Глава 36. Вспышка

Вспышка.

Белое сияние вокруг. Я лечу в него, и мне кажется, что где-то в теле поселилась пульсирующая точка боли. Но страшнее именно это ощущение полета в белизну. От него тошнит. Вокруг меня говорят люди, они говорят по-русски, но я не понимаю родной язык. Слова не складываются во фразы, они не несут никакой смысловой нагрузки. Где я? В Швейцарии? Нет, наверное. Я в России, в Гродине! Здесь плачут женщины. Я слышу, что плачут они обо мне.

Вспомнила: мы же приехали из Швейцарии и привезли «Безымянного»! А что со мной случилось? Господи, почему никто не предупредил меня, что вспоминать — это самая трудная работа в жизни человека? Но жива ли я?

Стоп! Жив ли Илья? Я помню, помню, помню его крик! Он падал? Не могу…

Вспышка.

Илья падал, но я не видела этого своими глазами. Последнее ощущение, которое я помню, это запах разогретого толя. Я утыкаюсь в него носом, хотя никто не толкает меня и не валит с ног. Так чего же я разлеглась? Илья кричит. Я падаю. Что произошло до этого? Кажется, какая-то искра взлетела в синее яркое небо… И, кажется, был крик взрослого мужчины. Это не Артем. Совершенно точно, не Артем! Артем должен ждать меня внизу, перед зданием «Меркурия». Значит, я пришла в бизнес-центр! Значит, я ходила на встречу с Вавиловым. Илья! Не могу…

Вспышка.

— Она открывает глаза! Вера, ты слышишь меня?

Я вижу, как из белизны выплывает и надвигается на меня лицо отчима. Он говорит что-то, но я уже не понимаю. Да и как понять такое? Мне надо знать, что с Ильей, а он произносит какие-то неважные слова, неважные междометия! Что же было до крика мужчины? И кто кричал? Да, до этого я стояла прямо перед инвалидным креслом и сверху вниз смотрела на склоненную лысоватую голову инвалида. Кресло стоит у маленького заборчика, шириной в один кирпич. Это крыша «Меркурия», а заборчик — ограждение крыши. Справа, далеко внизу шумит улица. Я жду вердикта инвалида. А Вавилов не торопился! Он скрупулезно, долго рассматривает камень, чертит на его гранях специальным карандашом. На чарующе, небывало гладкой поверхности «Безымянного» появляется четкая сплошная черта.

— Вот видишь, милашка, — говорит мне человек со змеиными глазами, — это «алмазный карандаш». На той подделке, что ты мне подсунула в прошлый раз, чернила сбились в капельки. Это означало, что ты пыталась меня кинуть, как лоха. Теперь ты исправляешься, милашка! Только поздно… — добавляет он, продолжая любоваться чистотой кристалла.

И вот тут-то происходит то самое страшное, что я никак не могу вспомнить. Будто память отказывается выдавать припрятанную информацию, боясь, что психика не выдержит такого удара. Надо вспомнить! Не могу…

Вспышка.

— Ну, прогнозы благоприятные… — раздается уверенный тенорок. — Леонид Ильич, просто надо проявить немного терпения. Вы же сами понимаете — огнестрельное ранение, задет позвоночник, кровопотеря, упущенное время. И все же, благоприятные прогнозы, благоприятные.

Удушающая белизна — это больничный потолок. Больше я ничего не вижу. От добродушного голоса хочется кричать. И я кричу:

— Где Илья?!

— Она захрипела! Срочно сюда…

Надо объяснить им, рассказать, что я не хриплю, я говорю! Не могу…

Вспышка.

— Надо было мне идти с ней! — это говорит Артем. В его голосе слышна досада: — вечно же влипает! Хорошо еще, что все кончилось так!

— Да уж, повезло нам с этим ремонтом! — поддерживает его Дорогой Леонид Ильич.

Какой еще ремонт? Ах да, в «Меркурии» проводился ремонт! Но везение-то в чем? Помню: «алмазный карандаш», а потом:

— Бросайте мальчишку!

