Глава 10
ЭВЕЛИН
Пребывавший в суде контингент вернулся прямо перед обедом, до боли натрудив ноги, непомерно устав, громко требуя выпивки и поддержки.
— Я подумала, вам, наверно, следовало привезти с собой Джона Каннингема? — сказала Кейт Риду.
— Если честно, — ответил Рид, — нам этого не удалось.
— У него бывают нерабочие часы, которые он проводит просто так?
— Только не у него. По крайней мере, не тогда, когда он ведет дело, а по-моему, он их ведет постоянно. Не будь к нему строга, Кейт. Он потратил гораздо больше времени, чтобы добраться сегодня до суда в Питтсфилде, чем уделил бы многим клиентам, которые платят вдвое больше. И сделал отличную вещь. Кстати, я привез тебе подарок.
— Кстати, об «отличной вещи»? Ты меня пугаешь.
— Пожалуй, я выпью мартини со льдом. Нашим единственным пропитанием были сырые сандвичи и кока-кола, причем ни то ни другое не входит в число любимых мною продуктов. Я чересчур стар или слишком дегенерировал, чтобы воспарять духом от кока-колы. Спасибо. Обслужи также Лину и Уильяма, их нужды существенно превышают мои. Послушайся моего совета, милая девочка, и не играй с ружьями. Нам, конечно, пришлось притащить судью, внук которого только что прострелил себе ногу.
— Рид, какой ужас!
— Еще бы. Ружья — зло и все прочее, я всегда так считал. Разумеется, бедному Уильяму и без того было несладко во всех отношениях, а тут еще судья прочел ему пространную лекцию, предъявляя впридачу уже предельно забитое расписание судебных заседаний. Я думал, он заставит Уильяма сотню раз написать: «Я больше никогда не притронусь к ружью».
— Это мне надо кое-что сотню раз написать, — покаялась Кейт. — Я всегда ненавидела и презирала ружья, но боялась покуситься на мужскую прерогативу. К тому же, возможно, мне довелось прочитать «Гедду Габлер» в чересчур впечатлительном возрасте. Посмотрим фактам в лицо — благодаря современному фрейдистскому жаргону мы так страшимся показаться кастрирующими женщинами, что никогда не решаемся отобрать у мальчишки ружье. И я не желаю слышать ваше фырканье, Эммет Кроуфорд.
— Я не позволяю себе таких крайностей, милая леди. Горжусь уже тем, что удостоился чести пить коктейли вместе со взрослыми.
— Ну, сегодня особенный день.
— Можно мне что-нибудь добавить к томатному соку, тетя Кейт? — спросил Лео, довольный нарушением обычного распорядка, что позволило ему наряду с Уильямом и Эмметом присутствовать в обществе во время коктейля.
— Я добавлю к твоему томатному соку такое, что придется тебе не по вкусу, — зловеще пообещала Кейт.
— Мистер Артифони говорит…
— Меня не волнует, если мистер Артифони силой вливает джин в глотки своим захлебывающимся подопечным, но ты ничего не получишь к томатному соку.
— Тетя Кейт! Я имел в виду еду. Мистер Артифони говорит, что ни один хороший спортсмен не пьет, не курит и не… — Лео умолк, потянувшись за горсткой орешков.
— Ради всего святого, — взмолился Эммет, — чего он еще не делает?
— И не ложится спать позже десяти часов, — завершил Лео. — Хорошие спортсмены никогда не смотрят ночное шоу.
— Что еще произошло в суде? — спросила Грейс Нол.
— Избавлю вас от описания формальностей и долгих мрачных часов, проведенных в угнетающей дух атмосфере. Уильям был арестован и освобожден под залог. — Рид помолчал, пока Эммет по знаку Кейт уводил Лео из комнаты. Уильям и Лина уже удалились. — Принесем благодарственную молитву, — продолжал он, — что Уильям не вздумал разыгрывать из себя лорда Джима и не махнул с покаянием в тропики, ибо с этим парнем меня связывает сумма денег, значительно превышающая ту, которой я мог бы без огорчения лишиться. Должен сказать, Эвелин оказала большую подмогу в тяжелое время. Она веселила даже меня, что выходило далеко за пределы ее чувства долга.
— Что будет, если Уильяма признают виновным в убийстве какой бы то ни было степени?
