Часть вторая
Суббота
Похороны бабушки, похороны тети Ани, продажа квартиры, переезд к родителям Мишки, скромная свадьба и поездка на море в качестве свадебного путешествия – этими событиями были заняты весна и лето.
Пройдоха Андрей не обманул подругу детства, он продал квартиру так, чтобы после расплаты со Стасом у Маринки остались кое-какие деньги. Кстати, и момент расплаты Андрей взял на себя. А вырученных денег хватило на свадебное путешествие и обновление гардероба невесты.
И все же было ужасно обидно, что пришлось расстаться с квартирой и жить с Мишкиными родителями. Маринке было ужасно жаль, что рядом нет тети Ани, которая, возможно, как-то помогла бы Маринке вжиться в новую ситуацию. Мишкиной жене совсем не нравилось в доме Ложкиных.
…Встретили молодоженов хорошо, приветливо. Отвели им из двух комнат ту, которая была побольше и с балконом, сказали: милости просим, извините, если что не так.
А не так оказалось все. Свекровь Маринку невзлюбила с первого взгляда, что было понятно и до свадьбы. В первое же утро в доме мужа, проснувшись, Маринка услышала голоса свекра и свекрови, завтракавших на кухне.
– И как я могла допустить, чтобы Миша женился на ней? – удивлялась Римма Олеговна. – Надо было убедить его, что рано еще жениться! Она еще и сирота, мама ее ни сготовить, ни дом вести не научила. Ох, вот же не повезло!..
– Да… да… – отзывался на ее слова Дмитрий Петрович.
Тонкие стены не сохраняли в тайне ни единого слова, ни единой интонации. Немного позже Маринка поняла, что Римма Олеговна знала об этом и даже рассчитывала на это. А то, что вместе с Маринкой ее недружелюбие заметит и собственный сын, ее не волновало. «Жен может быть много, а мать – одна!» – любила повторять она.
И действительно, Миша либо не видел, что две любимые женщины, мягко говоря, не находят общего языка, либо не хотел этого видеть. Жаловаться Мишке на его мамашу Маринка не решалась. Она понимала, что муж просто не станет слушать ее. Мать есть мать, а сколько раз слышала она от него, какой изумительный человек его мама! Нажалуешься, думала Маришка, и он разлюбит…
Так и пошло. Недовольство невесткой Римма Олеговна выражала всегда таким образом, чтобы Маринка знала это, но никогда не говорила ничего плохого невестке в лицо. Если Маринка напоминала ей «случайно» услышанные гадости, она отвечала с достоинством: «Я этого не говорила!» Прямая ложь в глаза сводила Маринку с ума и лишала способности к противостоянию.
Свекор же вообще никогда ничего плохого не говорил, но всегда с женой соглашался, поддакивал ей, видимо справедливо полагая, что так ему выйдет дешевле.
С каждым денем обстановка накалялась все сильнее. Взять, к примеру, вопрос питания. За годы студенчества, живя с бабушкой, Маринка привыкла есть то, что ей хотелось в данную минуту, а Римма Олеговна требовала полной пищевой зависимости от ее кухнетворчества. Семейный ужин назначался на восемь вечера, есть же хотелось в половине седьмого. Приходилось приноравливаться, перекусывать на работе в пять, но не до сытости, а только чтобы дожить до обязательного приема пищи в кругу осточертевших родственников.
Но и перекус на работе не был выходом. Маринка ненавидела все, что готовила Римма Олеговна, изумляясь, как могут нравиться ее мужу и свекру жирные борщи и остервенело пережаренные котлеты? А вот отказ есть все это вместе с пересоленным комковатым пюре Риммы Олеговны приводил к новым обидам. Обиды снова высказывались за глаза, но так, чтобы Маринка могла их услышать…
В совместном проживании двух поколений одной семьи были и другие неприятные нюансы, проистекающие из того, что двушка Ложкиных не соответствовала размерам фамильного замка, а ванная, туалет и кухня, то есть самые горячие точки квартиры, оказывались обычно нужны сразу всем четверым жильцам одновременно.
Площадь кухни Ложкиных едва составляла пять метров, поэтому молодые вскоре приспособились завтракать в комнате, принося еду из кухни на большом подносе и пристраивая его на табуретку перед диваном. А вскоре есть дома по утрам Маринка перестала вовсе, потому что именно в эти минуты Дмитрий Петрович справлял свои утренние нужды в туалете через стенку.
Стремясь избежать нервирующих утренних звуков, она вставала на час раньше остальных и, быстренько воспользовавшись удобствами, убегала на работу, а по дороге съедала булочку и выпивала стаканчик сока.
Не было покоя и в выходные дни. Занятый всю неделю в своей скучной конторе, Дмитрий Петрович с нетерпением ожидал субботы и воскресенья, чтобы предаться своему любимому делу – он любил постолярничать. Его изделия – кривоватые табуретки, навесные полочки и скворечники – вывозились на дачу, а работать ему было удобно на балконе.
Маринкиного свекра не смущал тот факт, что путь на балкон лежал через комнату молодых. Дмитрий Петрович шествовал получать творческое удовлетворение, мало заботясь о том, что, возможно, невестка не одета или спит. А обосновавшись в своей «мастерской», целый день радостно колотил, сверлил и строгал, опять же не волнуясь о том, что, возможно, он слегка стесняет молодую пару.
Миша не считал нужным попросить папу чуть более уважительно относиться к его супруге и к нему самому. Если Марина выражала недовольство (очень скромными намеками), муж ей говорил, что это квартира отца и он может делать здесь все, что ему вздумается!
Выполнение супружеского долга, соответственно обстановке, превращалось в целое событие. Сначала надо было подгадать ситуацию, когда старшие уходили из дома или засыпали в своей спальне, отделенной от комнаты молодых коридором и двумя межкомнатными дверями. Причем надо было учитывать, что уходили Римма Олеговна и Дмитрий Петрович крайне редко, разве что на рынок – не чаще, чем раз в месяц. А спали они очень беспокойно, причиной чему было хроническое воспаление уретры Мишиного отца.
Ощутив себя в безопасности, нужно было как можно скорее приступать к процессу, вне зависимости от настроения, ибо другой шанс мог выпасть только спустя месяц. Иногда случалось так, что в разгар любовных игр в замке входной двери поворачивался ключ или кто-то спускал в туалете воду, и тогда супруги замирали на несколько секунд в интересной позе, не зная, продолжать им или разбегаться.
Вся любовь обязательно должна была быть безмолвной и беззвучной, как бы сложно это ни было! Однажды глубокой ночью Маринка не сдержала стона, вдруг забыв на миг обо всем на свете, и вдруг из-за двери донесся обеспокоенный голос Риммы Олеговны:
– Мариночка, тебе не плохо?
– Мне хорошо, – вдруг со злостью отозвалась Маринка, словно бухнувшись с облаков в канализацию.
Мишка закрыл ей рот горячей ладонью и прижал к своей влажной от испарины груди. Только ради него она не выскочила из комнаты мегерой без трусов и не убила подслушивавшую старуху на месте!
О том, чтобы начать жить отдельно, например снимать жилье, не могло быть и речи. Маринка пыталась заставить Мишу обсудить возможность этого варианта, но разговор не получался. При обнаружении малейшего намека на эту ужасную тему Римма Олеговна тут же обижалась, надувала губы и спрашивала сына, заглядывая ему в глаза с видом побитой собаки:
– Мы, старики, мешаем вам? Я, наверное, плохо готовлю? Марина недовольна, что мы еще живы?
– Что ты! – тут же стекал в тапочки хороший сын Мишка. – Вы самые лучшие, Марина всем довольна, ты вкусно готовишь!
– Тогда почему вы хотите нас бросить?
– Нет, не бросить! – оправдывался он. – Мы просто хотели вас освободить, а то сидим у вас на шее…
– Ой, сидите! – искусственно смеялась мать. – Вы же не едите ничего! Вчера Марина тарелку борща час ела! Живите уже тут, что вам мыкаться!
Тем переезд и кончался.
Оставив семейные неприятности дома, Марина с удовольствием работала верстальщиком в своей газете. В начале нового тысячелетия это было даже весело: молодой коллектив, отсутствие запретных тем, возможность творчества. Удивительно, но творчество Маринке пришлось по душе. Она будто бы знала изначально, каким должен быть результат ее работы: как должна выглядеть газетная полоса, какое впечатление должны произвести фото. Казалось, ее интуиция распространилась и на творческие процессы. Работала она быстро, без лишних слов, с руководством никогда не ссорилась. Довольно скоро Маришка заняла пост арт-директора газеты и окончила продвинутые курсы полиграфического дизайна.
При всех своих успехах она так и не завела новых друзей. Дружить с женщинами не считала интересным, а из мужчин – она уже выбрала нужных для себя, другие ей были ни к чему. Сотрудники относились к ней с уважением, ценя хорошую и быструю, что немаловажно для еженедельника, работу, но, по большому счету, не любили и не понимали.
Маришка все больше становилась собой – худощавой малоэмоциональной женщиной с непослушными волосами. Одевалась просто, в рассеянности совмещая несовместимые цвета и не слишком стараясь приукрасить себя при помощи тряпок. Чаще всего она предпочитала недорогие трикотажные вещи, которые быстро теряли вид, чего Маришка не замечала. Косметикой она пользовалась все реже, не стремясь нравиться, ей было все равно, что думают о ней окружающие.
Иногда она вела себя несообразно ситуации, обычно была погружена в непонятные коллегам мысли. Голос у нее был тихий, эмоции она выражала крайне редко, но не терпела вмешательства в свои дела и чувства.
…Маринка была довольна своей работой, но неожиданные перемены сами нашли ее в лице Бешеного Боба, который вернулся в родные края, решив обживаться на родине. Собрав у себя дома друзей, Боб делился воспоминаниями. Маринка его почти не слушала – его отчет ей не был нужен. Но ее радовало, что он вернулся и зла за измену не держит. Этого она от него и ожидала, зная, что Бешеный Боб не умеет ненавидеть друзей. Мишке с Маринкой он великодушно пожелал счастья и добавил: все, что ни делается, делается к лучшему.
Маринка пригляделась к своей первой любви, неожиданно для себя самой ощущая силу его притяжения. По сравнению с тонкокостным Мишкой и начинающим расползаться в области бочков Андреем Борька выглядел мощным самцом – крупным, поджарым, не скрывающим своей звериной сущности, но близким, добрым, почти родным. Владеть таким мужиком, поняла Маришка, это особый кайф. Он никогда не подчинится женщине на все сто процентов, но в умелых руках подарит своей хозяйке много счастья.
Маринка поймала на себе Андрюшкин иронично-вопрошающий взгляд, догадываясь о его мыслях. Он будто бы снисходил к ее слабости. «Тебе его хочется? – молчал он. – Конечно, это понятно. Вы встречались в старших классах, между вами кое-что было, ты помнишь вкус его губ. Потом он тебя бросил, ты вынуждена была выйти замуж за неудачника Мишку. А теперь – жалеешь. Я все понимаю!»
Некстати она вспомнила, что только Андрей знал о тех ампулках для бабушки и том козле, с которым… Передернувшись, Маришка отпила вина из бокала и прислушалась к разговору.
Боб рассказывал, как нескучно провел последние семь лет. Он успел пожить почти во всех крупных городах России, учился в самых разных вузах, отслужил в армии, работал – грузчиком, продюсером на киностудии, барменом на теплоходе, играл в известной рок-группе, осваивал самые разные профессии. Теперь он был готов к новой жизни.
Борька вернулся в родной город с идеей создания собственного дизайнерского бюро и всего за месяц развил бурную деятельность: купил помещение для своего офиса, сделал суперский ремонт, привез компьютеры, принтеры, плоттеры, все нужное добро и расходные материалы, нанял лучших выпускников художественного училища.
Опыт бизнеса он получил, недолго проработав в одной московской фирме. Для Гродина на тот момент это была свежая идея, прогрессивная, многообещающая. А папа Борьки, поставивший целью вернуть непутевого сына в семью и пришпилить его к своим брюкам, тут же выделил нужные деньги.
Первое изделие «Арт-конторы» – рекламный буклет об услугах собственного молодого предприятия – Бешеный Боб придумал и сделал сам. Гродинцам буклет в стиле мультяшного ретрофутуризма так понравился, что пришлось допечатать тираж, будто это был и не буклет вовсе, а новый роман о Гарри Поттере. Поступили первые заказы, бизнес закрутился.
По ходу дела Борька понял, что единственная его проблема – его дизайнеры. Боб плохо понимал рабочий процесс своих подчиненных, потому что был художником, а оказалось, что для руководства дизайнерской конторой этого было мало. Он даже не мог разобраться – ленивы его подчиненные или просто не желают учиться? И теперь, после месяца жизни его детища, он ищет работников постарше, с опытом и набитыми жизнью шишками.
– Марин, а ты?.. – вперился Боб своими черными глазами в подругу детства.
– Я… – Сначала она растерялась, но под влиянием импульса вдруг ответила: – Конечно, хочу!
По поводу работы бывшие влюбленные встретились уже на следующий день. Боб мечтал видеть Маринку руководителем отдела, хоть и не был знаком ни с одной ее работой. Маринка ответила согласием, потому что знала, что справится. Помимо этого, ей было ужасно интересно, что там затеял Борька, и хотелось быть с ним рядом хотя бы некоторое время, в надежде, что привычка сгладит остроту желания. И еще он обещал хороший доход (Марина не предполагала, что Бешеный Боб понятия не имеет, как вести бизнес, за который он взялся). Ну и, в-четвертых, она согласилась работать на своего друга юности и первую любовь из едва ощутимого чувства мести, направленного острым углом в сторону мужа. Мишку не привела в восторг мысль, что его жена будет проводить целые дни с тем самым парнем, с которым встречалась в юности, даже учитывая, что этот парень – один из его лучших друзей, и Маришка это заметила.
«Пусть помучается, – подумала она, – я же мучаюсь с его родителями!»
