Глава 23
Люкс-апартаменты

В 1916 году во время Первой мировой войны английские войска, не в силах прорвать оборону противника у реки Соммы, выпустили на поле битвы танки. Самый первый танк был вовсе не таким маневренным и элегантным, как наш прославленный Т-34. Это были многотонные железные чудища, тихоходные и неповоротливые, они передвигались с адским грохотом и ревом. Могу представить потрясение германских солдат, впервые увидевших подобных монстров…

Наверное, сейчас я испытывала такие же чувства – дикий ужас, растерянность и панику. Что-то неотвратимое и жуткое приближалось ко мне, а я не знала, как защититься.

Похоже, прошло минут двадцать, прежде чем я пришла в себя настолько, что смогла заняться исследованием подвала… А сначала сидела в каком-то пыльном кресле, раскачиваясь из стороны в сторону и мелодично подвывая, словно негритянский проповедник. Все во мне было пронизано леденящим ужасом, конечности подрагивали, как щупальца агонизирующего осьминога, мозг превратился в воспаленный сгусток страха, перед глазами мерцали радужные круги.

Как человек, исправно читающий прессу и просматривающий телепрограммы, я была блестяще осведомлена о разнообразных кровавых зверствах, учиняемых приматами в отношении друг друга. В век нанотехнологий, микрочипов, коллайдера, на фоне научных открытий и достижений, на планете сохранились извращенные формы человеческих взаимоотношений. Насилие, рабство, пытки – все это никуда не исчезло с развитием общества, а цвело буйным цветом, словно с течением времени человек ни капли не изменился, а так и остался в мрачном Средневековье…

Почему именно я должна стать очередной жертвой лесного маньяка? Как же так вышло, что я оказалась во власти психа, который развлекается, устраивая охоту на людей? Я не должна быть здесь, я должна была так и остаться зрителем, с замиранием выдыхающим: «Боже, какой ужас!», когда по телевизору показывают очередной жуткий эпизод. Да, где-то кого-то брали в плен, мучили, превращали в рабов, но это всегда оставалось за границей моего существования, было лишь сюжетом криминальной хроники, статьей в желтой прессе… И вот сейчас я стала непосредственным участником событий.

Я осмотрелась. Подвал отнюдь не был темным или затхлым. Это было большое помещение, залитое электрическим светом и заставленное по углам ненужной мебелью. Свободного пространства тоже оставалось достаточно, хватило бы на десяток столов со швейными машинками – и можно открывать вьетнамскую мастерскую по изготовлению костюмов от Версаче. Я вылезла из массивного кресла и отправилась исследовать изолятор временного содержания. В углу отворила дверь, за ней обнаружила действующий туалет, весь в сверкающей кафельной плитке жизнерадостного лимонного цвета. И даже туалетная бумага есть! И разрекламированное мыло, аромат которого свалит с ног лошадь.

– Какой комфорт, – с горечью вымолвила я. – Какая трогательная забота о нуждах заключенного…

В таких подвалах нормальные (не чокнутые!) владельцы коттеджей обычно устраивают тренажерные залы с сауной и бильярдные комнаты. Но Владимир Германович конечно же никак не подходил под определение адекватной личности, и, вероятно, бильярд его уже давно не возбуждал.

Ему требовались более сильные впечатления.

Подумала, что в этом доме наверняка есть еще один подвал – оборудованный под камеру пыток. Мое буйное воображение нисколько не щадило нервную систему. Минута разнузданного фантазирования – и я запросто довела себя до обморока, подобного тому, что случился, когда маньяк пообещал выколоть мне глаза. Все вокруг опять поплыло.

– Нет, не надо выдумывать ужасы, – приказала я себе. – Остановись! Еще ничего не случилось. Возможно, ничего и не будет. Психи – они такие непостоянные. Семь пятниц на неделе. Сейчас пообещал убить, к вечеру захочет дать интервью для «Удачных покупок»…

Я умылась над раковиной, посмотрела в зеркало. Содрогнулась от увиденного… Из зеркала на меня таращилось замученное худое существо с черными кругами под глазами и синими жилками, проступающими на висках. Я пристально вглядывалась в свое отражение, словно пытаясь понять, на что способна девица в зеркале, и вскоре ощутила прилив энергии. Это не было отвагой или мужеством, скорее – вредностью, нежеланием сдаваться без боя отвратительному бородатому типу, который возомнил, что вправе забавляться с людьми, как с подопытными кроликами. Странная сила поднималась откуда-то изнутри, из незнакомых мне самой глубин натуры. Что бы ни случилось, я буду бежать, изворачиваться, царапаться, кусаться, как затравленный зверь, но спасу себя, выкручусь из этой ситуации…

