На самом деле мистеру Паркеру было не с руки покидать Лондон. В начале дня он еще успевал съездить к леди Ливи, чтобы поговорить с ней, а вот последующие его планы на этот день рушились один за другим. Все намеченные поездки ему пришлось отложить после получения извещения, что ранее отсроченное судебное разбирательство о неизвестном посетителе мистера Типпса должно состояться сегодня в полдень, поскольку изыскания инспектора Сагга не дали, по-видимому, ничего определенного. Соответственно жюри присяжных и свидетели были вызваны на три часа. Мистер Паркер мог, конечно, не пойти на это заседание, если бы не наткнулся утром на Сагга и не вытянул из него эти сведения, как вытаскивают качающийся зуб. В сущности, инспектор Сагг полагал, что Паркер ему только мешает. Более того, он находится в очень дружеских отношениях с лордом Питером Уимзи, а что касается последнего, то инспектор Сагг просто не находил слов, чтобы выразить, как ему мешает лорд Питер. Но он все же не мог в ответ на прямой вопрос отрицать, что сегодня днем должно состояться судебное разбирательство, как не мог он отрицать и неотъемлемое право любого заинтересованного англичанина присутствовать на суде. Поэтому незадолго до трех часов мистер Паркер был уже на своем месте и развлекался, наблюдая усилия прибывших после того, как помещение было уже забито до отказа, осторожно пробраться, дать взятку служителям или просто грубо протолкаться на более удобные места. Коронер, следователь, ведущий дела о насильственной или скоропостижной смерти, — невзрачного вида человек, привычный к пунктуальности, — прибыл точно к трем и, брюзгливо оглядев переполненный зал, приказал открыть все окна, тем самым напустив в зал поток мокрого тумана на головы тех несчастных, что сидели ближе к окнам. Это вызвало кое-какое волнение среди публики и выражения неодобрения, сурово остановленные коронером. Он пояснил, что при нынешней эпидемии инфлюэнцы оставаться в непроветриваемом помещении означало бы верную смерть. И что всякий, кто возражает против открытых окон, может воспользоваться простым средством, а именно оставить помещение суда, и, далее, что при малейшем шуме он отдаст приказ очистить зал от публики. Затем он принял таблетку формаминта и после обычных формальностей вызвал четырнадцать честных и законопослушных граждан и предложил им присягнуть в том, что они с усердием и подлинным беспристрастием расследуют все материалы и обстоятельства, касающиеся смерти джентльмена в пенсне, и вынесут справедливые решения по всем пунктам. Когда возражения, высказанные председателем жюри — пожилой леди в очках, владелицей кондитерской, которая, по-видимому, мечтала только об одном — вернуться в свой магазин, — были в целом отметены коронером, жюри удалилось, чтобы осмотреть тело. Мистер Паркер снова оглядел зал и увидел несчастного мистера Типпса и девицу Глэдис, которых ввели под охраной полиции в соседнюю комнату. За ними последовала сухопарая старая леди в шляпке без полей и накидке. С нею, в великолепной шубе и в шляпке удивительной конструкции для езды в автомобиле, вошла вдовствующая герцогиня из Денвера. Ее живые темные глаза пробежали по толпе. В следующий момент они загорелись, остановившись на мистере Паркере, который несколько раз посетил их дом, «Дауэр-Хаус». Она кивнула ему и что-то сказала полицейскому, после чего магическим образом перед ним открылся проход сквозь толпу представителей прессы и его удобно усадили в первый ряд как раз позади герцогини, которая приветствовала его очаровательной улыбкой и спросила:

— Что это случилось с бедным Питером?

Паркер стал ей объяснять, и коронер бросил раздраженный взгляд в их сторону. Кто-то подошел к нему и что-то шепнул на ухо, после чего коронер раскашлялся и принял еще одну таблетку формаминта.

— Мы приехали на автомобиле, — рассказала герцогиня. — Это так утомительно. Дороги между Денвером и Ганбери-Сент-Уотерс... К ленчу должны были явиться гости... Мне пришлось перенести встречу — не могла же я позволить старой леди поехать одной, верно? Кстати, с фондом реставрации церкви случилась такая удивительная вещь... Наш викарий... ах, дорогой, сюда опять идут эти люди... ну, я расскажу вам об этом после... Посмотрите на эту женщину — у нее потрясенный вид, а девушка в твидовом костюме старается выглядеть так, словно она каждый день видит раздетых джентльменов... ой, я не это хотела сказать... я имела в виду трупы, конечно... Что за ужасный человек этот коронер, правда? Бросает на меня убийственные взгляды... Как вы думаете, посмеет он выдворить меня из зала суда или сделать мне... как это там у вас называется?

Первая часть показаний не представляла большого интереса для мистера Паркера. Несчастный Типпс, которого держали в тюрьме, показал под присягой (вернее, жалобно промямлил), что обнаружил тело в восемь часов утра, когда зашел в ванную комнату, чтобы принять ванну. Он был так потрясен, что ему пришлось сесть на стул и послать служанку за бренди. Никогда раньше он умершего не видел. У него нет ни малейшего представления, как труп попал в его, Типпса, ванну.

Да, он был в Манчестере за день до этого. Он прибыл на вокзал Святого Панкраса в десять часов. Он оставил свой чемодан в камере хранения. В этот момент мистер Типпс сильно покраснел, он выглядел несчастным и смущенным и нервно оглядел зал суда.

— А теперь, мистер Типпс, — отрывисто сказал коронер, — нам придется прояснить картину ваших перемещений. Вы должны понять важность этого дела. Вы предпочли дать показания, которых вы могли бы и не давать, но раз уж вы это сделали, то вам было бы лучше изложить все предельно ясно.

— Да, — еле слышно ответил Типпс.

— Вы предупредили этого свидетеля, инспектор? — спросил коронер, резко повернувшись к инспектору Саггу.

Инспектор ответил, что уведомил мистера Типпса, что все сказанное им на суде может быть использовано против него. Мистер Типпс мертвенно побледнел и проблеял, что он не... не имел в виду намерения совершить что-нибудь противозаконное.

