Глава 10

Мэг глубоко вздохнула; в дрожащем пламени свечи заискрилось фамильное ожерелье Глендруидов.

– Если бы у тебя были глаза Глендруидов, ты не думал бы обо мне так дурно, – сказала она.

– У меня есть глаза, данные мне Богом, и они видят достаточно хорошо.

– Если ты обо мне такого невысокого мнения, то почему ты согласился на брак? – Прежде чем произнести эти слова, Мэг уже знала ответ.

– Земля и имущество, – сказала она раньше, чем Доминик успел открыть рот.

– И наследники.

– Ах, да. Наследники.

– В отличие от Джона, – грубо заговорил Доминик, – у меня нет желания растить чужого ребенка или собственного видеть бездомным, лишенным всех прав.

Мэг отвернулась так стремительно, что подол ее платья закружился подобно водовороту. Доминик успел схватить ее за руку прежде, чем Мэг оказалась вне досягаемости.

– Жена, я спрашиваю тебя в третий раз. Собираешься ли ты воспитывать внебрачного ребенка Дункана?

Мэг открыла было рот, чтобы ответить, но нужные слова не приходили ей на ум. Если бы она оказалась на месте Доминика и не имела бы глаз Глендруидов, тогда, быть может, и она была бы такой же подозрительной. Но тем не менее все это уязвляло ее.

– Нет, – произнесла Мэг, так и не повернувшись лицом к Доминику.

Ее низкий голос дрожал. Да и в ней самой все трепетало.

Доминик понял, что грубо обращается с девушкой, и незаметно ослабил хватку.

– Не надо бояться меня, соколенок, – мягко обратился он к ней. – Я никогда не бью птиц, лошадей и женщин.

Мэг резко повернулась к нему. Бешеный блеск зеленых глаз показал Доминику, что вовсе не страх заставлял ее дрожать.

Это была ярость.

– Я не дрессированная обезьянка, чтобы выполнять любую команду хозяина, – проговорила Мэг сквозь зубы. – Я стояла рядом с тобой перед Господом чистой, как свежевыпавший снег, однако до сих пор я не слышала из твоих уст ничего, кроме оскорблений.

С минуту Доминик молча изучал свою непокорную жену, девочку, которая оставалась рядом с ним только потому, что он держал ее за руку железной хваткой.

– Ты не слышала из моих уст ничего, кроме правды, никаких оскорблений, – терпеливо начал Доминик сдавленным голосом. – Была ли твоя мать беременна, когда выходила замуж?

– Да, но…

– Была ли ты когда-то помолвлена с Дунканом из Максвелла?

– Да, но…

Доминик резко перебил Мэг:

– Ты предупредила меня о засаде в церкви?

По стройному телу Мэг пробежала дрожь.

– Нет, – прошептала она.

– Почему? Твоя привязанность к этому ублюдку настолько сильна, что ты не смогла предупредить своего суженого о готовящемся жестоком насилии?

Плененная рука Мэг беспомощно дернулась, но Доминик тут же предотвратил попытку высвободиться.

– Ты бы повесил Дункана, – еле слышно выговорила Мэг.

– На первом попавшемся дубе.

– Я не вынесла бы того, что явилась причиной его смерти.

Доминик сжал губы. Он понял, что все его страхи подтвердились: его жена в самом деле была привязана к Дункану.

– Казнь Дункана могла бы вызвать войну, – продолжила Мэг, – войну, которую люди из Блэкторнского поместья не смогли бы вынести.

Доминик фыркнул.

– Мой народ… – Голос Мэг ослабел.

Легкая дрожь пробежала по ее телу. Мэг была похожа на туго натянутую струну: еще чуть-чуть – и она разорвется.

– Моему народу нужен мир, чтобы выращивать урожай и воспитывать детей, – твердо сказала Мэг. – Им это просто необходимо. Ты можешь это понять?

Доминик взглянул в таинственные зеленые глаза девочки, гордо защищавшей жизнь своего народа. Не свою собственную. И не жизнь Дункана.

Ее народ.

– Да, – наконец медленно произнес Доминик. – Это я могу понять. Каждый, кто страдал от войны, может понять, какое утешение несет мир. Именно поэтому я вернулся в Англию. Выращивать урожай, растить детей. Мир, а не война.

Мэг глубоко вздохнула.

– Хвала Господу! – воскликнула она. – Когда ты так осторожно держал сокола, у меня появилась надежда…

Ее голос зазвучал так тихо, что слышно было, как потрескивают дрова в камине.

