Глава 21

— Вот и наш последний день, — сказал Берден. — Куда бы ты хотела пойти? Может быть, нам поехать в какое-нибудь тихое местечко и посидеть где-нибудь в пабе?

— Я не возражаю. Все, что скажешь. — Она взяла его руку, поднесла на мгновение к лицу, и вдруг ее прорвало, словно слова копились у нее внутри, жгли и разъедали ее долгие часы. — У меня ужасное чувство, какое-то предчувствие, как будто, когда мы вернемся, мы услышим, что его нашли.

— Джона?

— И… и человека, который убил его, — прошептала она.

— Нам сообщат.

— Они не знают, где мы, Майк. Никто не знает. Медленно и спокойно он сказал:

— Для тебя будет лучше, если ты будешь знать наверняка. Ужасную боль перенести легче, чем ужасную тревогу. — Но так ли это? Разве ему было легче узнать, что Джин умерла, чем бояться, что она умрет? В ужасной тревоге всегда присутствует ужасная надежда. — Для тебя будет лучше, — твердо сказал оп. — А потом, когда это останется позади, ты сможешь начать новую жизнь.

— Пошли, — сказала она. — Пошли отсюда.

Была суббота, а обвинение еще никому не было предъявлено.

— Чувствуется какое-то неспокойное затишье в этом месте, — сказал Гарри Уайлд Кэмбу. — Такой контраст с тем былым.

— Чем моим?

— Да не твоим. Былым. С ушедшими днями.

— Меня бесполезно расспрашивать. Мне никто ничего не рассказывает.

— Жизнь, — сказал Уайлд, — проходит мимо нас, старик. Наша проблема в том, что мы не честолюбивы. Нас устраивает резвиться с пастушками в тени.

Похоже, это шокировало Кэмба.

— Говори за себя, — сказал он и потом, смягчившись, добавил: — Посмотреть, как там с чаем?

В конце дня в кабинет Уэксфорда заглянул доктор Крокер:

— Все спокойно? Значит, как я понимаю, ты сможешь поиграть в гольф утром.

— Мне не до гольфа, — сказал Уэксфорд.

— Надеюсь, ты не поедешь в Колчестер опять?

— Я там уже был. Ездил сегодня утром. Скотт умер.

Доктор важной походкой подошел к окну и распахнул его.

— Тебе нужно впустить сюда свежий воздух. А кто этот Скотт?

— Ты должен его знать. Это твой бывший пациент. Он перенес удар, а сейчас у него случился еще один. Хочешь послушать об этом?

— Зачем? Удары у людей отнюдь не редкость. Я только что вернулся от одного такого старика с Чартерис-роуд, которого только что разбил паралич. Почему мне должно быть интересно узнать об этом Скотте? — он подошел к Уэксфорду поближе и, наклонившись, окинул его критическим взглядом. — Рэдж? — позвал он. — Ты в порядке? Боже мой, да я больше должен беспокоиться о том, чтобы с тобой этого не произошло. Ты выглядишь скверно.

— Все и на самом деле скверно. Но не для меня. Для меня это просто проблема. — Уэксфорд неожиданно встал. — Поехали в «Оливу и голубку».

В роскошном, в какой-то степени даже слишком приукрашенном коктейль-баре никого не оказалось.

— Я бы выпил двойное виски.

— И ты его получишь, — сказал Крокер. — В кой-то веки я отважусь прописать это тебе.

На мгновение Уэксфорд вспомнил о том, другом, более скромном баре, где Мартышка и мистер Кэсобон одновременно внушили ему отвращение и возбудили аппетит. Он отогнал воспоминание о них, как только доктор вернулся с двумя стаканами.

— Спасибо. Как бы я хотел, чтобы принимать твои таблетки было так же приятно. Твое здоровье.

— Твое здоровье, — со значением сказал Крокер.

Уэксфорд откинулся на обитую красным бархатом спинку скамьи.

— Все это время, — начал он, — я думал, что это, должно быть, Суон, хотя не видел никакого мотива. Но потом, когда я получил все эти сведения от Мартышки и мистера Кэсобона и еще более точные сведения о расследовании, мне показалось, что мотив заключается просто в том, что Суон освобождается от тех людей, которые стоят на его пути. Конечно, это означает ненормальность. Ну и что? Мир полон обычных людей со скрытой невменяемостью. Посмотри на Бишопа.