Это замечание вызвало умеренную сенсацию, и коронер стал еще более брюзгливым.

— Здесь кто-нибудь представляет мистера Типпса? — раздраженно спросил он. — Нет? Разве вы не объяснили ему, что он может — что он должен иметь своего адвоката? Неужели нет? В самом деле, инспектор! Неужели вы не знаете, мистер Типпс, что у вас есть право нанять адвоката?

Мистер Типпс уцепился руками за стул, чтобы не упасть, и ответил едва слышно:

— Нет.

— Это невероятно, — воскликнул коронер, — что так называемые образованные люди не осведомлены о судебной процедуре своей собственной страны! Это ставит нас в очень неловкое положение. Я сомневаюсь, инспектор, могу ли я позволить заключенному — мистеру Типпсу — вообще давать показания. Это очень деликатное положение.

Пот выступил на лбу мистера Типпса.

— Спаси нас от наших друзей, — зашептала герцогиня Паркеру. — Если бы этот пожиратель таблеток открыто проинструктировал присяжных, — а какие у них полуграмотные лица, столь характерные, как мне всегда казалось, для нижнего слоя нашего среднего класса, похожие на бараньи или телячьи головы, — чтобы они обвинили в предумышленном убийстве этого бедного человечка, то он не мог бы выразиться яснее.

— Ведь вы же понимаете, что он не может заставить его обвинить самого себя, — заметил Паркер.

— Чепуха! — возразила герцогиня. — Как может человек обвинить сам себя, если он в жизни своей не сделал ничего дурного? Вы, мужчины, никогда не думаете ни о чем, кроме своего бюрократизма.

А тем временем мистер Типпс, вытерев лоб носовым платком, собрал воедино все свое мужество. Он стоял с видом дрожащего достоинства, словно припертый к стене белый кролик.

— Я бы скорее признался вам, — сказал он, — хотя это действительно очень неприятно для человека в моем положении. Но я действительно не мог ни на мгновение подумать, что это я совершил столь ужасное преступление. Я заверяю вас, джентльмены, что я не мог бы вынести этого. Нет. Я бы предпочел сказать вам правду, хотя боюсь, что это ставит меня в довольно... Ну ладно, я скажу вам.

— Вы полностью осознаете всю серьезность подобного заявления, мистер Типпс? — сказал коронер.

— Вполне, — ответил мистер Типпс. — Ладно, со мной все в порядке... Я... Могу я попросить глоток воды?

— Не спешите! — сказал коронер и одновременно, сводя на нет свой совет, нетерпеливо посмотрел на часы.

— Благодарю вас, сэр, — сказал мистер Типпс. — Ну, значит, это верно, что я прибыл к вокзалу Святого Панкраса в десять часов. Но со мной в вагоне был один человек. Он сел в поезд в Лестере. Сначала я его не узнал, но это оказался мой старый школьный друг.

— Как зовут этого джентльмена? — спросил коронер. Его рука с карандашом замерла в воздухе.

Мистер Типпс весь сжался.

— Боюсь, что не смогу вам это сказать, — ответил он. — Видите ли — то есть вы увидите, — это навлекло бы на него большие неприятности. Поэтому я не могу назвать его, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Нет! — добавил он, когда зловещее значение последней фразы дошло до него. — Я уверен — я не мог бы сделать это.

— Хорошо, хорошо, — сказал коронер.

Герцогиня снова наклонилась к Паркеру.

— Я начинаю просто восхищаться этим человечком, — прошептала она.

Мистер Типпс продолжил свой рассказ:

— Когда мы вышли из поезда на вокзале Святого Панкраса, я собрался отправиться сразу домой, но мой друг сказал «нет». Мы долго не виделись, и нам следовало бы отметить как следует нашу встречу, как он выразился. Боюсь, что я проявил мягкотелость и позволил ему уговорить меня отправиться вместе с ним в один из его притонов. Я намеренно использую это слово, — продолжал Типпс, — и заверяю вас, сэр, что если бы я знал заранее, куда мы идем, то никогда бы ногой не ступил в это место.

Я сдал свой чемодан в камеру хранения, так как ему не хотелось обременять нас этой тяжестью, и мы сели в такси и поехали на угол Тоттэнхэм-Корт-роуд и Оксфорд-стрит. Затем мы немного прошлись пешком и повернули в боковую улицу — не могу вспомнить ее название, — где была открытая дверь, из которой на улицу падал свет. Там за стойкой стоял какой-то человек, и мой друг купил какие-то билеты, и я услышал, как человек за стойкой сказал ему что-то насчет «вашего друга», подразумевая меня, а мой друг ответил: «Да, конечно, он уже бывал здесь, верно, Элф?» — так меня называли в школе, — хотя я заверяю вас, сэр, — здесь мистер Типпс стал очень серьезен, — я никогда там не бывал и ничто в мире не соблазнило бы меня опять пойти в такое место.

Ну хорошо, мы спустились на один этаж ниже в какое-то помещение, где продавались напитки, и мой друг выпил несколько рюмок и меня заставил выпить одну или две — хотя, как правило, я человек очень воздержанный в отношении спиртного. Он заговорил с какими-то другими мужчинами и девушками, которые находились там, — очень вульгарный тип людей, как я, помнится, подумал, хотя и не произнес этого вслух, а некоторые молодые леди были достаточно хорошенькими. Одна из них села моему другу на колени и назвала его забавным стариканом, а потом позвала его куда-то. И мы прошли в другое помещение, где масса людей танцевали эти современные танцы. Мой друг стал танцевать, а я сел на диван. Одна из молодых леди подошла ко мне и спросила, не потанцую ли я с ней, а я сказал «нет», и тогда она попросила угостить ее виски. «Тогда ты угостишь нас виски, дорогой» — вот что она сказала, и я спросил: «Разве сейчас не поздно?» А она ответила, что это не имеет значения. Поэтому я заказал ей виски — мне показалось неудобным не предложить ей. Молодая леди, казалось, ждала этого от меня, и я чувствовал, что будет не по-джентльменски отказать ей, раз она попросила. Но это было против моей совести — ведь это была еще совсем юная девушка. После этого она обвила меня рукой за шею и поцеловала — так, словно она этим заплатила мне за напиток, и меня это действительно тронуло, — сказал мистер Типпс несколько двусмысленно, но с необыкновенным чувством.