— Кто знает? Возможно, условное наказание. Будем надеяться, что до этого не дойдет.
— Простой факт заключается в том, — объявила Кейт, — что мы должны найти истинного убийцу.
— Кейт, — сказал Рид, — я просто не выношу, когда ты начинаешь плести хитроумные козни, так что мальчишки Харди спокойно отдыхают. Давайте признаем почти абсолютную невозможность установить, кто вложил пулю в это ружье. Единственное, что мы можем сделать, — навлечь на свою голову такую кучу неприятностей, что многим из нас, вероятно, придется бежать из страны. Не скажу, чтобы я против этого возражал.
— Рид, хочешь верь — хочешь нет, я понятия не имею, как заряжать ружье пулей. Возможно, подобное алиби найдется и у других, тогда методом исключения…
— …В округе Беркшир не останется никого, кто не навел бы ружье на твою голову, Кейт. Умоляю, веди себя прилично.
— А полицейские не собираются ничего предпринимать?
— Все возможное, по примеру тьмы прочих тупых полицейских. Но тебе следует осознать, что, пока полиция не окажется абсолютно подавленной доказательствами обратного, она склонна считать убийцей того человека, который спустил курок. Полисмены определенно не собираются рыскать в округе, подобно какому-нибудь из любимых тобой детективов, доказывая с помощью некоей эзотерической белиберды, которая никогда не выдерживает испытания в ходе судебного разбирательства, — как раз поэтому обвиняемый обязательно совершает самоубийство, — будто это мог сделать лишь тот-то и тот-то, ибо вследствие определенной магической идиосинкразии, о которой осведомлены только два человека, ружье может выстрелить исключительно при условии произнесения на санскрите Господней молитвы на протяжении трех дождливых ночей подряд. Если вы силой навяжете мне еще бокал мартини, я приму его с искренней благодарностью. Кстати, о благодарности — ты так и не спросила меня, что за подарок я тебе привез.
— Надеюсь, вполне подходящий ключ к неизбежному решению всех наших загадок.
— Это надо еще посмотреть. Я привез тебе полное — или, по крайней мере, все, что мне удалось раздобыть с первой попытки, — собрание сочинений нашего мистера Маллигана. Во время одной из трапез, заключавшихся в сырых сандвичах, когда я старался откладывать наши заботы в дальний ящик, выяснилось, что в Питтсфилде, благослови Бог его маленькое современное сердце, есть общественный колледж и книжный магазин. Поэтому, когда суд удалился на совещание, Каннингем повис на телефоне, а Уильям и Эвелин казались способными под давлением обстоятельств обойтись без меня, я отправился в магазин и обнаружил выставленную на продажу массу книг мистера Маллигана в бумажных обложках. Продавец указал, что они пользуются большой популярностью у учащихся, главным образом потому, доверительно сообщил он, что «хороши для зубрежки», — это его выражение, а не мое. Как бы там ни было, раз вы с Грейс Нол постоянно твердите о своем интересе к мистеру Маллигану, я подумал, что вам, вероятно, захочется профессиональным оком взглянуть, что помогло ему вырасти до полного профессора и всего прочего. Я хочу сказать, с учетом того, что ему ничего неизвестно про «пок».
— Ну и кто же плетет хитроумные козни, мой мальчишка Харди?
— Вот какой благодарности я удостоился за привезенный подарок. Еще бокал? Пожалуй, не смогу. Влейте мне его в горло насильно.
— Рискну на «Форму и функцию в современной литературе», — заявила Грейс Нол, просматривая пачку книг.
— Я в любом случае, — сказала Кейт, — ограничусь трудом «Роман: интрига и метод». Только выпью еще чашку чаю.
— Обед, обед, обед, — прокричал Лео. — Миссис Монзони сказала готово.
— Что интересного рассказал нынче мистер Артифони, мой маленький человечек? — спросил Эммет, когда все уселись за стол.
— Мистер Артифони сказал, что самый главный в баскетболе — защитник, даже если он сам не попадает в корзинку и на первый взгляд кажется не таким важным. Он сказал, — продолжал Лео, щедро накладывая себе картофельное пюре, — что защитник считает не те мячи, которые сам забросил в корзинку, а те, которые набросал его подопечный.
— И сколько мячей набросал твой подопечный? — спросила Кейт.