Увы, я могу рассчитывать только на собственные силы. Меня некому спасать. Я пока еще не так долго отсутствую в городе, чтобы кто-то всерьез обеспокоился. Мама, возможно, даже и не звонила из своей Колумбии. Нонна, естественно, позвонила раз двадцать, возмущенная тем, что вчера в девять вечера меня не было дома и мы не встретились за ужином, как договаривались. Матвей, полагаю, лежит в коме в какой-нибудь больнице… Ах да! Елена Аметистова! Вот эта мадам, безусловно, уже оборвала мой телефон, но какой от этого толк? Она, наверное, привыкла, что я не спешу отвечать на ее звонки.

Надо же, я совсем про него забыла. Да и он обо мне забыл… Как несправедливо – мужчина, целых два года бывший самым близким и родным человеком, с полуслова угадывающий мои желания, теперь даже и не претендует на роль спасителя. Ему давно нет никакого дела до того, как я живу…

Внезапная надежда солнечным лучом вспыхнула в душе, измученной переживаниями: я вдруг вспомнила о милиции!

Да, реальность такова, что, размышляя о спасении, в последнюю очередь вспоминаешь об организации, призванной защищать общественный порядок и права личности. Когда по вечерам я сталкиваюсь на улице с милицейским патрулем и вижу эти нахмуренные лица, не только не обезображенные интеллектом, но лишенные даже малейшего намека на умственную деятельность, я думаю: не дай бог оказаться в их власти, это страшнее, чем напороться на уличную банду…

Но сейчас почему бы именно милиции не озаботиться поисками пропавшей журналистки? Тем более что ее сумка – с паспортом, карточками, телефоном, ключами от квартиры! – вероятно, уже найдена в непосредственной близости от юноши, распоровшего себе гипоталамус березовым сучком. Кого же еще искать, как не девушку, обронившую три килограмма документов и прочих мелочей прямо около трупа? Безусловно, милиция тут же возьмет след, страстно мечтая раскрыть преступление немедленно, молниеносно. Они конечно же начнут меня искать!

Я готова трое суток подряд объяснять в милиции, каким образом моя сумка очутилась в данном месте, лишь бы сейчас меня вырвали из цепких клешней бородатого шизофреника!

Однако… Существуют различные варианты:

1. Парень в бейсболке так никем и не обнаружен. Мирно разлагается под березой, не привлекая к себе внимания. Кошмар.

2. Парень жив, он пришел в себя и отправился залечивать раны. Конечно, в его состоянии он вряд ли обратит внимание на сумку, брошенную где-то в кустах.

3. Парня забрали товарищи, они же нашли сумку. И, обуреваемые жаждой мести, бросились на поиски некой Юлии Бронниковой. Засели в засаде около ее дома – но ничего не добились. Ведь сейчас мне трудновато порадовать их своим появлением. Что они сделают потом? Вряд ли обратятся в милицию, да ни за что на свете! Скорее погуляют на деньги, найденные в сумке, сдадут в скупку два мобильника – старый и новый, да еще постараются взломать ПИН-код моей кредитки.

Возможно, есть и другие варианты развития событий. Сейчас мои мозги, парализованные страхом, не могли придумать ничего оптимистичного и вселяющего надежду…

Дверь вверху на лестнице распахнулась, и появился охранник Гриша. Он торжественно нес перед собой поднос.

– Ну как ты тут? – вполне по-человечески поинтересовался он. – Жива еще? Не умерла от голода?

Я устремилась навстречу посетителю, удивленная его доброжелательным тоном.

– На вот, держи-ка. Поешь. – Охранник поставил поднос на широкую деревянную ступеньку и попытался исчезнуть.

Но я пулей вознеслась наверх, поближе к нему, вцепилась в руку и зашептала горячо и страстно:

– Гриша, милый, подожди, не уходи! Ты же нормальный парень, я вижу! Пожалуйста, вытащи меня отсюда! Чего от меня хочет этот монстр? Зачем здесь держит? Что он задумал? Гриша, Гришечка, не бери грех на душу! У меня масса друзей и знакомых, они сделают что угодно, соберут любые деньги, лишь бы отблагодарить тебя! Не уходи, спаси меня, пожалуйста, милый, спаси, мне так страшно! Я боюсь этого урода, он же законченный псих, разве ты не видишь? Зачем тебе на него работать? Хочешь, найду тебе приличного, добропорядочного миллионера, я же полгорода знаю, и ты будешь его охранять! Зачем тебе участвовать в преступлении, а? Ты же хороший, я вижу, ты хороший…

Охранник смотрел на меня с явным сочувствием. Я вновь затряслась от ужаса, ясно прочитав в его жалости неотвратимость судьбы, предначертанной мне вовсе не небесами, а жестокой рукой лесного маньяка. Очевидно, они готовят что-то совсем дикое и жуткое, раз даже охранник жалеет меня.

– Я не могу, – тихо произнес Гриша и оторвал от рукава рубашки мои судорожно скрюченные пальцы. – Прости. Я с Германычем до конца жизни повязан. Тебе просто не повезло. Ты поешь, все веселее станет. Там есть туалет. Нашла? Если нужно полотенце, скажи, я принесу.

– Гри-и-иша, – заскулила я, словно щенок, – умоляю, помоги мне выбраться отсюда! Выпусти!

– Извини.

Дверь закрылась. В отчаянии я едва не рухнула прямо на поднос с завтраком.

– Ну и пошел вон, скотина! – яростно прошипела я вслед. – Все вы тут моральные уроды, компашка извращенцев.

Внутри тут же засвербило: и зачем я унижалась перед охранником, зачем умоляла его? Где моя гордость?

Спустившись вниз по лестнице, поставила поднос на пыльный туалетный столик. Столешница покоилась на львиных лапах, вырезанных из массива какого-то экзотического дерева. Кофе, о котором я так долго мечтала, и сыр, и багет, и прочие яства красовались передо мной, а я вместо еды глотала соленые слезы…

Впрочем, вскоре чувство голода одержало безоговорочную победу – даже в полуобморочном состоянии я не могла игнорировать аромат, доносившийся из френч-пресса. Потом отломила булку, потом взяла кусок сыра… Через две минуты ощутила себя упитанной, на славу откормленной рождественской индейкой, а количество еды не уменьшилось даже наполовину. Я с грустью подумала о Нонне. Она всегда завидовала моей способности усмирять аппетит двумя бисквитными крошками.

Подруга сейчас представлялась мне существом из другого мира – спокойного и привычного, оставшегося далеко за пределами моей нынешней вселенной. Еще и суток не прошло с тех пор, как начались приключения, а кажется – целая вечность. По крайней мере – месяц!

А вдруг это всего лишь сон, лихорадочный и болезненный? Он вот-вот закончится, и я окунусь в радостный водоворот будней, насыщенных впечатлениями и встречами. Столько милых лиц вокруг, столько интересных событий. Почему я это не ценила? Почему, как злой художник, пыталась каждый день залить серой краской тоски?

Мне бы только выбраться отсюда, и я полностью все изменю. Нет ничего сложного и недостижимого – если я останусь живой. Отсюда, из темницы, я словно в бинокль рассматривала все свои проблемы. И они выглядели совершенно несерьезными. А если и серьезными, то вполне разрешимыми. Вернуть Никиту? Конечно, я это сделаю! Мы просто с ним валяем дурака все эти пять месяцев. Какая глупость! И он, и я знаем: наш союз заключен на небесах. Зачем же противиться воле небес? Мы идеально подходим друг другу. И вместо того, чтобы таить обиды, хорохориться, тешить гордыню, нам просто надо снова найти друг друга. И заняться элементарным, но очень важным делом – созданием потомства. Это самое главное…

Покончив с кратковременной трапезой, я продолжила изучение апартаментов. Тут сосредоточилось множество интересных предметов, ненужных, очевидно, там, наверху. Осколки чьей-то богатой жизни… Металлическая ваза высотой в полтора метра с египетскими рисунками на боках. Стиральная машина цвета синий металлик. Стулья совершенно космического вида, составленные в пирамиду. Огромная коробка старых журналов от «Знамени» до Cosmo. В другой ситуации меня бы весьма порадовало такое сочетание: целая кипа журналов плюс мягкое кресло плюс бездна свободного времени. Но, конечно, сейчас я бы не прочитала ни одного абзаца самой занимательной повести – буквы кузнечиками прыгали перед глазами, а строчки уползали в сторону, словно гусеницы…

Еще нашла настенные часы на батарейках – они чуть слышно тикали в другой коробке. Я подвела стрелки и теперь могла хотя бы приблизительно отслеживать время. Тут, в замкнутом пространстве, залитом электрическим светом, часы и минуты спутывались в тугой клубок, реальность ускользала.