В этом месте кто-то из задних рядов сказал: «Вот это да!» — и все услышали, как кто-то громко чмокнул губами.

— Удалите того, кто издал этот непристойный звук, — сказал коронер с большим негодованием. — Продолжайте, пожалуйста, мистер Типпс.

— Итак, — сказал мистер Типпс, — приблизительно в половине первого, как я припоминаю, там стало несколько шумно, и я стал искать моего друга, чтобы попрощаться с ним, не желая там больше оставаться, когда увидел его с одной из молодых леди, и им, кажется, было очень весело, если вы следите за моим рассказом. Мой друг развязывал ленты на ее плече, а юная леди смеялась... и так далее, — торопливо сказал мистер Типпс, — так что я подумал, что мне лучше тихонечко выскользнуть из заведения, когда внезапно я услышал шум драки и крик. Не успел я сообразить, что происходит, как появилось с полдюжины полицейских и свет погас, все затопали и закричали — это был ужас. В суматохе меня сбили с ног, и я ударился головой об угол стола — вот тогда-то я и получил эту шишку, о которой меня спрашивали. Я ужасно перепугался, что мне никогда отсюда не выбраться и, может быть, завтра моя фотография появится в газетах, когда кто-то схватил меня за руку — думаю, что это была та юная леди, которую я угостил виски. И она сказала: «Сюда!» — и потащила меня по коридору куда-то в заднюю часть дома. Я выскочил на улицу, пробежал несколько кварталов и поворотов и наконец оказался на Гудж-стрит. Там я взял такси и приехал домой. Потом я видел в газетах рассказ об этом полицейском рейде и понял, что моему другу удалось бежать. И поэтому, поскольку мне не хотелось, чтобы эти мои ночные приключения стали всем известны, и чтобы не навлекать неприятности на моего друга, я просто ничего никому не сказал. Но все это правда.

— Хорошо, мистер Типпс, — сказал коронер. — Мы, вероятно, сможем подтвердить значительную часть этой истории. Имя вашего друга...

— Нет, — твердо сказал мистер Типпс, — ни за что.

— Очень хорошо, — сказал коронер. — А теперь не могли бы вы сказать, когда вы пришли к себе домой?

— Думаю, что приблизительно в половине второго ночи. Хотя, по правде сказать, я был так расстроен...

— Это понятно. Итак, вы сразу же легли спать?

— Да, только сначала я съел сандвич и выпил стакан молока. Я подумал, что это, так сказать, успокоит меня изнутри, — добавил свидетель извиняющимся тоном, — поскольку я не привык принимать алкоголь так поздно и на пустой желудок, если можно так выразиться.

— Да, понятно. И никто не встал, чтобы встретить вас?

— Никто.

— Сколько же времени прошло, когда вы наконец легли спать?

Мистер Типпс подумал и сказал, что на все это ушло, вероятно, полчаса.

— Вы заходили в ванную комнату перед тем, как лечь в постель?

— Нет.

— А ночью вы ничего не слышали?

— Нет, я быстро уснул. Я ведь был довольно взволнован, поэтому я принял небольшую дозу снотворного, чтобы легче уснуть, и, если учесть усталость и мое не вполне трезвое состояние, я просто отключился и не просыпался, пока Глэдис не разбудила меня.

Дальнейший допрос мистера Типпса мало что прояснил. Да, окно ванной комнаты было открыто, когда он вошел туда утром, он уверен в этом, и он очень резко сказал об этом прислуге. Он готов ответить на любые вопросы — он будет только счастлив, если это ужасное преступление удастся раскрыть.

Глэдис Хоррокс показала, что служит у мистера Типпса около трех месяцев. Ее предыдущий хозяин может дать ей рекомендации. В ее обязанности входило каждый вечер делать обход квартиры, после того как она укладывала миссис Типпс в постель около десяти вечера. Да, она помнит, что делала это и в ночь на понедельник. Она заглянула во все комнаты. Помнит ли она, как закрывала окно в ванной комнате в ту ночь? Нет, она не могла бы поклясться в этом, но, когда мистер Типпс позвал ее утром в ванную комнату, оно точно было открыто. Она не заходила в ванную комнату до того, как в нее вошел мистер Типпс. Да, конечно, случалось, что она раньше оставляла это окно открытым, когда вечером никто не принимал ванну. В ночь на понедельник ванну принимала миссис Типпс. Она всегда принимала ванну в воскресенье вечером — это был один из ее дней. Она очень боялась, что не закрыла окно в ночь на понедельник, хотя и пожелала, чтобы ей голову сняли с плеч за то, что она такая забывчивая.

Здесь свидетельница разрыдалась, и ей дали воды, в то время как коронер освежился третьей таблеткой.

Оправившись, свидетельница показала, что она конечно же заглянула во все комнаты, перед тем как лечь спать. Нет, совершенно невозможно допустить, что труп был спрятан в квартире, а она этого не заметила. Она весь вечер находилась на кухне, и там едва ли достаточно места, чтобы как следует приготовить обед, не говоря уж о том, чтобы спрятать тело. Старая миссис Типпс сидела в столовой. Да, она в этом уверена. Почему? Потому что она поставила там молоко и сандвичи для мистера Типпса. Там не было ничего — она может поклясться в этом. Так же как и в ее собственной спальне и в холле. Обыскала ли она шкаф в спальне и комод? Ну, нет, конечно. Она не привыкла каждую ночь обыскивать дома приличных людей в поисках скелетов. Значит, какой-нибудь человек мог спрятаться в шкафу или в ящике для постельного белья? Она полагает, что мог бы.

Отвечая на вопрос председателя жюри, она признала, что выходила из квартиры с одним молодым человеком. Уильямс его зовут, Билл Уильямс. Уильям Уильямс, если вы настаиваете. Он стекольщик по профессии. Ну да, он иногда бывал в квартире. Да, она полагает, что можно сказать, что он был знаком с квартирой. Имела ли она когда-либо с ним... Нет, не имела, и если бы она знала, что ей будут задавать такие вопросы — ей, уважающей себя девушке, — то она бы вообще отказалась давать какие-либо показания. Викарий церкви Святой Марии может дать характеристику и ей, и мистеру Уильямсу. В последний раз мистер Уильямс был в квартире две недели назад.