И в какой-то мере она была права. Они с Мишкой прожили у Ложкиных-старших уже три года, а выхода не намечалось. Наоборот, казалось, что Маришке придется вековать в обществе не любящих ее людей всю жизнь.
А тут еще новое обстоятельство: она не могла забеременеть. Римма Олеговна с большим воодушевлением обсуждала эту тему со всеми своими знакомыми и с мужем, пронзая волновыми колебаниями своего голоса пространство квартиры и целенаправленно нанося удары по Маринкиным напряженным нервам.
Наконец, Маришка отправилась в женскую консультацию, опасаясь какого-нибудь страшного диагноза, объясняющего бесплодие, но ничего ужасного не обнаружилось.
– Тогда почему же не получается?.. – робко спросила она.
– Возможно – на нервной почве, – пояснила доктор, милая высокая женщина с рыжеватыми кудрями и добрыми руками. – Расскажите немного о себе.
И тут Маришка бурно разрыдалась. Такого с ней не происходило, наверное, еще никогда, но она все рыдала и рыдала, пытаясь сквозь слезы объяснить невыносимость своей ситуации.
– Неудивительно, что беременность не наступает, – вздохнула врач. – Принимайте успокоительное, но этого недостаточно. Вам с мужем надо искать выход…
А замкнутый круг не размыкался.
Вот если бы и дома было так же хорошо, как на работе, все было совсем иначе, ежедневно печалилась Маришка, возвращаясь по вечерам из «Арт-конторы» в королевство Бастинды. Работа в Борькином дизайнерском агентстве, где приветствовались креатив и инициатива, Маринке пришлась по душе. Она и сама не знала ранее, на что способна, а Борька от ее работы и вовсе возносился на седьмое небо. Маринка понимала, что отчасти его восторги основаны на хорошем к ней отношении, но все равно это было приятно, да и клиентам работа Маришки и ее отдела очень нравилась, заказы поступали один за другим.
Что же касалось их с Борькой личных отношений, то и они сложились лучшим образом: были вполне деловыми, но с оттенком романтики – то совместный обед в хорошем ресторане, то неожиданный букет цветов, который Марина находила на своем столе утром, то просто разговор о прежних временах, школе, общих знакомых. Все в рамках, все очень безобидно.
Мишка, казалось, вовсе не ревновал, да и повода у него не было. А все-таки, тихо радовалась Маринка, нечто личное в их с Борькой общении присутствовало!
Машенька пришла в «Арт-контору» в начале июня, как раз в те дни, когда Маринка точно решилась отправляться в отпуск через пару дней. И поедут они с Мишкой, мечтала она, в горы. Что может быть лучше, чем четырнадцать дней без Ложкиных-старших? Было совместно решено остановиться в номере домбайской гостиницы с видом на Кавказский хребет на весь срок и выбираться из постели только ради шашлыка, вина и канатки.
Погруженная в картинки прекрасного будущего, Маришка едва заметила нового менеджера, представленного фирме Борькой. Какая-то девочка, небрежно оценила ее Маринка и до самого вечера занималась работой, вожделея замолить до выходных все свои рабочие грехи, чтобы в пятницу с чистой совестью и чемоданами отбыть в направлении гор.
Все удалось в лучшем виде. Вечером пятницы Борька отвез своих безлошадных друзей на автостанцию, посадил в автобус и послал обоим сквозь запыленное в дорогах стекло воздушный поцелуй. И две недели Маринка провела словно в волшебном сне, совсем оторвавшись от реальной жизни. Она почти радовалась, что там, в четырехстах километрах от их отеля, Мишка – всего-навсего обычный неудачник, не заработавший на собственное жилье. Разве было бы им так хорошо сейчас, если бы они имели возможность оставаться наедине, когда захочется? Наверняка нет.
Само собой, совсем иные мысли возникли в Маринкиной голове, когда они переступили порог родительской квартиры. Свекровь со свекром встретили их преувеличенно радостно, а вечером под дверью ванной, где Маринка только что закрутила кран душа, она услышала, как Римма Олеговна громко поделилась с мужем своим наблюдением:
– Сколько лет живем с невесткой, а она все волком смотрит! Ненавидит нас!
– Да… – печально согласился Мишкин отец, – да…
Маринку передернуло, хоть в ванной и было более чем тепло.
…Утром она убежала на работу, как и всегда – на час раньше, чем это было необходимо. В офис прибыла в противном настроении, чуть не плача – послеотпускная депрессия проявлялась в самой острой форме.
И тут-то ей пришлось познакомиться с новенькой сотрудницей ближе. Может быть, под влиянием своего настроения, а может, просто потому, что Машеньку на работу Борька привез самолично, Маринка сделала о ней свои выводы. Возможно, впоследствии она и упрекнула бы себя в поспешности, однако все, что узнавалось о Машеньке позже, Маринкину неприязнь только укрепляло.
Внешне Машенька не могла не нравиться. Она была невысокой, идеально сложенной молодой женщиной с самыми приятными манерами. Женственная, с прекрасной осанкой, выразительными жестами, грациозными движениями, ласковым взглядом карих глаз, среди обычных женщин Машенька выглядела аристократкой, принцессой из страны эльфов.
И только Маринка смотрела на нее косо, доверяя своей интуиции, а не глазам.
С первого дня знакомства эта самая Машенька, по утрам вылезавшая из спортивной машины Бешеного Боба, показалась Маринке приторно-сладенькой. Сладенькой-сладенькой, доброй-доброй, милой-милой! Все люди, о которых говорила Машенька, казались хорошими и чудесными, даже заказчики, славившиеся своей стервозностью. Так же восторженно Машенька отзывалась и о своих коллегах, всегда обращаясь к ним будто к малым детям – умильно улыбаясь, сияя глазами:
– Настенька, дорогусечка, сделай макетик нашему Валерию Хазбулатовичу. Сегодня сделаешь? Ой, вот умница, вот спасибочки! Люблю тебя, мой зайчик!
И далеко не сразу облитые медовым сиропом дизайнеры из Маринкиного отдела догадались, что Машенька только стелет гладко, а спать будет ой как твердо! Да и догадывались ли? А ведь при любой неприятности Машенька подставляла всех и вся. Она небрежно относилась к требованиям заказчиков, забывая половину из их пожеланий. В результате сделанный дизайнером макет не нравился. Машенька объясняла недовольному клиенту, что дизайнер у нас молодой, едва обученный. Однако Машенька сможет помочь, для чего передаст заказ другому специалисту.
Подобные ситуации происходили и со счетами в бухгалтерии.
Самим оболганным дизайнерам и бухгалтерам Машенька пела совсем другие песни.
– Настенька, ты не расстраивайся, что Валерий Хазбулатович так на тебя кричал! – причитала Машенька. – Он, оказывается, сам забыл сказать, что цвет его логотипа должен быть красным, а слоган – белый! Перезвонил мне и попросил за него извиниться! Ну, недотепа у нас Валерий Хазбулатович, что ж поделать!
Последнюю фразу она говорила глупым мультяшным голосом, что не могло не рассмешить расстроенного дизайнера. В итоге все смеялись, утешались и снова любили сладенькую Машеньку.
Но как бы ни противна была хитрость сладкой блондиночки, гораздо неприятнее было ее барство. Машенька так сумела повести себя, что на нее работали все сотрудники, будто бы это зарплата выдавалась им из ее личных сбережений. Машенька смела давать указания и Марине, приправляя их отвратительным сюсюканьем:
– Мариночка, позвони в типографию, пусть они скажут, за какой срок отпечатают пять тысяч буклетов для моего заказчика. Дорогусечка, позвони в «Архитек», уточни, сколько страничек должно быть в их корпоративном буклетике! Съезди в типографию, получи заказик, лапочка!..
Переговоры с типографией и заказчиками в обязанности дизайнеров никогда не входили, поездка за заказом – тем более! В первый раз Марина выполнила просьбу Машеньки машинально, просто потому, что ей это было нетрудно, а вот при следующем подобном случае – объяснила, что у нее достаточно работы и без звонков и поездок.
Машенька тут же наябедничала Борису, причем исходя из ее слов получалось, что Маринка грубо отшила Машеньку, в то время как Маринкины дизайнеры запороли три макета и Машенька была крайне занята утрясанием неприятностей «Арт-конторы». Добрый Боб высоко ценил мир и дружбу в своем коллективе. Он пригласил ничего не подозревающую Маринку в кафе на обед и попросил ее не капризничать, а поддерживать нового менеджера.
– Мариночка, ты профессионал в нашем деле, – сказал он. – А Машенька никогда еще нигде не работала. Она просто не знает, что и как…
– Почему это – нигде не работала? – удивилась Маринка. – Сколько ей лет?
– Двадцать девять. – Борька рассмеялся, увидев неподдельное удивление на Маринкином лице. – Двадцать девять лет и трое детей.
– Сколько? – переспросила Маринка то ли о возрасте, то ли о количестве детей.
Бешеный Боб рассмеялся снова:
– Ну, у каждого свой путь, так сказать! А меня с ней важные люди познакомили, у Машеньки связи – нереальные. Она работает всего месяц, а уже привела с десяток жирных клиентов. Контракт годовой со «Гродинбанком» заключила. Круто, да?
* * *
Вернувшись в офис, Маринка позвала на перекур самую молодую сотрудницу дизайнерского отдела. Алинка понадобилась ей потому, что девушка больше остальных общалась с этой Машенькой. Что уж у них там могло быть общего – Маринка не представляла, да и не собиралась представлять, ей это было абсолютно не интересно.
Угостив Алину своими сигаретами, вроде бы вскользь Маринка заметила, что надо же, Машенька – такая стройная, такая вся воздушная, а у нее трое детей! Как такое может быть? Поразительно!
– Да, Машенька – уникум! – восторженно залопотала Алина. – Ей в жизни непросто пришлось, она только что с третьим мужем развелась. и вот Машеньке пришлось найти себе работу! А у нее даже высшего образования нет. Она в первый раз вышла замуж очень удачно – за сына владельца бензозаправки. Там все было: деньги, бриллианты…
Тут Маринка поняла, что Алина зачарована нелегкой судьбой сладенькой Машеньки, как дешевым романом, и придется выкурить полпачки сигарет, пока сага о ее судьбе будет досказана до самого финала.
Так и случилось. Алина детально расписывала богатства первого мужа Машеньки, так же долго – его свинство, причем было пояснено, что Машенька поддерживает и с бывшим, и с его дорогими во всех смыслах родственниками самые теплые отношения.
– Машенька – такой ангел! – закатила глазки Алиночка. – Все три свекрови ее обожают! Ты представляешь?
В этот момент у Маринки появился еще один повод не любить прекрасную Машеньку.
Потом та же история, но с другими деталями повторилась еще два раза. Итог был аналогичный – Машенька безвинная страдалица, мученица, но крест свой несет безропотно и возмездия не требует.
– А трое детей – от троих мужей? – уточнила Марина.
Так и было. И благодаря этому обстоятельству Машенька не нуждалась в средствах. От первого мужа она получила – в качестве откупных – квартиру. Второй муж, владелец десятка магазинов модной недорогой одежды, на прощание преподнес Машеньке БМВ и двухэтажный гараж прямо в ее районе. Это было пять лет назад, но Машенька так и не научилась водить и не стала продавать беху, храня дорогую тачку, как память о супруге. Третий муж, отправивший Машеньку в отставку всего три месяца назад, подарил ей и их общему сыну коттедж в престижном месте за городом.
Все мужья платили Машеньке алименты и спонсировали ее покупки-поездки.
Марина не поняла:
– Так зачем же она у нас работает?
– Как зачем? Она хочет делать что-то полезное, ей дома сидеть скучно. У детей – няня, кормит их повариха, которая у Машеньки работает, так что она – женщина свободная. А для нас она – ценный сотрудник, у нее же все богатые люди города – друзья!
Это Маринка сегодня уже слышала. Она потушила сигарету и, забыв об Алине, вернулась за свой рабочий стол. До вечера и вечером тоже Маринка все думала о Машеньке, начиная понимать ее все лучше.
Машенькина сладость была не чем иным, как способом приспособиться, методом выживания. Не самым лучшим, но удобным для Машеньки, ведь каждый из нас поступает так, как может, как ему проще. От природы ласковая Машенька знает, что надо быть душечкой с каждым бывшим мужем, с каждой бывшей свекровью, а то не будет тебе ни денег, ни квартир, ни шиша!
И не было смысла сомневаться, что Машенька пришла работать в «Арт-контору» не ради самореализации. Разве тетки, у которых нет проблем с финансами, пойдут добровольно на ежедневную каторгу, где пьют кровь вредные клиенты, мотают нервы необязательные дизайнеры? Конечно же нет.
Этой охотнице за мужьями, догадалась Маришка, нужен был Борька, добрый, милый, хороший Борька в качестве четвертого мужа. Дети вырастут, благоденствовать на их алименты всю жизнь не удастся. Любящие Машеньку свекрови тоже не вечны. Помрут – и будет Машеньке не жемчуг мелкий, а суп жидкий! Борька же – долгосрочный вклад, выгодная инвестиция безмерно источаемой Машенькой сладости, залог будущего благополучия.
Как-то раз, спустя несколько дней после разговора с Алинкой, Маришке позвонила Машенька и барским тоном распорядилась, чтобы Маринка отработала заказ торгового центра «Комета». Надо созвониться с заказчиком, съездить к нему, взять у него исходные материалы, обсудить будущие макеты баннеров, буклетов, флайеров и прочего полиграфического барахла, вплоть до визиток менеджерам. И пусть бухгалтерия выпишет счета! Иными словами, сладенькая девушка повелела Маришке полностью выполнить ее работу – от начала и до конца.
Маринка, сдержав раздражение, поинтересовалась, почему же Машенька сама не привезет заказ? И получила такой ответ:
– Гувернантка детей заболела, а у водителя сломалась машина.
«Надо же, у нее еще и водитель!» – с веселой злостью подумала Маринка.
– Так возьми такси! – посоветовала она.
– А как я детей брошу?
– А ты их сюда привози, мы за ними присмотрим.