— Нисколько, — сказал Лео. — Мы никогда не играем в баскетбол по понедельникам. Передайте, пожалуйста, пикули.
Уильям и Эвелин, принеся подобающие извинения, отправились ужинать в город — несомненно, поглощать тот же сорт телячьих котлет, которыми Кейт угощала Рида в их первый вечер в деревне. Вернулись они где-то после десяти, явно подорвав завязавшиеся после убийства узы взаимной симпатии. Уильям пошел наверх спать, сославшись на вполне вероятную усталость, а Лина уселась перед камином и с угрожающим видом взялась за бренди. Рид тоже ретировался, Эммет, как обычно, работал с письмами, которые начинали внушать ему настоящую страсть, Грейс Нол была наверху, предположительно устраиваясь на ночь, а Кейт предалась обсуждению подстерегающих женщин опасностей.
— Думаю, почти все мы вам здорово осточертели, — сказала Лина. — И, пригласив меня в гости, вернее, позволив самой напроситься, вы получили не слишком-то ценный подарок. Лучше, пожалуй, мне утром уехать. Даже не представляю, — раздраженно добавила она, — откуда возникла идея о сексуальной агрессивности мужчин. Они хуже увядших фиалок.
— Так всегда утверждал Шоу. И в то же время есть мистер Маллиган.
— Какая ужасная, гнусная правда. А не может ли быть, что мужчина просто возражает против сложности любовных отношений, а не собственно секса?
— Насколько припоминаю, подобную теорию выдвигал Дилан Томас. Однако он определенно не лучший образец моногамного мужчины, каким бы хорошим поэтом ни был.
— Уильям моногамен. У него лишь одна любовь: к самому себе.
— В чем именно заключается проблема Уильяма? В боязни греха?
— По-моему, да. И в том факте, что он считает вступление в брак для себя невозможным по финансовым соображениям. Я не думаю, будто ему действительно неприятно, что у меня есть докторская степень, а у него еще нет, но его мучит собственная неспособность взяться за диссертацию, а берясь за нее, он считает свой труд крайне скучным и едва ли интересуется его завершением.
— В викторианский период — естественно, когда в моду вошло «мускулистое христианство», — люди типа Карлейля посоветовали бы работу и холодные ванны.
— Очевидно, именно такова и теория Уильяма. Он продолжает усердно трудиться над «скачущим ритмом» Хопкинса, а дома пускается в дальние заплывы в холодном океане. Я, слава Богу, не викторианка. По-моему, если уж у мужчины так много энергии, что он готов проплыть полпути до Европы, почему не найти ей хорошее применение, лежа с кем-то в постели? Каким образом он ее здесь сублимирует, в такой дали от океана, кроме притворной стрельбы из ружья?
— Он играет с Лео, лазает по горам, плавает в пруду. Пару раз даже играл со мной в теннис. Лина, существует ли определенная причина вашего интереса к Уильяму? Не способны ли вы последовать старому, успокоительному, как бром, рецепту — быть друзьями и обрести любовь с кем-то другим?
— Способна, конечно. К моему стыду, вам известно, что мне даже хотелось, чтобы меня соблазнили, а возможно, и по-настоящему атаковали. Но в конце концов все всегда возвращается к Уильяму, будь он проклят. Я хочу сказать, кажется, мы во многом друг другу подходим. И за все годы нашего с ним знакомства он никогда себе не подыскивал кого-либо другого. И еще одно насчет Уильяма — он твердо верен своим принципам. Я имею в виду, он не из тех, кто под одной рукой держит чистую девушку, а под другой — женщин свободного поведения, как, боюсь, слишком часто, к несчастью, случается с религиозными молодыми людьми. Я хочу сказать, он реально верит в целомудрие.
— Если так, почему не покончить с мрачными переживаниями и не занять свои мысли чем-то другим, например, написанием книги или, может быть, путешествием вокруг света? Вы же знаете, что обладаете великолепной свободой. Боитесь взглянуть на дела под таким углом?
— Я не так независима, как вы, Кейт. Я люблю иметь дело со знакомыми мне людьми.
— Тогда прекратите грезить о спанье с незнакомыми вам людьми — с каким-нибудь ушлым итальянцем вроде Мастроянни, подвернувшимся под руку темной ночью в Неаполе или на Ривьере.
— Это удар ниже пояса.
