Глава 22
Саммит с пивом
Валдаев настороженно разглядывал доверенное ему существо. Существо настороженно разглядывало Валдаева.
– Как бы не помять, – сказал Александр и поудобнее пристроил круглую голову младенца у себя на локте.
– Держи. – Здоровякин вручил другу кружку портера под пенной шапкой. – Щас рыбку добуду.
Илья надорвал зубами вакуумную упаковку, добывая соленого лосося.
– У меня руки заняты, – отказался от пива (!!!) Саша. – Ум-тум-тум, тум-ту-рум, – промурлыкал он. – А ему нравится, как я пою! Смотри, ножкой в такт дрыгает! Тум-тум-тум, рум-ту-рум… Да отстань ты со своим пивом!
Валдаев не понимал, как можно пить пиво (это процесс, как известно, философский) в такой неспокойной обстановке.
Они с Ильей находились в эпицентре броуновского движения. Вокруг все шевелилось и пульсировало. Антон пылесосил. Эдик бил крышками кастрюль, как литаврами. Алеша занимался акробатикой на спинке дивана, норовя свалиться прямо на Валдаева. Даже Стасик не лежал спокойно, а извивался гусеницей. И все что-то бормотали, выкрикивали, скандировали.
Непонятно, почему при наличии в квартире четырех комнат дети концентрировались в одной. В той, где глава семейства принимал гостя (А. Валдаева).
– Зачем он пылесосит? – нервно спросил Саша. У него голова шла кругом, хотелось спрятаться от воя пылесоса. А грохот «литавр» рвал в клочья барабанные перепонки.
Но похоже, только он и испытывал дискомфорт. Илья наслаждался пивом. Темный портер янтарно сверкал в бокале, розовый лосось жирно блестел. И майора, по-видимому, совершенно не беспокоила непрестанная возня детей.
– Пивка попей, – кивнул он другу. – Антоша, хватит, выключай. Молодец, отлично пропылесосил.
– У вас ведь домработница, – вспомнил Валдаев.
– Ну, нравится ребенку пылесосить. Пусть, – умиротворенно сказал Илья. – Эдюша, родной, достаточно. Оставь крышки.
– Да, оставь! – с мольбой крикнул Валдаев.
Эдик перестал колотить.
– Сэр, а Рекс вернется? – спросил он у Валдаева.
– Надеюсь, – кивнул тот. – А раньше ты называл меня дядей Сашей.
– Наш бедный Рексик!!! – завыли дети хором.
– Бродит по улицам!
– Скитается!
– Ест на помойке!
– Или его вообще убили!!!
– О-о-о!!!
– Молчать!!! – заорал Валдаев. Его лицо приобрело странный фисташковый оттенок.
«Эге, как его перекосило, – пожалел Валдаева Илья. – А, так ведь сегодня магнитная буря! Ну надо же, кто бы мог подумать, что у Сани метеочувствительность!»
– Голова болит, да? – участливо спросил он друга.
– Как вы живете в таком дурдоме?!
– Почему в дурдоме? – обиделся Здоровякин. – У нас мило. Вот смотри. Покажу тебе фокус. Алексей, ну-ка сделай папе массаж воротниковой зоны.
– Чего?! – рассмеялся Валдаев.
Алеша спрыгнул со спинки дивана и принялся разминать богатырские плечи и шею папани.
– Эдик! Эдик! Рыбки еще притарань из холодильника!
– Розовенькой? – захлопал двухметровыми ресницами ребенок.
– Да, розовенькой.
Через секунду дитё притащило новую упаковку лосося.
– Антон, неси в кровать Стасика и посиди с ним, пока он не уснет.
– Осторожно! – заволновался Александр, перекладывая младенца на руки брату.
– Не волнуйтесь, дядь Саш, не первая лялька в моей жизни! – успокоил Антон.
– Алексей, теперь бери Эдика, книжку, и читайте Агнию Барто до полного изнеможения. Что? Пушкина? Хорошо, читайте Пушкина. Нет, не здесь. В вашей комнате… Ну, как тебе? – горделиво посмотрел на друга Здоровякин. – Ловко я всех трудоустроил, а? Теперь давай по пивку. Слушай, Сань, я посоветоваться хотел. Маша опять меня разлюбила. Не знаю почему. Смотрит зверем. Вроде бы все хорошо, квартира новая, Стасюша родился… А она смотрит зверем. Ну что я опять не так сделал?
Валдаеву некогда было отвечать – он наконец-то добрался до портера и сделал себе усы из пены.
– Кстати, ездил я в Саманкульский район к Воробьеву. Вместе с братом девицы. Той, которая разбилась, – сказал он.
– И что? И зачем?
– Ничто. Лейтенант Воробьев отсутствовал. Но этот Дима Штефан, похоже, от меня не отстанет. Цепкий, как клещ.
– Не впрягайся.
– Я не впрягаюсь.
– Ты впрягаешься.
– Нет, я не впрягаюсь.
– Впрягаешься, впрягаешься!