Нет, это не было последнее их свидание с мистером Уильямсом. Да, в последний раз они виделись в понедельник, — ну да, вечером в понедельник. Да, если надо говорить правду, значит, надо. Да, инспектор предупредил ее, но ведь от этого никто не пострадал, и, конечно, лучше уж лишиться своего места у мистера Типпса, чем быть повешенной, хотя это просто стыд, если девушка не может немножко развлечься без того, чтобы какой-нибудь отвратительный труп не залез в квартиру через окно и причинил ей столько неприятностей. После того как она уложила в постель миссис Типпс, она выскользнула из квартиры, чтобы сходить на танцы в «Блэк фэйст рэм». Мистер Уильямс встретился там с ней, а потом проводил ее домой. Он может подтвердить, где она была и что ничего плохого в этом не было. Вернулась она, должно быть, около двух часов ночи. Она взяла ключи от квартиры из комода миссис Типпс, когда та не смотрела. Мистер Типпс в ту ночь отсутствовал. Она бы попросила разрешения уйти, но не могла получить его, оттого что мистер Типпс был в отъезде в ту ночь. Она горько сожалеет, что так вела себя в ту ночь, и была уверена, что ее за это накажут. Когда она вошла в квартиру, то не заметила в ней ничего подозрительного. Она сразу же легла в постель, не осмотрев квартиру. Лучше бы она умерла.

Нет, у мистера и миссис Типпс вряд ли когда-либо были какие-либо посетители, они жили весьма уединенно. Она обнаружила, что наружная дверь, как обычно, закрыта на задвижку. Она никогда бы не подумала, что мистер Типпс способен совершить что-нибудь плохое.

— Благодарю вас, мисс Хоррокс. Вызовите Джорджиану Типпс. — И коронер подумал, что следовало бы зажечь газовые лампы.

Допрос миссис Типпс принес больше развлечения, чем просвещения для публики, явившись, как оказалось, превосходным примером игры, называемой «перекрестные вопросы и уклончивые ответы». После пятнадцати минут страданий обеих сторон коронер отказался от дальнейшей борьбы, оставив за леди последнее слово.

— Не пытайтесь запугать меня, молодой человек, — энергично заявила восьмидесятилетняя женщина. — Вы можете испортить себе желудок этими противными таблетками.

В этот момент вперед вышел некий молодой человек и заявил, что хочет дать показания. Представившись как Уильям Уильямс, стекольщик, он был приведен к присяге и подтвердил свидетельство Глэдис Хоррокс в отношении ее присутствия в «Блэк фэйст рэм» в ночь на понедельник. Они вернулись к дому мистера Типпса, скорее всего, до двух часов ночи, как ему кажется, но определенно позже половины второго. Он сожалеет о том, что уговорил мисс Хоррокс пойти с ним, когда ей не следовало этого делать. По дороге туда и обратно он не заметил на Принс-Уэльс-роуд ничего подозрительного.

Инспектор Сагг показал, что его вызвали в квартиру утром во вторник приблизительно в половине девятого. Он нашел поведение этой девушки подозрительным и приказал арестовать ее. На основании дальнейшей информации, приведшей его к подозрению, что умерший мог быть убит прошлой ночью, он арестовал и мистера Типпса. Он не обнаружил никаких следов проникновения в квартиру со взломом. На подоконнике окна ванной комнаты были какие-то следы, которые говорили о том, что кто-то проник в квартиру этим путем. Во дворе под окнами не было обнаружено никаких следов от ног или отпечатков опор лестницы. Двор был заасфальтирован. Он осмотрел и крышу, но ничего не обнаружил. По его мнению, тело кто-то принес в квартиру заранее и спрятал до вечера, а затем ночью ушел через окно ванной комнаты при содействии служанки. Почему в этом случае она не выпустила его из квартиры через дверь? Ну что ж, он мог выйти и через дверь. Не обнаружил ли он какие-либо признаки того, что тело, или человек, либо и тот и другое были спрятаны в квартире? Он не нашел ничего противоречащего такому предположению. На основании каких данных он пришел к выводу, что смерть наступила в эту же ночь?..

В этом месте инспектор Сагг вдруг стал нервничать и сделал попытку прикрыться своим профессиональным достоинством. Но под нажимом коронера он признал, что у него фактически нет доказательств этого.

Один из членов жюри:

— Оставил ли преступник какие-либо отпечатки пальцев?

— На стенке ванны были видны какие-то отпечатки, но преступник был в перчатках.

Коронер:

— Сделали ли вы из этого выводы, что преступник был очень опытным типом?

Инспектор Carr:

— Да, похоже на то, что у него был опыт в таких делах, сэр.

Председательница жюри:

— Очень ли это согласуется с обвинением против Альфреда Типпса, инспектор?

Инспектор молчит.

Коронер:

— В свете тех показаний, которые вы только что слышали, вы все еще настаиваете на выдвижении обвинения против Альфреда Типпса и Глэдис Хоррокс?

Инспектор Сагг:

— Я считаю всю эту компанию подозрительной. История Типпса ничем не подтверждена, а что касается девицы Хоррокс, то откуда нам известно, что этот Уильямс не их соучастник?

Уильям Уильямс:

— Эй, вы это бросьте. Я могу привести сюда сотню свидетелей...

Коронер:

— Замолчите, пожалуйста. Я изумлен, инспектор, что вы высказали такое предположение, да еще в такой манере. Это в высшей степени недопустимо. Кстати, можете вы сказать нам, действительно ли в ночь на понедельник был проведен полицейский рейд по ночным клубам в окрестностях Сент-Джайлз-Серкус?

— Кажется, что-то такое было, — угрюмо буркнул инспектор Сагг.

Коронер:

— Разумеется, вы наведете необходимые справки об этом рейде. Кажется, я припоминаю, что в газетах кое-что упоминалось об этом. Благодарю вас, инспектор, этого достаточно.