Огрубевшими в сражениях пальцами Доминик поднял к себе лицо Мэг.

– Какая надежда? – спросил он.

– Что ты не тот кровожадный дьявол, о котором рассказывают страшные истории. Что в тебе есть доброта. Что…

Мэг замолчала, потому что Доминик стал поглаживать большим пальцем ее нижнюю губу.

– Так что? – поинтересовался он.

– Я не могу думать… когда ты…

– Делаю это?

Мэг слабо кивнула. Этого движения оказалось достаточно, чтобы его палец коснулся и ее верхней губы. Глаза ее расширились от неожиданного ощущения. Она, не задумываясь, отпрянула назад, но Доминик удержал ее рядом с собой, обхватив другой рукой за талию.

– Не надо бороться со мной, соколенок. Я – твой муж. Или мои прикосновения так неприятны тебе?

– Н-нет. Я просто не ожидала, что ты будешь ласков со мной.

– Почему?

– Ты дурно обо мне думаешь, – слабо шепнула Мэг.

– Я думаю, как мужчина, который не знает своей жены. Для того чтобы мое мнение изменилось, мне надо узнать тебя получше, не так ли?

Глаза Мэг расширились. Она задумалась, оценивая, сказал ли он правду или солгал, проверяя его так же тщательно, как и он сам взвешивал каждый свой поступок.

– Ты имеешь на это право, – согласилась она через некоторое время. – Ты должен узнать меня лучше. Тогда ты поймешь, что можешь доверить мне свою честь.

Доминик издал неопределенный звук и снова дотронулся до губ Мэг. Новые ощущения вспыхнули в девушке, и это смущало ее. Она и не подозревала, что ее тело пронизано скрытыми огненными нитями.

– Ты такая нежная, – сказал Доминик низким голосом.

– А ты – нет.

Доминик приподнял левую бровь и скорчил забавную гримасу, как бы соглашаясь со сказанным. В этот момент по крайней мере одна часть его тела была отнюдь не мягкой и нежной. Близость непокорной жены оказала на него сильное воздействие.

– Твои руки, – принялась объяснять Мэг, не понимая его унылого ребячества, – они огрубели на войне. Я чувствую себя рядом с тобой так, как будто мы из разных миров.

– Эта мысль приходила мне в голову, – слегка улыбнувшись, произнес Доминик.

Мэг посмотрела в серые глаза мужа, которые горели огнем, присущим только мужчинам. Они были, как глубокие озера, и она не хотела глубже вникать в его мысли, чтобы не увидеть за этим холодного расчета. К своему облегчению, она поняла, что чувствует себя спокойно; думая о том, что ее ожидает в брачную ночь, она не предполагала, что Доминик будет ласков с ней, хотя сама она была, как неприрученный сокол, недавно посаженный в клетку.

– Ты по-прежнему боишься меня? – спросил Доминик.

– Да, – прошептала она.

– Ты должна привыкать к своему новому положению, – заметил он. – Могу ли я держать тебя с повязкой на глазах в темной клетке так, чтобы ты ничего не ощущала и не воспринимала, кроме моего голоса, моих прикосновений и моего дыхания?

Когда Мэг собралась ответить, Доминик нежно погладил ее губы и с такой же нежностью посмотрел на нее.

– Нет. – Он сам ответил на свой вопрос. – Я бы не допустил, чтобы даже самая прекрасная повязка из нежнейшего шелка скрывала красоту твоих глаз.

Доминик прикоснулся к ее шее, и это заставило Мэг испуганно вскрикнуть.

– Я не принесу тебе вреда, – успокаивающе заговорил он. – Подобно моему соколу, ты слишком прекрасна и хрупка и в то же время отважна, чтобы я решился навредить тебе неосторожным движением. Закрой свои Глендруидовы глаза и просто отдайся ощущениям. Позволь мне прикасаться к тебе, пока ты не перестанешь бояться моей руки.

Доминик говорил и в то же время продолжал свои ласки, которые одновременно успокаивали и смущали Мэг.

Глаза ее медленно закрылись, что лишало ее возможности рассматривать проницательным женским взглядом мужскую душу. В течение долгого времени слышно было только потрескивание горящих дров в камине и слабое дыхание Мэг. Никогда прежде она не испытывала таких ощущений, какие вызывали в ней ласки Доминика.

– Это – как солнечный свет, – наконец прошептала Мэг, вспоминая тепло солнечных лучей.

– Что «это»?

– Твои прикосновения.

Доминик улыбнулся, и его улыбка была далеко не такой нежной, как его пальцы, но глаза Мэг были закрыты, и она не смогла уловить разницу.

– Этому есть только одно объяснение, – сказал он. – Твоя кожа такая же нежная, как лепесток самой прекрасной розы, которую я когда-либо видел. Ее нельзя трогать по-другому.

Улыбка заиграла на губах Мэг. Пальцы Доминика заскользили вниз от ямочки на шее до сверкающего ожерелья, лежавшего на груди. Мэг порывисто вздохнула.

– Тихо, мой соколенок, – промолвил Доминик низким голосом. – Скоро ты доверишь себя моим рукам.

– Даже твоей силы оказалось бы недостаточно, если бы я обрушила весь свой вес на твое запястье.

Доминик засмеялся и приподнял Мэг одной рукой. Она с удивлением открыла глаза.

– Могу я попросить тебя закрыть глаза? – мягко произнес Доминик. – Закрой глаза и почувствуй себя, как только что пойманный сокол.

Доминик провел пальцами по векам Мэг, закрывая ее глаза.

Неожиданные ощущения заставили Мэг затаить дыхание. Когда она пришла в себя, Доминик сидел в кресле, принадлежавшем когда-то дедушке лорда Джона, а она оказалась на коленях у мужа, и ноги ее были перекинуты через ручку кресла. Она упрямо зашевелилась, только для того, чтобы руки мужа ее удержали.

– Ты – пойманный сокол, ты помнишь? – спросил он. – Вот так мы и будем изучать друг друга.

Постепенно напряжение Мэг исчезало. Доминик распустил ее волосы, и они заструились каскадом.

Мэг издала неопределенный звук, робкий смешок или трепетный вздох, или то и другое вместе. Тихая близость и неожиданные ласки удивили ее. За те минуты, которые Доминик провел в ее комнате, он доставил ей больше удовольствия, чем она ожидала от всей брачной жизни.

Однако Мэг обнаружила, что хочет большего. Так же как когда-то она испытывала страдания от его безжалостной сдержанности, так теперь она ощущала внутри себя кипение и какой-то голодный огонь. Она никогда и не подозревала, что такие чувства могут бушевать внутри нее. Словно смотришься в зеркало и видишь незнакомца, пугающего и притягивающего одновременно.

Не сознавая того, Мэг зарылась поглубже в объятия Доминика. Податливость ее тела наполняла Доминика холодной радостью и горячей неутоленной жаждой. Он волновался, трепетал и возбуждался все больше с каждой секундой.

Мэг улыбалась, как будто бы с закрытыми глазами могла видеть, как пробуждаются его чувства.

– Ты подглядываешь? – проговорил Доминик хрипло.

– Нет, но очень хотела бы.

«Помедленнее, – предупреждал он себя. – Я не могу взять ее, пока у меня нет доказательств, и не имеет значения, что она упорно отрицает свое сожительство с моим врагом».

Но было бы действительно приятно лежать обнаженным рядом с ней и чувствовать ее прикосновения.

Мысли о белых, тонких руках Мэг, которые гладят его, заставили его почти застонать.

– Ты смеешься? – поинтересовалась она.

– Нет. Смеялся бы я над диким соколом, парящим в небесах?

Восторг, который прозвучал в голосе Доминика, очаровал Мэг. Она улыбнулась и прислонилась к его груди. Тепло его тела заворожило ее. Не зная, почему она это делает, Мэг подчинилась человеку, который расчетливо околдовал ее своей нежностью и очаровал своим восхищением.

– Ты как-то по-особенному похож на солнце, – промурлыкала Мэг.

Доминик смотрел на длинные золотистые ресницы Мэг, ее кремовую кожу и приоткрытые губы. Девочка оказалась полна зрелой чувственности, и это было так же неожиданно, как неистовый голод, который она вызывала в нем самом. Желание росло в нем и угрожало опрокинуть все его холодные расчеты и умные планы.

Доминик безжалостно, но безуспешно боролся со своей страстью.

– Ну, и чем же я похож на солнце? – спросил он после того, как смог овладеть своим голосом.

– Теплом, мой господин. Ты похож на огонь.

– Я обжигаю тебя?

– Это не больно. Ты согреваешь меня, как солнечные лучи после долгой зимы согревают землю.

– Тогда прижмись ко мне сильнее, соколенок. Прислони головку к моей груди. Изучи меня, мою кожу и запахи.

