Наутро, сидя в кафе с Викиным нетбуком, Паша ввел в поисковую систему маловнятный запрос «Карлос музыкант рок гитара». На удивление, ему тут же выпала ссылка на личный сайт Карлоса (Николая Карлова), лидера группы «Карлос». Группа основана… не важно. Состав группы… не важно. Концерты, туры, мероприятия — сюда. Нет, это опять не то. Фотогалерея.

Ага.

Седов листал фотографии, удивляясь, что раньше слыхом не слыхивал о группе «Карлос». А они были достаточно популярны на Юге России. Выступали, записывались, выпустили три альбома. На фото встречались и известные лица из русской рок-тусовки. А вот — страничка «Лето в Боровиковке». Оказывается, «Карлос» приезжает сюда каждый год с 2002 года и почти все лето проводит на этом пляже, пропитываясь солью и проспиртовываясь на целый год вперед. Год назад они тут тоже были — это не секрет.

То самое фото, о котором мечтал Паша, было третьим сверху. Эта девушка рядом с Карлосом — светлые мелированные волосы, длинный, остренький, как клюв, носик, тонкие губы. Один в один — девушка из репортажа Киры. Только на этом фото Кристина была снята в полный рост: очень маленький зеленый купальник, нижняя часть которого была натянута на непропорционально широкие бедра, а верхняя — на отсутствующую грудь.

Паша глянул на часы. Он еще успеет прижать Карлоса к песку этим фото до того, как они с Ежевикой поедут на автовокзал.

В диком лагере, где очень упорядоченно, в три «улицы», стояли простые брезентовые одноместные палатки, было тихо. Народ, утомленный ночным бдением у костра, сладко почивал. Некоторые особи, правда, уже приступили к водным процедурам, но очень вяло, сопровождая погружение в тихую воду скулежем и не слишком приличными словами.

Встретив в начале одной из «улиц» заспанную девушку в наряде, который Паша почему-то назвал про себя саронгом, он вежливо поинтересовался, в каком из особняков остановился господин Карлос. Скромная шутка разбудила девушку окончательно. Она рассмеялась и указала на палатку, стоящую прямо посередине стойбища.

Паша подошел к указанной палатке, чуть нагнулся возле входа и позвал Карлоса.

Прошло несколько минут, пока заспанный и полуголый музыкант высунулся на белый свет.

Паша молча сунул ему под нос распечатку фото с Кристиной. Глаза музыканта открылись чуть шире, причем оказались они красивого зеленого цвета. Он выполз из своей раковины, выпрямился в полный рост. Заглянул в палатку, вытащил мятые штаны армейского образца, натянул их на свой мускулистый зад. Огляделся и, слабо тронув Пашу за рукав, пошел к морю, выбирая самую пустынную часть пляжа. Говорить он был еще не в состоянии.

По дороге Карлос достал сигареты. Закурив, спросил, щурясь от дыма, который вредный боровиковский ветер загонял ему в глаза:

— Если я тебе все расскажу, ты меня в милицию потащишь?

— Не могу сказать ничего определенного, — честно ответил Паша. — Смотря, что я узнаю. Если ты убил девушку — ты преступник…

— Нет, — перебил его Карлос. — Ни за что! Я не для того живу. Это тебе все мои друзья скажут. А к женщинам вообще отношусь хорошо, понимаешь?

— Ну а к Кристине?

Достигнув кромки пляжа, Карлос вздохнул, поежился от ветра, сел на песок, обнял колени руками. Его кожа покрылась мурашками. Паша тоже приземлился — чуть дальше, чем это было бы логично. Он слегка опасался дикого музыканта с дикого пляжа.

— Мне жаль, что она пропала, правда. — Карлос зевнул, возможно, по причине нервов. — Это же значит, что она умерла. Честно, после того, как все случилось, я долго играть не мог. Гитара из рук валилась. Хотел песню о ней написать — не смог. Я не смог понять, что чувствую.

Выяснялось, что грозная внешность скрывала душу поэта. Об этом Паша мог бы догадаться и раньше.