— Послушайте, Лина. В жизни не так много возможностей. Если женщина естественным образом не перебирается в дом в пригороде с мужем, детьми и соответствующим кругом общения, для нее возможны лишь три образа жизни. Можно выйти замуж и продолжать профессиональную деятельность, даже имея детей. Женщин подобного сорта все больше и больше. А можно не выходить замуж, сделав свободный выбор в пользу работы. Обычно этот вариант выбирали представительницы старшего поколения типа Грейс Нол. Их все меньше и меньше. Или можно войти в третью категорию, публикуясь гораздо реже, с удовольствием наслаждаясь мужской любовью, как правило, не с одним в жизни мужчиной, и презирая роль домохозяйки. Таковы многие французские женщины, которые начинали томиться при вынужденной необходимости проводить время в своих поместьях.
— Вы имеете в виду Жорж Санд или мадам де Сталь?
— Если вам обязательно нужен крайний пример, возьмем мадам дю Шатле — вы знакомы с книгой Нэнси Митфорд о ней? Или наш век — Дорис Лессинг, Симона де Бовуар, Колетт. Дорис Лессинг в своем интервью назвала себя не слишком подходящей для брака.
— Вы относитесь к третьей группе?
— Похоже на то. Руководство домашним хозяйством нынешним летом безусловно не оказало положительного влияния на мой характер. Но суть в том, что вы относитесь к одной из двух первых категорий, возможно, к той, где выходят замуж и продолжают профессионально работать. Честно сказать, иначе вы к тридцати годам не оставались бы девственницей — хотя, кто знает. Нет, не открывайте свой маленький ротик и не расспрашивайте обо мне, ибо я не намерена отвечать на такие вопросы. Почему бы вам не позабыть, с одной стороны, мечты об Уильяме, а с другой — о безумных ночах с неизвестными любовниками, обладающими безграничным опытом, и не сосредоточиться на работе? Встреча с мужчиной, с которым можно провести всю жизнь, — такая же неожиданная случайность, как увлекательные открытия трех князей Серендипа; это, как правило, происходит, когда думаешь о чем-то другом. Что касается вашего утреннего отъезда, не делайте этого. А теперь, пока вы не совсем окосели от бренди, не расскажете ли со всеми подробностями, какие сумеете вспомнить, что происходило сегодня в суде?
Взобравшись несколько часов спустя по лестнице с Линой на буксире и проследив, как она направляется к своей постели и забытью, Кейт вошла к себе в комнату с чувством бесконечного облегчения и страстным стремлением к одиночеству. Но судьба, видно, шлет одиночество лишь тому, кто уже сыт им по горло. Раздался стук в дверь, и вошла Грейс Нол.
— У вас утомленный вид, — заметила Грейс. — Я сунула нос для того только, чтобы пожелать доброй ночи и сообщить, что мистер Маллиган обладает всеми литературными способностями начинающего студента. Но об этом мы можем поговорить завтра.
— Ни в коем случае. Заходите и расскажите мне, что это за дело, на которое вы так интригующе намекали за завтраком.
— Боюсь, это довольно долгий разговор, Кейт. Его вполне можно перенести на завтра.
— Ох, ради Бога, войдите и сядьте. Я же вам говорила, что мы ничего больше не делаем, лишь разговариваем, — или вы это мне говорили? — когда мы шли смотреть на коров. Говорим, говорим, и опять говорим, причем порой занимаемся пустой болтовней. Я, конечно, перемежаю ее теннисом и прогулками, а иногда плаванием, но давайте признаем — если хотите узнать, что представляет собой человек, посмотрите, чем он занимается. Я разговариваю.
— Время от времени отвлекаясь и на небольшие любовные игры?
— Грейс, этим летом, а возможно, и следующим я не обсуждаю с другими персонами вопросы секса. Во имя Господа Бога, что вас обуяло? Я могу извинить Лину, она совсем сбита с толку, оказалась на перепутье и просто разрывается от нерешительности. Но какие причины могли толкнуть вас…
— Не кипятитесь. Я не собираюсь вываливать к вашим стопам свои личные тяготы, если они у меня найдутся. Просто хочу указать между прочим, что президент Джей-колледжа, вероятно, не сможет иметь любовника. Мужа — да. Вам не кажется, что вы слишком много курите?
— Конечно, я слишком много курю. Утешаюсь мыслью о том, что не надо гадать, от какой формы рака тебе предстоит умереть. Закуриваешь сигарету, и знаешь наверняка. Грейс, вы полностью, на девяносто девять и пятьдесят четыре сотых процента свихнулись?
— Вполне возможно. Верьте не верьте, нам недостает по-настоящему компетентных женщин, не говоря уж о женщинах, не состоящих в браке с мужчинами, карьера или самолюбие которых не оставляют им никакой возможности иметь в женах президента колледжа. Давайте признаем следующее: хотя Бантинг, пожалуй, считается самой выдающейся женщиной-президентом и даже входит в Комиссию по атомной энергии, если б ее муж не умер, к огромному сожалению, она наверняка до сих пор преподавала бы где-нибудь химию. Что касается незамужних, способных сказать свое слово в сфере управления колледжами и университетами, вы, как я уже говорила, наверняка слишком устали.
— Я безусловно слишком устала, чтобы стать президентом женского Джей-колледжа. Это первый отмеченный мною признак ослабления ваших умственных способностей. Или у вас просто развилось странноватое чувство юмора? Пускай даже Джей-колледж — один из старейших в стране женских колледжей с колоссальной репутацией, я как-нибудь обойдусь и без двухсот лет славной истории.
— Прекратите бушевать. Просто подумайте на этот счет. Я случайно узнала, что совет попечителей готовится сделать вам предложение. Они пристально вас изучили, сидели на ваших лекциях, читали ваши книги…
— Вы положительно вгоняете меня в краску. Я не заливалась таким румянцем с тех пор…
— …как в последний раз слышали искренний комплимент. Откровенно скажу, у вас множество недостатков, и один из них определенно заключается в неумении принимать комплименты. Вдобавок вы слегка не дотягиваете до идеала тактичности, нетерпимы к безмозглости, заносчивы и, хотя питаете величайшее уважение к галантности и хорошим манерам, сами абсолютно не обладаете этими качествами как таковыми.
— Я удивляюсь, что вы вообще обо мне размышляли.
— Ну, вам известно, что написал Генри Джеймс своему юному приятелю, который только что познакомился с Эдит Уортон. «Ах, мой милый юноша, — писал он, — вы подружились с Эдит Уортон. Поздравляю вас; вам, возможно, откроется, что с ней трудно общаться, но вы никогда не сочтете ее глупой и никогда не увидите ее смущенной».
— Как мило, Грейс. Но едва ли это удовлетворяет квалификационным требованиям к президенту колледжа, которым я, кстати, решительно быть не желаю. Вы меня рекомендовали?
— Возможно, вы удивитесь, узнав, какая масса людей вас рекомендовала. Я уже намекала вам на нехватку способных женщин. На самом деле я провожу уик-энд здесь, чтобы вас прозондировать, а вдобавок к зондированию привести все доводы, которые могу высказать лично и, как вам известно, глубоко разделяю.
— Благодарю. Постараюсь принять этот комплимент должным образом. Но знаете, когда меня попросили рекомендовать кого-либо на пост президента, я назвала вас. Вы были бы идеальным вариантом, Грейс.
— Фактически я с вами согласна. И, в отличие от вас, принимаю комплименты с величайшим самодовольством, без тени румянца. Но люди нынче хотят видеть молодых президентов колледжей. Честно признаюсь, я этого не понимаю. По-моему, президенты колледжей, как папы, к моменту избрания должны быть стариками — тогда они смогут пойти на риск и не проживут слишком долго, чтобы закоснеть в своих привычках и взглядах. Однако в Америке это не принято. Меня попросили поработать временно, но я отказалась. Сплошная головная боль и никакой власти. Не пытайтесь ответить сейчас. Возможно, я не должна была говорить об этом, когда на вашу голову обрушились все остальные проблемы, но решила бросить вам на съедение другую косточку.
— Большое спасибо. И предлагаете мне выйти замуж, чтобы обрести подобающую для работы квалификацию?
— Я ничего вам не предлагаю. Только пробую намекнуть на проблему. Но прежде чем отвергать предложение, Кейт, вспомните — это высокое положение, которое наделяет властью, а власть — одно из великолепнейших ощущений.
— Я никогда не стремилась к власти.
— Знаю. И именно поэтому принять ее следует вам, а не тому, кто всегда ее жаждал. Доброй ночи, профессор Фэнслер.