Я поворачиваю голову и вижу, как двое парней в деловых костюмах тащат к ограждению с противоположной стороны крыши извивающегося и визжащего Илюшку. Мне кажется, что это дурной сон, ведь я привезла проклятый чертов бриллиант! Отдай же мне сына, сволочь! Вавилов коротко поясняет, что это мне за Сашу. Но и я сама не задержусь на этом свете. Умолять его о жизни Ильи! Просить, валяться в ногах! Я сделаю все, просто все! Инвалид смотрит сквозь меня и кивает своим молодцам. Все он уже получил. Парни заламывают ребенку руки и поднимают в воздух…

Илюшина фигурка — красная майка, шорты цвета хаки, белые кеды — мелькает в воздухе. Он кричит и исчезает за ограждением, а я вроде бы схожу с ума! Выхватываю из сухих старчески сморщенных рук Вавилова бриллиант и, размахнувшись, швыряю его за парапет, с другой стороны крыши. Не знаю, зачем, от злобы или из мести… Вышвырнув «Безымянного» на улицу, за борт, я хочу бежать к тому месту, откуда бандиты скинули моего ребенка. Краем глаза замечаю нечто, вызвавшее удивление даже в моем помраченном от горя сознании: инвалид встает на ноги! Точнее сказать, он подпрыгивает вверх за бриллиантом, как кот за бумажным бантиком. Из кресла старика подняла только страсть к драгоценностям, а вот удержать его на ногах эта страсть не смогла: вскочив на ноги, Вавилов сразу же потерял опору и, беспомощно замахав руками, повалился вперед, на ограждение крыши. Его отчаянный порыв выбросил полубеспомощное тело слишком далеко, тряпичные ноги не помогают удержаться. Вавилов, вопя от ужаса, перекидывается через ограждение…

Я продолжаю бежать к месту, откуда сынки сбросили Илью. Внезапно сзади раздается звук, напоминающий хлопок и тогда я падаю лицом на разогретый резко пахнущий толь. Один парень в деловом костюме оставался сзади, у выхода на крышу. Он и стрелял. Все. Не могу…

Вспышка.

— Мама!

Я открываю глаза. Спасибо снам, что они есть…

Илья стоит передо мной, словно живой. Его глаза сияют, но рука на перевязи. Призрак со сломанной рукой? Но не мог же он, в самом деле, упасть с крыши десятого этажа и отделаться переломом? Я смотрю на милое лицо с рыжими веснушками, носиком-картошкой и веселыми ямочками на пухлых щеках. Слезы душат меня, но тело плакать, не способна — от судороги рыданий в нем разливается такая жгучая, страшная боль, что… Не могу…

Вспышка.

— Илья…

— Я тут, мам! — вопит сын, не стесняясь предписания соблюдать тишину в больничной палате.

— Ты жив…

— А чего?! — Илья не понимает.

Он живет настоящим, прошлое пережито и осталось далеко позади.

— Так мама же не знает, что ты жив! — я с трудом скашиваю глаза налево и вижу Артема. Он улыбается мне и потирает лоб, где торчит довольно крупная шишка, удивительно сочного, сиреневого цвета. — Вера, у нас случилось самое настоящее чудо! Илья упал в строительную корзину, висящую всего этажом ниже крыши! Бандиты, к счастью, оказались идиотами и даже не посмотрели, куда они бросают мальчика. Илюшка упал на рабочего, тот испугался, но крепко схватился за поручни, чтобы вместе не вывалиться из корзины. А потом Илья сказал, что его мама в руках бандитов, на крыше. Рабочий-то и вызвал службу охраны здания. Те побоялись ловить бандитов и парни удрали. А тебя нашли на крыше. И я снова думал, что ты погибла! А меня чуть не убил этот инвалид — старикашка. Он так орал! Я еле успел отскочить…

Слишком много информации. Ничего не понимаю, не могу…

Провалы и вспышки были моим способом существования еще несколько недель. Потом стало легче. И тогда в палате снова появился рыжий сыщик, Павел Петрович Седов. Говорила я уже вполне сносно, почти не задыхаясь, так что сумела рассказать Седову обо всем случившимся без купюр. Тем более, что полчаса назад Артем сообщил, что полностью уничтожил все следы своих незаконных деяний — доказать, что когда-либо он покупал краденые мониторы невозможно.

Как раз в тот момент, когда мой рассказ закончился, в палату на всех парах влетел мой дорогой сынишка. Увидев Седова, Илья в момент поумерил прыть и тихой, но любопытной мышкой притих на стуле в углу.

Павел Петрович, кивнув на Илюшино скромное «Здрасть!», наморщил нос в рыжих веснушках и выдал свое резюме по поводу состояния моих дел:

— Наворотили вы немало, Вера Михайловна, но все, что произошло на территории нашего государства, вас под статью не подводит. Здесь вы — жертва! С ограбленным магазином уладите через Семенченко. Хозяин ларька согласен на небольшую компенсацию. А то, что там было в этой вашей Швейцарии — нас не касается. Лично я ничего не знаю, кроме того, что вы сами мне рассказали и никаких объективных выводов сделать не могу. Может, вы чего придумали или перепутали. На официальные запросы, коли будут такие, мы ответим. Но в таком контексте, что наша гражданка Вера Бойко выезжала за границу за своим наследством и вернулась оттуда живая и невредимая, а что там… — Павел Петрович осекся, глянув на развесившего уши Илью, — …обнаружилось в гостинице — мы знать не знаем. Ваши проблемы, господа жандармы! Правильно?