Думаю, сейчас около одиннадцати утра. Или уже полдень?

Дверь открылась, на пороге вновь появился Гриша. Я тут же бросила журналы, коробки, прочий скарб и метнулась к нему.

– О, да ты ничего не съела, – сказал охранник. – А я уже обед принес.

Он держал в руках два пластиковых контейнера.

– Сервис, конечно, великолепен, – сказала я Грише. – Но хотелось бы побольше информации.

– Смотри-ка, ты пришла в себя. Разговариваешь спокойно.

– Сколько времени?

– Три часа.

– Гриша, скажи, что этот гад задумал? Что меня ждет?

– Сегодня – ничего, – покачал головой охранник. – Расслабься. Он уехал. Вернется только завтра к обеду. И там уж займется тобой. А пока наслаждайся бездельем.

– О-хо-хо, – застонала я. – Скажешь тоже. Как можно чем-то наслаждаться, когда твоя жизнь на волоске?

– Сейчас вина тебе принесу, – пообещал сердобольный охранник. – Поможет.

Пока он ходил за вином, я вспомнила книгу Александра Дюма. Миледи, заточенная, как и я сейчас, в четырех стенах, за несколько дней околдовала тюремщика-фанатика, совратила его и перевербовала. А в фильме «Д’Артаньян и три мушкетера» наша Миледи (Маргарита Терехова) и вовсе управилась за пару часов – и тип, собиравшийся ее убить, превратился в яростного защитника красотки.

Вспомнив о картинке, предложенной мне сегодня зеркалом, я с тоской подумала, что сейчас не смогу очаровать не только Гришу, но даже всеядного восточного мужчину или прыщавого подростка, одуревшего от экспериментов над своим снаряжением. Никто не соблазнится оборванкой с серо-зеленым лицом и глазами полными ужаса. Никто не захочет мне помочь…

Гриша вернулся, держа в руках открытую бутылку красного вина.

– Вот.

– Мне что – одной пить? Давай вместе!

– Да нет, я пойду. Служба зовет.

– Какая служба? Хозяин уехал, ты сам сказал.

– Все равно дела есть. Там, наверху.

– Гриш, принеси телефон, а?

Охранник моментально насупился, но все же не ринулся сразу за дверь, а вроде бы колебался.

– Зачем тебе телефон? Тут все равно сигнала нет.

– В подвале? Или вообще в лесу?

– В нашем лесу. И потом, куда ты собралась звонить? Что скажешь? Ты же не знаешь, где находишься.

– Хотя бы с мамой поговорю, Гриш, – жалобно промямлила я. – Она у меня старенькая совсем, у нее сердце больное.

Она в данный момент продирается с рюкзаком за спиной через дикую сельву, помахивая мачете.

– Ну, раз сердце больное, то и не надо ее тревожить, – сделал вывод Гриша. – Нет, не проси. Германыч с меня голову снимет. С хозяином шутки плохи. Ну, ты сама видела. У него нервы.

– Да уж, видела. Нервы. И никакой совести. Но у тебя-то, Гриша, и совесть есть, и способность сочувствовать другому человеку. Девушке, между прочим. Помоги сбежать, пожалуйста, прошу тебя!

– Так, разговор окончен, – резко выпалил Гриша и в секунду захлопнул дверь перед моим носом.

Вот если б у меня были ресницы как опахала и пухлый рот алел бы сердечком, да еще и грудь бесстыдно вылезала бы из декольте… Я бы Гришу добила, он бы не устоял, ставлю один к сотне.

Но природа не наделила меня вышеперечисленными излишествами. Никогда и не приходилось особо сожалеть об этом. Нет, ну и ладно. А вот сейчас пригодилось бы…

Я налила вино в чашку из-под кофе, другой не было, и, трогательно булькнув, выпила, как лекарство. Затем налила еще одну. И так далее – до полного опустошения бутылки.

Я забралась с ногами в кресло и положила голову на мягкий подлокотник. Предметы вокруг постепенно погрузились в лиловый туман. Свет от лампы бился в сомкнутых ресницах, желтое сияющее пятно рассыпалось во все стороны длинными стрелами…