– Отстань. Не впрягаюсь я!!
– Впрягаешься! – упрямо повторил Здоровякин и прислушался к своему голосу. Где-то он уже слышал подобные интонации. Что-то в их виртуозном диалоге с Валдаевым было ему до боли знакомо. Ах да! Таким же образом строили разговор здоровякинские дети – мальчуганы трех и шести лет. – Короче, я тебя предупредил!
– Спасибо. Только мне теперь и самому интересно. Понимаешь, другом Дины Штефан был не кто иной, как художник Атаманов.
– Художник?
– Да. Он живет в лесу у той злосчастной горы.
– И на фига он тебе нужен?
– Я наслышан о нем от одной красивой женщины. Ну… У меня с ней сейчас роман, – приукрасил действительность Валдаев (у него был не роман, а голая физиология). – Ей принадлежит галерея «Фонтенуа», и она всячески продвигает этого демонического живописца.
– Ну, ты увяз, – вздохнул Здоровякин. – И зачем тебе это?
Он пожал плечами и открыл новую бутылку пива.
– Папа, папа, – притащился из детской Алексей. В руках он держал раскрытый том стихов.
– Ну что?
– Я вот не знаю, читать ли это Эдику. Он еще маленький!
– А что там? – Здоровякин взял у сына книгу и вслух зачитал четверостишие. Последнее слово не следовало бы произносить так громко. При детях.
– Тише ты! – заржал Валдаев. – Ну-ка, детки, брысь отсюда. Папа вам сказал – Агния Барто! А вы где-то мягкое порно откопали!
Да, детям попался том с фривольной поэзией Пушкина. Из целого собрания сочинений – а ведь Пушкин и сказки писал! – они выбрали именно этот том. Причем в данном издании неприличные слова не маскировались жеманными многоточиями, а печатались открыто.
– Классно, обалдеть! – восхитился Здоровякин. Он прямо-таки зачитался. – Нет, ты только послушай!
Теперь Мария могла с гордостью сообщать всем, что ее муж, майор милиции Здоровякин, не только штудирует Льва Толстого (Илья благополучно преодолел две первые страницы «Анны Карениной»), но и без ума от Пушкина. Ай да майор!
– Привет, деятели! – улыбнулась Вероника. – Как вы здесь?
Анастасия с нежностью посмотрела на гостью. Собственница галереи, обращаясь к ней и Атаманову одновременно, как бы объединила их в пару. Это приятно щекотало Настино самолюбие.
– Проходите, мы вас ждем!
– Слава богу. Ждете. – Вероника прошла в дом.
Она разделась и даже не поискала глазами зеркало – как женщина, абсолютно уверенная в собственной красоте.
– Сто лет у тебя не была, – сказала она Атаманову. – Иди, там в багажнике продукты. И еще кисти и краски.
– Продукты? – удивилась Настя.
– Забочусь, – объяснила Вероника. – Даже ананас вам купила. И две бутылки хорошего вина.
– Анастасия! Бегом! – приказал художник.
– Куда ты девушку гонишь! – возмутилась Вероника. – Там неподъемная коробка. Сам сходи.
– Да я принесу! – подхватилась Настя.
– Стоять! Назад! – крикнул Атаманов. И выскочил на улицу.
– А тут все как-то изменилось, – заметила Вероника. – Постойте! Откуда эти пейзажи?
Галеристка внимательно рассматривала картины, вывешенные в холле. Настя маячила неподалеку. Художник, выгрузив продукты, подошел к экономке сзади, обнял за плечи и уперся подбородком в ее затылок. У той оборвалось сердце. «Предупреждать надо, когда начинается приступ нежности, – сердито подумала она. – Что же это такое? То и слова не добьешься, то душит в объятиях!»
О, если бы это объятие длилось вечно!
Она не смела пошевелиться.
– Это все Настя, – сказал Атаманов. – Разворошила залежи на чердаке, нашла, повесила. Теперь любуемся. Я и забыл про них.
– Недурно, недурно, – придирчиво разглядывала Вероника атамановские шедевры. – Вот эти три заберу в галерею. Готова их продать. Ты согласен?
Она с улыбкой посмотрела на прилипших друг к другу голубков.
– У вас, я вижу, все в порядке?
– Уммрр, – довольно мурлыкнул Атаманов.
«Скотина, – подумала Настя. – Лицемер, обманщик! Почему он нежен со мной именно в присутствии Вероники? Тогда, на выставке, осыпал меня поцелуями. И сейчас мнет, как медведь… А! Да он пытается заставить ее ревновать! Все ясно! Он к ней неравнодушен. А Вероника говорит с ним только о делах. Значит, я – подручный инструмент для достижения цели. Все понятно!»
Уныние, близкое к отчаянию, охватило Настю. Она дернула плечами и избавилась от лап художника.
– Давайте обедать, – хмуро сказала она.
– Кстати, Андрюша, я привезла деньги, – вспомнила Вероника. – Держи. Тебе понравится.
Атаманов рассеянно бросил на стол увесистый конверт с деньгами, даже не заглянув внутрь…
В течение обеда художник и импресарио говорили на производственные темы, а Настя терзалась мыслью, что она для Андрея – пустое место. Потом Вероника отправилась во двор курить.
– Давай за компанию? – предложила она экономке. – И будем на «ты»?
Настя, как приклеенная, отправилась вслед за Вероникой на улицу. Она вглядывалась в лицо галеристки, пытаясь понять, действительно ли та – серьезное препятствие на пути к сердцу художника. Прошлая встреча с хозяйкой галереи была для Насти окутана туманом. Ведь на презентации она совершенно опьянела от шампанского (и еще больше – от нежности Атаманова).
А сейчас она пристально рассматривала гранд-даму. Да, если Андрей неравнодушен к своему дилеру, вряд ли Настя может на что-то рассчитывать. Вероника была красива, ее жесты пленяли изяществом, тембр голоса завораживал… И еще Настю удивило полное отсутствие высокомерия. Они были разными – богачка и нищая, собственница галереи и экономка. И в то же время их сближали грусть и растерянность, заполнившие душу каждой.
Настя принесла две чашки кофе. Девочки уселись в беседке.
– Я ехала сюда в отвратительном настроении, – призналась Вероника. – А сейчас в нирване. Как здорово, а? Снег, воздух, сосны…
По мнению Насти, воздух действительно был бы чудесен, если бы Вероника не отравляла его сигаретным выхлопом.
– Нет, я понимаю Андрюшу. Только здесь и нужно жить. Не в городе. Он тебе нравится?
Вероника буравила домработницу пытливым взглядом.
– Что? Кто? А? – заметалась Настя.
– Нравится, я вижу.
– Ну, вообще-то…
– Хорошо, что ты здесь. Он стал гораздо спокойнее.
– Спокойнее?! Я бы не сказала! – обиженно произнесла Настя.
Атаманов вовсе не казался ей спокойным. Вчера он наорал на нее из-за трех истерзанных тюбиков краски, выброшенных Настей в мусор. Но его вопли все же лучше, чем полное пренебрежение.
– Впрочем, еще вопрос, необходимо ли творческой личности спокойствие. Да… С Андреем, конечно, не соскучишься. – Вероника пристально посмотрела на Анастасию. – А ты смелая девушка.
– Почему?
– Живешь тут в лесу… С Атамановым. Ему приписывают жуткие грехи…
– Что? Какие грехи? – испугалась Настя.
– Ты ничего не знаешь?
– Нет!
– Ну и не надо! – бодро сказала Вероника. – Нечего верить всякому бреду. Не знаешь – и хорошо! Спать будешь спокойнее.
– Теперь я точно не усну, – выдавила Настя. – Ты меня испугала, Вероника!
– Ну что ты, малыш, ни о чем не думай. Мы с Атамановым уже четыре года вместе. Он классный парень, правда. А если кто-то станет говорить тебе о нем гадости – не верь…
На этой оптимистичной ноте Вероника оборвала беседу. Она поднялась со скамьи и ушла в дом. Вскоре художник и его преданный дилер начали орать друг на друга и швыряться тарелками. Наверное, это было обычной манерой их деловых переговоров.
Суть вопроса заключалась в следующем. Вероника нашла крупного заказчика. Капиталист очаровался сочным многоцветьем на картинах Атаманова и решил ангажировать художника на создание коллекции тканей. Заказчик владел крупной компанией и заполонил страну отличными и недорогими трикотажными изделиями, даже потеснив китайский ширпотреб. Отдав на откуп Атаманову дизайн тканей, заказчик надеялся завоевать и мировой рынок. Безбрежная фантазия художника рождала необычные и оригинальные колористические сочетания, узоры, принты. Картины Атаманова доказывали его неистощимость. Трикотажный король согласен был щедро оплатить услуги живописца.
Но Атаманов не воспылал огнем вдохновения, услышав от Вероники о заказе. Он устроил бурный скандал, обвиняя импресарио в меркантильности, жадности и попытках обезличить его утонченную индивидуальность, поставив ее на конвейер. Ему жаль было тратить время и силы на вырисовывание орнаментов для джемперов и пончо.
Вероника уехала рассерженная.
…Вечером Настя, измученная напрасным ожиданием, решила проявить инициативу. Вместо обычных джинсов она надела тонкое длинное платье без рукавов. Атаманов лежал на диване и нервно чертил на бумаге какие-то эскизы. Настя села рядом и положила ладонь на плоский живот художника. Ее глаза загадочно мерцали.
– Андрюша, – ласково начала она.
«Да, сейчас я выгляжу невероятно соблазнительно!»
Атаманов молча убрал ее руку, встал с дивана и ушел наверх. Он не произнес ни слова!
Настя уткнулась лицом в диванную подушку, пропитанную запахом его волос, и зарыдала. Зачем сегодня он обнимал ее за плечи, зачем прижимал к себе?!