— Я ведь к ней отнесся просто как к дурочке. Таких кругом — полно. Они только и хотят, что пережить приключение: трахнуться с кем-то, с кем им бы в жизни не пришлось трахаться, если бы не этот пляж. Хорошие скучные девочки…

— Разве Кристина не такая была?

— После ее смерти. — Услышав это слово, Паша склонил голову набок, как умная собака. Карлос заметил это и объяснил: — Я же сказал, что уверен — она погибла. И почувствовав, что она умерла, я стал думать о ней. И понял многое.

— Что?

— Она не развлечения хотела, а любви. Я же просто переспал с ней по пьяни. А она ожидала от меня совсем иного. Это отличный сюжет для хорошей песни, но она у меня так и не написалась…

Романтические рассуждения Карлоса выбивали Пашу из колеи. Он не любил таких вот свидетелей — ждешь от них чего-то определенного, а они раскрывают душу.

— Это случилось в День Нептуна, так?

— Да… Я снова был пьян, она все крутилась рядом, все заигрывала. Мы тихо договорились встретиться на обычном месте. Вот и все.

— Кристина скрывала, что она с тобой?..

— Нет, это я скрывал. У меня полно поклонниц, а если бы они увидели, что я с этой несуразной девочкой встречаюсь, то сожрали бы живьем!

— Что было после того, как вы переспали?

— После… — Карлос сочно шмыгнул носом. — Я встал, пошел в море, а потом захотел выпить. Даже забыл о ней. О том, что это именно она пропала, я узнал только через неделю. Заходил к нам на пляж милиционер с ее фотографией. Я, как только узнал, что она в День Нептуна погибла, тут же сообразил, что видел ее последним. Но не сказал ничего милиционеру, я же ее не убивал!

Вику искать не пришлось. Она стояла у стойки регистрации на первом этаже, беседуя с девушкой в форменной маленькой юбочке и белой рубашке с красным галстуком. Над стойкой висел красный плакат с лозунгом: «Кто хорошо отдыхает — хорошо работает!» В фойе звучала веселая пионерская песня, от которой у Паши тут же начало сводить скулы.

Вика вдруг оглянулась, улыбнулась, махнула ему рукой.

Иногда — и это был самый момент — при взгляде на свою первую любовь Седов ощущал легкое саднение в душе. В голову лезли пустые мысли: если бы они с Викой продолжали любить друг друга, Пашка не влюбился бы в ту женщину, его разум не захлестнули бы лишние эмоции, он сумел бы разглядеть настоящего убийцу и…

Он молча развернулся на сто восемьдесят градусов и вышел из холла, не дожидаясь подругу.

Через пять минут они оба уже сидели в машине.

— Я боюсь, — призналась Ежевика, выводя свою «тойоту» на дорогу, соединяющую отель и поселок. — И не понимаю, что мы будем делать, когда найдем шантажистку?

Паша, сидевший на месте штурмана и сосредоточенно разглядывавший самый непримечательный пейзаж в мире — равнину, заросшую чертополохом, под плоским голубым небом, легкомысленно пожал плечами:

— Для начала ее надо найти, друг мой Вика. План такой. — Он повернулся к Вике. — На автовокзале ты будешь сидеть в машине, а как только она позвонит — постараешься потянуть разговор, как ты виртуозно сделала это в прошлый раз. А в это время я буду искать нашу мымру…

Вика покивала ему, соглашаясь с планом. Минуты три они молчали.

— Как тебе Марьяна понравилась? — вдруг полюбопытствовала Вика.

— Это в каком смысле? — с великолепно разыгранным простодушием спросил Паша.

— В том самом. — Подруга искоса наблюдала за приятелем, жеманно подобрав губки и пряча смех в карих глазах.

— Я избежал…

— Как?! — Вика даже бросила на пару секунд руль. — От Марьяны еще никто не ушел!

— Скоро тебе все расскажут добрые люди…

На Боровиковском автовокзале они оказались за десять минут до часа икс.