— Какое расследование? — спросил Крокер. Уэксфорд ввел его в курс дела об утонувшей Бриджит.

— Но я смотрел на него с неправильной точки зрения, — сказал он, — и мне понадобилось много времени, чтобы взглянуть на это правильно.

— Тогда давай поговорим о правильной точке зрения.

— Все по порядку. Когда пропадает ребенок, первое, что мы предполагаем, — его увезли на машине. Еще один вред, нанесенный миру изобретателем двигателя внутреннего сгорания, или когда-то детей похищали в экипажах? Но не буду отклоняться. Теперь мы знаем, что Стелла вряд ли приняла предложение подвезти ее на машине, потому что она уже отказалась от такого предложения, которое, как мы знаем, было ей сделано. Поэтому, возможно, ее либо встретил и увел куда-то человек, которого она знала, например ее мать, отчим или миссис Фенн, либо она зашла в один из домов на Милл-Лейн.

Доктор с серьезным видом отпил шерри.

— Их всего три, — сказал он.

— Четыре, если считать Солтрем-Хаус. У Суона не было настоящего алиби. Он мог приехать верхом на Милл-Лейн, под каким-то предлогом завлечь Стеллу на территорию Солтрем-Хаус и убить ее. У миссис Суон не было алиби. Вопреки моему прежнему мнению, она водит машину. Она могла приехать на Милл-Лейн. Хотя и чудовищно думать о том, что женщина может убить собственного ребенка, я не должен сбрасывать со счетов Розалинду Суон. Она боготворит своего мужа. Разве не могла она думать, что Стелла, которая тоже обожала Суона, — маленьким девочкам такое свойственно, — через несколько лет вырастет и станет ее соперницей? А миссис Фенн? Приводила в порядок «Равноправие», как она сказала. И мы знаем это только с ее слов. Но даже я, со своим изобретательным, если хочешь, умом, не могу усмотреть здесь мотив. В итоге я отказался от всех этих теорий и остановился на тех четырех домах. — Уэксфорд слегка понизил голос, потому что в бар вошли мужчина и девушка. — Стелла вышла из «Равноправия» без двадцати пяти минут пять. Первым домом, мимо которого она проходила, оказался коттедж, в который приезжают по уик-эндам, по дело происходило в четверг, и в коттедже никого не было. Помимо всего, это дом постройки 1750 года.

Крокер удивился:

— А это тут при чем?

— Сейчас поймешь. Пока она шла, начался дождь. Без двадцати пять менеджер банка из Форби остановился и предложил ее подвезти. Она отказалась. Иногда случается, что ребенку лучше принять помощь незнакомого мужчины. — Вошедшие посетители заняли столик у дальнего окна, и Уэксфорд снова заговорил своим нормальным голосом. — Следующий коттедж, к которому она подошла, принадлежит, хотя он в нем и не живет, некоему Роберту Рашуорту, который проживает на Чилтерн-авеню. Этот Рашуорт очень меня заинтересовал. Он знал Джона Лоуренса, носит короткое пальто, его подозревают, может быть, имея на то основания, а может быть, и нет, в том, что он приставал к ребенку. Его жена хотя и была предупреждена миссис Митчелл о том, что какой-то мужчина замечен возле детской площадки, где он наблюдал за детьми, не сообщила об этом в полицию. Днем двадцать пятого февраля он мог оказаться на Милл-Лейн. Его жена и старший сын были там безусловно. Все члены семьи имеют обыкновение наведываться в свой коттедж, когда им заблагорассудится, и имя миссис Рашуорт — Айлин.

Доктор тупо взглянул на него:

— Что-то я ничего не понимаю. Ну и что, если ее зовут Айлин?

— В прошлое воскресенье, — продолжал Уэксфорд, — я ездил в Колчестер, чтобы увидеться с мистером и миссис Скотт, родителями Бриджит Скотт. В то время у меня не было никаких подозрений относительно Рашуорта. Я просто питал очень слабую надежду на то, что одни из Скоттов либо они оба, может быть, смогут помочь мне получше узнать, что за человек Айвор Суон. Но Скотт, как ты знаешь, является — а вернее, являлся — очень больным человеком.