После некоторого колебания, под мягким давлением его руки Мэг нагнула голову. В молчании она потерлась щекой о его грудь. Ткань не могла скрыть рельефа его мышц. Когда Мэг поняла это, в ней все затрепетало.

– Тебе холодно, – сказал Доминик, – позволь, я согрею тебя.

Бушующая в нем страсть сделала его голос низким, почти грубым. Он испугался, что это может отпугнуть Мэг. Он не хотел этого. Особенно сейчас, когда ее тело наконец расслабилось под ласками мужчины, от которого она ожидала только страдания.

Доминик прикоснулся губами к губам Мэг. Она открыла было глаза, но он тут же прикрыл их быстрыми поцелуями. Видеть она не могла, поэтому пришлось изучать его лицо губами.

– Какое приятное ощущение, – прошептал Доминик. – Как теплый дождь.

– Гвин говорит, что вода – стихия нашего рода. А меня называют дриадой, душой дерева. Род Глендруидов – древний род языческих жрецов.

У Мэг перехватило дыхание, когда Доминик стал поглаживать языком ее нижнюю губу. Но очень скоро он остановился, и остался лишь вкус его прикосновений. Тогда Мэг сама стала кончиком языка исследовать те места, к которым прикасались его язык и губы.

Доминик был изумлен. Он многого мог ожидать от своей жены, но не этого. Он признавал в ней волю и ум, но чувственной страсти, так не сочетающейся с ее сдержанностью, не предполагал, – Я обидел тебя? – поинтересовался он.

– Нет.

– Ты вздрогнула.

– Ты удивляешь меня, – просто сказала Мэг. – Я не знаю, чего ожидать от тебя дальше.

Улыбка Доминика выражала торжество противника, которого легко удивить, легко и победить.

– Тебе это не нравится? – спросил он.

Она покачала головой и облизнула губы.

– Это придает тебе особый аромат.

– Ну да, как лимон – турецким леденцам.

– Я не пробовала турецких леденцов.

– Это надо исправить. Попробуешь. А потом попробуешь меня.

– Это как?

– Как пробуют конфеты? Ртом. То же и с телом. Можно даже куснуть. Слегка.

Эта идея одновременно изумила и заинтриговала Мэг, отвечая каким-то тайным ее желаниям.

– А это… прилично? – осведомилась она.

Доминик собрался было сказать, что ухаживания Дункана, должно быть, были более неприличны, но вовремя остановился. Сейчас не нужно отвлекаться на Дункана из Максвелла.

«О силы небесные, – подумал он, – я ведь по-настоящему мучаюсь при мысли о нем. Это уже не голос оскорбленной чести, а физическая боль. Или это от неудовлетворенного желания? Ведь ее тело так доступно, так близко».

– Это не только прилично, – сказал Доминик, осторожно прижимая к себе Мэг, – но это еще и доставляет большое удовольствие. Оближи свои губы.

Пока она исполняла его просьбу, он пожирал ее страстным взглядом, который выдавал его бешеное желание.

– Что ты почувствовала?

– Э-э… – нахмурилась Мэг. – Если честно, то ничего Мои губы были сухими, а теперь – влажные.

Доминик, наклоняясь к Мэг, загадочно улыбнулся.

– А теперь прислушайся к своим ощущениям, – прошептал он.

Доминик осторожно провел кончиком языка по краям ее губ. Больше он ничего не собирался делать, но она испуганно вскрикнула, и это возбудило его до такой степени, что он не смог устоять. Его язык скользнул в ее рот; он сделал это более осторожно, чем требовало его тело, но менее осторожно, чем было допустимо на данном этапе приручения сокола.

Его действия на мгновение напугали Мэг. Но внезапно она поняла, что это было приятно. В дыхании Доминика запах экзотических сладостей смешался с дымом костра. Она почувствовала во рту слабый привкус соли. Еще был сложный запах, которого она не смогла распознать. Желая в нем разобраться, Мэг прикоснулась языком к языку мужа. Доминик зарылся пальцами в волосы Мэг и наклонил ее голову назад, все глубже и глубже уходя языком в ее рот. Сначала Мэг была слишком удивлена, чтобы понять, приятно это или нет, но первобытный ритм поцелуев породил волну ярких ощущений. В ней быстро разгорался огонь, нежный и неистовый. Доминик попытался просунуть руку под серебристую ткань платья Мэг и коснуться ее груди, но этому помешало ожерелье. Его надо было расстегнуть и снять, а Доминик не хотел прерывать поцелуй.