Вокзал представлял собой небольшую асфальтовую площадку, размеченную белой краской, где останавливались проходящие автобусы, следовавшие по южным междугородним маршрутам. В пространстве площадку станции ограничивали здание кассы, большой туалет, в соответствии со средиземноморским стилем выбеленный снаружи до цвета морской пены, и навес с лавками для тех, кому приходилось по каким-нибудь причинам задерживаться на станции.

На противоположной стороне дороги в грубо перестроенных частных домах разместилось несколько магазинчиков. В их ряду Седов разглядел и маленькую парикмахерскую.

Каждые пятнадцать минут раздавались отрывистые монологи диспетчера, заводились, ревели и стихали двигатели «Икарусов», ЛАЗов и ПАЗов, что доказывало правильность выводов Седова о местоположении шантажистки в момент звонка.

Прогулявшись туда и сюда, Паша попытался рассмотреть людей, заполнявших этот оживленный уголок сонного приморского поселка. На снующих отдыхающих он внимания не обращал. Из постоянных обитателей вокзала выделил скучающую под ярким навесом тетку, торгующую мороженым и водой, кассиршу, а также продавщицу из ларька с журналами и газетами. Однако если среди них находилась искомая особа, то почему для звонка она всегда выбирала время именно четырнадцать ноль-ноль? Режим работы этих дам, загадку не объяснял. Паша подошел к ларьку, поглазел на выставленные товары и увидел кое-что полезное для реализации своих планов.

Затем он вернулся к машине Вики и заглянул внутрь. Вика сидела на своем месте за рулем, держа в руках телефон.

По дороге к Боровиковке Паша произвел обратный обмен аппаратами, предусмотрительно стерев из памяти Викиного мобильника известную запись, найденную им в Интернете. Обнаружив ее на одном особенном сайте вчера вечером, перед рандеву с Марьяной, он мысленно отблагодарил маму и природу за рыжий цвет волос в сочетании с очень стандартной комплекцией. Держа ориентир на этот дуэт признаков, Паше удалось выбрать из целого сонма порнографических педерастических сюжетов тот самый, единственный, спасший его от физического контакта с Буфетчицей.

Паше пришлось только немного сократить запись, ликвидировав те кадры, где можно было разглядеть не его лицо. Утром он стер с кожи и ту «родинку», по которой был опознан Марьяной как участник весьма разнузданного порногей-клипа.

Аппарат в руках Ежевики затрезвонил. Она глянула на номер, кивнула другу и открыла раскладушку.

Быстрым шагом Седов направился к автостанции. Дошел до ларька, задержался на несколько секунд, оглядываясь по сторонам, и свернул к ряду магазинчиков. Заглянул в первый из них: ни у кого из находящихся в помещении людей в руках телефона не увидел. Заглянул в другой — то же самое.

Третьей дверью был вход в парикмахерскую. К двери вела неловко пристроенная громоздкая металлическая лестница. На самой двери висел листок бумаги с надписью «Извините, у нас пересмена», а за лестницей стояла крупная костлявая тетка, кричаще одетая и крашенная в пергидролевую блондинку. Ее большая рука, в которой тонул мобильник, была прижата к уху. Другой рукой она придерживала небольшой предмет, который помогал ей изменять звук голоса.

Паша подошел к женщине со спины, остановился всего в шаге от ее крупной фигуры и тронул за плечо. Она обернулась и прямо перед своими глазами увидела красную книжечку. Гладенькая красненькая книжечка, купленная в ларьке по соседству, как Паша и предполагал, произвела на шантажистку большое впечатление. Она вздрогнула всем телом, выронив телефон на асфальт.

— Пройдемте, — сказал ей Павел Петрович холодным официальным тоном.

С большим трудом наклонившись и подобрав трубку, разлетевшуюся на детали, Лена заговорила:

— В чем вы меня обвиняете? — Без всяких модуляторов ее голос звучал неожиданно высоко. — Короче, я ни в чем не виновата, ничего не сделала! Это все Роберт, мерзавец! Он меня беременную бросил, а потом нашел, доченьку мою украл! А теперь хочет меня в тюрьму засадить, чтоб никто правды не узнал…

Не говоря ни слова, Паша указал ей путь к машине Вики.