— Я должен это знать?

— Конечно да, — строго сказал Уэксфорд. — До тебя что-то очень медленно доходит.

То, что он в кои века почувствовал власть над своим другом, очень развеселило Уэксфорда. Было приятно для разнообразия видеть Крокера, хоть раз оказавшегося в невыгодном положении.

— Я боялся задавать вопросы Скотту. Я не знал, что может с ним произойти, если он разволнуется. Кроме того, мне было достаточно поговорить с его женой. Она не сказала мне ничего нового, чего бы я не знал о Суоне, по, сама того не ведая, рассказала о четырех фактах, которые помогли мне разгадать это дело. — Он откашлялся. — Во-первых, она сообщила, что они с мужем имели обыкновение останавливаться во время отпуска у одной родственницы, которая живет около Кингсмаркхема, и что в последний раз они останавливались там прошлой зимой. Во-вторых, что эта родственница живет в доме восемнадцатого века. В-третьих, что в марте, через две недели после этого, ее муж заболел, он действительно был очень болен. В-четвертых, что родственницу звали Айлин. Подумай, заболел в марте. Может, это было через две недели после двадцать пятого февраля.

Он многозначительно помолчал, дав возможность доктору все это переварить.

Доктор наклонил голову набок. Наконец он сказал:

— Я начинаю понимать. Бог мой, трудно в это поверить, но надо же как интересно. Это у Рашуортов останавливались Скотты, а той родственницей была Айлин Рашуорт. Скотт каким-то образом убедил Рашуорта устранить Стеллу в отместку за то, что Скотт сделал с его собственной дочерью. Возможно, предложил ему деньги. Это просто чудовищно!

Уэксфорд вздохнул. В такие моменты, как этот, ему очень недоставало Бердена, такого, каким он был раньше.

— Пожалуй, выпьем еще. Моя очередь угощать.

— Ты не должен вести себя со мной как с полным дураком, — обиженно сказал доктор. — Меня не учили ставить диагнозы такого рода. — Когда Уэксфорд встал, он мстительно проговорил: — Тебе — апельсиновый сок. Это приказ.

Поставив перед собой кружку светлого пива вместо апельсинового сока, Уэксфорд сказал:

— Тебе далеко до доктора Ватсона, и раз уж мы коснулись этой темы, хотя я испытываю предельное уважение к сэру Артуру, жизнь не слишком похожа на истории Шерлока Холмса, и я не верю, что когда-то была похожа. Люди не вынашивают планы мщения годами и не находят возможным подкупать более или менее респектабельных агентов по продаже недвижимости, отцов семейства, чтобы те совершили убийство для них.

— Но ты говорил, — возразил Крокер, — что Скотты гостили у Рашуортов в их коттедже.

— Нет, не говорил. Подумай. Как они могли останавливаться в доме, который был сдан внаем жильцу? Единственное, почему я думал об этом доме: он был построен в 1750 году. Я совершенно забыл о родственнице Скоттов, которую звали Айлин, — это было упомянуто мимоходом. Но когда я услышал, как Рашуорт назвал свою жену Айлин, тогда я все понял. После этого мне оставалось только проверить.

— Я настолько ничего не понимаю, что не знаю, что сказать.

Мгновение Уэксфорд наслаждался тем, что видел доктора в полной растерянности. Потом он сказал:

— Айлин — очень распространенное имя. Разве может так быть, что миссис Рашуорт — единственная обладательница этого имени во всей округе? Тут я вспомнил, что еще одна женщина говорила мне о том, что получила при крещении два имени, и половина ее знакомых звала ее по первому имени, а половина — по второму. Я не стал ничего уточнять у нее самой. Я навел справки в Сомерсет-Хаус. И тут я выяснил, что миссис Маргарет Айлии Фенн была дочерью некоего Джеймса Коллинса и его жены, Айлии Коллинс, урожденной Скотт. Вне всяких сомнений, это у миссис Фенн останавливались Скотты в феврале, в Солтрем, который тоже является домом восемнадцатого века. