наркоза.
Зачем нужна была эта повышенная секретность, Маришка не смогла бы объяснить даже самой себе. Так ей подсказала интуиция, и не ошиблась снова. Уже после операции, полностью восстановившись и избавившись от всех дурных мыслей разом, Маришка поняла причины собственной скрытности. Она не знала, от кого из ее мужчин хочет ребенка.
* * *
Чай у Андрея всегда был отличным. Приемчик он использовал тот самый, из старинного анекдота своего отца. «Скажи, Абрам, почему у тебя получается такой отличный чай?» – «Ну, сначала я кипячу чайник воды, но только до того состояния, чтобы вода в нем стала белой от мельчайших пузырьков воздуха, потом трижды обливаю заварочный чайник водой, потом опрокидываю чайник донышком вверх и отсчитываю ровно восемь с половиной секунд и…» – «И?» – «И засыпаю как можно больше хорошего индийского чая!» Анекдот рассказывался в ту пору, когда индийского чая было не достать, из-за чего все премудрости заварки не имели ни малейшего смысла.
Сейчас же хороший чай было вполне реально купить, только не стоило на этом деле экономить. Андрей и не экономил.
– Отличный чай, – будто сам себе сказал Мишка, делая первый, самый горячий глоток. Он уже не сердился на Андрюшку за кетчуп.
– Знаешь, – доверительно произнес Андрей. – Честно тебе скажу, мне так надоело самому себе чай заваривать! Я бы уже женился, но черт их знает, этих баб, какие-то суки кругом.
Мишка молчал.
– Вика эта, девка, с которой я сейчас, тоже такая королева, что и не знаешь, с какого боку подойти. Сегодня хочет в ресторан, завтра говорит, что ей эти рестораны осточертели. То за границу она желает, то ноет, что я с ней как со шлюхой – выгуливаю, а не женюсь. А чего на ней жениться? У нее в голове одна карьера. Вчера заявила, что если я не хочу наши отношения укреплять, то она в Москву поедет. Ей в Останкино работу предлагают. Врет ведь, пытается мной манипулировать, вот что противно.
Попивая чаек, Мишка по-прежнему молчал.
– Я сейчас так родителям завидую! – продолжил Андрей, будто не замечая, что друг игнорирует разговор. – Люди прожили вместе много лет в верности, без подозрений и скандалов. Разве сейчас такое возможно? Ох, не те бабы нынче пошли!
Он чего-то хотел от Мишки, и Мишка знал чего, но предпочитал делать вид, будто не понимает.
Пауза почти в минуту позволила услышать звуки просыпающегося леса и кое-что другое: в пение птиц и плеск воды вдруг вклинилось весьма грубое слово, произнесенное мощным басом.
Мишка кинул взгляд на фигуру Боба, который мучился со спиннингом, пытаясь закинуть леску против ветра. Друзья за столом одновременно усмехнулись.
Андрей взял пачку сигарет, повертел в руках.
– Десять месяцев не курил, – пояснил он. – А хочется так, будто и не бросал. – Он достал сигарету, чиркнул зажигалкой, выпустил дым в сторону пруда.
– Эй! – донеслось оттуда. – Эй, я рыбу поймал!
Махнув Бобу рукой с сигаретой, Андрей встал из-за стола и направился к нему.
– Блин! – ругался Борька у пруда. – Снимите вы эту дебильную селедку с крючка! Оно тут все запуталось!
– Мы и сами тут запутались, – сказал Андрей.
Бросив на него непонимающий взгляд, Мишка отправился распутывать леску.
Андрей достал – сначала телефон, и сделал один звонок одному нехорошему человеку, а потом – сдутую надувную лодку и насос. Пока надувалась лодка, он ел, выбирая со стола разную малокалорийную снедь: потерявшие свежесть овощи, вялую петрушку, влажный сыр мягких сортов, за ночь приобретший кисловатое послевкусие. Он старался питаться более или менее правильно, так как обнаружил, что каждый год неизбежно прибавляет по килограмму живого веса чуть ниже эпигастральной области, то есть в районе пуза.
Осталось всего лет пять, и тогда Андрей превратится в животастого немолодого мужичонку, малопривлекательного и притом злобного. Этого никак не хотелось.
Затолкав в рот пучок зелени, Андрей налил себе еще стакан чаю, отодвинул упаковку с кусковым сахаром подальше с глаз своих, и ткнул толстым пальцем в упругий бок лодки. Насос сделал свое дело, насос можно отключить.
Подошли парни, выбрали лодку, закинули в нее снасти, столкнули плавсредство на воду и как-то не больно изящно погрузились сами.
– Блин, здоровая калоша! – восхитился Мишка. – Пруд для нее тесноват.
– Ага, – поддакнул ему Боб.
Мишка раздал модные разноцветные Андреевы удочки, нацепил на крючки мотыля, закинул свою, помог остальным. Несмотря на то что время было утреннее, около девяти утра, солнце припекало, а над водой, казалось, парил сонный туман. Трое в лодке пригрелись, разомлели и заклевали носами над невозмутимыми поплавками.
Прошлогодние мальки карасей, запущенные Андреем в пруд, видно, так и не выросли во взрослых особей. А может, виноват был Мишка, проворонивший необходимость прикормить рыб перед ловом?
Прошло еще не менее получаса, пока на лодке заговорили.
– Чем ты теперь займешься, Боб? – спросил Мишка.
– Уеду, – равнодушно ответил тот.
– Куда?
– Ребят, я не знаю… Хочу все бросить еще с тех пор, как Маша погибла, да не хватает решимости.
– От себя не уйдешь, – сообщил Андрей с таким видом, будто делился собственным жизненным опытом.
– Так это твой напарник тебя подсидел? – Мишка смотрел на воду.
– Игорешка, – подтвердил Боб. – Прикинь, я пригласил его два года назад, решил, что мне нужен типа управляющий, а он меня же из фирмы и выжил…
– Но это же рейдерство, – покачал головой Мишка.
Борька вздохнул и достал сигареты.
– У меня были серьезные долги, а он их выкупил. И я решил – хрен с ним, лучше я уеду…
– Большие долги? – уточнил Андрей.
– Да, приличные, – Боб усмехнулся, – и где этот козел бабки взял?..
Все трое помолчали, впитывая солнце. Мишка взял сигарету из Бобовой пачки, неуверенно произнес:
– Мне кажется, я видел недавно этого Игорешку… В «Центральном». Причем с ним за столом, – тут Андрей дернулся и уставился на Мишку, – сидела моя жена и… – Мишка бросил взгляд на Андрея, – и он!
Боб развернулся к Андрею:
– Очень интересно!
– Чего тебе интересно? – пробормотал Андрей. – Мы случайно встретились.
– С моей женой или с партнером Боба? – поинтересовался Мишка.
Андрей плюнул:
– Да что вы, честное слово!.. Я пригласил Маришку… Этот Игорь сам приблудился, он к Маришке стал подкатывать, но я ему пообещал рыло начистить, он и отвял.
– Не так все выглядело, – пробормотал Мишка. – Не так…
И тут Боба, напряженно всматривающегося в лицо Андрея, прорвало.
– Это ты его спонсировал, гадина! – рявкнул он, откидывая удочку и притягивая Андрея за воротник к своему лицу.
Мишка схватился за весла и стал разворачивать лодку носом в сторону берега, но было уже поздно: Андрей завопил:
– Давно тебя проучить надо!..
После чего получил оплеуху от Боба.
Лодка качнулась, Андреев некрупный кулак влепился в Бобову выдающуюся переносицу, а Бобова левая рука машинально отпихнула Андрея, предотвращая следующий удар. Боб спиной завалился на борт лодки, а Андрей, перелетев через Мишку, скатился с борта лодки в воду. Боб выпрямился, утер нос, откуда не показалось ни капли крови, увидел Андрея за бортом.
– Сиди на месте, Боб, – велел ему Мишка, получивший нечаянный удар в челюсть Андреевым локтем. – Я сам его вытащу.
Взобравшись в лодку с Мишкиной помощью, тяжело дышавший Андрей сказал Бобу:
– Я не собираюсь у тебя просить прощения. Ты можешь бить меня сколько хочешь, но бизнесом тебе заниматься не надо было. Ты – художник, вот и рисуй. Еще скажешь мне спасибо за то, что я не дал посадить тебя за долги!..
– Пошел ты, – с угрозой начал Боб. – Какое ты право имеешь?..
– Ты слова не слушаешь, – не сдавался Андрюха, – твой отец сто раз мог помочь, но ты – гордый, тебе его помощи не надо. А вот мне всю жизнь самому приходится долбаться, к чужим людям в ноги падать. Жизнь, она такая, а не то, что ты видишь, богема!
Боб рыкнул на него, откидывая с лица темные длинные пряди:
– Отвали! Что ты знаешь обо мне? Что ты лезешь? Прямо как мой папаша!
– Тише-тише! – уверенно взялся разнимать их Мишка. – Все! Все, я сказал! Борька, Андрюха, давайте потом это обсудим. Вам остыть надо.
– Я согласен, – сказал Андрей, снимая мокрую рубаху и расстегивая брюки.
Боб лишь резко отвернулся в сторону берега.