Лену так испугало неожиданное появление «представителя милиции», что она покорно пошла за Пашей. Без возражений влезла в машину, ничем не похожую на милицейскую, и, видно, от страха, не сразу узнала объект своего шантажа, сидевший на водительском сиденье.

В свою очередь Вика повела себя очень разумно. Она даже не повернула головы, когда Паша усадил женщину на заднее сиденье машины и расположился рядом.

— Елена… — начал Седов сухим милицейским тоном.

— Васильевна, — подсказала Лена.

Паша порылся в заднем кармане брюк, достал из него замызганный блокнот и ручку, сделал вид, что записывает.

— Вы знаете, что шантаж расценивается уголовным законодательством Российской Федерации как уголовное преступление? Вам лет пять дадут, Елена Васильевна.

— Короче, а сколько той сучке дадут за убийство моей дочери? — Женщина начинала приходить в себя.

Паша заметил быстрый взгляд Вики, брошенный в зеркало заднего вида.

— Ваша дочь жива, — равнодушно сказал Седов, строча бессмысленные каракули в блокноте.

— Быть того не может! — напористо пропищала нежная мать Ираиды. — Она бы в жизни от денег не отказалась!

Внимательно наблюдая за ее реакцией, Паша отметил про себя, что в молодости Лена была привлекательной женщиной. Но годы, роды, выражение алчности, не сходившее с ее лица даже сейчас, и следы многих разочарований огрубили ее лицо и тело.

— Значит, деньги из камеры хранения вы взяли? — спросил он строго.

— Какие деньги, короче… — Вопросительной интонации в этой фразе не было, потому что Лена не смогла изобразить удивление ни голосом, ни лицом.

— Те, которые Роберт Аванесович оставил в камере хранения автовокзала для похитителя своей дочери. За ее жизнь. Только похитителем его дочери оказалась ее мать. После чего она лишила жизни своего ребенка и теперь пытается обвинить в этом другую женщину.

— Я никогда своих детей жизни не лишала! Я ни одного аборта не сделала!

— Нечем гордиться, — отчетливо произнесла со своего места Вика.

Пауза продлилась всего пару секунд, и Лена завизжала:

— Ах вот она, стерва! Еще неизвестно, с чего у нее детей нет! Небось только и бегала на чистку, пока шлюхой работала…

Женщина потянулась вперед и попыталась вцепиться в волосы Вики, продолжавшей неподвижно сидеть на переднем сиденье. Седов ловко схватил Лену за плечо и насильно усадил рядом с собой.

— Успокойтесь! — прошипел он.

— Отпустите меня! — продолжала вырываться вредная тетка.

— Если вы хоть раз еще…

— Ладно! Все! — Лена откинулась на спинку сиденья и сложила руки на тощем животе.

Паша на секунду стиснул зубы. Эта тетка будила в его сердце плохо контролируемую злобу. Сделав глубокий вдох и не менее глубокий выдох, он задал вопрос:

— Итак, Елена Васильевна, вы уверены, что ваша дочь Ираида мертва?

— Короче, да. Исчезла без денег, ничего не сказала… Ирка обожала по мобильнику трепаться. Если куда уезжала — всех подруг обзванивала, мне тоже звонила. А тут — ни слова! И никогда бы в жизни она не ушла от отца! Она хотела напугать его, а деньги мы договорились поделить. А вообще Робик сам виноват! Он на Ирку сильно наезжал последнее время, она и решила его проучить.

— А из-за чего Роберт на Ираиду взъелся?

— А вы эту сучку не допрашивали? — Она злобно пихнула кулаком водительское сиденье. — Ирка въехала этой сучке по животу мячом, у нее выкидыш случился, а больше детей у нее не будет!

Лена визгливо рассмеялась, смех ее звучал чудовищно. Заметив сцепленные в замок побелевшие пальцы Вики, Паша подумал, что надо этот жуткий смех быстрее остановить.