По-видимому, Машеньке это предложение понравилось. Вскоре трое ее чад – два пацана, десяти и шести лет, и четырехлетняя девочка – прибыли в офис «Арт-конторы», в один миг наполнив кабинеты визгом, криком и топотом, что сопровождалось умиленными комментариями: это чьи же такие лапочки?
Офисный народ, обнаружив повод побездельничать, столпился в дизайнерском отделе, а Машенька солировала с арией «Дети – главное в жизни». Потом она убежала по клиентам, или, как принято говорить в коммерческом отделе, в поля, оставив деток под присмотром вызвавшейся в няньки Алины и Борькиной секретарши Кати. Маринка к этому моменту сбежала на перерыв, надеясь, что Машенька не вспомнит, кто именно выступил с инициативой открыть в фирме детский садик.
Катя вскоре вернулась к делам, Алинка же не имела возможности даже присесть к компьютеру – дети Машеньки резвились все активнее, рисовать в уголочке за маминым столом они не хотели. Старший норовил порыться в рабочих бумагах, на замечания не реагировал, а еще и огрызался, если Алина пыталась настаивать. Девочка упорно тыкала маленькими наглыми пальчиками в клавиши Машенькиного компьютера, повизгивая от удовольствия, если на экране монитора происходили какие-нибудь заметные глазу преобразования. Алинка боялась, что детка ухлопает базу Машеньки со всеми номерами телефонов и важнейшими комментариями, поэтому каждую минуту подскакивала к ней, умоляя оставить компьютер в покое.
Третий Машин ребетенок просто слонялся по офису, прихватывая маленькими липкими лапками вещи, привлекавшие его внимание. Он открывал все двери, которые были заперты, заглядывал во все углы. Чтобы контролировать его действия, нянек не нашлось.
Тут в офис прибыл Борис, причем не один, а с представителем важного заказчика – большой строительной фирмы, специализирующейся на элитной – как в Гродине называли все дорогие товары и услуги – жилплощади. Марина знала, что посетитель приехал за огромными плакатами, подготовленными ко дню рождения директора строительной фирмы. Празднество было намечено на сегодня, Борька тоже был приглашен.
Увидев детей и озорно усмехнувшись, Боб отправил Катю за пиццей и мороженым (Маринка закусила губу). Тем временем дети решили поиграть в догонялки, и в кабинетах воцарилось демоническое веселье, которое вскоре было грубо задушено жестоким миром взрослых. Это случилось после того, как Борька вышел из подсобки, в которой хранились готовые заказы, с изодранными и размалеванными праздничными плакатами строительной фирмы в руках.
Ужас заключался в том, что повторить заказ не имелось возможности. Праздничные плакаты были отпечатаны самым современным полиграфическим способом, причем за немалые деньги, ибо заказ этот был не тиражный, а индивидуальный. На повторное исполнение понадобились бы сутки, которых не было.
В гневе Бешеный Боб был страшен. Об этом, пожалуй, впервые узнали все члены его коллектива, но только после того, как он извинился перед заказчиком и проводил его до машины, пообещав самого себя в качестве пожизненного раба для строительства пирамид-усыпальниц или других трудоемких дел.
Вернувшись на работу, он так наорал на Алинку, что девушка ощутила себя контуженной, и велел вызвать в офис Машеньку. Все это время Маринка стучала зубами от ужаса, молясь, чтобы Машенька не вспомнила и на этот раз, кто именно предложил привезти в офис детей.
Приехав в офис и увидев дело рук своих чад, Машенька побледнела. Кинув на коллег и детей последний, отчаянный взгляд, она исчезла за дверью Борькиного кабинета и пропала там на добрых полчаса. Что уж она придумала на этот раз в качестве оправдания невоспитанности своих детей, никто так и не узнал, но вышла она из кабинета со своей обычной сладенькой улыбочкой на пухлых губах. Все вздохнули с облегчением, и только Маринка отметила про себя, что к Бобу Машенька входила с накрашенными губами, а вышла – без помады.
Алинка, кормившая присмиревших оторв пиццей и мороженым, сказала ей:
– Маш, я пойду займусь делами, а ты уж сама с ними?..
– Ага, – улыбнулась ей Машенька, – спасибо тебе, дорогая!
Она обвела офис глазами, снова вызвав в Маришкиной душе тревогу разоблачения. Но это было напрасно: Машенька даже не вспомнила об утреннем разговоре – при всей своей сладости она едва различала своих сотрудников. Трижды супруга обеспеченных мужей, Машенька привыкла к друзьям иного калибра: женам чиновников из областной администрации, бизнесменам, владелицам модных магазинов и салонов красоты. На этот раз Машенькино барство оказалось Маришке на руку.
Вечером, после того как сотрудники покинули офис, Маринка заглянула в Борькин кабинет. Ехать в строительную фирму поздравлять директора с днем рождения он не торопился. Сидел на подоконнике и курил.
– Привет, – сказала Маринка.
– Привет, – отозвался он.
Маринка с удовольствием отметила, что Боб выглядит огорченным. Сейчас он скажет ей, что разочарован в Машеньке, что не сможет жить с женщиной, у которой трое диких детей, что он всегда был предан только одной своей любви – первой, и жестоко кается, что попытался найти ей замену…
– Ты не злись на Машеньку, – не слишком искренне попросила Маринка, с целью спровоцировать ожидаемые ею излияния его души. – Что ей было делать, если гувернантка заболела?
– Да ну, – махнул рукой Борька. – Я и не злюсь.
Маринка подумала, что он просто скрывает истинные чувства.
– Она тебе нравится?
– Она – подарок судьбы, – вдруг ответил Боб.
Это было неожиданно. Сдержать раздраженное недоумение Маринке не удалось.
– Какой еще подарок судьбы?
– Ну, вот такой! – Боб щелкнул пальцами, будто киношный волшебник. – Я только помечтал, что хочу семью, как появилась Маша. Знаешь, я немало помыкался, теперь хочу настоящего. И если честно, я ожидал, что ты меня дождешься. – Это было сказано без тени упрека, просто как констатация факта.
Маринка фыркнула:
– Ты же ни разу не написал, не позвонил! Как бы я догадалась о твоих ожиданиях?
Боб мягко улыбнулся:
– Ты права, я сам виноват, что уж тут поделаешь? Ты счастлива с Мишкой, он достоин тебя, я даже не ревную. Но как увидел вас двоих, тут же подумал, что тоже хочу семью. Мне уже двадцать пять. В моем возрасте у моего отца был двухлетний сын.
– Но дети…
– Дети – это прекрасно.
– И ты готов воспитывать троих чужих детей?
Борька пожал плечами:
– Видимо, придется их воспитывать, иначе «Арт-контора» будет разрушена до основания!
У Маринки в груди заклокотало возмущение, крепко взбитое с обидой и ревностью. Она вмиг забыла обо всем, что ей приходилось переживать раньше, забыла о Мишке, об Оксанкиной смерти, с этой минуты она не могла думать больше ни о чем, кроме того, что из-за сладкой Машеньки она теряет Боба.
Ей хотелось закричать на него, ударить, встряхнуть его, заставить одуматься. Зачем ему, свободному, импульсивному, вольному, жениться на подлой расчетливой тетке с целым выводком ублюдков, которых она и родил a-то только с целью обеспечить себе безбедное существование?!
Но как бы ни рвались эти слова из горла, Маришка чувствовала, что лучше промолчать. Она точно знала, что на этот раз Бешеный Боб ее не послушается, он все равно поступит так, как решил. И это будет первый случай, когда Боб не подчинится ее власти.
Рассеянно улыбнувшись ему, она вышла из кабинета, унося на душе тяжкий груз почти физической боли.
Осень после жаркого лета была облегчением. Как-то вмиг воздух стал свежее и чище, небо – выше и синее, деревья озолотились, а день вдруг стал сокращаться ежевечерне, пророча долгие зимние вечера, которые так приятно проводить в своей квартире, под пледом, с чашкой чая. И пусть любимый человек рассказывает о своих делах и днях, пусть на экране телевизора мелькают призраки давно ушедших людей, соседский мальчик играет Брамса и у кошки комично-томный взгляд переевшего хищника, пусть маленького, но, поверьте, настоящего.
А Маринка не радовалась осени, она вообще ничему больше не радовалась. Две недели назад за обедом в ресторане добрый счастливый дурак Борька признался ей, что скоро они с Машенькой поженятся.
– Не говори пока никому, ладно? – попросил он, взяв в свои большие красивые руки с длинными музыкальными пальцами Маринкину узкую сухую ладонь. – Мы объявим об этом официально на годовщине фирмы. Поедем на Круглое озеро, нажарим шашлыков, споем под гитару, ну, и скажем всем!
Боб был уверен, что подруга детства, девушка, с которой его связывал первый поцелуй и первое физическое слияние, рада за него без памяти. Он всмотрелся в ее лицо.
…В обычной жизни Маринка казалась существом без эмоций, женщиной-биороботом, но стоило задеть микроскопические сенсоры на экране ее души – если таковая вообще имелась, – как ее чувства яркими пятнами проступали на впалых щеках, возгорались в карих глазах, морщили уголки ее тонких губ.
И в эти минуты проявлялась ее красота – нервическое обаяние болезненно ранимой, но жесткой и эгоистичной женщины, иногда чуть истеричной, но чаще ошеломленной собственными эмоциональными бурями до состояния ступора. Такие женщины часто оказываются опасными именно для добрых и теплых мужчин, потому что они выглядят нуждающимися в заботе, а свою вампирскую сущность скрывают, иногда – до самого конца жизни.
Такие женщины плохо контролируют выражения своих лиц, движения рук, модуляции голосов, а покоренные ими мужчины мучаются, приписывая им то космически высокие, то омерзительно низменные побуждения и мысли, но обычно с этими женщинами все всегда ошибаются.
Ошибся и Боб.
* * *
Он вывез своих сотрудников на природу, как и обещал, уже через неделю. На берегу очаровательнейшего, опушенного густыми лесами Круглого озера он арендовал вместительную беседку с большими столами.
Сотрудницы нарезали овощи, лаваш, сыр, колбасу, разлили в мисочки соусы, вымыли и разложили на тарелках зелень. Натюрморт был дополнен десятью бутылками водки, пятью – коньяка, тремя – белого и тремя – красного вина. Кеги с пивом хранились в холодильнике-витрине, сушеная рыба болталась гирляндой над столом.
Сотрудники установили мангал, нажарили шашлыков, с торжествующим гиканьем отнесли к столу первую партию. Первый тост провозгласил Боб – за годовщину «Арт-конторы», второй – за коллектив! – объявила главная бухгалтерша, третий – за директора! – по всем неписаным правилам ожидался от Маринки. Но она не смогла сказать ни слова. Учуяв заминку, в эстафету тостов влезла Машенька.
Как ненавидела ее сейчас Маринка! Эту милую стрижечку каре, когда пшеничные гладкие пряди нужно отводить за ухо небрежно легким девичьим движением, эту кокетливо запакованную в розовый псевдоспортивный костюм ладную фигурку, эту улыбочку ехидны, крадущей перепелиные яйца! Все это и многое другое, проистекавшее из присутствия на белом свете Машеньки и ее выродков. Особенно – восторженный взгляд Боба.
– Я сейчас хочу сказать, – по-детски напряженным голоском произнесла Машенька, – что работа – это так важно в нашей жизни! Это счастье, когда есть куда идти утром, есть люди, с которыми проводишь свой рабочий день, есть важные дела, в которых ты можешь проявить себя, показать, кто ты есть и чего стоишь! И за все это я хочу, – она обвела радостным взглядом сидящих за столом, – от вашего имени, а не только от своего, поблагодарить Бориса Васильевича! Боренька, дорогусечка, с праздником тебя, с первым днем рождения твоей компании!
Народ зааплодировал, раздались разрозненные вопли «ура!», «виват!» и почему-то «с Новым годом!» – откуда-то из менеджерского угла застолья.
Маринка, сидевшая напротив Машеньки, не могла оторвать взгляда от последовавшей сцены: Машенька бросилась на шею Бобу, троекратно его поцеловала и, утирая слезы восторга, уселась на свое место.
Это было еще днем. До вечера народ развлекался по мере фантазии – девочки загорали и играли в бадминтон, парни гоняли футбольный мяч на поле за домиками, попивали пиво и пекли в костре картошку. Самые смелые купались в озере, хоть вода была уже по-осеннему прохладной, а в воздухе носился недобрый ветерок. Все активно сплетничали, в том числе и о директоре с Машенькой. Маришка с неприязнью прислушивалась к разговорам коллег, но они о предстоящем объявлении Боба даже не догадывались.
К вечеру, который наступил неожиданно быстро, артконторовцы снова собрались у стола, и на этот раз главная новость этого года была объявлена: Боб женится на Машеньке!
Тишина взорвалась аплодисментами. Поздравления, пожелания, напутствия, вопли «горько!», чей-то придурковатый пьяный хохоток… Маришка взяла свой стакан с вином, вышла из-за стола и направилась в темноту, на пирс. Там она села на деревянный настил, свесила ноги к воде, вытерла слезы, медленно допивая вино.
За день Маринка прилично набралась, но ей не было плохо от выпитого, вино лишь обезболило этот кошмарный день. Теперь она ждала конца мероприятия и возвращения в свой гадючник. Такая у нее судьба – жить в чужой семье, с теми, кто ее ненавидит, не хочет ее видеть.
Тот, кто не знал мыслей Маришки, не увидел бы связи между женитьбой Боба и местом ее проживания. Но, согласно странно устроенному чувству справедливости Маришки, трое мужчин, с которыми ее связывали особые отношения, вместо одного, каким-то образом компенсировали дискомфорт в ее жизни. Без Боба равновесие нарушалось, Маришка становилась в сто раз несчастнее, чем прежде.
«Он женится на ней! Она отбирает его у меня!» – думала Маришка, захлебываясь чувством несправедливости.