– У нас гости, – недовольно заметил он. Его музыкальные уши уловили звук мотора.
Андрей с Мишкой тоже посмотрели в сторону домика. В эту минуту из-за леска вывернулась сильно подержанная голубая «тойота». Машина припарковалась возле Андрюшкиного джипа.
– А у меня для вас – сюрприз! – сообщил Андрей. – Только без резких движений! Я сначала решил, что не буду этого делать, но потом передумал. Рыбалка есть рыбалка! Настоящий мужской праздник.
Он оглядел друзей с победоносным видом охотника, подстрелившего льва. Мишка поднял брови, а Борька вздохнул:
– Опять бляди? Андрюшка, некстати…
– Э, брат!.. – загадочно произнес тот. – Ты не понял.
Из «тойоты» вылез крепко сбитенький мужик в джинсах и черной фраерской рубашке, расстегнутой почти до пупа. Это был тот самый нехороший человек, которому сорок минут назад звонил Андрей. Даже через половину пруда и пять метров берега можно было разглядеть, что на его груди сияет золотой крест таких размеров, будто мужик упер его с купола небольшой часовенки в соседней станице.
А со стороны пассажира на пушистую июньскую травку ступила нога женщины. Андрей постарался не пропустить ни малейшего мимического движения обоих своих друзей, потому что женщина эта была…
– Маринка?..
Боб даже привстал со своего места, балансируя, но Мишка продолжал сидеть не шелохнувшись. Темные волосы, которые на солнце мерцали рыжими бликами, силуэт вечной девочки с узкими плечами, длинной шеей, худенькое удлиненное лицо, полускрытое широкими солнечными очками, узнавалось не столько глазами, сколько сердцем.
«Нет, – сбросил наваждение Мишка. – Нет! Волосы она неделю назад перекрасила, они теперь черные. И эта девушка явно моложе ее. Лет на пять, наверное».
Он усмехнулся со скрытым облегчением.
– Ты идиот? – спросил Андрея Борька.
– А чем вы оба недовольны? – Андрюха довольно посмеивался, направляя лодку к берегу.
Оставшиеся пять метров до берега мужчины молчали.
Когда лодка пристала к берегу, женщина уже вернулась в машину.
– Здорово, Влад! – сказал крепенькому мужичонке с крестом Андрей. – Что это твоя гетера в машину спряталась?
– Привет, Андреич, – ответил Влад, ухмыляясь раздетому до плавок Андрею.
– Это вы очередь на мою Кристиночку не поделили? Видно, вкусы своих мужиков знаешь! Но Кристина вас не хочет. Говорит, что вы ненормальные.
– Да ну, брат! – покровительственным тоном осадил его Андрей, зная, что перед ним разыгрывается спектакль по древнейшему, как профессия проститутки, сценарию. – Что такое – норма? Чего твоя шлюха еще в жизни не видела? Чего ей бояться?
– Ну, может, это не она боится, а я за нее боюсь! Вы ей лицо попортите, а на ком я заработаю?
Взгляд Влада остановился на обтянутых штанами крепких ягодицах Боба, раскорячившегося задом с благородной целью вытащить лодку на берег. Пристроив судно на отмели, Боб подошел к стоящим на берегу. Тень от его фигуры накрыла сутенера полностью.
– Вы извините, что мой друг поторопился с вызовом, – пророкотал он с вежливой, но холодной улыбкой, – мы вас отпускаем. Андрей, расплатись за час.
– Да чего вы тут себе позволяете? – уцепился за повод покачать права Влад. – Какой час? Мы сорок минут ехали, тут полчаса торчим, да назад – еще сорок минут потеряем! За два часа платите и плюс бензин.
– Иди в жопу, – послал его Андрей, протягивая несколько купюр. – Вали уже…
Проходя мимо «тойоты», Мишка не удержал любопытства и заглянул внутрь, намереваясь разглядеть лицо проститутки. Ему это удалось. Внешняя оболочка удивительно соответствовала оригиналу, но любопытные мышиные глазки, игривое выражение раскрашенного личика, поза проститутки отличали подделку.
После операции Маришка начала меняться.
Волшебный и мощный Маришкин инстинкт подсказывал ей, что пришло время выбирать. Она вышла из возраста ожидания, возраста надежд, она должна была жить согласно правилам женской счастливой судьбы: с единственным мужчиной, воспитывая общих детей. Во всем этом находилась некая логика – она обменяет двоих мужчин на одного ребенка, это будет бескровная жертва, достаточная для того, чтобы судьба согласилась снова дать Маришке то, что она хочет.
Очень удачно ей припомнился и ключевой эпизод ее детства: у Маринки отняли маму и папу, но компенсировали потерю тремя близкими друзьями, тремя любимыми мужчинами. Маришке казалось, что все повторяется, но в щадящем варианте…
Круг основных претендентов на роль мужчины был ограничен тремя именами. Каждый из троих был единственным в жизни Маринки, с каждым ее связывало особое воспоминание.
И она любила их с одинаковой силой.
Если бы у Маришки была светлая душа – она выбрала бы Мишку.
Если бы у Маришки была поэтическая душа – она выбрала бы Бешеного Боба.
Если бы Маришка искала понимания – она выбрала бы Андрея, исполнив завещание их матерей-подружек.
Боб дал бы ей вечную любовь, Андрей – простил любой грех, Мишка не оставил бы в беде. Что важнее в жизни? – думала Маришка. Что ей самой нужно? Интуиция молчала, Маришка не видела решения.
Мысль о необходимости выбора была принята, но сделать выбор она не могла. Даже попытка размышлять на эту тему заставляла сжиматься Маришкино сердце. Долгие годы она удерживала своих мужчин рядом с собой. Она построила свой собственный особый мир, удобный и комфортный, правильный в ее представлении.
Сколько раз Маринка слышала, как женщины жаловались на своих мужчин: вот, он во всем хороший, но не понимает меня, не слушает, будто я лишь прислуга и любовница. А у Маринки был Андрей. Другие женщины жаловались на скуку в браке, а у Маринки был Боб. Третьим не хватало надежности и верности, а их Маринке давал Миша.
Важнейший для многих аргумент материального благосостояния она в расчет не принимала. За десять лет брака Маришка ни разу не упрекнула Мишку небольшой зарплатой. Ей было все равно – ездить в джипе или ходить пешком. Большие квартиры, поездки за границу, дорогие тряпки не значили для нее ровным счетом ничего.
Так же мало Маришка принимала в расчет и секс. По сути, ей было все равно – любовь с мужем, очень удовлетворяющая и физически, и эмоционально, или безумный секс с Борькой, от которого впоследствии сохранялось ощущение, как от дорожной аварии. А с Андреем у них в этом смысле ничего так и не случилось. Ей было неинтересно почему, но если бы друг детства потащил ее в постель, она не стала бы сопротивляться. Мужчинам нужен секс, секс нужен для продолжения рода, таковы основы сосуществования двух полов.
И снова она возвращалась к проблеме выбора, крутила в голове разнообразные варианты, представляя себе, как это будет – выйти замуж за Борьку? или за Андрея? остаться с Мишкой, закрыв двери перед двумя остальными мужчинами?
Да, она бы могла принять решение, будь у нее три жизни для каждого из них.
И тогда ей в голову пришло идеальное решение: пусть выберут они сами!
В последний день своей жизни, в пятницу, на вечер которой ее мужчины назначили рыбалку, она решила поговорить с ними троими, по очереди. Она знала, что, собравшись втроем, Мишка, Андрюха и Борька заговорят о ней. Они всегда говорили о ней, это она чувствовала. Так пусть же теперь они примут решение – кому она достанется?
Пусть будет то, что будет.
Но что будет?..
Татьяна
Этим утром Танька просыпалась несколько раз. В первый раз – около четырех утра, потому что ее затошнило. Она вынужденно прогулялась до туалета, но после снова утонула в рваных сновидениях.
Во второй раз сон отступил около семи утра, причиной чему оказался кондиционер Ложкиных, висевший рядом с ее окном. В это утро проклятый ящик словно взбесился: он гудел, стучал и дырынчал как ошалелый. Ругнувшись, Таня перевернулась на другой бок и спряталась под одеялом с головой.
В третий раз она открыла глаза около одиннадцати утра. Ее разбудил запах гари, зато стук за окном стих. Сначала Татьяна подумала, что запах гари доносится с ее собственной кухни, а инициатор поджигательных мероприятий – дорогой сын Игорек, начавший поджаривать яичницу, но застрявший у компьютера. Иногда с Игорьком это случалось. Однако, принюхавшись, Танька поняла, что запах ощущался больно уж химический, не как от горелой еды.
Чуть проснувшись, вместе с приходом головной боли, она вспомнила, что – ёлки! – сегодня же суббота. На несколько минут Татьяна, для которой слова «суббота» и «сон» означали почти одно и то же, снова задремала. Ей привиделся вчерашний вечер. Как и каждый пятничный вечер, до двадцати двух ноль-ноль он был многообещающим, с двадцати двух до часу ночи следующих суток – угарным, а с часу и до четырех от всего происходящего Танька испытывала только раздражение и немного досады.
Как надоела дешевая пивная на углу! – думала Танька, просыпаясь от этих воспоминаний. И пусть это не та самая пивная, в которой надирался Танькин папаша тридцать лет назад – заставленная высокими одноногими столами, на которых были расстелены газетки с потрошеной сушеной рыбой и стояли толстые стеклянные кружки то ли с мочой, то ли с пивом, – но, по сути, разницы не было.
Пивное заведение, в котором откисала компашка из трех-четырех молодух, ближайших приятельниц Татьяны, было не из шикарных. Что ж, такие цены в этом занюханном Гродине, раю торгашей и проституток! Простой народ, живущий от зарплаты до зарплаты, отдых в приличных заведениях позволить себе не может.
В этой забегаловке Танька чувствовала себя продолжательницей дела отца, что было мерзко. Происходило же все только от пустоты Танькиной жизни, от желания хоть ненадолго вздохнуть полной грудью, забыть дурацкие бухгалтерские отчеты, злобных баб из своего крысятника, вечное ощущение убогости собственной жизни на фоне жизни других людей.
Все жили лучше Таньки, буквально все. Бухгалтерши были либо замужними, либо с любовниками, что явно способствовало повышению качества быта. Они покупали новые просторные квартиры, делали ремонты, брали в кредит холодильники и стиральные машины. Многие располагали собственными авто, что всегда вызывало в Танькиной душе такую дикую зависть, что этого даже выразить в нематерных выражениях было невозможно.
И даже те, кому вроде бы не было повода завидовать, жили лучше Таньки. Вот соседи, Ложкины, к примеру. Танька понять не могла, за что такой симпатичный мужик, как Ложкин, любит свою жену? Марина эта была какая-то ненормальная, непонятная. Выглядела неухоженной, будто бы ей некогда было даже расчесаться, а между тем даже детей у Ложкиных не было, так что же делала эта Марина? – удивлялась Татьяна.
За годы соседства Танька пыталась наладить взаимоотношения с соседкой, приглашала в гости, заходила сама, заводила разные разговоры за жизнь, но отклику от Маринки не было. Как будто стенка, а не баба, думала про нее Танька. Больше всего Таньку дезориентировало в соседке отсутствие эмоций – даже улыбки при встрече не изображало ее лицо. Либо в небесах парит, мечтает о чем-то, либо затаила что, а может, она вообще не думает ни о чем?
«А бывает ли так, чтобы человек ни о чем не думал?» – спрашивала себя Танька, пытаясь представить себе это безмыслие. У нее не получалось, все равно что-то звучало в сознании, все равно рождались образы.
Лишь однажды Марина выразила свои чувства, чем Таньку только напугала. Без шуток, напугала. Танька навсегда запомнила этот остановившийся на ее лице взгляд карих глаз. В нем читался… приговор, да, именно приговор Таньке и ее образу жизни. А всего-то и было: Танька попросила Мишку починить ей кран, а после предложила хряпнуть коньячку. Сделала она это скорее машинально, не подумав. Мужчину в доме надо угостить алкоголем, так у них было заведено в семье. Добрый Мишка, Танька знала, что из чистой вежливости, а не из страсти к выпивке, присел к столу на кухне и поднял вместе с хозяйкой по рюмочке.
Уж лучше бы она вручила эту бутылку Мишке в благодарность да выставила его за порог! Потому что, едва они успели опрокинуть, как в дверь позвонили. А когда Танька открыла дверь и увидела на пороге соседку, ей стало нехорошо от взгляда, на который напоролась. Пытаясь обратить неприятную ситуацию в шутку, Танька ляпнула:
– За муженьком пришла? А мы тут коньяк пьем…
Тут в прихожую вышел и Ложкин.
– Я иду, Марин, – сказал он.
Маришка все молчала, Танька не знала, куда прятать глаза, а тут еще на лестничной клетке появилась баба Света, первая дворовая сплетница. Танька и Мишка поздоровались с ней, Маришка не обратила на соседку внимания. Проходя мимо троицы, а то и треугольника, баба Света рассмотрела их с пристрастием, складывая в своем хитроумном мозгу сочную сплетню.
Отголоски той сплетни таки достигли и Танькиных ушей – через некоторое время, конечно.
В третий раз Татьяна проснулась уже окончательно и безнадежно. Едкий запах проник в горло и даже в легкие. Хрипло кашлянув, припомнив заодно, что забыла купить сигареты, Танька села на кровати.
Снова прилечь не светило – воняло в комнате невыносимо! Держась за голову, Таня встала с дивана. Медленно, в самом щадящем для своего бедного отравленного алкоголем организма режиме, она обошла малюсенькую квартирку. Две комнатки – ее и сына, обставленные еще при жизни матери мебелью доперестроечных времен, общей площадью сорок один метр.
Обход дал следующие результаты: гарь ощущалась только в Танькиной комнате, а в комнате Игорька, на кухне и в ванной можно было учуять лишь отголоски запаха. Обнюхав на всякий случай все розетки, Танька убедилась, что ее проводка в порядке. Источник возгорания находился за пределами квартиры.
Игорева комната и кухня выходили на улицу, а Татьянина нора – во двор. Причем, так как жила Татьяна в последнем подъезде дома, то соседи у нее были лишь с одной стороны, справа. Ложкины.
Танька приоткрыла окно, наморщившись от напряжения, которое спровоцировало новый приступ головной боли, сдвинула москитную сетку. Высунулась наружу, поздно догадавшись, что выглядит она сейчас словно иллюстрация к словосочетанию «похмельный синдром».
Впрочем, ей-то что?
Потянув носом, Танька посмотрела вправо и вверх, обнаружив вдруг причину испорченного утра. Это был многострадальный ложкинский кондиционер. Дым из него уже не шел, но некогда белая решетка наружной части сплит-системы почернела. С этим дурацким кондиционером все время что-то происходило, припомнила Татьяна, поморщившись и прячась за стеклом. Как рассказывал Таньке сосед – сначала установили бракованный, потом неправильно прицепили, а теперь вот сгорел!
Таня поняла: придется идти к соседям. Жалея об испорченном субботнем утреннем сне, она стала искать одежду. На стуле обнаружились скомканные шерстяные брюки, в которых Таня ходила на работу всю неделю, кроме пятницы, и несвежая водолазка. Оделась, нашла ключи Ложкиных – не могли же они быть дома и не знать, что их кондер горит синим пламенем?!
Выйдя на лестничную клетку, Танька все же позвонила в соседскую дверь. Мало ли?
«Может, они там сексом занимаются?» – хихикнула она. Вот Таньке вчера ни хрена не обломилось, хоть и мужик, с которым это у нее бывало, в забегаловке появлялся. Может, она ему надоела? Другую нашел?..
Танька отогнала свои мысли от волнующих воспоминаний, насильно заставив себя вернуться в настоящее, к запертой двери Ложкиных. Соседи не открывали. И только тут она вспомнила, что позавчера вечером Мишка заходил к ее сыну попросить садок на выходные. Любопытная Танька высунулась в коридор вместе с сыном и спросила, куда он едет, и Мишка рассказал, что едет он с друзьями на пруд в Казенном лесу. Там у одного из его приятелей дача. Возможно, вместе с ним поехала и Маришка.
Разобравшись с замками и ключами, Танька отперла дверь и вошла в квартиру, задержавшись в тесном коридорчике. Здесь запах гари был послабее, чем у Таньки, зато в квартире было очень жарко. От этой неожиданной жары и от последствий вчерашнего загула Татьяна ощутила, что ее снова начинает тошнить. Она прошла в комнату, уверенная, что хозяев нет дома, и вдруг увидела лежащую на полу женщину с черными волосами.
Это была Марина.
«Она перекрасилась, – удивилась Татьяна, – надо же!»
Соседка лежала прямо в центре комнаты, закинув руки за голову и неловко подогнув босые ноги. На Марине было серое платье с удивительно несуразным желтым рисунком. Приглядевшись внимательнее к ее бледному до невероятности лицу с синеватыми губами, Танька разглядела на виске пятно крови, подсохшее под небольшой ранкой. Маленькая лужица крови натекла на ковер под головой Марины. Но самым ужасным было то, что глаза соседки не были закрыты полностью, а только до середины, что позволяло видеть половинку покрытой пленкой мертвой радужки.
Невольно оглядевшись, Таня заметила жуткий беспорядок в комнате: дверцы стенки были распахнуты, вещи из нее выворочены и разбросаны, стул перевернут. На полу у дивана валялся раздавленный окурок. Кто-то что-то искал здесь, кажется, соседей ограбили. Правда, старенький громоздкий телевизор и компьютер не тронули, значит, искали деньги!
«Нашли у кого искать!» – подумала Татьяна.
Она осторожненько подошла к телу и присела возле. Ее продолжало тошнить, но она не могла не удовлетворить патологическое любопытство – раньше Таня не видела мертвых людей, кроме как на похоронах. Протянув к лицу соседки руку, она еще помедлила, ожидая, что Маринка поднимет веки или пошевелится, потом тронула Маринку за щеку. Щека была прохладной и мягкой, что показалось Татьяне отвратительным.
И тут Таньку вывернуло – прямо на тело! Вывернуло однородной слизью, с запахом кислого и с ужасным спазмом, от которого желудок Татьяны словно бы пронзило железным крюком. Застонав, она потеряла равновесие и, испугавшись, что уткнется лицом в живот трупа, да еще и в собственную блевотину, с размаху подалась назад, сев на зад, и снова застонала от боли.
Правая ягодица наткнулась на нечто ужасно твердое. Переместив вес тела на левую сторону и чертыхаясь, Татьяна достала из-под себя источник боли – чугунную пепельницу в форме ладьи с выступающим вверх острым носом. Он был чем-то испачкан, этот нос ладьи, Танька поняла: это кровь.
«Марину убили этой штукой», – сообразила Танька, деревенея от ужаса.
Надо было звонить, вызывать полицию, скорую, но Татьяна все не могла пошевелиться, а продолжала сидеть на попе, держа в руках окровавленную пепельницу. Черт, поняла Танька, они же снимут с этой штуки отпечатки пальцев! А после Танькиного зада, приземлившегося на эту штуку, на пепельнице не осталось других отпечатков, кроме ее собственных.
«Кто будет разбираться в Маринкиной смерти? Кому это надо? – размышляла Танька. – Найдут мои отпечатки, рвоту и посадят за убийство соседки. Скажут, я хотела ее мужа отбить, зазывала, коньяком поила! А потом с Маринкой поссорилась и – убила! Вон баба Света – живой свидетель того, как я Мишу заманиваю. Небось она разнесла пикантные новости по всему городу, не только по подъезду».
Потирая ушиб на своей слегка уже плоской ягодице, Танька пошла в ванную. Там она взяла тряпку, намочила ее и, вернувшись к телу, собрала следы своего позора с платья мертвой соседки. Остались влажные пятна, но Танька решила, что они быстро высохнут в такой жаре.
Тряпку Таня выбросила в форточку кухни, убедившись, что никто за ее действиями не наблюдает.
Пепельницу она тоже вымыла, вытерла и положила в карман брюк. Не забыла Танька и протереть кухонным полотенцем ручку входной двери – изнутри и снаружи. Не было ее тут, ничего она про весь этот ужас не знает!
Вернувшись домой, Танька прополоскала рот, почистила зубы, поставила чайник на плиту. Проклятую чугунную ладью засунула в самый угол антресоли, встроенной над кухонной дверью. Кто ее тут найдет? Да никто.
Выпила кофе, подумала еще – правильно ли поступила? Решила, что правильно.
Сейчас Танька проветрит квартиру да поспит еще немного. Если вдруг придут к ней люди в погонах, спросить, что, мол, она видела, она скажет, что ничего не видела, ничего не слышала, знать ничего не желает!
Засим сняла брюки, водолазку, легла в постель и улыбнулась…
Обед прошел в мрачной обстановке. Мишка и Борис просто молчали, а Андрей молчал обиженно – его начала доставать щепетильность друзей. Тем более что проститутка, похожая на Маришку, – это была просто шутка, что тут такого? Андрей надеялся, что она скрасит ему ночь, а если того же захотел бы кто-то другой из троицы – он бы не возражал.
Они ели лапшу из термобанок, колбасу, сыр, огурцы, помидоры. Из рыбного только и было, что шпроты. Наловить рыбы они снова не сумели, а мелочь, которую удалось утром поймать Борьке, отпустили. Возни с той рыбой было больше, чем еды.
После обеда Боб притащил гитару и стал – типа сам для себя – напевать старые песни, не обращая никакого внимания на остальных. Мишка налил себе водки и выпил, Андрей последовал его примеру. Рюмку с огненной водой он поставил и рядом с Бобом. Тот, не глядя, взял ее и опрокинул в рот.
– Спой «Лед под ногами майора», – попросил Боба Андрей.
Снова не глядя на друзей, Боб взял первые аккорды. Петь и пить было легко, время летело быстро, и настроение стало улучшаться.
Прошло еще с полчаса, солнце застыло высоко в небе, над одуванчиками жужжали пчелы, воздух приносил запах сырости со стороны пруда и запах свежей зелени из заброшенного огорода за домиком Андрея.
Сонливость рассеивалась только желанием подпевать Бобу, чей голос сегодня звучал особенно хорошо. Наконец Боб тоже утомился.
– Нам кое о чем поговорить нужно, – произнес Андрей в тишине.
– Еще по морде хочешь? – вяло отозвался Боб. Он снова склонился над струнами, начиная наигрывать новую, неизвестную остальным мелодию. Его волосы нависали над гитарой, и Мишка вдруг задумался – почему длинные патлы рок-гитаристов не путаются в струнах?
– Вообще-то я о другом. – Андрей налил себе водки. – Не знаю, как начать этот разговор. Ладно, что уж там! – решился он. – Вы же сами знаете: мы должны говорить о Маришке. Она этого хочет.
Двое остальных промолчали – напряженно и выжидательно.
– Что, – с вызовом спросил Андрей, – не так? Маринка сказала, что ей нужен один мужчина. Она хочет остаться с одним из нас и родить ребенка.
– У нее и есть один мужчина, – нехотя возразил ему Мишка. – Я ее муж. И у нас будут дети. Что ты за бред несешь?
– Миша, – продолжил разговор Боб, ужасаясь тому, что собирался сказать. – Лучше уж нам действительно все обговорить. Андрюха, хоть он и стерва, а не мужик, прав. Она и мне это сказала, и тебе, так?
– Ладно, – согласился Мишка. – Но чушь это все. Зачем? Мы женаты, я не собираюсь с ней разводиться. Лучше бы после рыбалки с ней встретиться – пусть она нам троим нормально объяснит, что это за блажь у нее. Она мне толком ничего и не сказала…
Андрей рассмеялся неприятным смехом с оттенком высокомерия:
– Сама объяснила? – Он покачал головой. – Нет, она этого не хочет, поэтому и поговорила с каждым из нас. Мы выберем того, кто останется с ней!
– Миша, – деликатно вступил в спор Боб, – ты же сам знаешь, что она этого хочет… Я должен тебе сказать, что в последнее время между мной и Маринкой что-то складывалось. Прости меня, но я не мог тебе об этом рассказать, а теперь – надо. Я – сволочь, Миш, я негодяй, но уже ничего не поправишь.
Обхватив голову ладонями, Мишка скрипнул зубами:
– Боже-е!.. Ладно. – Он убрал руки от лица. – Заткнись только, Боб! Я не верю тебе, никогда не поверю!
На несколько минут повисло неприятное саднящее молчание, от которого всем стало тревожно.
– Но как мы решим?.. – поинтересовался Боб, не обращаясь конкретно ни к одному из друзей.
Андрей решительно ответил:
– Легко! Вы ведь оба ее не знаете, вы думаете, что она – ангел… А я вам расскажу, что она за человек, тогда и решайте, с кем она останется! Например, вы знаете, что она со своей бабулей сделала? А почему квартиру после ее смерти продала?
Мишка и Боб мрачно молчали, не выражая к заявленной теме интереса. Тогда Андрей выложил факты присутствующим более интересные:
– Боря, твою невесту в воду Маринка столкнула, ты в курсе? А невеста твоя здорово перепила, поэтому и захлебнулась вмиг.
Борис непонимающе посмотрел на него:
– Зачем Маринка столкнула?..
– Маринка не хотела, чтобы ты женился на этой Машеньке.
– Это она тебе рассказала? – спросил Боб глухим голосом. – Не может быть. Она же меня утешала, когда я тело Машеньки из воды достал! Быть такого не может, чтобы она утопила Машеньку, а потом помогала похороны организовывать!
Вдруг выражение его лица изменилось – он сдвинул брови, желваки напряглись, у рта пролегли презрительные складки.
– Ты же врешь, Андрюха?! – рыкнул он, вскакивая с места. По его позе можно было догадаться, что он с большим трудом сдерживает желание врезать другу по морде. – Черт, – сказал он другим тоном, будто бы неожиданно понял что-то. – Ты не врешь. Стакан на пирсе… – Он, видимо, вспомнил что-то не дававшее ему прежде покоя. – Не важно… Миш, – обратился он ко второму своему другу уже другим тоном, – а тебе Маринка не рассказывала, почему нашего Андрюшу бросила его невеста Лиза Ляховская?
Мишка отрицательно покачал головой. Андрей приподнял брови – он не ожидал услышать такие новости.
– Маришка встретила Лизу – преднамеренно, конечно, – и сообщила ей, что ты, мой друг, уже перетер свои проблемы с ее папашей…
Андрей продолжал выражать всем своим видом недоумение.
– По поводу кредита, – напомнил Боб.
– А, по поводу кредита! – якобы с трудом припомнил Андрей.
– Услышав об этом, Лиза поняла, что ты – такая же сволочь, как и остальные ее кобели, – с видимым удовольствием закончил свою речь Боб.
– Так это Маришка сделала?.. – переспросил Андрей скорее задумчиво, чем удивленно. – А я-то не мог понять…
Боб поинтересовался:
– Так что теперь ты о ней думаешь?
Выпрямившись, Андрей ответил серьезно и тихо:
– Я от нее не откажусь.
– Я тоже, – отозвался Мишка.
– Понятно, что и я, – подытожил Боб.
– Кстати, Миша, – с деланым равнодушием сказал Андрей, – несправедливо получается: мы с Бобом о твоей жене все знаем, а ты…
– Не надо, он не выдержит, – попытался остановить его Боб.
Мишка смотрел на друзей растерянно.
– Нет уж. Всем сестрам по серьгам! – решил Андрей. – Ты знаешь, почему твоя девушка, Оксана, покончила с собой? – Не дождавшись ответа Мишки, ответил сам: – Девочка не перенесла позора, а ведь медицинскую карту в вендиспансере ей Маришка организовала!
– Нет, ты бредишь! – прошептал Мишка. – Этого не может быть. Сейчас что угодно придумать можно, сколько лет прошло!..
– Сам спроси у нее, – посоветовал ему Андрей, ухмыляясь.
– Миша, по правде, тебе больше всего досталось, – добавил масла в огонь Боб. – Наверное, она тебя больше всех любила.
– Ты о чем говоришь? – бледнея, произнес Мишка.
– Он говорит, – пояснил Андрей, – что приступ у твоей мамы случился в присутствии Маринки, но она преднамеренно убежала из дома, чтобы не вызывать скорую! А знаешь, где она провела время?
– Где? – шепотом спросил Мишка.
– У меня!
– Андрей, я врежу тебе еще раз! – заявил Боб. – Уж о Мишкиной маме можно было и промолчать. Может, Маринка просто испугалась? Что ты превращаешь ее в монстра?
Андрей закурил и протянул сигарету Мишке.
– Так как же поступим? – со вздохом осведомился Мишка. – В карты будем на мою жену играть?
Он выпил водки, хоть и так был уже серьезно пьян. Окружающий мир казался ему все более странным, что скорее Мишке нравилось.
– Не такая уж плохая идея, – подмигнул ему Андрей, не менее пьяный, похожий сейчас на злого клоуна.
Бешеный Боб развел руки:
– Вы сбрендили? Спятили? Рехнулись? Обалдели? Охренели?..
Смех Миши, прозвучавший в наступившей после его слов тишине, напоминал лай гиены.
– Да тут все – чистый театр абсурда, полный бред, разве не так? – Он снова рассмеялся. – Моя жена оказалась гулящей женщиной, мои друзья – предателями. Вы ведь оба с ней сексом занимались? Почему же нельзя теперь еще и в карты на нее поиграть?
Боб молчал, изумленный и пристыженный, а Андрей деловито предложил:
– Карт нет, давайте жребий тянуть. Счас принесу спички.
Он направился к машине. Боб обратился к другу:
– Миша, я не думаю, что надо…
– Боб, на хрен, какая разница?!
Андрей вернулся с коробком длинных каминных спичек. Достал три штуки, сломал две и поднял вверх целую:
– Вот она, спичка удачи, парни! Будем тянуть.
Он взял две целые спички и одну сломанную между ладоней, потер их друг о друга, оставив спички в левом кулаке, уровнял красные головки пальцем правой. Чмокнул свой кулак, сыто ухмыльнулся. Мишка с Бобом следили за его движениями со странными лицами, будто не зная, что им конкретно надо чувствовать в данный момент.
– Мишка, ты, как муж, первый тяни… – Андрей вдруг закашлялся. – Ребят, воды, кхе-кхе, налейте!
Боб шагнул к столу, взял металлическую кружку с остывшим вчерашним чаем, черным как деготь и подернутым мутной пленкой. Мишка проследил за ним рассеянным взглядом измученного до крайней степени человека. Боб подал кружку Андрею. Продолжая держать спички левой рукой, тот взял кружку, сделал из нее один глоток, поморщился:
– Ух, чифирь… Ну, тяните уже спички, чего там!
Мишка вытащил сломанную, Бобу повезло так же.
– Ага! – воскликнул Андрей. – Я же говорил, что она останется со мной!
Мишка сел возле стола и стал растирать лицо пальцами. Казалось, он смирился с неудачей. Но Боб отреагировал на проигрыш иначе. Он покрутил спичку в руке, а потом потребовал у Андрея:
– Ну-ка, свою спичечку покажи, братан!
– Я выбросил ее, – быстро ответил тот.
– Ты, мерзавец, все три спички сломал, так?
– Ты чего? – возмутился Андрей весьма искренне.
– Пока я за чайком тебе бегал, гад!.. Ну, держись!
Боб резко шагнул в сторону Андрея. Андрей, не желая рисковать, молниеносно отскочил в сторону, едва успев предупредительно вскрикнуть:
– Э-э!..
Боб невольно рассмеялся, Андрей осторожно поддержал его. И даже Мишка, обернувшись в сторону друзей, не смог сдержать улыбки.
– Дураки мы, – заключил Боб. – Я больше не буду в этом участвовать. Пусть время рассудит. Все равно что-нибудь случится…
Он посмотрел на друзей. Андрей кивнул, Мишка махнул рукой в знак согласия. «Что-нибудь» уже случилось, но они не ожидали, что известие об этом придет совсем скоро.
Спустя десять минут в Танькину дверь звонили и тарабанили. Прошипев пару самых грязных из известных ей ругательств, Танька открыла глаза, а затем снова их закрыла. С чего бы ей вскакивать из теплой постельки и бежать к двери? Суббота – специальный день для компенсации недельного недосыпа, она не встанет!
Танька закрыла глаза и для убедительности свернулась калачиком, однако тот, кто зловредничал с ее дверью, был неутомим. Поворочавшись в постели еще немного и не в силах сохранять невозмутимость в условиях адского шума, Танька решила сдаться. Открыла глаза, вздохнула, села в постели, а потом с большим усилием, ежась и шипя, скинула одеяло.
«Зачем Маринка включила кондиционер на тепло? – подумала она безотносительно ситуации. – Простыла, наверное, замерзла…»
Накинув халат, она вышла в коридор и отперла дверь. Можно было и раньше догадаться, что в гости к Таньке ломилась соседка, жившая в расположенной прямо над Ложкиными квартире. Сквозь шум, производимый ею, доносился и ее собственный голос – противный, каркающий, но разобрать слова было невозможно.
От этой соседки плакали все, как от лука. Женя Черняховская, так звали соседку, была чернявая мадамка лет за сорок – большеротая, горластая, широкополая и простая, как инструкция к топору. Она торговала косметикой и псевдомедицинскими аппаратами. Танька ее терпеть не могла, потому что Женя без конца таскалась по соседям, впаривая им кремы и приборы с такой коммерческой яростью, что противостоять ей было практически невозможно. По сути, покупая у нее всякую ненужную чушь, люди просто платили за возможность отделаться от настырной Женьки хоть на какое-то время.
Напокупав, к Женькиному удовольствию, всякой дряни, Танька изобрела способ избегать спекулянтского напора – она просто не открывала Жене двери, а если по невнимательности все же открывала, быстро говорила коммивояжерше:
– Мне ничего не надо!
И с космической скоростью захлопывала дверь.
– Мне ничего не надо, – буркнула Танька и в этот раз, закрывая дверь.
– …Воняет… – услышала она карканье, после чего невольно насторожилась. Дверь пришлось приоткрыть снова. – У Ложкиных кондиционер сгорел, – безжалостно громко сообщила Женя. – Я в их квартиру звонила, стучала, но они не открывают! Открой их дверь, надо отключить кондиционер! Еще пожар будет! Я звонила Марине, она не отвечает. Позвони Мише!
Жуткая баба не умела разговаривать по-человечески, а только приказывала. Танька чуть было не ляпнула, что кондиционер уже сам отключился, потому что сгорел, а Маринка теперь уже никому не ответит. Вовремя опомнившись, она соврала:
– У меня нет Мишиного номера.
– Тогда их квартиру отопри! – выдала распоряжение Женя.
«Чтоб ты опухла! – пожелала ей Танька. – А еще лучше – по башке тебя пепельницей…»
– Ладно, – сдалась она. – Подожди, я оденусь.
И, не слушая возражений, с тайным удовольствием захлопнула перед Женькой дверь.
Во второй раз за это утро натянув черные брюки, Танька застыла с водолазкой в руке, призадумавшись: а на самом деле, звонить Мишке или нет?
Наконец, решилась, взяла телефон, набрала Мишкин номер и рассказала ему о будущих событиях в прошедшем времени: знаешь, Миш, несчастье, загорелся и завонял кондиционер в твоей квартире, пришла Женька, и мы вдвоем обнаружили Марину мертвой…
Уже через сорок минут весь дом оживился: на лестничных клетках зашептались томимые любопытством жильцы подъезда. Подъехала скорая, подъехала полиция. Командование действиями прибывших взяла на себя Женя.
Танька дала показания – о том, как они с соседкой отперли дверь Ложкиных и обнаружили хозяйку квартиры мертвой. О хозяине она сказала, что тот собирался уехать на рыбалку, объяснила, где он собирался рыбачить. О своем звонке промолчала – какая разница?..
Солнце закатывалось за тополя, окружавшие пруд с западной стороны, утягивая за собой свой жар. Мишка взялся реанимировать едва тлеющий костерок – не поленился сходить за сухими ветками в лесополосу за домиком, сложил собранный хворост в аккуратный вигвам, стал на колени и раздул затухавшие угольки, щурясь от едкого дыма. Костер ожил, затрещал, от него повеяло теплом.
В воздухе запахло дымом и разлилось блаженство летнего вечера, вернее, предчувствие летнего вечера, ибо был еще только май. Но вот именно такими ожидались вечера в июне, июле и августе – солнце будет перемещаться на запад, начиная жарить дальние края, а тут, возле пруда в Казенном лесу, подует ветерок, освежит кожу.
Друзья разлили водку по рюмкам, выпили.
В кармане Мишки затрещал телефон. Вздрогнув, он достал аппаратик, приложил его к уху, выслушал звонившего. Это заняло несколько минут, после чего Мишка переспросил:
– Сгорел?..
Судорожно вздохнув, опустил руку с телефоном, словно потеряв остаток сил, закрыл глаза.
Борька перестал играть, Андрей сдвинул брови – ему стало очень не по себе.
– Ты чего? – заинтересовался Боб. – Чего побелел-то?
Мишка открыл сухие глаза, сглотнул, осипшим голосом, будто только что долго и громко орал, сказал:
– Кондиционер сгорел, соседка открыла…
– Ты из-за кондиционера так расстроился?
– …Вещи перевернуты, ограбление, наверное…
– Что у вас красть? – ляпнул некстати Андрей и так же некстати продолжил: – А кондиционер надо было дороже брать.
– Ненавижу это слово – «брать», – заявил Боб с такой ненавистью, что удивил даже Мишку. – Мещанство какое! Самодовольное, сытое словечко, еще совковое. Мой папаша так говорит: брать! – произнес он смачно своим глубоким басом.
– Маринка убита, – наконец закончил Мишка. – Ее нашли, когда квартиру открыли.
Андрей приложил руку к груди, Борька выронил гитару. Инструмент упал в траву, озвучив момент жалобным стоном.
– Этого не может быть… – предположил Боб. – Я же видел ее в пятницу живой! Мишка, это ошибка, позвони, спроси: точно это она? Поедем туда, давайте собирайтесь!
– Это, наверное, ночью случилось, – сказал Мишка. – Когда мы тут были. Боже, – вздохнул он, – а мы тут ее делим!
Боб отвернулся в сторону, он скрывал слезы, выступившие у него на глазах.
Андрей спросил Мишку:
– Так ты, когда уезжал из дома, Маришку не видел?
– Нет, я же говорил вам, что она на работе задержалась.
– Она не была на работе, – вдруг отозвался Боб. – Я в пятницу в офис за своими вещами заезжал, ее не было.
Андрей криво ухмыльнулся:
– То есть, Боря, сегодня ты ее вообще не видел?
– Не видел.
– Врешь.
– Ты совсем уже богом себя возомнил? – Боб начинал злиться, что вызывало опасение.
– Нет, – ответил Андрей, не испугавшись. – Просто видел тебя у них… – он кивнул на Мишку, – дома. Я после обеда приехал посмотреть, как мои мастера Мишкин кондиционер починили. Позвонил в дверь, Маринка мне не открыла, но я услышал мужской голос. Не Мишкин. Я тогда вышел из подъезда, обошел дом, чтобы посмотреть на кондиционер снаружи. А в окне, Миш, – он перевел взгляд на своего второго друга, – знаешь кого увидел? Борьку!
Помотав головой, Боб признался, словно через силу:
– Ну, был я у Маринки, так что? Мне нужен был один макет для печати…
– Чушь! – вдруг заявил Мишка. – Ты, Боб, был у Маринки, потому что она хотела тебя видеть!
– Ладно, да!
– И ты, Андрей, тоже был у нее в гостях! – Мишка задыхался от злости. – Вы приходили к ней, вы спали с моей женой, так?
Боб растерянно развел руками, будто хотел сказать: я виноват! Андрей отреагировал иначе.
– Так, может, это ты ее убил? – вспылил он. – Узнал, что она с нами встречалась, и – убил?!
Мишка передернулся:
– Я, если хотите знать, перед поездкой только на минуту в квартиру и заглянул – вещи взять. Снасти, куртку, что там еще, не помню?.. Они в прихожей у двери лежали. Схватил – и тут же из квартиры выскочил! – Последнюю фразу он добавил, понизив тон: – Даже удочки забыл, так спешил! А Маришка, может, уже убита была? Может, кто-то из вас это сделал? Например, ты, Боб? Получается, это ты ее последним видел!
– Как ты смеешь? – прошептал Боб, задыхаясь от злости. – Я любил ее с третьего класса, идиот!
– За Машеньку, – подсказал Андрей.
– Я не знал, что Маришка ее столкнула! Вы не понимаете, что она для меня значит. И что бы она ни сделала, кроме нее, у меня нет никого.
Словно не слыша перепалки друзей, Мишка продолжал:
– Я не верю в это ограбление! Андрюшка правду сказал: что у нас красть? Это кто-то из вас – убил мою жену и вещи раскидал, будто убийца искал что-то! Вы оба – лживые сволочи, встречались с ней, трахались…
И тут Боб бросился на Мишку.
Больше он не мог сдерживаться: ярость, из-за которой его и прозвали Бешеным, вскинула его в воздух, направляя его дикую силу в один удар кулака. Удар пришелся Мишке под дых, сбил его с лавочки, распластал по траве.
Мишка потерял сознание.
Андрей, невольно поднявшийся с места и оказавшийся от взбесившегося Боба на расстоянии длины его руки, напоролся на второй дикий удар и свалился на землю кулем. На некоторое время над прудом и полянкой на берегу зависла странная пустая тишина. Смолкли не только птицы, но и лягушки.
Боб стоял между друзьями – взмыленный, взлохмаченный, с перекошенным лицом, дико вращая глазами. Его гнев еще не нашел выхода, он лишь ждал нового повода для взрыва.
Мишка очнулся, а следом за ним и Андрей. Оба попытались встать на ноги, но это им не удалось: Боб с ревом наскочил на друзей, на обоих разом. Андрей получил два удара по ребрам и снова свалился. Мишке достался лишь один удар – в живот, но на этот раз сказались злость и алкоголь, поэтому он ничего не ощутил, а только ахнул и рухнул на стол. Посуда и объедки разлетелись в разные стороны, сам стол скрипнул, но все-таки выдержал. Под Мишкин бок подвернулось что-то твердое – рукоятка ножа. Мишка автоматически схватил ее и выпрямился.
Боб сам напоролся на лезвие, испустил хриплый вздох, его глаза закатились, он стал оседать. Мишка, который не мог разжать пальцы, словно вросшие в деревянную рукоятку, свалился на землю рядом с ним. Тело Боба пронзила судорога, и в горле заклокотало. Он вытянулся и затих.
Мишку покинуло сознание.
– Что это? – услышал он сквозь туман. – Что это с Бобом? Он живой?
Разлепив глаза, Мишка увидел Андрюху, ползающего вокруг огромного тела друга, похожего сейчас на поваленное бурей дерево, – видеть Боба лежащим на спине без движения и признаков жизни казалось в высшей степени невероятным.
Мишка привстал.
– Андрюха, он сам напоролся на нож…
Глаза Мишки были огромными, безумными, странными до невозможности. От его взгляда Андрею захотелось открыть рот и заорать долгое «а-а-а-а!». Но он удержался.
– Мишка, ты ополоумел! Ты спятил! У тебя съехала крыша! – Андрей смолк, и вдруг выражение его лица радикально изменилось: теперь он презрительно улыбался, опуская уголки губ вниз. – Тебя посадят. Тебя посадят, и Маришка выйдет замуж за меня.
Он едва слышно хихикнул, хлопая себя по карманам в поисках телефона. Хихикнул еще, а потом беззвучно захохотал, с видимой натугой преодолевая боль, шмыгая носом и пытаясь вытереть взмокшее от пота лицо о ткань футболки на плече.
В тон ему Мишка выпустил истерический смешок, потом еще один и еще. Наконец они оба стали хохотать, забыв о том, что смеются рядом с трупом друга.
Андрей стал приходить в себя.
– Я-то победил, – фыркая от смеха, сказал он. В его руках уже был телефон. – Маришка теперь – моя. А ты чего ржешь?..
– Я-то? – ответил Мишка, постанывая от смеха. – Я смеюсь, потому что трупы не женятся!
Смех Мишки напоминал лай гиены, а через секунду он уже навалился на Андрея, вцепился ему в волосы обеими руками и стал бить его головой о гравий, покрывавший дворик у веранды. Все сильнее и сильнее.
– Не смей приставать к моей жене! – приговаривал он, хрипя и задыхаясь. – Не смей… не смей… не смей…
Сколько это продолжалось, Мишкина память не зафиксировала. Он остановился, потому что устал. Устал настолько, что едва смог отвалиться на спину. Его взгляд погрузился в темнеющее небо.
Под головой Андрея растеклось черно-багровое пятно, окрашивая мелкий белый гравий.
Лягушки в пруду квакали с отчаянием потерпевших, в шуршащих листвой тополях запела безымянная для не продвинутого в орнитологии Мишки птица. От ее резкого голоса хотелось отмахнуться. Впрочем, отмахиваться и без птицы приходилось ежеминутно: окаянные комары не прекращали налеты ни на секунду. Одно их зудение вызывало желание чесаться.
В природный шум вплелись посторонние звуки, без сомнения технического происхождения. Утомленный двухчасовым трудом Мишка вытер пот со лба и оглянулся. Над дорогой, прудом, лесами и домиком на берегу густел вечер, однако было еще достаточно светло, чтобы Мишка смог разглядеть подъезжающие скромные серебристые «жигули» с синими номерами.
Его затрясло, задрожали руки. Он вспомнил, что его рубашка заляпана кровью, да и в целом он выглядит далеко не как человек, спокойно проводящий время на рыбалке, в компании друзей.
Суетливо подбежав к джипу Андрея, Миша вытащил из багажника штормовку и натянул на себя, скрыв рубашку. В принципе все выглядело логично – стоило уже утеплиться, вечерняя прохлада так и липла к влажному от пота телу.
Наконец, полицейская машина подъехала к домику и остановилась. Мишка рассмотрел человека в форме, сидящего за рулем, с ним приехал мужчина в штатском. Первый заглушил мотор и остался на месте, а второй вышел из машины. Он оказался приземистым широкоплечим типом с квадратным лицом, колким взглядом прищуренных глаз и толстыми губами, напомнившими Мишке материнские вареники, но только если бы те вареники были красными, а не белыми.
Мишка сделал ему навстречу несколько неуверенных шагов. Квадратный подошел к Мишке почти вплотную, не попытавшись поймать его взгляд и поздороваться. Его губы-вареники чуть заметно подрагивали при ходьбе. Приблизившись, он разлепил их и представился:
– Капитан Хвостов, здравствуйте. Ваши соседи объяснили, где вас искать, – предупредил он вопрос Мишки.
Голос у него был низкий, механический и пугал еще больше, чем толстые, наверняка сильные руки, бычья шея и недобрый взгляд.
– Здравствуйте, – ответил Мишка, сглотнув. Его сильно заботило, как он выглядит со стороны, и мерещилось, что его лицо Хвостов читает словно книгу.
– Ваши соседи обнаружили в вашей квартире вашу мертвую жену. Что можете сказать по этому поводу?
– Господи…
– Конкретнее.
– Как это случилось? – Мишке хотелось спросить – когда, но ему показалось, что такой вопрос прозвучал бы подозрительно.
– Пока нет данных экспертизы, – буркнул Хвостов.
Он замолчал, вынуждая Мишку начинать оправдываться, как и положено подозреваемому. Хвостов не собирался объяснять, что собеседник – подозреваемый, это было априори.
Но Мишка тоже молчал.
Хвостов огляделся и разжал свои толстые губы, обрадовав Мишку неожиданной победой в молчанку:
– Вы тут один?
– Нет, я с друзьями. Они ушли в поселок за продуктами. – Мишка бросил взгляд на стол, вокруг которого стояли пакеты из гродинского супермаркета «КУБ», явно хранящие запасы продовольствия. Выдавив улыбку, Мишка уточнил: – На самом деле не за продуктами… у нас водка кончилась.
– Позовите их.
– У меня разрядился телефон, – быстро нашелся Мишка. – Вы хотите, чтобы я с вами поехал?
– Да, но сначала надо поговорить с вашими друзьями. Будем ждать их.
Хвостов снова огляделся, прошел к лавке и сел за стол. Он отставил грязные пластиковые тарелки с края стола вглубь, смахнул крошки, оперся локтями на стол, дав своей тяжелой верхней части тела надежную опору. Потом снова воззрился на Мишку.
– Может, вы пить хотите? – некстати вспомнил о гостеприимстве Мишка.
– А вам ничего, что у вас жена умерла? – вдруг поинтересовался капитан. – Вы как-то странно реагируете.
На дрожащих ногах Мишка подошел к столу и тоже присел, выбрав местечко на краю лавки, напротив Хвостова.
– Это шок, – объяснил он.
– М-да? – сухо удивился капитан. – Шок, значит? Вы не первый, кому я сообщаю о смерти близкого человека, но обычно люди не так реагируют.
– Не так?.. Все – разные. – Мишка нащупал в заднем кармане брюк сплюснутую неряшливую пачку сигарет. В надежде обрести почву под ногами закурил. – Одни кричат и стонут, другие тупеют от горя. Я вот сейчас совсем ничего не соображаю.
Разговор остановился все более идиотским, зато позволял Мишке тянуть время.
– А когда вы сюда приехали?
– Я в пятницу сюда приехал, – радостно выдал свой самый важный аргумент Мишка. – С вечера пятницы и до сего времени нахожусь тут, с друзьями.
– Уезжали из дома или с работы?
– Конечно, из дома! Я дома все для рыбалки приготовил – снасти там, подкормку, всякое такое, а парни заехали за мной. Часов около пяти, может, чуть позже. Мы в этом месте впервые. – Мишка понимал, что зря болтает, но остановиться не мог. – Андрей, мой друг, купил тут участок с домом. Домик, конечно, фиговый, но он отстроится, дайте время!
– Ну, – одобрительно сказал Хвостов. В глазах капитана появилось какое-то новое выражение, что-то вроде снисходительности.
– Вот мы и отдыхали, – тарахтел Мишка, проклиная себя. – Шашлыки там, водка. А мы вообще не часто так выезжаем, работа, знаете ли!..
– Ну.
– Борис и Андрей – деловые люди, да и у меня времени не так чтобы много. Мы друзья с самого детства, со школы. Знаете, что такое детская дружба? О!..
Слова кончились.
– Ну, – вновь сказал Хвостов и тут же добавил почти дружеским тоном: – А зачем вы мне врете?
– В смысле?.. – осекся Мишка.
– Что водка у вас кончилась. Вон, – мощная ручища капитана указала под стол, – три бутылки стоят!
С этой-то минуты все изменилось. Сделать вид, будто они с парнями просто позабыли об алкогольных резервах, Мишка не мог. Теперь Хвостов нажимал, и Мишка, хоть еще и не сдался, чувствовал себя мухой, чья лапка влипла в паутину.
– Сколько человек с вами было?
– Двое.
– Куда они делись?
– Они ушли в поселок, за продуктами.
– У вас все есть, зачем вы врете?
Темп допроса ускорялся, вопросы сыпались, как картошка из дырявого мешка.
– Я не вру. Нам захотелось свежего хлеба, рыбы мы не поймали, а мясо для шашлыка кончилось.
– Как имена ваших друзей?
– Андрей Рубахин и Борис Сыровацкий.
– Возраст?
– По тридцать лет.
– Чем занимаются?
– Андрей – бизнесмен, Борис… тоже типа.
– Почему типа?
– Он еще поэт, художник, но у него фирма была, дизайнерская… Вон там, в траве, его гитара.
– Дизайн помещений?
– Нет, полиграфический.
– Где ваши друзья сейчас?
– Ушли… Да что вы будто инквизитор? Вы думаете, что я случайно себя выдам? Я не идиот.
Хвостов лишь пожал плечами. Мишка встал и занялся костром, во-первых, чтобы найти себе какое-нибудь дело, а во-вторых, становилось все темнее. При этом он тихонько приговаривал:
– НКВД какое-то, честное слово. У человека жена погибла, а его же…
Хвостов его не слушал, он интересовался другим вопросом:
– То есть ты не можешь сказать, где твои приятели?
Мишка вернулся за стол и сел напротив капитана. Отблески костра искажали черты их лиц.
– Не надо мне тыкать, – буркнул Мишка, разглядывая свои руки.
– О, ты привыкай! – недобро посоветовал капитан. Его губы слегка растянулись в некоей пародии на человеческую улыбку, но глаза оставались колючими. – У тебя впереди еще много встреч с людьми, которые на «вы» даже к Господу Богу не обращаются, понял?
– Как умерла моя жена? – нагловато спросил Мишка.
Его ногти на правой руке были словно подкрашены коричневой краской, надо было их вымыть, но не хотелось привлекать внимание Хвостова.
– Визуально обнаружена гематома в области виска.
– Чем ее ударили?
Сохраняя на лице свою крокодилью улыбочку, Хвостов поделился наблюдениями:
– Никогда не слышал такого вопроса: чем убили мою жену? Почему это тебя так парит? А чем ты убил своих друганов? Орудие убийства на месте преступления в твоей квартире мы не нашли. Значит, ты его сюда привез?
– Вы с ума сошли!.. – прошептал Мишка. – Что вы придумываете?
Хвостов приподнял свои бесформенные лысоватые брови, такие же толстые, как и все на его лице. Возненавидев его до спазма кишечника, Мишка поспешил добавить фактов:
– И меня не было на месте преступления, я раньше уехал, когда еще моя квартира не была местом преступления.
– В доме только ваши отпечатки и отпечатки вашей жены, – ввернул Хвостов, сбивая Мишку с мысли.
– Все равно… – Мишка сосредоточился, – все равно ее убили, когда я был уже тут! Да и как вы определили, что отпечатки в доме мои? Я ранее не судился, в базе нет моих отпечатков.
– Судмедэксперт сказал, – небрежно заметил капитан, не обращая внимания на Мишкин весьма значимый аргумент, – ваша супруга умерла часов пятнадцать назад, а то и больше. Время смерти теперь непросто определить, знаете почему?
Руки Миши задрожали. Не дождавшись ответа, Хвостов продолжил:
– Жарко в квартире было, очень жарко – кондиционер до нашего приезда качал плюс тридцать градусов. В результате чего – сгорел. Перетрудилась машинка!
Хвостов теперь шутил. Он и выглядел веселее, чем в момент знакомства. Мишка понял, что капитан доволен ходом допроса.
Хвостов рассматривал темный пруд. Мишка был готов поспорить: капитан видит перед собой могилу. Парень за рулем «десятки», которая привезла его сюда, говорил в рацию что-то такое, что Мишка очень хотел бы услышать, но не мог физически. А капитан неумолимо гнул свою линию, отсекая Мишке отходные пути.
– Ну, бытовые ссоры – это не редкость, – рассуждал он с кислым видом. – Если замужняя женщина убита, надо сначала разыскать ее мужа! Брак – дело сложное, долгое, не каждый его выдержит. Да и не назовут браком хорошее дело, верно?
– Я – исключение, – заявил Мишка. – У меня все было не так. Вы можете у кого угодно спросить, мы с женой были счастливы.
– Да? – изумился Хвостов. – Ладно, пусть. Значит, вы убили ее при самообороне… – прервал он сам себя. – Жена набросилась на вас со сковородкой, а вы ее нечаянно ударили скалкой. Или нет. Скорее всего, несчастный случай, так? Но вы решили скрыть убийство, включив кондиционер на тепло и надеясь, что тело вашей жены не остынет и у вас будет алиби.
– Нет! – неожиданно высоким голосом вскрикнул Мишка.
– Хорошо, – согласился капитан. – Пусть так. Но вот пропажа друзей удивляет. Они еще живы? Лично я сомневаюсь. Сдается мне, что вы продолжили тут то, что начали дома. То есть убивать.
– Нет! – И снова вышло визгливо, до неприличности визгливо.
Мишка покосился на надувную лодку, стоящую на берегу, в мокрой земле. Испугался, что выдает себя, быстро глянул на капитана, напоролся на его взгляд и потребовал:
– Отвезите меня к моей жене. Я должен ее увидеть. Я должен с ней попрощаться!
– Вы точно хотите этого? – Толстые губы Хвостова смыкались и размыкались, выпуская слова, но без всякой артикуляции. Точно как вареники.
– Да, я требую этого!
– Ладно, только для начала вызовем опергруппу. Дайте-ка мне осмотреться… – Капитан выбрался из-за стола, неторопливо прогулялся к машине и вернулся с фонариком в руках. Теперь его путь лежал мимо стола.
Мишка преградил ему дорогу:
– Андрей с Борисом вернутся через час, не меньше. Я не собираюсь терять время! Мне надо увидеть мою жену!
Обойдя его, Хвостов снова принялся рассуждать:
– Чаще всего убивают знакомые. Ну, там соседи, сослуживцы или друзья. Поэтому, как только находится труп и мы возбуждаем уголовное дело, так сразу начинаем искать семью, друзей, прочих. И почти всегда убийцей оказывается кто-то из них. Бывают, конечно, и всякие другие обстоятельства… – Хвостов двинулся в сторону домика, Мишка пошел следом за ним. – Так что у вас-то произошло?
Он обернулся к Мишке, уставившись на него с самым плотоядным видом. Мишка вспомнил, что не так давно видел по телевизору одну программу – про игуан, и была среди них одна, удивительно похожая на капитана Хвостова. По правде сказать, игуана та была травоядной, но глядела она с таким видом, будто имела целью до обморока напугать водоросли перед употреблением.
Преодолевая отвращение и страх, Миша ответил:
– Ничего.
Он похвалил себя за то, что камешки гравия, облитые кровью Андрея, выбросил в пруд.
Капитан приблизился к домику, размазывая сливочно-желтый круг света своего фонарика по веранде и облупившимся стенам домика, поднялся по скрипучим деревянным ступенькам, сунул нос за дверь.
Покинув подгнивающие доски пола веранды, Хвостов значительно произнес:
– Убить сначала жену, а потом – двоих друзей! Вам с таким размахом деятельности старость придется коротать в одиночке! И навещать будет некому. У вас же нет детей?
Мишка выкрикнул:
– Что вы меня пугаете! Что вы выдумываете! Вам не удастся сделать меня козлом отпущения! Вы не хотите ловить настоящих преступников, а пытаетесь сажать в тюрьмы простых людей! Ко мне в квартиру вломились воры, убили мою жену, а вы меня же и обвиняете!
Исчезая за углом дома, Хвостов фыркнул:
– Ограбление? С чего вы взяли?
Мишка остолбенел: действительно, с чего? Он сам сказал капитану, что до его появления о смерти своей жены ничего не знал. Глупо было бы сейчас заявить, что два часа назад ему звонила соседка, но он вдруг об этом позабыл.
– Э-э… Так а что другое могло случиться? – промямлил он в темноту. – Я просто догадался.
– Догадались? – долетел до него голос невидимого капитана. – Или сами и попытались изобразить ограбление? Такую вещь легко подстроить, это очень лежалая хитрость, протухшая прямо-таки.
– Вы не смеете!.. – И снова Мишкин голос сорвался на фистулу.
– Ладно вам уже! – Теперь Хвостова было слышно с противоположной стороны дома. – Давайте уже разберемся с мотивом. Скажите честно: жена изменяла с дружками?
Мишка застонал, изнемогая от допроса. Он так устал за этот день, но шансов отдохнуть не предвиделось.
Тут из-за дома показался луч фонарика, а затем на площадку перед верандой вывернулся и сам Хвостов. Он остановился прямо перед Мишкой, поглядел ему в глаза.
Это было ужасно – будто в нервы воткнули штопор.
– Да, точно, – подтвердил свою догадку капитан. – Сразу двое были у нее в любовниках? Или один был любовником и ты бросился на него с ножом, например, а второй хотел вас разнять и ты пырнул его нечаянно? А еще я думаю, могло и так случиться: ты убил любовника своей жены, твой второй приятель это увидел, и ты убил его тоже. Какой вариант твой?
Тут Хвостов взял курс на пруд, и, судя по траектории движения света фонарика, капитан направлялся к лодке.
Неожиданно остановившись, он обернулся. На его губах появилась новая хитроватая улыбочка охотника в засаде. Казалось, он ждал вопроса. Мишка невольно поддался на эту молчаливую провокацию, спросив:
– С чего вы вообще взяли, что это я убил жену?
– Следов взлома на двери нет.
– Маришка могла открыть дверь.
– Чужому?
– Она очень рассеянная, – использовал Мишка домашнюю заготовку. – Она часто открывала двери кому попало.
– Настолько рассеянная, что предложила грабителю ваши домашние тапочки?
Мишка не понял, что Хвостов определил по выражению его лица.
– У дивана лежал раздавленный окурок, – взялся пояснять тот, – а на подошве мужских домашних тапочек – след сигареты, будто этой тапкой и затоптали окурок. Понимаете? Кстати, раз вы курите, у вас должна быть в доме пепельница!
– Вы ее не нашли?
– Нет.
На этот раз нервы Мишки не выдержали.
– Как вы могли ее не найти! Чугунная пепельница, в форме ладьи! Окурок они нашли, а пепельницу, которая прямо посередине квартиры, возле трупа, лежит – не нашли!
Мишка замолчал.
На этот раз не понял Хвостов.
– Лежит посередине комнаты? – уточнил он. – Рядом с трупом?
Мишка заморгал глазами, судорожно отыскивая в голове спасительные идеи.
– Это орудие убийства? – не успокаивался Хвостов. – Но его нет…
Устав глядеть на Мишкино бессмысленное лицо, он отвернулся и направился в сторону лодки. Подошел к ней, повергая Мишку в состояние помешательства, заглянул внутрь, присвистнул.
Обернулся.
Хвостов не успел даже поднять руки, обороняясь, как был опрокинут, прижат к земле и получил по своей жирной морде несколько шокирующих сознание оплеух. Фонарик откатился, но не погас. Капитан даже не понял сразу, что набросился на него именно этот хлипкий парень, трясущийся от предчувствия разоблачения. Потеряв сознание, он не увидел и того, что последовало: Димка, водитель полицейских «жигулей», с пистолетом в руке вмиг выскочил из машины, отпинал подозреваемого от китообразного тела Хвостова и, держа в одной руке ПМ, другой нацепил на него наручники.
Зато, возвращаясь в этот мир, Хвостов первым делом припомнил обнаруженное им в надувной лодке: два сплетенных мертвых мужских тела, перевязанных бечевочками, с подготовленными для их утопления камнями. Подозреваемый хорошо потрудился, обеспечив себе смену юридического статуса. Теперь он стал обвиняемым, никак иначе.
– Вы как, дядя Олег? – спросил Хвостова Димка. Он был хорошим парнем, сыном давнего друга капитана и находился под его опекой, а сегодня вот… спас своему опекуну жизнь.
– Спасибо, Дим. Вызывай опергруппу, экспертов, всех. Тут два трупа в лодке.