— Чем веселиться, вы бы лучше призадумались, что будут делать ваши дети, когда вас в тюрьму упекут, — посоветовал он мрачно.

Закашлявшись, Лена перестала смеяться:

— Короче… а чего я сделала?..

Седов уставился в свой блокнот.

— На чей паспорт оформлена сим-карта, с которой вы звонили Виктории?

— Это чужой паспорт… Я его нашла. — Ложь легко выплескивалась из ее рта. — Случайно нашла, на улице.

— Когда вы в последний раз видели вашу дочь?

— Днем пятнадцатого июля. Короче, я уходила на работу, а она сказала, что пойдет вечером на пляж. Встретиться со своим пареньком…

— Хорошо, — сказал Паша. — Значит, она пошла на пляж. Теперь мы будем проверять полученную от вас информацию. Пока вы свободны, но никуда не уезжайте, вас вызовут в милицию и предъявят обвинение. И… сушите сухари.

Изумленная женщина, неловко двигая негибким тощим телом, выбралась из машины наружу. В этот момент со своего места выскочила и Вика.

Словно во сне, Павел Петрович наблюдал, как высокую, еще нестарую женщину, одетую в леггинсы и широкую яркую тунику, догнала чуть располневшая миловидная блондинка, окликнула ее и врезала кулаком в острую челюсть. Удар был так силен, что высокая женщина покачнулась. Блондинка, тряхнув ушибленной кистью правой руки, гордо подняла голову и ушла, оставив свою жертву в глубочайшем шоке…

Вернувшись в машину, Вика всхлипнула.

Паша опустил голову и приложил ко лбу ладонь. В этот момент он подумал, что теперь Лена не успокоится и применит все способы, чтобы достать свою обидчицу. Информацию он получил, но миссия провалена.

На обратной дороге друзья детства не уделили и минуты обсуждению битой шантажистки. Упрекать Вику Пашка не считал нужным. Что сделано, то сделано.

Перед выездом из Боровиковки Седов пересел на переднее сиденье. В машине работал кондиционер, это приятно расслабляло. Он откинул голову на подголовник, закрыл глаза.

— Я расскажу Роберту обо всем, — сказала Вика. — Лена хорошо свою дочечку знает: Ираида без денег никуда бы по своей воле не уехала. Ее надо искать. Да и ту сумму, которую эти стервы за похищение Ираиды выпросили, справедливо было бы у Ленки отобрать!

— Твой муж как-то очень быстро успокоился, поверив, что дочь сбежала с деньгами, — заметил Паша, поглядывая на подругу из-под рыжих ресниц.

Вика, не отрываясь, смотрела на пустую гладкую дорогу, как будто это была оживленная трасса. Паша решил ее больше не отвлекать. Он только хотел дать совет — прижечь йодом ссадину на костяшках правой руки, как вдруг подруга детства заговорила:

— Мне кажется, ему без Ираиды легче. Не то чтобы он был рад избавиться от дочери, но… С ней каждый день был не похож на остальные. Просто дух захватывало! И все свои фортели она выкидывала, только чтобы привлечь его внимание. В начале этого лета — Роберт все знает, но ты с ним об этом ни за что не говори! — она спала с клиентами отеля, как проститутка, и брала с них деньги. Два года назад — обворовывала номера вместе со своим дружком-наркоманом. Себе ничего не брала — все вещи и деньги парень уносил, а Ираида после месяца воровской деятельности сама отцу правду и рассказала. Роберт отругал ее страшно, чуть не убил! Но Ираида была очень довольна. — Вика невесело усмехнулась. — А слабительное, которое она подмешивала в еду отдыхающим? Это не один раз было. А искусственные какашки в лифтах? Все, что она творила, пересказать невозможно. Роберт пытайся с ней говорить, наказывать. Не пускал в отель, отправлял путешествовать летом. Потом решил, что надо ей больше внимания… Все было бесполезно.

В кармане Седова что-то зашевелилось и запищало.

— Яна? — Даже не глянув на дисплей, Паша приложил трубку к уху.