В ее голове носилось еще много всяких мыслей, от них было не просто тяжело на душе, а даже страшно. Маришка поставила пустой стакан рядом с собой, легла на доски, подняла глаза в побитый молью бархат неба. Было совершенно очевидно, что сквозь миллион маленьких дырочек и одну ровную круглую большую проглядывает солнечный свет. Маринка знала, что космос устроен именно таким образом, потому что много лет назад в сундуке ныне покойной бабули завалялся кусок черного бархата, и его точно так же, как сейчас небо, продырявила сундучная нечисть. Демонстрируя перфорацию, бабуля, в те годы психически совершенно нормальная, бодрая и моложавая, на фоне окна со смехом расправляла бархат…
Продолжая смотреть вверх, Маринка услышала музыку. Это Боб взял свою гитару. Песни и аплодисменты сменяли друг друга в непрерывном режиме. Боб был счастлив, ему на самом деле хотелось петь, а из-за своего сбывающегося счастья он пел во много раз лучше, чем обычно, и поэтому его просили спеть снова.
Сильный голос Боба разносился над озером, достигая Маришкиных ушей, мешая ей даже заплакать снова, а ведь вытерпеть все это сейчас было выше ее сил.
Маришка Борькиных песен никогда не любила: глухая к рифмам, она слышала только чужие нелепые слова, рваные нервирующие ритмы и замечала лишь то, что поющий Боб выглядит смешно: он весь словно костенел, его мышцы напрягались, лицо разглаживалось, глаза широко раскрывались, и из них уходило всякое выражение. «Помертвев лицом», – вспоминала, глядя на него, Маришка, почерпнутое, кажется, у Горького, определение. Вот именно, соглашалась она, помертвев лицом. Глупо!
Она услышала, как кто-то легкий ступает по доскам настила, приближаясь к ней. Маришка приподнялась, опираясь на руки, и повернулась на звук шагов. В синеватом сумраке она разглядела светлый спортивный костюм и каре.
«О боже, – подумала она. – Еще и Машенька!»
– Привет! – Машенька пьяненько улыбалась. – Можно, я с тобой посижу? Что-то я окосела совсем, а тут так хорошо, прохладно. Пошла в туалет, а потом почему-то свернула к озеру. Можно?..
Маринка кивнула.
– Как здесь хорошо! – предсказуемо начала беседу Машенька, неловко плюхаясь на настил, и, развеселившись от собственной неловкости, весело хрюкнула. – А расскажи мне, Мариночка, дорогуся, каким был в детстве Боренька? Вы же с детства знакомы? Ой, ты такая классная, такая здоровская! Не подумай, что я совсем пьяная, но мне так хорошо!
Она болтала в воздухе ногами, как маленькая девочка. Вдруг правая кроссовка слетела в воду.
– Ой! – сказала Машенька и снова рассмеялась. – Где это она?
Склонившись вперед, она стала вглядываться в воду, но утопленника, видно, уже не было. Маришка смотрела на ее спину, грязно-розовую в темном воздухе, ощущая, как колотится сердце, как леденеет вдруг отрезвевший мозг.
Она огляделась. Тут, на пирсе, в темноте и тишине, они со сладенькой Машенькой были словно бы единственные люди во Вселенной, а костер, окруженный когда-то знакомыми людьми, казался призраком затерянной в космосе цивилизации.
Машенька все бормотала что-то, наклоняясь вперед все ниже и ниже. Следовало бы поднять на ноги пьяненькую молодуху и отвести к людям. Вместо этого одним быстрым движением Маринка спихнула ее в воду.
Удивительно, но всплеск озерной воды был таким тихим, что Маришка сама едва его расслышала. Быть может, она все еще была пьяна, а быть может, оглохла от напряжения, ожидая сопротивления или крика Машеньки. Склонившись над водой, как пять секунд назад склонялась ее жертва, Маринка ждала, что из воды вынырнет мокрая голова, чтобы потопить Маришку в страшном вопле. Тогда все узнают, что она сотворила, и ее посадят в тюрьму. А может, ей и место в тюрьме? За Оксанку, за бабулю?..
Машенька все не выныривала. Темный дырчатый бархат небес гасил блеск воды. Вдруг снизу вверх, сквозь толщу темной воды, устремилось что-то светлое. Светлые волосы Машеньки? Нет, разглядела Маринка, нечто гораздо меньшее.
Бульк!
Это был большой пузырь воздуха из легких сладкой девушки. За ним последовало несколько пузырей поменьше. Уставившись на эту живую картину, Маришка оторопело замерла, полуоткрыв рот.
Прошло много миллионов лет.
С большим трудом Маришка встала на ноги и, пошатываясь, направилась в сторону красновато-желтых всполохов, освещавших лица людей у костра. Ей было ни хорошо ни плохо, но ей было легче.
Не приблизившись к оазису света в темноте ночи, не вступив в его круг, не показав своего лица Бобу, она устроилась в пластиковом холодном шезлонге на берегу озера и моментально уснула.
* * *
Долго спать ей не дали. Сквозь марево сна, в котором Маришка была счастливой маленькой девочкой в компании троих мальчишек, она услышала голос Ал инки:
– Марина, проснись! Марина, ты Машеньку не видела? Марина, она пропала!
Открыв глаза, Маришка увидела ту же ночь, что была и до ее сна, но теперь все было иначе. По берегу метались силуэты людей, доносились крики – это звали Машеньку и переговаривались между собой доморощенные спасатели. Среди всех выделялся крупный силуэт Бешеного Боба с горящим факелом в руке. Он бродил по пирсу, будто чуял тело любимой где-то поблизости.
Маринка пришла в себя. Отмахнувшись от Алинки, она направилась к Борьке, догадываясь, что он сейчас растерян, как дитя, хоть со стороны это может быть незаметно.
Так и оказалось. Боб хотел отправить встревоженных сотрудников в город, по домам, но никто не захотел уезжать. Тогда он разделил их на несколько небольших отрядов, одних отправил осматривать берег, других – территорию за беседкой, туалет, лес за домиками на берегу. Менеджера Сашу Боб научил делать факелы, и тот снабжал поисковиков светом. Боб уже позвонил в службу спасения и теперь ясно понимал, что если бы с Машенькой все было в порядке, то она бы уже нашлась. Он запрещал себе думать о плохом, но не мог и обманываться.
Маринка подошла к нему, не говоря ни слова, взяла за руку. Ее молчание словно подтверждало его мысли, и он заговорил, чтобы разогнать тягостное предчувствие беды:
– Надо было сразу кинуться искать. Я же видел, что она пошла в туалет, но куда потом направилась – не разглядел. Я думал, сейчас кончится песня, и я начну ее искать, но забывал, начинал петь следующую. Я просто самодовольный идиот, Маринка! Что с ней?
– Все в порядке, – проговорила Маринка. – Сколько времени ты ее ищешь? Час? А меня только что нашли и разбудили. Вот и Машенька – спит себе где-нибудь под кустом пьяным сном. Мы все просто перебрали!
– Я не знаю, не знаю! Если она не найдется, я гитару в руки больше не возьму! – Он горестно покачал головой. – Смотри, чей-то стакан на полу стоит!
Он указал под ноги. Маринка увидела свой собственный стакан из-под вина, оставленный ею на том самом месте, где она сидела несколько часов назад. Она подняла стакан, вдруг ощутив, что Машенька находится прямо под нею, в воде. А может, ее тело уже всплыло и его унесло течением? Это было не важно – Маринке стало страшно.
– Отнесу стакан, – сказала она и почти побежала по шаткому пирсу на берег, остановившись только на твердой земле.
Вскоре прибыли спасатели, а автобус с сотрудниками «Арт-конторы» отправился в город. Как бы ни хотелось уехать и Маринке, она осталась возле Боба.
Люди в форме с надписью «МЧС», вооруженные фонарями, обошли все озеро, но ничего не обнаружили. Ближе к утру приехала девушка с собакой. Овчарка, которую девушка называла Рысь, понюхала сумочку Машеньки, а потом долго бродила между столом, берегом, пирсом и туалетом. Это доказывало, что пропавшая не покидала территорию…
А в предрассветной серости, в то время, когда на душе особенно неуютно, один из спасателей увидел маленький розовый островок, прибившийся к берегу. Он лишь успел указать на него пальцем, как Боб, в сотый раз обходящий ряд шезлонгов на берегу, бросился в воду. Он вытащил тело Машеньки на берег. Надеясь оживить, стал неловко давить на ее грудную клетку, прильнул к ее рту, закричал: «Доктора! Реанимацию!», не замечая, что его окружили спасатели с поникшими головами.
Маринка подошла к Бобу, обняла его за плечи, удерживая от новых попыток сломать трупу ребра.
– Все, Боренька, все! Успокойся.
– Как же?..
Он поднял на нее глаза, опустил руки. Тут же подошли люди с носилками, переложили на них тело, унесли. Позже Борьке расскажут, что его любимая просто захлебнулась, видимо оступившись на пирсе и свалившись в воду.
Несколько последовавших за смертью Машеньки дней Маришка была рядом с Борькой. Они вместе суетились по поводу похорон, потому что родители Машеньки были не в состоянии этого делать, а остальные – бывшие мужья и свекрови – не сочли себя обязанными терять время по такому поводу. Сладенькая Машенька оказалась нужна только Бобу, ну и Маринке, раз той некуда было деваться.
Сами похороны получились какими-то скомканными, истерическими. Рыдали подруги Машеньки – ухоженные молодые кобылки с тропическим загаром, и хлюпали носами сослуживцы утопленницы. Мать погибшей разбил инсульт, ее увез реанимобиль, отец был обколот успокоительными до состояния зомби. Предусмотрительный Боб отправил Машенькиных детей с няней в санаторий, отцы и бабушки не возражали. Кстати, отцы тоже отметились. Один привез огромный венок с золотыми листьями, видимо ценности невероятной, но сам исчез быстрее ветра. Другой просто прислал цветы, а от третьего пришла телеграмма из Барселоны – похороны бывшей супруги он не счел достаточным поводом, чтобы прервать отдых.
Боб был сдержан, деловит, внешне спокоен. Маринке не нравилось лишь то, как он прятал глаза, боясь выдать нечто важное. Она вздохнула с облегчением только после прибытия Андрея и Мишки, они остались у Боба до утра.
На следующий день после похорон коллектив «Арт-конторы» приступил к работе.
Вечером, когда офис опустел, Маришка вошла в Борькин кабинет. Он сидел в своем директорском кресле, а перед ним на столе стояла полупустая бутылка коньяку и пустой стакан.
– Хочешь? – Он указал на бутылку.
Казалось, Борька ждал ее.
Она взяла со стеллажа чистый стакан, плеснула в него жидкости – на палец – и опрокинула его в рот. Сдержала судорогу на лице, огляделась, села в кресло у директорского стола.
– Марина, за что это со мной произошло? – спросил он.
– Это ни за что, Боренька, это просто произошло. – Маришка была хорошо подкована на эту тему. – А мои родители? За что у меня их забрали?
Боб не нашел слов ответить.
Маришка встала с кресла, обошла стол, приблизилась вплотную к Бобу, прижала его лицо к своему животу чуть ниже груди. Он обхватил ее талию и замер, горячо дыша ей в платье. От его дыхания, от запаха его черных взлохмаченных волос, разгоряченной алкоголем кожи, крепкого тесного объятия Маринка стала терять способность рассуждать.
Он чуть повернул голову, вжавшись в ее тело колкой от щетины щекой, и сказал:
– Когда нашли Машеньку, я подумал, что тот стакан, который был на пирсе, она принесла. Но потом сообразил, что она отошла от костра в туалет, значит – без стакана. Получается, кто-то был с Машенькой на пирсе, когда она упала в воду. Или столкнул ее…
Маринка взяла его голову в ладони и, заглянув в глубь его покрасневших глаз, в самые зрачки, склонилась к его лицу, его губам. Их теплота была такой же, как и много лет назад, только с коньячным привкусом.
– Все будет хорошо, – сказала она, прервав поцелуй. – Все будет хорошо.
На нем была черная трикотажная футболка, не помешавшая Маришке дотронуться губами до его шеи, и не просто дотронуться, а слегка прикусить его чуть солоноватую кожу, заставить удивленно вздрогнуть. Она хотела, чтобы он понял, что происходит, чтобы это не произошло будто в тумане, малоосмысленным актом утешительного секса.
– Что ты делаешь? – с ужасом спросил ее Борька, когда Маринкины нервные пальцы резким движением расстегнули ремень его джинсов.
Она не ответила, а только подняла глаза, притягивая его взгляд и все его помыслы к себе. Она не отпускала его ни на секунду, склоняясь над его коленями, поднимаясь вверх губами от живота к горлу, выпивая его дыхание голодным поцелуем, отдаваясь ему, а точнее – овладевая им, замораживая его душу.
И Борька, ослепленный болью, будто он взглянул на солнце в июльский полдень, не нашел сил сопротивляться. Более того, он не хотел. Маринкино змеиное тело словно заслонило – хотя бы на время – его горе, а что будет потом, он все равно не мог бы себе представить.
Впрочем, не стоило и сомневаться: потом будет дикое чувство вины перед лучшим другом – это во-первых. Будет удивление – как Маринка могла сделать такое в такой момент? И только третьим в списке мучений будет эта строка: «Машенька». Из-за Маринки Бобу будет в два раза больнее и в два раза легче пережить свое несчастье.
…Его разорвало вспышкой наслаждения в клочья, а она лишь один раз скрипнула зубами и отпустила его взгляд, отпустила его душу из своих маленьких жестких пальцев.
* * *
Миновала осень и половина зимы. В феврале Маринка застудила яичники. Причем и сама не поняла, как такое могло с ней произойти – она тепло одевалась, не мерзла на остановках. Но все болело, весь низ живота и поясница, да еще неприятно мутило. Знакомая уже гинеколог, красавица с рыжими волосами, осмотрела Маринку и назначила лечение. Выписывая рецепты, она поинтересовалась, не удалось ли решить жилищную проблему.
Маришка тоскливо вздохнула. Доктор постаралась ее ободрить:
– Вы еще молоды, все будет хорошо.
