Глава 29
СЕРЫЙ КАРДИНАЛ СЕКТЫ
Взрыв и последовавший за ним пожар не сумел уничтожить добротную постройку из древнего ракушечника. Пострадала только задняя его половина: разрушилась часть стены у лестницы за сценой, обвалилась крыша – тоже частично, ну и вылетели окна.
Теперь несчастное здание стояло в предзакатной летней тишине, едва коптя небеса.
Казалось, не только Гродин, но и весь остальной мир тоже погрузился в сонное наркотическое блаженство, и нет никому дела до ужасной гибели почти тысячи человек. Возможно, людское сообщество решило, что эти люди достойны своей смерти, потому что жадны, легковерны и позволили себя одурачить и купить. Возможно, это был план – оставить полуразрушенный Дворец пионеров в нынешнем состоянии, с мертвыми телами в своем выжженном чреве? Тела истлеют, останутся лишь голые скелеты, и горожане будут водить своих детей на старинное пепелище, сопровождая дикое зрелище назиданием о вреде сектантства.
Однако это лишь фантазия. За несколько часов до происшествия в МЧС Гродинской области позвонил человек. Он говорил торопливо, хриплым прокуренным голосом, словно боясь быть пойманным на месте преступления. Человек отчаянно просил прислать машины скорой помощи, милицейский наряд, пожарных, только скорее! Девушке-оператору показалось, что вызов звучит, мягко говоря, истерически. Она отцепила наушники и сообщила о странном звонке своему начальнику. Тот еще вчера получил одно весьма внятное распоряжение от Магистра рыцарского ордена и нарушать его не собирался. Оттого и правила бал вокруг Дома пионеров ее величество Тишина.
Не менее чем через сорок минут после взрыва к Дому пионеров подошла первая группка людей. За минуту до их появления от горящего здания отъехал микроавтобус, в котором удирали с места преступления оставшиеся в живых зомби. Их было около двадцати человек – шокированных и оглушенных собственными деяниями. Отупение, вызываемое таблетками, прекращалось, зомби становились людьми, вид мертвых тел и гибель Кумарова вмиг дестабилизировало элитное сектантское подразделение. В автобусе люди в камуфляже договорились, что сейчас они все спрячутся, разъедутся, исчезнут и никогда-никогда в жизни никому не скажут ни слова о том, что случилось в этом страшном месте в этот страшный день.
А любопытствующие, пришедшие к горящему дому, застыли, увидев картину пожара. Настоящий шок поджидал решившихся заглянуть внутрь здания. После прихода первых любопытных подошли и другие, вскоре заголосили сирены – это подъехала милиция, пожарные, «скорая».
…Паша открыл глаза, приподнялся на локте и увидел Учителя, лежащего в двух шагах от него самого. Светоч лежал на спине, вытянувшись и даже сложив руки на груди. Его морщинистое лицо, грушеподобный нос, тонкогубый рот и скошенный подбородок были залиты кровью. Голова и тело ужасного человека с некоторого времени и навеки веков были продырявлены. Стреляли в него неумело, зло, торопясь.
Седов вскочил на ноги, не понимая, что убийцы давно и след простыл. И тут он понял, что не может больше дышать. Падая на землю, увидел приближающуюся к нему плачущую Лилю и человека в белом халате.
На этот раз Пашка очнулся в больничной палате. Первое, что припомнилось, – мертвое лицо Учителя и догадка: в его убийстве обвинят отставного сыщика Седова.
Прислушиваясь к своему самочувствию, он сел на кровати, потом поднялся на ноги. Голова кружилась и побаливала. Один неверный шаг, другой, третий – уже увереннее. Ничего…
За окном цвело августовское утро, до которого Паше не было никакого дела. Он был полностью сосредоточен на своей идее: найти убийцу Учителя и бухгалтера, чтобы снять с себя подозрения.
В палате, кроме Паши, лежало еще пять человек – все они кашляли и были перевязаны в разных местах. Было ясно, что это пострадавшие сектанты. Паша опасался, что они узнают в нем террориста, захватившего их Учителя, но – обошлось. Видимо, беднягам было не до того.
Натягивая свою перепачканную травой одежду, Пашка вспоминал адрес Опавшего Листа, который тот называл во время допроса. Адрес кое-как вспомнился. У ворот больницы очень кстати встретилось и такси.
…У нужной двери Пашка на секунду закрыл глаза, убеждая себя сосредоточиться. А сосредоточившись, увидел, что дверь была опечатана, но сейчас печать сорвали. Значит, Анохин возвращался домой после того, как его отпустили из кабинета следователя.
Паша толкнул дверь, и та открылась с тонким скрипом.
Жил Опавший Лист в роскошных апартаментах, совершенно точно отражавших вкусы и пристрастия их обладателя. Здесь было просторно, полировано, озеркалено и пафосно.
Пройдя сквозь пустующие анфилады комнат, Пашка остановился перед одной прикрытой дверью. Он толкнул ее тыльной стороной ладони и увидел спальню Листа – огромная кровать посередине, отраженная зеркальным потолком, толстые зеленые портьеры дарили интимный полумрак.
Чуть сбоку от кровати лежал человек, ковер под ним багрился кровью, сам он был залит кровью, кровавая пена выступила на его лживых губах.
– А! – слабо вскрикнул Пашка, вовсе не ожидавший увидеть, что убийцу убил кто-то третий.