После того как еще несколько свидетелей дали показания о личностях мистера Типпса и Глэдис Хоррокс, коронер объявил о своем намерении приступить к рассмотрению данных медицинского характера.

— Сэр Джулиан Фрик!

Зал суда зашевелился и зашумел, когда для дачи показаний вперед вышел великий специалист. Он был не только выдающейся личностью, но и весьма примечательной фигурой, с его широкими плечами, прямой осанкой и львиной гривой. Когда он присягал на Библии под обычное подобострастное бормотание судебного чиновника, он был похож на святого Павла, снисходительно наблюдающего языческие ритуалы суеверных коринфян.

— Глядя на него, я всегда думала: какой красавец, — зашептала герцогиня Паркеру. — Точно Уильям Моррис, с этой копной волос и бородой и этими волнующими глазами, такой великолепный, как и все эти славные мужчины, вся жизнь которых посвящена чему-нибудь... не то чтобы я считала, что социализм — это ошибка... Конечно, он подходит всем этим приятным людям, слишком хорошим и счастливым в своей красивой одежде и при хорошей погоде... это у Морриса, хочу сказать, ну, вы понимаете... но это так трудно в реальной жизни. Наука — дело другое. Думаю, что, будь у меня смелость, я бы отправилась к сэру Джулиану, просто чтобы посмотреть на него — такие глаза заставляют о чем-то задуматься, только у меня никогда бы не хватило смелости.

— Вы — сэр Джулиан Фрик, — сказал коронер, — и живете при госпитале Святого Луки на Принс-Уэльс-роуд в Бэттерси, где осуществляете общее руководство хирургическим отделением этого госпиталя?

Сэр Джулиан коротким кивком выразил согласие с этим определением его личности.

— Вы были первым из врачей, осмотревших покойного?

— Да.

— И после этого вы совместно с доктором Гримбоулдом из Скотленд-Ярда провели более подробное обследование тела?

— Верно.

— Пришли ли вы к соглашению относительно причины смерти?

— В общем да.

— Не выскажете ли вы ваше мнение жюри?

— Я занимался своей исследовательской работой в прозекторской госпиталя Святого Луки — это было в понедельник утром, когда около девяти часов мне передали, что инспектор Сагг хочет видеть меня. Он сообщил мне, что в доме номер 59 на Квин-Кэролайн-Мэншнс при таинственных обстоятельствах обнаружено тело какого-то мужчины. Он спросил меня, не могло ли это быть шуткой, разыгранной кем-либо из студентов-медиков, работающих в госпитале. Проверив больничные книги, я смог заверить его, что из прозекторской не исчез ни один труп.

— Кто заведует хранением трупов?

— Уильям Уоттс, служитель при прозекторской.

— Присутствует ли здесь Уильям Уоттс? — спросил коронер у кого-то из служащих при суде.

— Уильям Уоттс находится в зале суда и может быть вызван, если коронер сочтет это необходимым.

— Я полагаю, что ни одно мертвое тело не может быть передано госпиталю без того, чтобы вы об этом не знали, сэр Джулиан?

— Безусловно, нет.

— Благодарю вас. Вы можете продолжать.

— Далее инспектор Сагг спросил меня, не могу ли я послать кого-либо из медицинского персонала осмотреть это тело. Я сказал, что приеду сам.

— Почему вы так решили?

— Признаюсь, что мне не чуждо обыкновенное человеческое любопытство.

Из задних рядов зала раздался смех какого-то студента-медика.

— По прибытии в эту квартиру я обнаружил, что покойник лежит на спине в ванне. Я осмотрел его и пришел к заключению, что причиной смерти был удар по шее, нанесенный сзади, что привело к смещению четвертого и пятого шейных позвонков, вызвав повреждение спинного мозга, внутреннее кровоизлияние и частичный паралич мозга. Я пришел к выводу, что покойный был мертв уже по крайней мере двенадцать часов, возможно, больше. На теле я не нашел никаких следов насилия, кроме вышеупомянутого следа от удара. Покойный был крепким, хорошо питавшимся мужчиной в возрасте около пятидесяти или пятидесяти пяти лет.

— Как по вашему мнению, мог он сам нанести себе смертельную травму?

— Конечно нет. Удар был нанесен тяжелым тупым предметом сзади с большой силой и весьма умело. Совершенно невозможно допустить, что сам покойный сделал это.

— Могло ли все это быть результатом несчастного случая?'

— Конечно, это возможно.

— Если, например, умерший высунулся из окна и поднятая оконная рама вдруг резко упала на него?

— Нет. В этом случае на шее остались бы следы удушения, а также синяк на горле.

— Но ведь умерший мог погибнуть и в результате случайного падения на него какого-нибудь тяжелого предмета?

— Да, мог.

— Как по вашему мнению, была ли смерть мгновенной?

— Трудно сказать. Такой удар вполне мог вызвать мгновенную смерть, или же человек мог находиться еще некоторое время в полупарализованном состоянии. В данном случае я склонен полагать, что он мог находиться в таком состоянии несколько часов. В своем выводе я исхожу из состояния мозга, наблюдавшегося после вскрытия. Тем не менее я должен отметить, что доктор Гримбоулд в этом пункте не вполне согласен со мной.

— Как я понимаю, вами было высказано предположение о личности усопшего. Можете ли вы опознать его?

— Определенно нет. Я его никогда раньше не видел. То предположение, которое вы имеете в виду, нелепо, и его не следовало бы даже высказывать. До сегодняшнего утра я даже не знал о нем. Если бы мне его высказали раньше, я бы знал, как мне поступить, а в данный момент я хотел бы высказать мое крайнее неодобрение по поводу совершенно ненужного потрясения, вызванного у леди, с которой я имею честь быть знакомым.

— В этом нет моей вины, сэр Джулиан, — заметил коронер, — я не имею к этому никакого отношения. Я согласен: то, что с вами не посоветовались, было большой ошибкой.

Репортеры деловито что-то царапали в своих записных книжках, в то время как участники судебного разбирательства с недоумением переглядывались, а присяжные пытались делать вид, что они в курсе упомянутой истории.

— Кстати, о пенсне, найденном на трупе, сэр Джулиан. Может ли врач по его виду сделать какие-либо выводы о личности погибшего?

— У него несколько необычные стекла. Окулист мог бы сказать о нем более определенно, но сам я сказал бы, что оно принадлежит более пожилому человеку, чем умерший.

— С точки зрения врача, имевшего возможность много раз наблюдать человеческое тело, можете ли вы на основании вида умершего сказать что-нибудь о его персональных привычках?

— Я бы сказал, что этот человек не знал нужды, но богатство свое он получил лишь недавно. Зубы у него в очень плохом состоянии, а на руках остались мозоли.

— Какой-нибудь австралийский колонист, например, заработавший много денег?

— Что-нибудь в этом роде. Конечно, я не могу утверждать это с уверенностью.

— Конечно нет. Благодарю вас, сэр Джулиан.

Вызванный затем доктор Гримбоулд подтвердил показания своего выдающегося коллеги во всех деталях, за исключением того, что, по его мнению, смерть не могла произойти через несколько часов после нанесенного удара. Он заявил, что лишь с большими колебаниями осмелился разойтись во мнениях с сэром Джулианом Фриком и не исключено, что он сам ошибается. Определенный вывод сделать трудно, но, по его мнению, человек был мертв по крайней мере двадцать четыре часа.

Снова был вызван инспектор Сагг. На вопрос, не может ли он сказать, какие шаги были им предприняты для опознания личности умершего, Сагг ответил, что описание трупа было разослано во все полицейские участки и передано в газеты.

— Ввиду сделанного сэром Джулианом Фриком предположения, были ли наведены справки во всех морских портах?

— Да, были.

— И каковы результаты?

— Абсолютно никаких.

— Никто не пришел, чтобы опознать тело?

— Приходило много людей, но никто не опознал труп.

— Были ли сделаны попытки проследить нить, идущую от пенсне?

Тут инспектор Сагг заявил, что в интересах следствия он просил бы разрешения не отвечать на этот вопрос.

Уильям Уоттс, будучи вызван, подтвердил показания сэра Джулиана Фрика касательно трупов, находящихся в прозекторской. Он объяснил систему их учета. Обычно они поступали из исправительных тюрем и бесплатных больниц. Они находятся под его единоличным наблюдением. Студенты вряд ли могли получить доступ к ключам. Ни у сэра Джулиана Фрика, ни у кого-либо из больничных врачей своего ключа не было. В ночь на понедельник ключи оставались у Уильяма Уоттса.

Затем коронер обратился к жюри, напомнив его членам с некоторой строгостью, что они здесь собрались отнюдь не для того, чтобы сплетничать о том, кем являлся или не являлся усопший, но дать свое мнение относительно причин смерти. Он напомнил им, что они должны рассмотреть, в соответствии с данными медицинского характера, была ли смерть случайной, или это было самоубийство, или же, наконец, это было преднамеренное убийство. Затем он отпустил их на закрытое заседание с невысказанной мольбой поскорее закончить это дело.

Сэр Джулиан Фрик после окончания своих показаний поймал взгляд герцогини и теперь подошел и поздоровался с ней.

— Я не видела вас уж не помню сколько, — сказала герцогиня. — Как вы поживаете?

— Напряженно работаю, — ответил специалист. — Только что выпустил свою новую книгу. На такого рода дела приходится понапрасну тратить уйму времени. Вы еще не видели леди Ливи?

— Нет. Вот бедняжка, — ответила герцогиня. — Я приехала только сегодня утром — и прямо сюда. Миссис Типпс живет сейчас у меня — это очередная причуда Питера, знаете ли. Бедная Кристина! Мне еще надо заехать проведать ее. А это мистер Паркер, — сказала она. — Он как раз расследует это дело.

— О! — воскликнул сэр Джулиан и сделал паузу. — Знаете, — тихо сказал он Паркеру, — я очень рад познакомиться с вами. Вы еще не виделись с леди Ливи?

— Я виделся с ней сегодня утром.

— Она просила вас продолжить расследование?

— Да, — ответил Паркер. — Она думает, что сэр Рубен может находиться в руках каких-нибудь финансовых конкурентов или, может быть, какие-нибудь негодяи держат его ради выкупа.

— А каково ваше мнение?

— Думаю, это вполне вероятно, — откровенно ответил Паркер.

Сэр Джулиан нерешительно помолчал.

— Когда все это будет закончено, я хотел бы, чтобы вы навестили меня, — сказал он.

— Зайду с удовольствием, — ответил Паркер.

В этот момент вернулись члены жюри и заняли свои места. Слышался шорох и шепот. Обратившись к председательнице жюри, коронер спросил, вынесли ли они свой вердикт.

— Мы пришли к заключению, господин коронер, что неопознанный мужчина умер в результате удара по шее, но что касается того, как и кем был нанесен этот удар, мы считаем, что данных недостаточно для вынесения окончательного суждения.

Мистер Паркер и сэр Джулиан Фрик вместе вышли на улицу.

— До встречи с леди Ливи сегодня утром я и не предполагал, что существует идея связать это дело с исчезновением сэра Рубена, — заметил доктор. — Это совершенно чудовищное предположение. 0но могло зародиться только в голове этого нелепого полицейского чиновника. Будь у меня хоть какое-то представление, что у него на уме, я мог бы разубедить его и избежать всего этого.

— Я изо всех сил старался разубедить его, — сказал Паркер, — как только меня вызвали по делу Ливи...

— А кто вызвал вас, если я могу спросить? — поинтересовался сэр Джулиан.

— Ну, в первую очередь прислуга, а затем дядя сэра Рубена, мистер Ливи из Портман-сквер, написал мне, чтобы я продолжал расследование.

— А сейчас леди Ливи подтвердила эти поручения?

— Конечно, — ответил Паркер с некоторым удивлением.

Сэр Джулиан помолчал.