Домой Маринка пришла на взводе: ей вовсе не казалось, что все хоть когда-нибудь будет хорошо. Мишка в последнее время часто задерживался на работе, оснащая своих клиентов страшно нужным программным оборудованием, и без него Маришке особенно нерадостно было находиться в квартире Ложкиных.
Она вошла в кухню. В отсутствие сына Римма Олеговна ленилась накрывать стол к семейному ужину, что Маришке было, в общем-то, на руку, но, заслышав шаги невестки, свекровь тут же прибежала, рекламируя картошку с жареным луком.
Запах жареного лука Маринка не выносила! Загаженные уличные туалеты вызывали в ней меньше омерзения, чем жареный лук. Маришка знала, что свекровь в курсе ее вкусовых пристрастий, но в том-то и был прикол: сейчас она откажется есть картошку, а потом будет слушать весь вечер комментарии дорогой свекрови. А именно сегодня, в этот обычный вечер, Маришка чувствовала себя минным полем, на которое лучше бы Римме Олеговне не ступать.
– Спасибо, не хочу картошку… – отказалась Маришка тихо, в отчаянии оглядывая кухню, ища шанс к спасению.
– А почему? – удивилась Римма Олеговна, не испытывая ни толики удивления.
И тут Марина увидела на кухонном столе трубку радиотелефона. Эту прогрессивную штуку они с Мишкой купили месяц назад, и черная трубка пришлась свекрови по вкусу. Теперь она могла делиться с подругами всеми своими мыслями о невестке, с учетом ее местоположения в квартире.
– Мне позвонить надо, – сказала Маринка. – Потом и поем.
Под недобрым взглядом свекрови она взяла трубку, набрала номер одной своей знакомой – глуповатой одинокой девицы, любившей от нечего делать болтать часами. Бегло спросив, как дела, Маришка стала рассказывать ей историю своей жизни, не обращая внимания на Римму Олеговну.
Рассказ Маринки был о жизни со свекровью, но она предусмотрительно не называла врагиню по имени, только «она», и конкретных ситуаций не описывала. Однако не узнать себя в рассказе свекровь не смогла бы, а она внимательно слушала каждое Маришкино слово – невестка не дала ей шанса пропустить хоть что-то. Ради этого беседа велась сначала на кухне, а когда Римма Олеговна в смятении удалилась к себе – в коридоре.
На одном из эпизодов Маришкиного рассказа Римма Олеговна выскочила из своей комнаты.
– Это ты про меня рассказываешь? – яростным шепотом зашипела она, хватая Маринку за плечо.
– Нет, – равнодушно возразила Маринка, высвобождаясь. – Это я о своей сотруднице. Дайте поговорить!.. Эль, знаешь, а больше всего бесит, что она все мои разговоры подслушивает!..
То же самое – «я разговариваю о своих рабочих делах, а она уши греет!» – ответила она и на Мишкины сдержанные упреки после того, как свекровь наябедничала ему о гадкой выходке его жены. Мишка супруге поверил, так как и сам уже не мог не замечать стойкую необоснованную неприязнь матери к жене, а чувство справедливости в нем было не менее развито, чем в Бешеном Бобе. Если бы не мирный характер, не страх перед скандалами и разборками, Мишка уже давно бы поговорил с матерью на неприятные темы, но многолетнюю холодную войну женщин в семье ему было легче пережить, чем один пятиминутный скандал.
Иными словами, теперь Мишка склонялся на сторону жены, мысленно благодаря ее за то, что она никогда не вынуждала его к активным действиям. А вот мать – пыталась.
После разговора с мужем, убедившись, что теперь он под ее каблуком, Маринка успокоилась окончательно.
Мишка ушел в ванную, а она громко произнесла, уже не для свекрови, а для себя самой:
– Тем же концом по тому же месту!
И ее беседы с одинокой подругой продолжились.
Свекровь реагировала на Маринкины провокации все более болезненно. Сначала пыталась «поговорить».
– Ты, Мариночка, наверное, думаешь, что самая умная? – поджав губки и веря, что выглядит умудренной жизнью зрелой женщиной, наседала она, изловив наглую невестку на кухне и перегородив ей пути к отступлению своим телом. – Я же понимаю, что мамы у тебя нет, вот ты всех и ненавидишь, но я тут при чем? Ты должна понимать, что Миша – мой сын, я его родила, а ты только его женщина. Мужчинам женщины надоедают! В мире много красавиц, Мариночка! Рано или поздно…
– Я вас не понимаю, – без всякого выражения на узком бледном лице отвечала ей Маринка.
Римма Олеговна думала, что поставила капкан, но на самом деле капканы были расставлены на саму Римму Олеговну. Вечером Маришка перескажет этот разговор мужу, а тот – чистая душа! – взбесится от одной мысли, что родная мама могла сказать такие вещи о нем! Он не кобель какой-то, он любит жену!
«Разговоры» с невесткой вскоре прекратились, потому что не приводили к скандалам, а ведь именно этого так хотела Римма Олеговна! Сюжет в ее измученной приливами злой крови голове складывался такой: Римма Олеговна выводит невестку из себя, та злится, орет, ее слышат окружающие, она оскорбляет Римму Олеговну. И тогда Римма Олеговна объявляет Мише – или я, или она! Мальчик выберет маму, потому что как иначе? А Маринка пусть убирается куда хочет!
Теперь по поводу и без Римма Олеговна демонстративно хваталась за сердце: ах, Марина ее в гроб сведет! Прием безукоризненно действовал на Дмитрия Петровича, но не на Мишу: он советовал прилечь и предлагал вызвать скорую. Этого Римме Олеговне было не нужно – врач сразу поймет, что удары ее сердца не участились ни на один удар в десять минут! Тогда она запиралась в своей комнате и плакала, причитала, казня себя за слабовольное согласие на женитьбу сына на этой двуличной подлой девке.
После слез ей действительно становилось нехорошо, но в новый приступ уже не поверил бы даже Дмитрий Петрович.
Распаляя себя все сильнее, уважаемая дама вдруг стала ощущать, что временами у нее кружится голова, немеют губы, иногда – правая рука. Она была уверена, что все дело в позвоночнике, и даже нанесла визит мануалисту, но массаж не помог ей избежать инсульта.
Все случилось в одну прекрасную мартовскую субботу. Дмитрий Петрович отзавтракал раненько утром, оделся в старые шерстяные брюки, накинул куртку, взял приготовленные заранее рыболовные снасти и отчалил на рыбалку. В это время года рыба в водоемах, окружавших Гродин, не ловилась, однако Дмитрий Петрович знал, что супруга таит на душе отчаянный план побелить потолок на кухне, а посему надо было исчезнуть с ее глаз скорее – пока не припахали.
На свою беду Римма Олеговна проспала уход мужа. Этой ночью она долго не могла уснуть, шумело в голове, тревожили мысли о невестке, забыться удалось только под утро. Перед самым моментом просыпания Римма Олеговна увидела своего сына маленьким мальчиком…
Сон напомнил давнишнюю печаль – отсутствие внуков.
«Ах, если бы Миша выгнал эту бесплодную хамку, – тоскливо подумала Римма Олеговна, – да женился бы на хорошей девушке. Она родила бы мне внука!»
Дама встала с постели, набросила на ночную рубашку халат и направилась в кухню. Неожиданно Римму Олеговну окрылил новый план, и, как ей показалось, очень перспективный: раз муж ушел, то потолки белить будет невестка! Пусть потрудится хоть немного в квартире, где живет столько лет.
Поразмыслив еще немного, она поняла, что, пожалуй, белить сегодня не стоит. Голова Риммы Олеговны побаливала, в ушах по-прежнему шумело, а ведь придется помогать этой неумехе, нагибаться, закидывать голову.
Вместо побелки лучше заставит-ка она свою невестку помогать на кухне целый день. Зачем Римма Олеговна готовит еду для всей семьи сама? Ее не ценят, игнорируют, ее еда не нравится! Теперь пусть и Маринка займется хозяйством. Та, конечно, откажется, радостно предвидела свекровь, а Миша – дома, он увидит, какая на самом деле лентяйка эта Мариночка!
И на этот раз не будет сомнения в том, что права Римма Олеговна! А Маринка поссорится с мужем, и, конечно, он ее выгонит!
Но перспективным планам Риммы Олеговны не суждено было сбыться. Сначала хлопнула входная дверь – ушел на работу сын, а это означало потерю целевой аудитории будущей пиар-акции. И только после его ухода на кухне появилась вялая, с утра растрепанная Маринка, одетая в выцветший хлопчатобумажный халатик.
Римма Олеговна открыла рот, чтобы озвучить невестке график трудовой повинности, но не успела произнести и слова. Бесцветный Маришкин голос уже прозвучал в тишине небольшой квартирки: она равнодушно сообщила Римме Олеговне, что ее вчерашние котлеты вызвали у Миши изжогу, он всю ночь не спал, даже позавтракать не смог. И, не дав пожилой женщине произнести сакральное «Не нравится – жарьте котлеты сами!», Маринка сообщила, что теперь будет готовить себе и Мише отдельно.
«Откуда она узнала?» – театрально схватилась за сердце Римма Олеговна.
И вдруг от слов бессовестной хамки ей стало так тошно на душе, что потемнело в глазах! Перестав видеть белый свет, дама пошатнулась. Ослабели ноги, непрекращающийся шум в ушах усилился, напоминая шелест ветра в кронах каштанов, само собой подогнулось правое колено, и Римма Олеговна медленно осела на пол.
Маринка наблюдала за ней карими блестящими глазами, без единой эмоции на лице, не делая попыток поддержать безвольное тело пожилой женщины. Ее волшебная интуиция нашептывала изумительные вещи – свекровь наконец-то не притворяется, ей действительно плохо! И плохо настолько, что лучше Маринке этого не знать.
План сложился такой: Маринка ушла следом за Мишкой, только кофе выпить успела, а Римма Олеговна осталась дома; Маришка понятия не имела, что Мишиной маме может стать нехорошо…
А когда свекровь, невнятно мыча, уже лежала на полу, Маринка аккуратненько ее обошла, нырнула в свою комнату, где быстро натянула платье, причесалась, подхватила сумку на плечо и покинула квартиру.
Уходя, она кинула взгляд на неподвижное, но еще живое тело с открытыми кричащими глазами. Спонтанное желание помочь Маришка отвергла сразу же, как только оно возникло. Если Римма Олеговна сможет заговорить, она тут же расскажет, что ее невестка и помогать не бросилась, и скорую вызывать не больно торопилась, да и сам приступ у бедной женщины случился именно из-за этой самой невестки. Такого Миша не простит!
Маринка вышла из квартиры, заперла за собой дверь и вернулась домой только после звонка испуганного мужа.
А он обнаружил свою маму около шести часов вечера, вернувшись с работы. Римма Олеговна едва дышала и была без сознания. Мишка вызвал скорую, доктор диагностировал инсульт, больную отправили в реанимацию Первой городской больницы. Врач заметил, что если бы помощь последовала в первые часы после приступа, то прогноз был бы куда более оптимистичным, но в данной ситуации надежд на полное исцеление нет. В больнице Маринкина свекровь пробыла всего неделю, а уже в следующее воскресенье скончалась.
Миша был сам не свой, каялся, что не верил в пошатнувшееся здоровье матери, ругал себя, переживал и страдал. Дмитрий Петрович мучился не менее. Обоим мужчинам единственной опорой стала Маринка. Она готовила им нехитрые блюда, утешала обоих, сочувствовала, сопереживала.
Ей и вправду было жаль мужа и свекра, но смерть дорогой Риммы Олеговны принесла ей незаслуженно много счастья. Выяснилось, что дама кое-что скрывала от своей семьи, а именно деньги. Старший брат свекрови, проживавший бобылем где-то на Севере России, умер в доме престарелых, оставив единственной своей родственнице кругленькую сумму. Случилось это полтора года назад, но отчего-то Римма Олеговна не хотела признаваться родным и близким в свалившемся на нее богатстве. А денег хватало на половину однокомнатной квартиры в Гродине! Если продать двушку Ложкиных-старших, сообразила Маринка, то и свекор, и Миша могли бы купить по однокомнатной квартире.
Боже, своя квартира! Ради этого Маринка могла вытерпеть все, что угодно. А уж раскаяние в том, что не помогла свекрови в момент приступа, – тем более!
* * *
Тот странный, муторный, знаковый день Маринка провела с другом детства. Встреча не была запланирована, просто она бежала из двора – скорее, скорее, в любом направлении, а навстречу из-за поворота вывернулся черный «мерседес» Андрюшки. Маришка и не знала, что это именно Андрюшкин мерс, как-то раньше не приходилось его видеть, а когда ее окликнули из окна, сначала сделала вид, будто не слышит.
– Эй, подруга, посмотри на меня! – произнес Андрей речитативом, вдруг вспомнив, что нечто подобное когда-то кем-то пелось. – Маринка! Ты чё, своих не узнаешь?
– Андрюша? – Она остановилась на лету, взъерошенная, растерянная, но замкнувшаяся на своей тайне.
– Тебя подвезти?
Она кивнула.
– Куда? – спросил Андрей, когда она села в машину.
Маринка пожала плечами.
– Я домой еду, – сказал он, с трудом отводя взгляд от ее замороженного профиля, – это в сторону парка Менделеева. Хочешь посмотреть мою новую квартиру?
– Да, – согласилась она и села в машину.
Андрей и сам знал, что Маринка не из болтливых, но что-то с ней было не так. Она отрицательно ответила на ряд тестовых вопросов: поссорилась с Мишкой? На работе что-то не так? Может, родственники достали? Решив отстать от нее, он стал рассказывать о покупке квартиры, о том, что хотел именно такое жилье: в центре, но в месте не задымленном, в новом доме, с охраняемой территорией и подземным гаражом.
– Круто, в общем, – хвастался он, иногда поглядывая на подругу детства.
В гостях Маришка, не меняя выражения лица, вежливо осмотрела комнаты и лоджии. Не то чтобы ей не понравилось, просто она никогда не интересовалась чужими вещами и делами. Отсутствие зависти, как ни странно, происходило из Маришкиного абсолютного эгоизма, как и ее равнодушие в целом. Она была абсолютно лишена страсти к чужим вещам, лишь изредка замечая красивое платье коллеги или представляя себе, что могла бы так же, как ее обеспеченные знакомые, отдыхать зимой на Мальдивах. Болезненное любопытство в ней вызывали только чужие маленькие дети, что продолжилось бы до рождения собственного ребенка, а этого так и не произошло.
Вот и сейчас она была рада, что ее Андрюшка счастлив, купив квартиру, только выразить этого не могла, ибо была погружена в свои туманные ощущения. Думать о том, что было ею сделано только что, она не могла – это было страшно. Почти так же страшно, как тогда, когда она узнала о смерти Оксаны, или там, на деревянном пирсе над водами Круглого озера…
Все это время Андрей не спускал глаз с подруги детства, испытывая странные чувства. Он не мог отделаться от беспокойства за нее. Казалось, она безумно несчастна, катастрофически одинока, ее никто не понимает, даже правильный, хороший Мишка. Мишка, наверное, привык к Маринке, как привыкают к женам все мужья, и уже не ценил того, чем обладал. Так и отец Андрея привык к маме, а ведь другой такой женщины ему не сыскать вовеки! И Андрею почудилось, что было уж совсем фантазийно, будто отблеск светлой памяти его матери лег на Маринкин бледный лоб.
Усмехнувшись, он отогнал возвышенные мысли, удивляясь, что его, такого прагматичного и делового, накрыли чувства. Маринку он все равно продолжал жалеть, придумав о ней еще много такого, в чем после никому не признался, особенно Мишке с Борькой.
– Выпьем? – предложил он, вынимая из бара бутылку текилы.
– Ладно, – согласилась она.
И не так уж намного освободилась бутылка агавовой водки, когда с друзьями детства стали происходить странные вещи. В руке Андрея оказалась безвольная Маришкина ладошка, и он не мог отделаться от желания пригладить ее волосы, продолжавшие, как и в детстве, пушиться надо лбом и ушами. Желая отвязаться от назойливой тяги к этим рыжеватым волосам, он перевел взгляд на пальцы Маринки, отмечая, что ногти у нее как у маленькой девочки – необработанные и ненакрашенные. Таких рук у взрослых женщин он не встречал давным-давно, и выглядело это ужасно трогательно.
От Маринки и пахло только что проснувшимся ребенком, только глаза у нее были взрослыми, затуманенными мыслями.
Неизвестно зачем он стал целовать ее руки.
– Андрей, я ушла из дома, а Мишкину мать паралич разбил, – сказала она, тоже неизвестно зачем. Нет, известно – ей надо было сказать это, иначе ее разорвало бы от напряжения, а сказать такое Маришка могла только Андрею.
Он не поднял голову, только перевернул кисти ее рук ладонями вверх и снова прикоснулся губами к ее коже, чуть шершавой и розовой.
– Ее заколотило, а потом она по стене сползла. Я уходила, а она еще жива…
Губы Андрея скользнули вверх по запястью, ощутили пульс Маринки, учащенный, нервный, в противоположность ее заторможенному виду. Рук Маринки Андрею было мало. Вдыхая запах ее бледной кожи, он поцеловал майку на ее плече, добрался до шеи. Не встречая сопротивления, уткнулся носом в волосы, а ртом – куда-то в скулу.
– Андрей, понимаешь, – он едва слышал ее, – это же не просто так она в обморок упала, с ней что-то серьезное случилось. Мне моя знакомая рассказывала, как умерла ее мама. И она – почти так же… Мне показалось… Я не знаю…
Эти слова тревожили нервы Андрея, он понимал, что слышит не то, что ему хотелось бы, однако осознать услышанное было выше его сил. Его руки гладили ее талию, поднялись выше, к груди, небольшой, но горячей. Он подложил руку под спину Маришке, одним мягким движением опрокинул ее на диван, склонился над ней.
Теперь они смотрели друг другу в глаза. Маринка ждала, чтобы он понял. Андрею же было нужно, чтобы она приняла его – в себя, в свою глубину, раскрылась, вспотела, застонала, сделала встречное движение бедрами, прижалась. Он уже выгнал из сознания прочь весь моральный хлам на эту тему, но было еще одно препятствие на пути к цели – отсутствующий взгляд Маришки.
И тут он понял, что так – не может! Не сможет он обладать женщиной, которая смотрит на него без всякого выражения, готовая переспать с ним просто так, не за деньги, не из любви, а просто так.
– Что ты сейчас сказала? – спросил он, принимая на диване вертикальное положение.
Она тоже села и всхлипнула.
Слушая ее, Андрей больше не вспоминал о том, что могло случиться с ними двоими несколько минут назад. Сохранялась вероятность, что Маринка и вовсе не поняла его намерений. Он налил по новой порции текилы.
В памяти Андрея воспоминание об этом дне осталось очень странным.
В Мишкино десятилетие муж оставался для Маринки главным мужчиной в жизни. Она действительно любила его, очень нежно, хоть и не слишком преданно, желая оставаться с ним рядом от сего мига и пока смерть не разлучит их. Впрочем, до ее смерти оставалось уже не так много времени.
Она восхищалась его умением чинить компьютеры, телефоны, швейные машинки, мясорубки, текущие трубы. Она любила его тело, то, как он занимался любовью, ей нравилось, что в его руках удовольствие она получала гарантированно. Как гарантирована была его верность, его забота, его поцелуй каждое утро и каждый вечер. Пожалуй, она была с ним счастлива, но ведь существовали еще двое мужчин, которых она любила не меньше, чем мужа, не чувствуя при этом никакого диссонанса. Ей нужны были все трое.
И Маришка удивилась бы до крайней степени, если бы ей сказали, что она изменяет мужу с его лучшим другом. Борька был ее первой любовью, то, что происходило между ним и Маринкой, не имело ни малейшего отношения к Мише Ложкину. Это – другая сторона Луны, иное измерение, параллельная Вселенная. В мире Бешеного Боба Маринка переставала быть собой, как и сам Бешеный Боб не мог сохранить себя в ее присутствии.
Казалось, Маришка знала Боба как облупленного, а глубокой раны в его душе не видела. Смерть Машеньки изменила не только отношение Боба к женщинам, она изменила его отношение к жизни. Он стал гораздо более замкнутым, перестал гореть своим бизнесом и даже пустил в свой огород партнера – жуликоватого типчика. Олег Колесов не стеснялся пользоваться доверием Бориса, в результате чего у него росли доходы, а у Боба – долги.
Встречи Маришки и Бориса выливались в физическое слияние очень редко, может, раз в полгода, хоть по долгу службы они и виделись ежедневно. Для секса нужно было так проголодаться, чтобы в мозгу Борьки соображения о долге, дружбе и чести перевешивались горячим, пульсирующим, истекающим соками желанием. Маринке же нужно было ощутить, что ее безмерно хотят. Не по-домашнему, не в рамках супружеского долга, а вот так – преступно, отчаянно, с последующим бурным раскаянием, с недельным запоем.
И тогда она рвала одежду на Бобе, кусала его до багровых синяков, опрокидывала его на пол, землю, ковер, заднее сиденье автомобиля, закидывала ноги на его плечи. Он подчинялся с не меньшей страстью, но в том-то и было дело – подчинялся, а не овладевал.
В промежутках между слияниями Боб почти искренне считал связь с женой друга оборванной и, более того, искал невесту. Но дело это было непростым, осложненным страхом новой потери. Боб даже придумал способ обмануть судьбу, опираясь на распространенное заблуждение, гласящее, что не слишком ценные вещи и недорогие люди не теряются. Он считал, что ему нужна незатейливая гламурная блондинка, ибо такой мужчина, как он, не сможет влюбиться в глупенькую барышню с наращенными ногтями. А нет любви – нет и потери.
Только изменить себя Борьке не удавалось: каждый раз он неистово влюблялся в очередную девушку, и не было никакого способа избежать этого. Влюблялся, возгорался, распалялся и тут же – пугался, просил у высших добрых сил защиты, просил вытащить его из пылающего рая. Добрые силы игнорировали запрос, он продолжать любить. Борис приходил к убеждению, что зло уже рядом, он ощущал эти черные щупальца, предчувствовал боль. И тогда – отстранялся от возлюбленной, начинал искать в ней недостатки и пороки, провоцировал ссоры, наконец, разрывал отношения. Мучился от всего этого, страшно страдал. И успокоение ему – через взрыв страсти и болезненное чувство вины – приносила только Маришка.
Она же наблюдала за душевной свистопляской Боба со свойственным ей равнодушием к чужим делам. Маришка ни секунды не верила, что очередная крашеная козюлька в стрингах сможет увести у нее Борьку. Его эмоции на эту тему она относила к обычному мужскому восхищению упругими попками и твердыми девичьими грудками, но вожделеть тельце – это одно, а любить – совсем другое.
С Машей все было иначе, думала Маринка, вспоминая сладенькую девушку со странным чувством, будто бы Машенька была героиней мелодрамы, которую они с Борькой вместе смотрели в кино. Да и была ли та Машенька?..
Что же касалось третьего мужчины Маришки, сына мамы-подружки, Ромео из детства, то он также занимал в ее жизни свое особенное место. Их взаимоотношения, как и раньше, были игрой, но теперь – по взрослым правилам.
В свои игры Андрей втянул Маринку лет пять назад, выбрав для этого более чем неподходящие место и время – шестую годовщину смерти своей матери. На его удачу, Маришка пришла в дом отца Андрея одна, без мужа. Мишка простудился, захандрил и лежал в кровати с толстеньким томиком Стругацких.
А в доме Рубахиных-старших гостей встречала новая хозяйка. Соседка тетя Рая уже несколько лет не была соседкой, а вполне официально числилась Андрею мачехой. Отец был всем доволен, его жизнь продолжалась в удобной колее – утром он получал свой завтрак и чистое белье, в полдень – обед и желтые газетки, вечером – ужин, новости, сериал, постель. В постели была женщина.
Сидя рядом с Маринкой за поминальным столом, Андрей сказал ей, что ненавидит отца за это.
– Ты помнишь мою маму? – спросил он.
Маришка грустно улыбнулась: ей ли не помнить ее вторую родительницу, утешительницу, лучшую женщину, которую знала? Даже родную свою маму она почти не помнила, но тети Ани ей не хватало до сих пор.
– Помоги мне, – вдруг прошептал Андрюха, зло прищурившись. – Пойди на кухню, пококетничай с отцом, но так, чтоб она увидела!
Сперва Маришка возмутилась:
– Ты что! Он же и мне как отец!
Но, поймав отчаянный взгляд друга детства, решилась…
Дядя Гена возился с банкой огурцов. Вскрыв ее, он пытался достать из банки своих любимых пупырчатых друзей вилкой. Ничего не выходило – огурцы были длиннее ширины баночного горла, развернуть нужным образом огурец на вилке никак не получалось, а широкая толстопалая лапа дяди Гены в баночное горло не лезла.
Увидев Маришку с ее маленькими руками, дядя Гена обрадовался ей больше всякой меры. Он тут же пристроил ее к делу, заставив ловить в рассоле огурцы и складывать их на тарелку с синими цветочками. Склоняясь над остро пахнущими банками, Маришка интуитивно, хоть и без всякого азарта, включила секретный тумблер своего обаяния.
Тетя Рая накрыла своего нового мужа и тощую девицу в тот момент, когда дядя Гена игриво обнимал Маришку за талию, а она, смеясь, уклонялась от его смачного поцелуя.
Опытный интриган Андрюха рассчитал верно: он уже заметил, что мачеха была ревнива, страдая, что от ее красоты не осталось почти ничего, а от молодости – ничего абсолютно. Раисе и прежде мерещилось, что Геннадий с радостью предпочел бы ей кого-нибудь помоложе, а уж застав его с поличным, тетя Рая чуть не сошла с ума!
Последовал локальный скандал, переросший в затяжные разборки после ухода с поминок последнего гостя. Андрей остался в отцовской квартире в качестве катализатора разногласий и гаранта непримирения.
Эту ночь тетя Рая провела в своей прежней квартире, отделенная от мужа капитальной стеной и взаимными обидами. За время ее отсутствия сын так основательно промыл папе мозг, что у тети Раи больше не осталось шансов вернуться к своему Геннадию. Воспользовавшись, возможно, недолгой победой, Андрей за три дня продал отцовскую квартиру и купил ему жилье в своем доме.
Вскоре Андрей нашел новое применение Маринкиному дару – нравиться мужчинам, если она сама того хочет. Впервые это произошло совершенно случайно, во время обеда с мужиком, у которого Андрей мечтал купить недостроенный цех за полцены. Его звали Ваней Неткиным, и любимым его словом было «нет». Возможно, именно по этой причине заключить сделку все не удавалось – ни за солянкой, ни за шашлыком из осетра, ни за штруделем. Пить Неткин не пил, держался очень настороженно, как таракан на разделочной доске. Андрей уже ненавидел его, мечтая, чтобы Ваня подавился хоть мясом, хоть рыбой, хоть десертом, и пусть от его смерти Андрею не было пользы, но он все равно сплясал бы джигу на могиле этого зануды.
Разговор не клеился, и Андрей, скучая, смотрел по сторонам.
Маришка забежала в этот слишком дорогой для нее ресторан, спасаясь от дождя и ожидая Боба. Бывший парень и нынешний работодатель пригласил ее пообедать, но застрял у важного клиента. Она бы с удовольствием вернулась в офис, но Боб уже позвонил ей несколько раз, сумев уговорить войти в ресторан и подождать его за столиком.
Администратор зала тут же подлетела к ней с видом злой квочки и стала наседать, вопрошая: что вы хотели? Маришка не понимала, что в пафосном интерьере ресторана, пытаясь отстоять свое право присутствовать здесь, она выглядит как мышь в домике Барби.
Тут-то Андрей ее и увидел: капли дождя пригладили темные с рыжинкой волосы Маришки, она шмыгала носом, вытирала ладонью дождевые капли с лица, как и всегда, без признаков макияжа. На Маришке было несуразное трикотажное платье красного цвета, промокшее на плечах. В руках она держала маленькую дерматиновую сумочку, в которой зонтик ни за что бы не поместился.
Как и в то странное воскресенье, проведенное на диване в его новой квартире, Андрей, лишь увидев жену друга, почувствовал нетипичное для себя замирание сердца и желание убить кого-нибудь ради нее. Например, администраторшу ресторана, лишь бы защитить Маришку, сделать ее счастливее.
Ленивой походкой и с самым сытым видом, как и следовало дорогому гостю этого заведения, он подошел к своей потенциальной жертве и, осадив нахалку, вызволил Маришку из ее лап. А после – со всем возможным уважением проводил вздохнувшую с облегчением подругу детства к своему столику. О судьбе деловой встречи он уже не заботился – все равно ничего с Неткиным у него не выходило!
Но через сорок минут строптивый владелец цеха согласился на все условия Андрея.
И случилось это только из-за Маришки. Сначала она выглядела смущенной, но Ваня встретил ее появление с большим воодушевлением. Похоже, он, как и Андрей, маялся от скуки. Добродушная галантность Вани Маришку приободрила, она согрелась, и с ней стало происходить нечто удивительное.
Забыв о кофе и дымящейся между пальцами сигарете, Андрей изумленно разглядывал ее.
Испуганный взгляд (будто она боится своих чувств), полуоткрытые губы (будто она не знает, что сказать)…
Ее рука невольно приподнимает волосы на затылке, демонстрируя несостоявшемуся партнеру Андрея пульсирующую жилку на шее, где темнеет светло-золотое родимое пятнышко, напоминающее сходящий след чьей-то страсти…
Она выгибает спину, кладет одну ногу на другую, тянет носок, напрягая икры…
Тональность разговора меняется, жертва не сводит с Маришки заинтересованного взгляда и не может сосредоточиться. Она просит вина, но пить без компании не соглашается. Андрей за рулем – Неткин наконец-то вынужден сказать «да». Они пьют, и атмосфера за столом становится все более непринужденной.
На этом этапе Андрей очнулся и вступил в игру.
– Марин, ты представляешь… – начал он весело.
Она посмотрела на него, а за ней – и владелец цеха. Он был совершенно дезориентирован.
– Предлагаю Ивану Ивановичу таакую сделку, а он капризничает!
– Какую сделку?
– Сто тысяч за его старый цех! А он не хочет!
– Да я не не хочу… – пробормотал мужик, – даже, в общем-то…
Вкрадчиво, слово за словом, Андрей нажимал все сильнее, педалировал процесс, подливая алкоголь, предлагал новые резоны сделки, убалтывал, льстил. После подписания договора – на секунду отвернулся и вытер пот со лба.
Прощаясь, Ваня Неткин попросил у Марины номер телефона, она продиктовала набор цифр, пришедший ей в голову.
Едва он ушел, в ресторан прибыл Борька и, не без симптомов ревности, обнаружил Маришку в компании старого друга. Боб даже слегка психанул, из чего Андрей и сделал кое-какие выводы, которые позже подтвердились.
Вскоре он воспользовался волшебным даром Маришки еще раз, теперь – уже осмысленно. Маринка очень удивилась, когда он объяснил, что в ее присутствии гораздо легче манипулировать людьми, но возражать не стала. Она сообразила, что, способствуя удаче Андрея, она крепче привязывает его к себе. Кроме того, эксперимент подарил ей приятные ощущения.
Наблюдая снова и снова за тем, как эта невзрачная женщина охмуряет бывалых ловеласов и скучных отцов семейств, Андрюха и сам часто не понимал, что такого есть в этой Маринке, что буквально сводит его с ума?
Не понимал, но и сам старался не оставаться с подругой детства наедине. Он знал, что неизбежно будет целовать ей руки – тыльную часть, ладонь, запястья, плечи. Вкус ее кожи, запах ее тела, ее пассивность и податливость, без капли разврата, без тени эротизма самым непонятным образом заводили его. Он не мог понять, жалеет или вожделеет эту женщину.
И каждый раз, вдруг предугадывая, что Марина может оказаться в его постели, он говорил себе: «Не сейчас, потом, потом…» Не было сомнений, что до «потом» с каждым разом оставалось все меньше времени. Андрей не мог не сорваться, он лишь тянул время всеми силами.
В последний раз Маришка встретилась с Андреем за месяц до роковой даты. На этот раз Маринкин дар помог Андрею обработать партнера Боба, Игоря Колесова. План у Андрея был особенный: он хотел, чтобы Колесов выкупил долю Боба и выбросил его ближайшего друга из бизнеса. Сам Игорь хотел этого еще больше, но ему не хватало денег, и он робел провернуть такой трюк с Бешеным Бобом. Шансы схлопотать по морде казались стопроцентными.
На совместном ужине, в присутствии подруги детства, Андрей убедил Игоря не бояться и пообещал беспроцентную ссуду…
Однажды случилась очень странная вещь: Маринка вдруг поняла, что в последний раз видела Андрея три месяца назад. Обнаружив его отсутствие, она подумала, что это ничего, мало ли что бывает! И еще три месяца пыталась не беспокоиться о пустом. Прожить полгода без одного из своих мужчин оказалось непросто: Маришка отчего-то часто раздражалась, не расставалась с мобильным, задумывалась некстати, не могла сосредоточиться даже на самых простых вещах. От Борьки и Мишки она слышала, что с другом детства все в порядке: жив, здоров, занят бизнесом, но этого было мало.
Несколько раз она почти набирала номер его телефона, но останавливалась, мучимая дурными предчувствиями. Она боялась, что, поговорив с ним, поймет нечто нехорошее, и это останавливало ее, вопреки логике. Она страдала, не представляя, что в это же самое время Андрей переживал сходные чувства. Вот только думал при этом вовсе не о Маришке. Он думал о Лизе.
…Несмотря на свой талант к бизнесу, полгода назад Андрей оказался на пороге разорения. Оставалось всего ничего, чтобы свалиться за этот порог пустым мешком и позволить всем кому не лень вытирать об себя ноги.
Это случилось в то время, когда все окружающие, уверенные, что цех по обжарке семечек приносит Андрею дикие деньги, страстно ему завидовали. Обожавший легенды о самом себе, Андрей так никому и не признался в крахе своего бизнеса. Никому, даже самым близким друзьям.
Влип он почти случайно: решил расширить производство, для чего и занял денег у знакомого. Купил новое оборудование плюс десяток ларьков в городе, имея в планах создать собственную сеть продаж, но получить разрешение на торговлю не смог – не хватило связей, не нашел, кому сунуть взятку. Почти год его ларьки стояли на арендованной земле, за которую приходилось платить, и пустовали. В то же самое время партия сырых семечек, купленных для обжарки в цехе, сгнила на арендованном складе с дырявой крышей. Купить новую партию достаточно быстро Андрей не смог – он уже спустил деньги из заначки на джип и участок земли возле пруда в Казенном лесу.
Тем временем знакомый, давший Андрею деньги, оповестил его, что хочет получить их назад, причем – сию же секунду, так как у него наклевывалось одно прибыльное дельце.
Кредитор был из когорты таких людей, что договориться, даже используя Маришкино обаяние, шансов не было. Отмытый уголовник на кокетство не повелся бы, если он хотел женщину, он ее брал.
Андрей собрался продать квартиру, машину и ларьки, но тут в помощь личностному и денежному кризису Андрея грянул кризис мировой и финансовый. Имущество вдруг подешевело, наличность стала большой ценностью, сбыть участок, машину и ларьки не представлялось возможным, разве что за полцены, чего делать не хотелось.
Весь мир стоял на ушах. Более или менее комфортно в наступившем всеобщем абзаце чувствовали себя операторы сотовой связи да люди, имевшие в руках административный ресурс. Например, люди вроде господина Ляховского, гродинского мэра.
Андрей частенько задумывался над этим, захаживая в ночной клуб «Джаз» в компании Бешеного Боба, зная, что «Джаз» – любимое место отдыха дочери Ляховского. В этом ночном клубе Борька искал себе очередную подругу, а Андрей скорее просто стремился напиться. Сидя за столиком в уютном уголке, вдали от вопящих динамиков, они попивали липкие коктейли и наблюдали за полуголыми пьяными студентками. От девчонок исходил такой драйв, такой сексуальный импульс, что оба зрителя утомлялись негой, лишь наблюдая за ними. Иногда, правда, друзья звали веселую компанию к себе за стол, случалось, уходили из «Джаза» с новыми подругами…
Лизу показал Андрею Борька. Он и сам был сынком местного воротилы в законе и деток других таких же жуликов, как его папа, знал лично.
– Ты спрашивал про Лизку Ляховскую… – напомнил Боб Андрею, преднамеренно очень тихо, чтобы его голос смог опуститься в не занятую диджеем звуковую нишу. – Она – в белой рубашке и джинсах, блондинка.
Андрей увидел в двух метрах от себя стройную высокую женщину, отдававшуюся танцу, пожалуй, слишком сладострастно даже на фоне эротичных студенток. Была ли Лиза пьяна, Андрей определить не смог. Он лишь припомнил слова Боба о том, что дочь мэра не избежала участи многих позолоченных деток: уже лет двадцать она тихо наркоманит, что является страшным секретом Полишинеля. Папа регулярно лечит дочь за границей, всегда успешно. А через некоторое время Лиза снова возвращалась к маленьким пилюлькам, помогавшим ей пережить собственное благополучие.
Андрей знал о Лизе и другое: она любила молодых, спортивных и дерзких мужчин. Половина футбольной команды области побывала в ее постели, эта дамочка, легко перепрыгнувшая сорокалетний рубеж в туфлях на шпильках, была самой настоящей эротоманкой и не стеснялась этого. На Андрея, начавшего уже полнеть мужика, Лиза вряд ли обратила бы внимание, и все-таки, когда диджей зарядил медленный танец, он выбрался из-за столика.
– Ты куда? – изумился Борька.
Подмигнув ему, Андрей ринулся в бой.
Как ни странно, Лиза не отшила его. Предварительно окинув кавалера неожиданно проницающим взглядом, она так же неожиданно протянула ему прохладную руку. С этой минуты все стало происходить не так, как ожидалось.
Танцуя, он рассчитывал завязать легкую беседу, однако не сумел раскрыть рта. После танца, еще ощущая в носу аромат ее дорогих, но назойливых духов, он проводил Лизу на диваны лаунж-зоны и, одарив прощальной улыбкой, вернулся на свое место.
Борька стал приставать с расспросами, на которые нечего было ответить. Андрей понимал, что знакомства не получилось.
И снова – неожиданность. Лиза появилась у столика Андрея спустя полчаса после танца. Она приятельски кивнула Борьке, но склонилась над ухом Андрея.
– Подкинь мне трешку, – попросила она.
Он достал бумажник и протянул ей три тысячи. Благодарно улыбнувшись, Лиза исчезла.
– Наркоту покупает, – заметил Бешеный Боб.
Следующей неожиданностью стало то, что Лиза попыталась вернуть деньги при следующей встрече – в том же клубе, ровно через неделю. Андрей пригласил ее за свой столик, на этот раз он пришел один.
– Вы такой молчаливый, – заметила Лиза, чуть склоняясь к нему.
Сегодня на ней был черный жакет, излишне строгий, но заметно выделявший ее из массы голых женских рук и плеч. Будь Андрей в данный момент увереннее в себе, он решил бы, что она хочет понравиться ему, но он склонялся к мысли, что Лиза хочет нравиться только самой себе.
– Я скучный, – признался он улыбаясь.
Лиза была совсем рядом, и он убедился, что дочь мэра выглядит великолепно. Не просто великолепно для своих лет, а действительно великолепно, для любого возраста. У нее было хорошее лицо, с правильными, чуть тяжелыми чертами, большие глаза, в которых читался ум и заметна была усталость. Пожалуй, Лиза мало походила на престарелую эротоманку-наркоманку. Он мог бы даже влюбиться.
За несколько часов, проведенных рядом, они едва смогли перекинуться десятком фраз. Лиза не умела спокойно сидеть на месте – ее постоянно крутило и разворачивало, к ней подходили роскошные женщины, обычно пьяные, с которыми она обязательно целовалась, перешептывалась, хохотала с видом одержимой. К ней подходили и роскошные мужчины, некоторых Андрей знал. В основном они были из того же круга, что и сама Лиза, – из круга обеспеченных бездельников, от безделья прикидывающихся деловыми людьми.
Своих приятелей дочь мэра Андрею не представляла. Зато его персона, по-видимому, интересовала многих. Иногда, бросив на Андрея быстрый взгляд, Лиза что-то шептала на ухо очередной светской львице. Похоже, Андрея показывали свету в стремлении определиться с его статусом.
Несколько раз Лиза исчезала, никак не объясняя, зачем и куда уходит. После одного из таких исчезновений она отдала Андрею три штуки, занятые у него в прошлый раз.
– Не надо, – отказался он.
Лиза равнодушно сунула купюры в карман жакета.
Один раз они танцевали медленный танец – по предложению Лизы. Все остальное время Андрей не мог расслабиться – он все время думал, почему дочка мэра продолжает сидеть за его столиком, к чему бы это, что будет дальше?
Около двух часов ночи Лиза попросила Андрея отвезти ее домой. Он вызвал такси.
Оставшись наедине в глубине кожаного сиденья (Андрей заказал ВИП-такси, хоть это и было ему теперь не совсем по карману), они поглядели друг на друга.
– Лиза, вы не устали от такой жизни? – спросил Андрей.
Он не хотел, чтобы фраза прозвучала поучительно, но все равно именно так и вышло. Теперь Андрей ожидал, что она поставит его на место, и снова вышло неожиданно: Лиза по-детски шмыгнула носом.
– Давай на «ты»? – предложила она.
– Конечно.
– Ты осуждаешь меня?
– Ни в коем случае.
– Вся эта жизнь – от скуки, – открыла она Андрею Америку. – Вряд ли ты знаешь, что это такое, когда ты совершенно одинок, и при этом можешь позволить себе абсолютно все!
Андрей не сомневался, что и эти слова, и эти чувства почерпнуты из какого-нибудь сериала, тем не менее он поверил в их искренность.
– Да, – согласился он. – Я не знаю, о чем ты говоришь.
– Поэтому ты настоящий, – пояснила Лиза.
«Господи, – вдруг струсил Андрей, – что это она придумала?»
Когда такси остановилось у ее дома, Лиза пригласила Андрея подняться в небольшую, по меркам шейхов и звезд Голливуда, полутораэтажную квартирку, занимавшую половину пентхауса самого высокого дома в Гродине. Андрей знал, что в этом доме купил квартиру известный рок-музыкант, лидер группы «Алхимик», песни которого они с друзьями знали с детства, а кое-что неплохо исполнял под гитару Бешеный Боб. Ему захотелось спросить, знает ли Лиза Видаля, но, глянув на ее руки с наращенными ногтями, сообразил, что она вряд ли любит рок.
Они выпили – Лиза оказалась сластеной и налила себе ликера, а Андрей, желая выглядеть мужественно, попросил виски. Поначалу разговор не клеился, но вдруг Лиза сказала:
– Ты не будешь смеяться надо мной?
– Нет.
– Я хочу начать новую жизнь.
Это было сказано несколько неестественным тоном. Лиза действительно впервые в жизни произносила такие вещи вслух. Ей было сорок шесть, она чувствовала, что меняется. Перемены не имели отношения к менопаузе, не были капризом, результатом депрессии, приема наркотиков, затяжного скрытого алкоголизма или просто блажью. Лиза чувствовала, что прежние радости ей больше не нужны. Бурный отдых в угаре изматывал, красавцы мужики были подонками, а больше в ее жизни ничего и не было. Отношения с родителями давно умерли, друзья-подруги менялись слишком часто.
Детей она не потрудилась родить, после трех абортов сделала операцию, чтобы больше не париться с вопросом выбора, чувством вины, не примерять на роль отца своего ребенка случайного жиголо, не разочаровываться, не злиться на папу, который был бы рад потетешкать внука…
Работы, профессии не было, творческие увлечения не возбуждали. Лиза даже уехала, в надежде как-то встряхнуться, начать новую жизнь или с удовольствием после перерыва вернуться к старой. Она прожила полгода в Провансе, в доме на берегу моря, но одиночество оказалось обузой. В результате всей этой затеи с отшельничеством и раздумьями под синим небом к ней наехали друзья, бывшие любовники, всякая шваль, которая всегда крутится возле богатых. Лиза снова устала.
Вернувшись в Гродин, она поняла, что можно было никуда и не уезжать, потому что рецепт лекарства от ее терзаний ожидал дома. Заглянув к родителям, она впервые за почти полвека заметила, как смотрят друг на друга мама с папой. Это запоздалое открытие привело к выводу: спасти Лизу могла только любовь. Казалось, все просто, надо только найти своего Мужчину, но и на этом пути Лиза испытывала лишь разочарования.
Каким должен быть этот Мужчина, она не знала. Однозначно, он не должен оказаться алчным красавчиком. После нескольких попыток завести серьезные отношения с обычными мужчинами, не спортсменами и не мачо, Лиза убедилась, что некрасивые самцы ведут себя точно так же, как и красивые: они слишком хорошо знают, кто такая Лиза и какими возможностями располагает ее семья. Сводив Лизу разок в ресторан, бойфренды тут же пытались встроиться в экономическую систему Ляховских, занять денег, воспользоваться связями.
В прежние времена, когда взамен доступа к возможностям ее славной фамилии Лиза получала молодое тело в постели, сумасшедший секс и иногда даже искреннюю благодарность, она помогала своим любовникам. Теперь же все было иначе. Лиза искала настоящей близости, настоящего чувства, поэтому ей было противно становиться полигоном для развития амбиций человека, который не собирался дать ей это настоящее чувство. Она снова испытывала усталость.
Андрей был ее последней попыткой. В его молчаливости крылась глубина мыслей и чувств, он был ненавязчивым, имел ровный характер, умел насмешить и оказался хорош в постели (Андрей очень старался). У них нашлись общие знакомые, которые рассказали, каким талантливым бизнесменом был Андрей, и если он не стал миллионером, то только из соображений деловой чести. Из этого Лиза сделала вывод, что Андрей встречается с ней только ради любви.
Он понравился Лизе, и с этим ничего не хотелось делать. Она даже познакомила Андрея со своей семьей, в результате чего Ляховские и новый Лизин парень вместе пообедали в загородном доме мэра. Андрей произвел на Лизиных родителей приятное впечатление.
– Я долго не верила в любовь, – говорила она, положив голову на его плечо.
Сколько уже раз Лиза лежала вот так – расслабленно, опустошенно на разных мужских плечах со следами ее зубов, еще влажных от пота! Миллион раз, не меньше, но только сейчас ей хотелось верить, что любовь может появиться в ее жизни. Может и должна.
– Я не думала, что смогу что-то почувствовать, но я хочу…
Андрей улыбнулся и поцеловал ее в темечко. Он был уверен: все, что говорится ею, – говорится на автомате. Хотелось понять, когда он сможет начать прощупывать почву для деловых переговоров. Цель уже определена: администрация области реализовывала программу по предоставлению кредитов частным предпринимателям, чей бизнес, по мнению администрации, был для области особенно полезным. Процент этого кредита был смешной – от десяти до шести, в зависимости от суммы и других обстоятельств. Но получить рекомендацию от администрации и следом кредит без нужных связей было невозможно…
А еще через пару недель Андрей понял, что никаких деловых разговоров через Лизу или ее папашу он вести не будет. Пожалуй, он влюбился. В связи с этим обстоятельством ему не хотелось рассказывать ей о своих проблемах и в итоге – выглядеть неудачником. Любовь – это было неожиданно, невозможно, запредельно. Даже Маришка, единственная женщина в мире, к которой он относился по-настоящему серьезно, исчезла из его мыслей, оставив расплывчатый акварельный след.
И еще через месяц все снова изменилось. Угрозы кредитора приняли конкретный характер, пока это были только слова, но за ними стояла опасная репутация. Только тогда, мысленно попросив у Лизы прощения, Андрей решился на аудиенцию у Владимира Васильевича Ляховского.
В кабинете мэра Андрей не стал лукавить. Он предельно честно описал свою ситуацию, добавив, что стыдится признаться в своей неудаче Лизе. Он любит ее, если она захочет – они поженятся, но, если Андрей не вернет свой бизнес, он не сможет обеспечить Лизе ту жизнь, которой она достойна.
Ляховский выслушал его молча, сказал, что подумает, как помочь Андрею. Закрыв за посетителем дверь, Владимир Васильевич набрал номер телефона дочери. Он задал только один вопрос и, услышав ответ, завершил разговор.
Всего через неделю Андреева заявка на участие в кредитной программе была подписана, а еще через три дня он ожидал поступления на свой счет нужной суммы.
Всю правду о своем Андрее Маришка узнала случайно. Как-то раз вечером к Мишке заглянул Борис. Причина была очень важная – пиво, а поводом встретиться оказалась новая – очень ядовитая – песня Боба, которую он посвятил выборам в местную власть, «которой хочется покрасть».
Хозяйка квартиры краем уха услышала тихий клокочущий рев со стороны кухни. Потом друзья долго пили на кухне, несколько раз зазывали и Маришку, но она отказывалась и делала вид, что смотрит передачу о русских селебрити.
На прощание, уже стоя в коридорчике и занимая своим телом значительную его часть, Боб резюмировал, что они с Мишкой отлично посидели. Маришка тоже высунулась из комнаты попрощаться.
– Жалко, что Андрюшка не пришел, – огорчился Миша.
– Ну, он теперь птица высокого полета, – пробурчал Боб, пакуя свою гитару, – задумал жениться на дочке Ляховского. Вы что, фамилию нашего мэра не знаете? – спросил он, видя пустоту в глазах друзей. – Тю… У них с Лизкой роман, понимаешь ли. Вообще-то Андрюха давно уже хотел с ней познакомиться, у него огромные долги, а Лизкин папаша может ему с кредитом помочь.
Мишка был слишком пьян, чтобы его слушать, а вот Маришка захотела подробностей, и все ее худшие подозрения оправдались: у него была женщина, он уходил из Маришкиной жизни. Эмоциональный и пьяный Боб не смог умолчать о самом главном: его друг не просто решал свои финансовые проблемы, он влюбился. Боб клялся носками далай-ламы, что наконец-то и Андрей попал по полной! И если бы не это обстоятельство, Маринка нервничала бы гораздо меньше.
Запершись вечером в ванной, она плакала, потому что ощущала в себе то же самое чувство отчаяния, которое овладевало ею каждый раз, когда возникал риск потерять кого-то из своих мужчин. Оба раза это чувство толкало ее к ужасному, и каждый раз после она с трудом отделывалась от чувства вины и страха быть разоблаченной.
И все равно на следующий день после работы, словно зомби, умерщвленный и воскрешенный жрецом вуду, она пошла к дому Андрея. Ей хотелось убежать, спрятаться под одеялом, заснуть и забыть друга детства, но ею будто кто-то руководил, заставляя ожидать его машину во дворе.
Весна только расцветала, было еще достаточно холодно. Скучая и начиная замерзать, Маришка вспомнила, что в эту же пору десять лет назад она впервые встретила Оксану… Как была ее фамилия?
Андрей приехал, когда солнце заходило за дома. Следом за ним из машины вышла женщина в необыкновенно красивой серенькой шубке. Смеясь (без сомнения – над Маришкой), они вошли в подъезд. Ждать всю ночь не имело смысла, Маришка ушла. Она вернулась на свое место во дворе Андрея утром, как раз в тот момент, когда Андрей грузился в свой джип, собираясь отбывать на работу. Лиза вышла к подъехавшей машине такси спустя полчаса. Тогда-то Марина и решилась подойти к ней.
– Вы меня не знаете, – обратилась она к Лизе, глядя прямо в глаза и понимая, что ей нечего сказать этой роскошной и немного усталой женщине. – Я – подруга Андрея.
– Что вам надо? – Лиза смерила Маришку высокомерным взглядом. Это была ее машинальная реакция на людей.
Маринке надо было только одно: чтобы Лиза провалилась под землю навсегда, но она ответила иначе, так, как подсказала ей интуиция:
– Вы должны знать, почему он с вами встречается. – Слова сами сыпались из ее рта, почти удивляя саму Маришку. – Андрей хочет кредит…
– Девушка, вы едете? – прокричал из салона такси водитель.
Лиза посмотрела в сторону машины, потом – на Маришку:
– По дороге мне расскажете, садитесь в такси.
И по дороге Маришка рассказала. Она знать не знала о том, чего именно боялась Лиза, но точным образом угадала самые страшные для нее слова. Андрей – предатель, поняла Лиза, он использует ее именно так, как это делали все мужчины в ее жизни.
Оставалось сделать лишь один звонок – папе, чтобы все стало на свои места.
– Так вы кто такая? – уточнила Лиза, разглядывая нервную рыжеватую девицу с очень белой кожей.
– Это не важно, – сказала Маришка. – Андрей сейчас в страшных долгах, на грани разорения…
– Вы уже это говорили, – оборвала ее Лиза. – Где вас высадить?
С тех пор в жизни Андрея Лизы больше не было. Не пришли на его счет и столь ожидаемые деньги. Телефон дочери мэра больше не отвечал, на прием к мэру было не пробиться, общие знакомые при вопросе о Лизе пожимали плечами.
Андрей находился в страшном смятении – за что? Он ничем не обидел Лизу, в то последнее утро они расстались более чем нежно. Андрею было очень тяжело – он действительно полюбил.
Свою просьбу о кредите, обращенную к отцу Лизы, Андрей никак не соотносил с ее исчезновением. К тому же Ляховский пообещал не рассказывать дочери о просьбе ее жениха.
Душевные страдания усугубил крах бизнеса. Он отдал деньги своему кредитору, продав плевательный заводик. Конечно, Андрей продал его более чем выгодно, но жаль было этот бизнес до слез! На остатки от выплаченных кредитору денег Андрей создал фирму, торгующую климатотехникой. Он хорохорился, шутил, завел молодую любовницу, но это была лишь хорошая мина при плохой игре.
* * *
Ни Андрей, печально склеивавший осколки своего сердца, ни торжествующая в душе, внешне безмятежная Маришка знать не знали, какую боль они оба доставили Лизе. Усмирить эту боль не могли ни дурман, ни хмель, ни секс.
Интуитивно Лиза пыталась разогнать тоску куражом, но тоска была такой непроходимой, что и кураж на ее фоне превращался в какую-то дикость. Лиза не обладала такой же мощной интуицией, какой была наделена ее губительница, подсказки Лизиной интуиции были неверными, как шпаргалки двоечника. И экзамен жизни оказался завален.
Лизу мотало и швыряло в пространстве и времени. Однажды она очнулась в Милане, в гостинице с сороконожками, в постели с ней лежал чужой мужчина, дороги из Гродина в Милан (через Москву, Краснодар или другой аэропорт) она не помнила… Прочих приключений тоже было полным-полно: Лиза трижды попадала в аварии с пьяными любовниками, в Лондоне ее задержали за попытку сбить камешком медвежью шапку с головы гвардейца у Букингемского дворца. Однажды она разделась до трусов в самолете между Москвой и Берлином, в зоопарке Мадрида ей удалось влезть в клетку с крокодилом, в изумлении от ее наглости вытаращившим глаза.
Успокоение она нашла на родине. Ранним весенним утром Лиза проснулась в своей огромной квартире совсем одна и даже без сигарет. Она накинула плащ, влезла в сапоги на шпильках, спрятала глаза за темными очками и направилась на остановку к ларьку с сигаретами. Очки помешали разглядеть подъезжающий мусоровоз, шпильки не позволили выскочить из-под его колес…