Он угадал.

— Привет. — Ее голос казался таким далеким. — Пашенька, тебе удобно говорить?

— Конечно.

— Ты знаешь, я тут подумала… Давай пока жениться не будем?

— Почему? — спросил он без особого удивления. Сам от себя предложения о замужестве Пашка не принял бы, хоть стреляйте.

— Я же знаю, что ты ко мне хорошо относишься, но по-настоящему не любишь. — Яна произнесла эту фразу без жалости к себе, просто констатируя факт, отчего ее жених снова осознал, что недостоин он такой девушки, недостоин!

— Ян, я просто…

— Ладно тебе! — Он услышал в трубке смешок. Казалось, Яна удивлялась самой себе. — Ладно, ничего с этим не сделаешь.

— Я скоро приеду, и мы поговорим, хорошо? — Ему захотелось сказать Яне что-нибудь нежное, но он ничего не придумал. — Жди меня…

В столовую Паша вошел с самым независимым видом, на который был способен. Это было правильно: сама Марьяна едва глянула на него, а вот девушки-официантки, стоявшие у раздаточной, встретили рыжего гостя отеля негромким, но дружным смехом. Кое-кто из гостей отеля одарили Седова такими взглядами, что можно было не сомневаться: Буфетчица не утаила подробности своего неудачного свидания.

Поразмыслив недолго над причинами, побудившими Марьяну поступить именно так, а не иначе, Павел Петрович пришел к единственному выводу — Марьяна не поверила в голубой порнофильм, а, не поверив, обиделась на отвергшего ее мужчину.

Женская обида — вещь страшная, Паша знал об этом. Значит, придется ему перетерпеть. Такова будет его плата за информацию о Кристине и Карлосе.

Оно того стоит.

Заняв свободный столик, Паша уставился в меню. Через полминуты к нему подошла Марина. Актрисой она была паршивой, поэтому ее эмоции буквально рвались наружу.

Паша взглядом пресек попытку затеять игривый разговор, заказал жареных креветок и уставился в окно.

Столовую он покинул, так же как и вошел в нее, под хихиканье девушек в беленьких передничках. Более того, Паша ощутил, что все в отеле стали смотреть на него совсем иначе. Улыбались, но скрывали неприязнь, предлагали помощь, но за спиной недоброжелательно посмеивались.

Паша вышел в сквер. Огляделся, размышляя — где сейчас может обретаться сын Марьяны? В парке его не было, на аллее под магнолиями тоже. Тут прогуливалась только солидная публика — на пляж, с пляжа и просто так.

Седов направился вниз, к морю. Разулся, снял рубашку, восхитился собственным загаром красноватого оттенка. А ведь Паша о нем так мало заботился! Пошел самой своей любимой дорогой — по линии прибоя. Сегодня вода была почти чистой, зеленоватой. Набегавшая волна гладила песок и приятно холодила пятки.

Поглядывая в сторону горизонта, Паша пытался догадаться, как отреагирует Роберт на известие, что водить его за нос Ираиде помогала ее мать? Разозлится? Примет новость равнодушно?

Он прошел пляж отеля, где его обрызгала водой радостная малышня, затем — пляж поселка, а потом и дикий пляж. Добрался до скалистого уступа над водой, вошел в воду по щиколотку, обходя один из камней, давным-давно отвалившихся от общей глыбы.

Заглянул в неглубокую расселину, туда, где ему уже пришлось находить Сэма.

Он был там и в этот раз.

Но в этот раз — мертвый.

Седов определил это, даже не коснувшись тела. Сэм лежал лицом в воде, и будь он живым, наверняка бы захлебнулся. Паша вытащил тело парня за плечи на сухое место, мрачно глянул в лицо, не смущаясь прошелся по карманам. В них было абсолютно пусто. Исколотые вены объясняли пустоту в карманах, а заодно и причину смерти Сэма.

Паша достал телефон, набрал номер службы спасения. Он мельком подумал, что наркотик куда эффективнее алкоголя, если рассматривать его как способ самоубийства.