Тогда он приподнял подол и положил ладонь ей на бедро.

Потом Доминик, наклонив голову, медленно погладил ее губы. Мэг наконец зашевелилась под его нежными ласками. Она дрожала от испуга, но больше – от возбуждения, которое внушили ей его руки.

Несмотря на то что Доминик сказал себе, что ему следует скоро остановиться, что сейчас уже пора, что соблазнитель сам оказался соблазненным, он не мог справиться с искушением. Забыв про все свои решения, он продолжил ласки. Одну руку он прижал к плоскому девичьему животу, а другой дотронулся до ее сокровенного места.

Шокированная таким интимным прикосновением Доминика, Мэг оторвалась от его губ. Он едва заметил ее сопротивление: по сравнению с ним она была не сильнее облачка. Всем своим телом Доминик ощутил триумф победы, и стон желания вырвался из его уст.

«Слишком поспешно. Так нельзя».

С большой неохотой Доминик отпустил Мэг и взглянул на нее. Расширенные глаза девушки еще горели от бушевавшей в ней страсти. На алых губах отражались одновременно испуг и удовольствие. Она прерывисто дышала. Доминик продолжал рассматривать Мэг, которая полулежала у него на коленях. Он представил ее себе в той же позе, но нагую, и возбудился еще сильнее. Он начал медленно поднимать серебристые складки ее одежд, желая увидеть влагу, выделившуюся в ответ на его ласки.

– Доминик…

– Я – твой муж, – сказал он тихо. – Но какой же это брак, если ты прячешь и сжимаешь ноги, как челюсти волчьего капкана. Я чем-то обидел тебя?

– Н-нет.

– Ты думаешь, что я тебя обижу?

– Нет, – прошептала она.

– Тогда дай мне то, что любой другой мужчина просто взял бы сам.

Несмотря на дрожь, которую Мэг не могла остановить, ее ноги постепенно расслабились.

Доминик снова приподнял подол серебристого платья Мэг. Сладкое предвкушение победы вызвало у него довольную улыбку, в то время как он любовался ступнями Мэг и женственными очертаниями ее ножек.

Она лежала в его объятиях; все лежало в его объятиях – и поместье, и наследники, и мечта о деятельной мирной жизни, которая поддерживала его в течение жестокой Священной Войны.

– Проклятие Джона меня не страшит, – проговорил Доминик. – У меня будут сыновья от тебя. Сыновья.

Хотя ум подсказал Мэг, что принести своему мужу наследников – это ее обязанность, ее гордость была уязвлена тем, что она – не более чем сосуд для его семени, средство для продления рода.

Она почувствовала, как в душе у нее разгорается гнев. Доминик же ощущал, что поставленная цель почти достигнута.

– Нет!

Мэг принялась одергивать свадебное платье, пытаясь прикрыть ноги.

– Не будь такой застенчивой, – произнес Доминик, мягко улыбаясь.

– Не упивайся своими победами, ведь замок еще не взят! – отрезала она.

Холодность, звучавшая в голосе Мэг, заставила Доминика взглянуть ей в глаза. В течение некоторого времени муж и его разъяренная молодая жена изучали друг друга.

Доминик понял, что ею руководила не застенчивость, а ярость. Тотчас же откликнулся его собственный гнев: Ле Сабр вспомнил о существовании Дункана из Максвелла.

"Но если это и было, то было нечасто. Ее нежный вход был туго закрыт.

Войти туда было бы райским наслаждением!

Проклятый шотландец!"

Желание и ревность раздирали Доминика на части.

Словно обжегшись, он отбросил от себя серебристую ткань.

– Теперь ты знаешь… – свирепо проговорил он.

– Что мое тело нужно тебе только для того, чтобы было кому передать поля и стада? Да, мой холодный господин, я знаю это очень хорошо!

Доминик посмотрел в разъяренное лицо Мэг и почти рассмеялся, хотя ему было не до смеха.

– Нет, мой взъерошенный соколенок, – сказал он. – Теперь ты знаешь магическую силу определенного рода поцелуев.

– Твою силу? Что ты можешь вырвать с корнем дуб, я знала и так! – с сарказмом ответила она.

Рука Доминика вдруг скользнула меж ее ног. По крайней мере одно доказательство он, любитель доказательств, получил – да просто почувствовал! Ее тело не осталось равнодушно к его ласкам.

– Я могу не только вырывать дубы, но и вызывать дожди. Здесь, где когда-то было сухо, теперь влажно!