— Не знаю.

— А я думаю — правильно. Тем боле, что из-за границы мы своих преступников никогда не получаем! И это не только известных олигархов касается. Жаль только, что ваш бриллиант утерян!

— Вот уж повезло кому-то! — влез в разговор старших Илюшка, — надо же, идешь себе по улице, смотришь под ноги. Вдруг — бум! А тебе такой булыжник прямо по черепу! Вот повезло, так повезло!

Рыжий сыщик мечтательно улыбнулся.

— Я пойду, — сказал он, поднимаясь со стула. — Желаю скорейшего выздоровления! — и добавил, глянув на мое сияющее лицо: — Непонятно только, чему вы радуетесь?!

Избавление от «Безымянного» стало для меня бонусом к прочим радостям. Не люблю бриллианты. Они только несчастия приносят.

В дверях Седов столкнулся с Артемом. Тот сделал шаг назад, чтобы выпустить сыщика из палаты, а потом вошел сам, машинальным жестом потирая лоб с желтым пятном, оставшимся на месте изумительной по красоте и размерам фиолетовой шишки.

— Привет, — Бескровный протянул руку Илье и они обменялись рукопожатием как равные по возрасту мужчины. — Илья, мороженного хочешь?

— Не хочу, — сказал мальчишка, ханжески поджав губы. — Но если вы настаиваете…

— Я настаиваю, — уверил его Артем.

— Что же, придется напихаться мороженным!

Илюшка ловко выхватил из пальцев Бескровного предложенную купюру и вмиг растворился в воздухе.

— Что ты ему об Алексее скажешь? — спросил Артем, нежно коснувшись губами моей щеки.

К сожалению, кое-какая информация просочилась в эфир, и Илья догадался, что его папа очень плохо поступил. Поэтому я уже кое-что сыну рассказала. Моя версия выглядела так: маме достался в наследство большой бриллиант. Папа и в самом деле украл этот бриллиант у мамы и убежал за границу, чтобы жить с другой женщиной, мамой Олеси. Однако дальше мне пришлось погрешить против истины, и сюжет обернулся так: когда бандиты похитили Илюшку, мама поехала за границу к папе и рассказала ему о том, что бандиты требуют бриллиант в обмен на его сына. Тогда папа отдал бриллиант маме, и она привезла камень бандитам. Дальше Илья и сам все видел. А папа теперь будет жить за границей, вместе с мамой Олеси. Вот так.

— Важнее, что мы ему о нас, скажем… — возразила я.

— О нас мы скажем правду: мы любим друг друга и будем вместе навсегда.

Мое счастье стало похоже на пенистую морскую волну: ты хочешь, чтобы она настигла тебя в жаркий день и боишься, что вода окажется слишком холодной, а ее удар собьет тебя с ног. И когда волна настигает, смесь страха, свежести, адреналина от маленького риска и перепада температур заставляет тебя почувствовать себя необыкновенно, ярко живой. Ты смеешься и смеешься от этого ощущения и уже сама бежишь на встречу следующей морской волне, чтобы снова испытать радость жизни.

— Господи, как хорошо! — прошептала я, потеревшись носом о гладко выбритую щеку Артема. — А как же хорошо, что проклятый алмаз потерялся!

Бескровный отстранился от меня и снова коснулся тонкими пальцами своего желтеющего лба.

— Вер, а ты, правда, не жалеешь?

— Нет, я рада!

— Тогда… — он помялся, закусил губу, но решился: — Знаешь, от чего у меня была такая жуткая шишка?

Некоторые догадки по поводу траектории падения алмаза «Безымянный» с крыши гродинского бизнес-центра заставили меня насторожиться.

— Нет… — прошептала я, не желая даже произносить свою догадку вслух. — Не вздумай даже говорить мне…

Артем кривовато и смущенно ухмыльнулся:

— А что мне надо было делать, если он упал прямо мне на голову?!

P.S. Вера Бойко и Артем Бескровный поженились через пять месяцев после описанных событий. Свой медовый месяц они провели в Амстердаме, где Артем собирал материал для книги, посвященной творчеству Босха. Продажа нелюбимого Верой бриллианта дала возможность купцу снова стать философом.