— Боюсь, что именно я первым подбросил эту мысль Саггу, — сказал Паркер с оттенком раскаяния. — Когда исчез сэр Рубен, моим первым шагом, одним из первых, было решение проследить по горячим следам все уличные несчастные случаи — самоубийства и тому подобное, — которые произошли в течение дня. Вот я и отправился к Бэттерси-парку, чтобы взглянуть на труп, считая это рутинным делом. Конечно, я сразу же понял, что это его предположение — чушь, едва я увидел тело, но Сагг одержим этой идеей — и, действительно, есть некоторое сходство между этим покойником и портретами сэра Рубена, которые я видел.

— Большое, но чисто внешнее сходство, — подтвердил сэр Джулиан. — Верхняя часть лица принадлежит к довольно распространенному типу, и поскольку сэр Рубен носил пышную бороду и не было возможности сравнить рот и подбородок, то можно понять, что такая мысль могла прийти в голову любому. Но только чтобы быть сразу же отброшенной. Я огорчен тем, — добавил он, — что все это дело принесло столько мучений леди Ливи. Знаете, мистер Паркер, что я принадлежу к старым, хотя не могу сказать близким, друзьям семьи Ливи.

— Я приблизительно так и понял.

— Да. Когда я был молодым человеком... короче, мистер Паркер, когда-то я надеялся жениться на леди Ливи.

Мистер Паркер хмыкнул в знак сочувствия.

— Как вы знаете, я так и не женился, — продолжал сэр Джулиан. — Но мы остались добрыми друзьями. Я всегда старался, насколько мог, разделить с ней ее огорчения.

— Поверьте мне, сэр Джулиан, — сказал Паркер, — что я очень сочувствую вам и леди Ливи и что я сделал все, что только мог, чтобы разубедить инспектора Сагга. К сожалению, совпадение того, что сэра Рубена видели в тот вечер на Бэттерси-парк-роуд...

— Ах да! — воскликнул сэр Джулиан. — Вот мы и дошли. Может быть, вы зайдете ко мне на минутку, мистер Паркер, и выпьете чаю, или виски с содовой, или еще чего-нибудь?

Паркер с готовностью принял это приглашение, чувствуя, что сэр Джулиан хочет рассказать ему еще кое о чем.

Они вошли в квадратный, прекрасно обставленный холл с камином на той же стороне, что и дверь, и лестницей напротив. Справа была открыта дверь в столовую, и, когда сэр Джулиан позвонил в колокольчик, в дальнем конце холла появился слуга.

— Что вы будете пить? — спросил доктор.

— После этого жутко холодного места, — ответил Паркер, — чего мне действительно хочется, так это целый галлон горячего чаю, если вам, как специалисту по нервам, не претит сама мысль о чае.

— При условии, что разрешите добавить в него разумную долю китайского чая, — ответил сэр Джулиан в том же тоне, — у меня нет возражений. Чай в библиотеку немедленно, — добавил он, обращаясь к слуге, и первым стал подниматься по лестнице. — Я мало пользуюсь комнатами первого этажа, не считая столовой, — пояснил он, вводя гостя в маленькую, но уютную библиотеку на втором этаже. — Эта комната примыкает к моей спальне и гораздо более удобна. Я живу здесь только часть моего времени, но она всегда под рукой, что удобно при моей исследовательской работе в госпитале. Это просто фатально для теоретика, мистер Паркер, когда он отстает от практической работы. Вскрытие — это основа для всякой хорошей теории и для правильного диагноза. Нужно всегда тренировать и глаза, и руки. Это место для меня гораздо важнее, чем Харли-стрит, и в один прекрасный день я совсем брошу свою работу по консультированию и осяду здесь, в прозекторской, чтобы мирно резать покойников и писать книги. В этой жизни, мистер Паркер, столько вещей, заниматься которыми — пустая трата времени.

Мистер Паркер согласился с этим.

— Очень часто, — продолжал сэр Джулиан, — единственное время, которое у меня остается для исследовательской работы, — хотя она требует зоркости в наблюдениях и напряжения всех способностей, — это ночь, после долгого рабочего дня, да к тому же еще при искусственном освещении, которое всегда требует большего напряжения глаз, чем дневной свет. Без сомнения, вашу работу вам приходится выполнять в еще более трудных условиях.

— Да, случается, — сказал Паркер, — но, понимаете ли, эти условия являются, так сказать, составной частью работы.

— Совершенно верно, совершенно верно, — согласился сэр Джулиан, — вы хотите сказать, что, например, взломщик не демонстрирует свои методы при свете дня или не оставляет свои следы на сыром песке, чтобы облегчить вам работу.

— Да, как правило, — сказал детектив, — но я не сомневаюсь в том, что многие ваши болезни действуют так же незаметно, как любой взломщик.

— Вот именно, вот именно, — рассмеялся сэр Джулиан, — и для меня, так же как и для вас, предметом моей гордости является умение вывести их на чистую воду для блага общества. Неврозы, знаете ли, это особенно умные преступники. Они проникают повсюду, меняя обличья, как...

— Как Леон Кестрел, мастер маскарадов, — предложил сравнение Паркер, который любил читать детективные романы, купленные в железнодорожных киосках.

— Без сомнения, — ответил сэр Джулиан, не читавший детективных романов, — и они великолепно умеют маскировать свои следы. Но когда у вас есть возможность действительно исследовать больного, мистер Паркер, и вы вскрываете его труп или живое тело своим скальпелем, вы всегда находите следы — крохотные следа разрушения или нарушения, оставленные безумием, болезнью, или пьянством, или какой-нибудь подобной заразой. Но трудность состоит в том, чтобы обнаружить их, наблюдая только внешние симптомы — истерию, преступление, религиозный фанатизм, страх, застенчивость, совесть или все, что угодно. Как вы наблюдаете кражу или убийство и ищете отпечатки пальцев или ног преступника, точно так же и я наблюдаю истерический припадок или взрыв благочестия и тому подобное и выслеживаю то крохотное механическое нарушение, которое обусловило эти проявления.

— Вы рассматриваете все эти причины как чисто физические?

