Лорд Питер поздравил мисс Мерчисон и пригласил ее на совершенно особый ленч у «Рулз», где для знатоков подавали исключительно тонкий старый коньяк. Мисс Мерчисон вернулась в офис немного позже положенного и в спешке забыла вернуть отмычки. Но когда проводишь время в приятной компании, невозможно помнить обо всем.

Уимзи и сам только благодаря огромному усилию воли поехал к себе домой, вместо того чтобы броситься в Холлоуэй. Хотя милосердие и требовало поддерживать моральный дух узницы — а он именно таким образом оправдывал свои ежедневные визиты, — он понимал, что было бы гораздо милосерднее доказать ее невиновность. А в этом больших успехов все еще не было.

Версия самоубийства стала выглядеть очень обнадеживающей, когда Норман Эркварт показал ему черновик завещания; но теперь его вера в этот документ была полностью подорвана. Оставалась еще небольшая надежда, что в «Девяти кольцах» найдут пакет с белым порошком, но дни безжалостно уходили, и эта надежда почти исчезла. Уимзи раздражало вынужденное бездействие — ему хотелось бежать на Грейз-Инн-роуд, допросить, запугать, подкупить каждого человека и обыскать каждый уголок внутри и снаружи «Колец», но он знал, что полиция справится с этим лучше, чем он.

Почему Норман Эркварт хотел направить его по ложному следу? Он легко мог бы вообще отказаться давать информацию о завещании. В этом есть какая-то тайна. Но если Эркварт в действительности не является наследником, то он играет в довольно опасную игру: старая леди могла умереть в любую минуту, и тогда завещание было бы утверждено и, возможно, опубликовано. Ей девяносто три, здоровье ее весьма хрупко. Небольшая передозировка чего-либо, потрясение, даже легкий шок — как легко поторопить смерть... Нет, так нельзя думать. Он лениво размышлял о том, кто живет со старухой и ухаживает за ней...

Было тридцатое декабря, а он все еще топтался на месте. Величественные тома на полках, творения святых, философов, историков, поэтов смеялись над его беспомощностью. Вся собранная на этих полках мудрость и красота не могли подсказать ему, как спасти от мучительной смерти женщину, которая была ему так дорога и необходима. А он считал себя весьма искусным в этом деле. Невероятная запутанность и глупость ситуации угнетали его. Он скрипел зубами и беспомощно злился, шагая взад-вперед по изысканной, богатой и такой пустой комнате. В большом венецианском зеркале над камином он видел свое отражение. Бледное, немного глуповатое лицо, зачесанные назад соломенного цвета волосы, идеально выбритый, нежный, как у женщины, подбородок, безупречно накрахмаленный воротник, элегантно завязанный галстук, подходящий по цвету к носовому платку, который застенчиво выглядывал из нагрудного кармана дорогого костюма, сшитого на Сэвил-роуд. Он схватил бронзовую статуэтку с каминной полки — прекрасная вещица, даже хватая, его пальцы ласкали темную патину, — им овладел порыв разбить зеркало и отраженное в нем лицо, взорваться в отчаянном крике и движениях.

Но это глупо. И нелепо — для человека, за плечами которого запреты двадцати столетий цивилизации. Да и с другой стороны... Ну, разобьет он зеркало. Что изменится? Придет Бантер, невозмутимый и не удивляющийся ничему, соберет осколки в совок, посоветует горячую ванну и массаж. А на следующий день будет заказано новое зеркало, иначе будут приходить люди и задавать вопросы и вежливо выражать сожаление по поводу того, что было разбито старое. А Хэрриет Вейн все равно повесят.

Уимзи взял себя в руки, приказал подать шляпу и пальто и уехал на такси, чтобы повидать мисс Климпсон.

— У меня есть работа, — сказал он резче, чем обычно, — и я хочу, чтобы вы занялись ею сами. Я не могу это доверить никому другому.

— Как мило с вашей стороны сформулировать это подобным образом, — сказала мисс Климпсон.

— Проблема в том, что я ни в малейшей степени не могу вам подсказать, как ее выполнить. Все зависит от того, что выяснится, когда вы туда доберетесь. Я хочу, чтобы вы поехали в Уиндль в Уэстморленде и приобрели влияние на выжившую из ума и парализованную старую леди; ее зовут миссис Рейберн, а живет она в доме, который называется Эпплфолд. Я не знаю, кто за ней ухаживает и как вы сможете попасть к ней в дом. Но вы должны это сделать. И должны узнать, где лежит ее завещание, и, если возможно, просмотреть его.

— Бог мой! — воскликнула мисс Климпсон.

— И что еще хуже, на все это у вас есть только неделя, — добавил Уимзи.

— Это очень мало, — сказала мисс Климпсон.

— Видите ли, — продолжал Уимзи, — если мы не сможем представить причину для отсрочки, дело Вейн будет рассматриваться почти в самом начале следующей судебной сессии. Если бы я смог убедить защиту, что есть хотя бы какие-то свежие доказательства, они могли бы попросить отсрочку. У меня же нет ничего, кроме чрезвычайно туманного подозрения.

— Понятно, — сказала мисс Климпсон. — Что ж, никто не сможет сделать больше, чем в его силах. Нужно верить. Говорят, что вера двигает горы.

— Тогда, ради Бога, захватите ее побольше, — мрачно ответил Уимзи, — потому что, мне кажется, вам придется передвинуть Гималаи и Альпы вместе с Кавказскими и Скалистыми горами.

— Вы можете быть уверены', что я сделаю все возможное, — сказала мисс Климпсон. — А дорогого викария я попрошу отслужить специальную мессу в помощь занятым в трудном начинании. Когда я должна отправиться?

— Немедленно, — ответил Уимзи. — Думаю, будет лучше, если вы поедете под своим настоящим именем и остановитесь в местном отеле — нет, в каком-нибудь пансионе: там больше возможностей послушать местные сплетни. Я мало знаю об Уиндле: там красивая природа, есть обувная фабрика, это небольшое местечко, и, уверен, там все знают о миссис Рейберн. Она очень богата и в свое время была весьма известной личностью. Вы должны завоевать расположение женщины, которая ухаживает за миссис Рейберн и знает ее мысли и тому подобное. Когда вы обнаружите ее слабое место, вбейте туда тончайший клин и используйте его. О, кстати, вполне вероятно, что завещание хранится вовсе не там, а находится в руках ее поверенного, которого зовут Норман Эркварт; его контора на Бедфорд-роу. Если это так, то все, что вы можете сделать, — это собрать какие-нибудь компрометирующие его сведения. Он — внучатый племянник миссис Рейберн и иногда приезжает к ней.

Мисс Климпсон записала все инструкции.

— А сейчас я удаляюсь и предоставляю все дело вам, — сказал Уимзи. — Денег можете взять сколько угодно. Если появится необходимость в особых расходах, телеграфируйте мне.

После ухода от мисс Климпсон лорд Питер Уимзи снова почувствовал себя во власти мировой скорби. Теперь это была легкая всепроникающая меланхолия. Убежденный в собственной ненужности, он решил сделать то небольшое доброе дело, которое было в его власти, прежде чем удалиться в монастырь или в ледяные пустыни Антарктиды. Он отправился в Скотленд-Ярд и зашел к главному инспектору Паркеру.

У себя в кабинете Паркер читал рапорт, который только что поступил. Он поздоровался с Уимзи, и на его лице было больше смущения, чем радости.

— Вы насчет этого пакета с порошком?

— На этот раз нет, — сказал Уимзи. — Я уже не надеюсь, что вы его когда-нибудь найдете. Нет. Это гораздо более... э-э... деликатная проблема. Я по поводу моей сестры.

Паркер вздрогнул и отложил рапорт в сторону.

— По поводу леди Мэри?

— Э-э... да. Я понял, что она встречается с вами... э-э... обедает и все такое прочее, так?

— Леди Мэри оказала мне честь — раз или два — составила мне компанию, — ответил Паркер. — Я не думал... я не знал... то есть я понимаю...

— Понимаете ли вы, вот в чем вопрос! — торжественно сказал Уимзи. — Видите ли, Мэри такая чистая девушка и...

— Уверяю вас, — воскликнул Паркер, — что нет никакой необходимости говорить мне это. Неужели вы думаете, что я неправильно пойму ее доброе отношение? Сейчас женщины самой безупречной репутации обедают со своими друзьями без сопровождения, и леди Мэри...

— Я не предлагаю Мэри ходить с компаньонкой, — сказал Уимзи. — Во-первых, Мэри этого не вынесет, а во-вторых, я считаю, что все это вздор. И все же, будучи ей братом и все такое — на самом деле это, конечно, дело Джеральда, но Мэри и он не очень ладят друг с другом, знаете ли, и вряд ли она будет шептать ему на ухо свои секреты. Особенно если учесть, что их тут же узнает Хелен... Что же я собирался сказать? Ах да, как брат Мэри, знаете ли, я полагаю, мой долг — оказывать поддержку и замолвить здесь или там доброе слово.

Паркер задумчиво дырявил ручкой промокашку.

— Не делайте этого, — заметил Уимзи, — ручку испортите. Возьмите лучше карандаш.

— Я полагаю, — сказал Паркер, — никто не считает, что я подразумевал...

— Что вы подразумевали, старина? — спросил Уимзи, по-воробьиному вскинув голову.

— Ничего, что могло бы вызвать чьи-либо возражения, — горячо отозвался Паркер. — О чем вы думаете, Уимзи? Я вполне понимаю, что, с вашей точки зрения, является не совсем приличным, что леди Мэри Уимзи обедает в общественных ресторанах с полицейским, но если вы думаете, что я сказал ей хоть одно слово, которое я не мог бы с достоинством повторить...

— В присутствии ее матери, вы позорите честнейшую и прекраснейшую из когда-либо живших женщин и оскорбляете своего друга. — Питер перебил Паркера и довел его тираду до логического завершения. — Какой вы совершенный викторианец, Чарльз. Сохранить бы вас под стеклянным колпаком. Конечно же вы не сказали ни слова. И я хочу знать почему?

Паркер удивленно воззрился на него.

— В течение последних пяти лет или около того, — продолжал Уимзи, — вы, как слабоумный баран, таращитесь на мою сестру и подпрыгиваете, словно кролик, всякий раз, когда кто-либо упоминает ее имя. Это не украшает вас и не воодушевляет ее. Вы нервируете бедную девушку. Обрисуйте мне свои намерения, если вы не против. Кому это понравится — видеть, как какой-то мужчина околачивается вокруг твоей сестры, во всяком случае, так долго околачивается. Это раздражает. Почему не похлопать себя по мужественной груди и не сказать: «Питер, дружище, я решил стать тебе братом»? Что вас останавливает? Джеральд? Я знаю, что он осел, но на самом деле он не так плох, как кажется. Хелен? Она, конечно, язва, но вам не придется часто встречаться с ней. Я? Если так, то знайте: я собираюсь стать отшельником — ведь был же когда-то Отшельник Питер, не так ли? — поэтому я вам мешать не буду. Скажите, что вам мешает, старина, и мы тут же это устраним. Ну же!

— Вы просите меня...

— Я интересуюсь вашими намерениями, черт побери! — сказал Уимзи. — И если я говорил недостаточно по-викториански, то уж и не знаю, как надо говорить. Я вполне понимаю, что вы дали время Мэри прийти в себя после той неудачной истории с Кэтчертом и Гойлзом, но, дорогой мой, деликатность тоже должна быть в меру. Вы ведь не можете думать, что девушка так всю жизнь и не пристанет ни к какому берегу, не так ли? Вы что, ждете високосного года или еще чего-то?

— Послушайте, Питер, не будьте таким чертовски глупым. Как я могу просить вашу сестру выйти за меня замуж?

— Как — это ваше дело. Вы могли бы сказать: «Как насчет супружества, старушка?» Вполне современно, ясно и недвузначно, или вы могли бы упасть на одно колено и сказать: «Не окажете ли вы мне честь, отдав вашу руку и сердце?» Это мило, старомодно и в настоящее время оригинально. Или вы могли бы написать письмо, или послать телеграмму, или позвонить по телефону. Сделать выбор я предоставляю вам в соответствии с вашим собственным вкусом.

— Вы шутите.

— Боже мой! Интересно, я переживу когда-нибудь эту чертову репутацию шута? Вы делаете Мэри несчастной, Чарльз, и я хотел бы, чтобы вы женились на ней и покончили с этим.

— Делаю ее несчастной? — почти прошептал Паркер. — Я — ее — несчастной?

Уимзи многозначительно постучал пальцем по лбу.

— Дерево — настоящее дерево! Но, кажется, последний удар достиг цели. Да, вы — ее — несчастной — поняли, наконец?

— Питер, если вы действительно думали, что...

— Не горячитесь, — сказал Уимзи, — со мной это бесполезно. Приберегите это для Мэри. Я выполнил свой братский долг, и вопрос исчерпан. Успокойтесь. Вернитесь к своим рапортам...

— Господи, да, — вспомнил Паркер. — У меня же есть для вас рапорт.

— Есть? Почему вы сразу не сказали?

— Вы мне не дали.

— Ну, так что же?

— Мы нашли пакет.

— Что?

— Мы нашли пакет.

— Действительно нашли?

— Да. Один из барменов...

— К черту бармена! Вы уверены, что он — тот самый?

— О да; мы провели опознание.

— Давайте дальше. Вы сделали анализ?

— Да, мы сделали анализ.

— Ну, и что же это?

Паркер посмотрел на него взглядом человека, который принес плохие вести, и нехотя сказал:

— Сода.