Он подошел к телу. Оно оказалось простреленным в нескольких местах. Окаймленные красным отверстия были в груди, животе, шее. В виске рана была скользящая, пуля, должно быть, только оцарапала кожу и застряла в ковре. Характер ранений Анохина, сообразил Седов, был аналогичен ранам на теле Учителя. Обоих убивал один и тот же стрелок-дилетант.
Позади тела, на ковре, валялся маленький кокетливый револьвер. Седов достал носовой платок, осторожно поднял хромированную игрушку и понюхал отверстие ствола. Порохом оно не пахло. Проверив барабан, Пашка убедился, что Опавший Лист револьвером воспользоваться не успел. Седов сунул оружие в карман.
Стоя над телом проповедника, рыжий сыщик наконец услышал еле заметное сипение. Он взял руку Анохина, проверяя пульс, и с удивлением убедился: жилка слабо трепетала под его пальцами. Он хотел бы спросить, кто сделал это? Но полумертвый человек на полу от настоящего трупа отличался только этим слабым трепетанием и едва слышным сипением.
Скорую Седов вызвал анонимно, с городского телефона.
– Вам, может, чайку налить? – Немолодая женщина приглядывалась к землисто-бледному лицу гостя, и в глазах ее, голубых, широко расставленных, лучистых, отражалась искренняя жалость. – Вы болеете, что ли?
– Чаю? – переспросил Паша, борясь с новым приступом кашля. Он не хотел напугать приветливую женщину, но, кажется, уже вызвал тревогу. – Да, пожалуйста.
Хозяйка легко подскочила с места и затанцевала вокруг плиты, приговаривая, что чаек у нее отменный, мертвого на ноги поставит, а если у вас грипп или, к примеру, пневмония, то сразу отпустит после такого чая, непременно отпустит и взбодрит.
– А может, вы поедите чего? У меня рыбка жареная. Для Димки жарила, а он не ест, хоть убей!
Женщину эту звали Тамарой Васильевной, и приходилась она родной теткой Эле, девушке со светлыми волосами. Седов оказался на ее чистенькой кухоньке, решив, что танцевать надо от печки. В том смысле, что начнет он искать убийцу с того места, где все однажды закрутилось. Началось же все с Эли, и именно сюда, в уютный частный дом, ездила она после свиданий с рыжим алкоголиком полгода назад. А выходила Эля из этого вот дома, ведя за руку мальчишку лет десяти, светловолосого и шустрого, как и она сама.
Тамаре Васильевне Седов представился знакомым племянницы. Женщина тут же пожаловалась, что Эля уехала, а ее не предупредила.
– Срочная командировка, – уверенно соврал Пашка, покашливая в сторону. – Эля просила привет передать и глянуть, все ли с сыном в порядке.
Дима, как выяснилось, играл с соседскими мальчишками где-то на улице.
– Я вот что хотел спросить у вас, Тамара Васильевна, – начал Седов, будто бы слегка смущаясь. – У нас с Элей вроде что-то складывается. Ну, отношения… – Он лицемерно потупился. – Она очень нравится мне, только вот была у меня в прошлом одна история, когда я с женщиной завязался, а тут ее муж вдруг появился. Ну, разборки начались, сами понимаете!
Тамара Васильевна присела к столу. В ее руке тоже парила чашка чая, а глаза становились все грустнее. Отпив глоточек из своей чашки, она вздохнула:
– Не возникнет муж, не бойся. Погиб он давно.
– Как погиб?
Хозяйка согласно покивала:
– Да, да, погиб, да так ужасно! В машине взорвался! Я своими глазами видела: он вышел из моего дома, сел в свою машину – а она модная такая была, низкая, гладкая, как голыш у моря, – и вдруг: тарарам! Ой, стекла у нас повыбивало, машину – в клочья разнесло. Труп его еле по кусочкам собрали!
Паша изобразил удивление:
– За что его взорвали?
– Там целая история. – Тамара Васильевна устроилась на своем стуле поудобнее, отхлебнула глоток чаю и стала с аппетитом рассказывать: – Игорь-то Элькин был аферистом первостатейным. То машины чужие людям продавал, то квартиры, то акции какие-то выпустит, то «пирамиду» навроде МММ соорудит. Ох, двурушничал, брехал, угрем изворачивался! Вот и отомстили ему, стало быть!
– А Эля?
– И Элю втягивал. Она же не такая – у нее мама-папа честные люди были. Умерли они давно. Но Элька Игоря боялась страшно!
– С его смерти Эля одна?
– Появился года три назад один, – равнодушно сказала женщина. – Ни рыба ни мясо. И как Элька с ним связалась – не понимаю. Игорь тот хоть красавец был – блондин, глаза голубые! А Рома – толстый, тихий, скучный. Ты ей больше подходишь, я сразу вижу, что у вас выгорит!
Она подмигнула, и Паша искусственно просиял.
– Здравствуйте, – послышался голос от двери.
Тамара Васильевна, а за ней и усталый Седов, потиравший морщинку между бровей, повернулись на высокий звук этого голоса, то ли мужского, то ли женского, осторожного и тихого. На пороге стоял тот самый Роман, ни рыба ни мясо. Учитывая намеки третьего глаза, Паша не слишком удивился появлению нового гостя.
– И ты здесь, Павел? – проговорил Роман, заметив Седова. – Здравствуй.
Он прошел к столу и протянул Пашке свою пухлую руку.
– Здравствуй, Игорь, – ответил Седов, пожимая эту руку.