— Без сомнения. Я знаю, что появилась и другая школа мысли, мистер Паркер, но ее сторонники — это либо шарлатаны, либо люди, которые обманывают сами себя. Они до такой степени запутались в своих тайнах, что начинают верить в собственную бессмыслицу. Я бы хотел исследовать мозг одного из последователей этой точки зрения, мистер Паркер; я бы показал вам те мелкие сдвиги и оползни в клетках — осечки и короткие замыкания в нервах, которые создают все эти представления и эти книги. По крайней мере, — добавил он, угрюмо глядя на своего гостя, — по крайней мере, если я и не могу показать вам все это сегодня, я смогу сделать это завтра — или через год — прежде, чем умру.

Он несколько минут пристально глядел в пламя камина, и красный свет играл в его рыжеватой бороде и зажигал ответные блики в его полных убежденности и веры глазах.

Паркер молча пил чай, наблюдая за ним. В целом, однако, его не очень интересовали физические первопричины нервных явлений, и его мысли устремились к лорду Питеру, который сейчас где-то в Солсбери сражается с опасным Кримплсхэмом. Лорд Питер хочет, чтобы он приехал. Это означает, что этот Кримплсхэм оказался упорным человеком или что эта ниточка ведет куда-то дальше. Но Бантер сказал, что можно приехать и завтра, и это его устраивало. В конце концов, дело с трупом в Бэттерси не было делом Паркера — он и так потратил свое ценное время, проведя это неубедительное дознание, и ему действительно нужно было продвигаться вперед в своей законной работе. Нужно было еще встретиться с секретарем Ливи и заглянуть в это мелкое дело с перуанской нефтью. Он посмотрел на часы.

— Надеюсь, вы извините меня... — пробормотал он.

Вздрогнув, сэр Джулиан вернулся к действительности.

— Ваша работа призывает вас? — улыбнулся он. — Ну что ж, мне это понятно. Не стану вас задерживать. Но я хотел кое-что сказать вам в связи с вашим нынешним расследованием...

Паркер снова сел и убрал какие-либо признаки спешки со своего лица.

— Буду очень благодарен за любую помощь от вас, — сказал он.

— Боюсь, что это будет с моей стороны скорее помеха или препятствие, — сказал сэр Джулиан с коротким смешком. — Дело идет об уничтожении важной улики для вас и о бреши в моей профессиональной уверенности. Но поскольку — случайно — кое-что вышло наружу, то лучше, вероятно, чтобы вы узнали обо всем.

Мистер Паркер поощрительно кашлянул, каковой звук среди непрофессионалов играет роль первого вопроса священника: «Да, сын мой?»

— В ночь на понедельник сэр Рубен Ливи шел ко мне, — сказал сэр Джулиан.

— Да? — произнес мистер Паркер без всякого выражения.

— Он нашел основание для серьезных подозрений, касающихся его здоровья, — медленно сказал сэр Джулиан, словно взвешивая, как много он имеет право сказать незнакомому человеку. — Он пришел ко мне, предпочтя меня своему постоянному врачу, поскольку был крайне озабочен тем, чтобы об этом деле не узнала его жена. Как я сказал вам, он давно и хорошо знал меня, а леди Ливи еще летом консультировалась у меня по поводу своего нервного расстройства.

— Он договорился с вами о встрече? — спросил Паркер.

— Простите?.. — переспросил его собеседник с отсутствующим видом.

— Он договорился с вами заранее?

— Договорился? О нет. Он зашел ко мне вечером после обеда — я не ожидал его прихода. Я привел его сюда и осмотрел. Он ушел от меня, как мне кажется, около десяти часов.

— Могу я спросить, каков оказался результат вашего осмотра?

— Зачем вам надо знать это?

— Это могло бы прояснить... некоторые странности в его дальнейшем поведении, — осторожно сказал Паркер. Эта история, казалось, не имела особой связи с остальной частью этого дела, и он подумал, не могло ли быть чистой случайностью исчезновение сэра Рубена в ту же самую ночь, когда он посетил доктора.

— Понимаю, — сказал сэр Джулиан. — Да. Ну хорошо, скажу вам честно, что я сам тоже усмотрел серьезные основания для подозрения, но пока что у меня нет абсолютной уверенности в наличии признаков преступления.

— Благодарю вас. Сэр Рубен ушел от вас в десять часов?

— В десять или около того. Я не рассказал об этом раньше, поскольку сэр Рубен очень хотел, чтобы его визит ко мне оставался тайной, и к тому же не могло быть и речи о несчастном случае на улице или о чем-то подобном, поскольку он благополучно добрался домой к полуночи.

— Совершенно верно, — подтвердил Паркер.

— Это было бы и есть нарушение врачебной этики, — сказал сэр Джулиус, — и я рассказываю вам об этом только потому, что сэра Рубена случайно увидели, и потому, что предпочитаю рассказать вам лично, нежели заставить вас рыскать здесь и расспрашивать моих слуг. Надеюсь, вы извините мою откровенность.

— Конечно, — ответил Паркер. — Не стану защищать перед вами методы работы полиции, сэр Джулиан. Я весьма обязан вам за то, что вы мне об этом рассказали. Я мог бы потерять много времени, пытаясь продвинуться по ложному пути.

— Уверен, что мне в свою очередь нет необходимости просить вас сохранить все в тайне, — сказал сэр Джулиан. — Дать этим сведениям просочиться за границу означало бы нанести непоправимый вред сэру Рубену и причинить боль его жене, не говоря уж о том, что это выставило бы меня в неблагоприятном свете перед моими пациентами.

— Обещаю не разглашать эти сведения, — заверил его Паркер, — за исключением, конечно, того, — торопливо добавил он, — что мне придется сообщить их моему коллеге.

— У вас есть коллега в этом деле?

— Есть.

— И что это за человек?

— Это в высшей степени ответственный человек.

— Он имеет отношение к полиции?

— Вам не следует опасаться, что ваше конфиденциальное сообщение попадет в архив Скотленд-Ярда.

— Я вижу, что вы умеете быть осторожным, мистер Паркер.

— У нас тоже есть своя профессиональная этика, сэр Джулиан.

Вернувшись к себе на Грейт-Ормонд-стрит, мистер Паркер нашел ожидавшую его телеграмму, которая гласила: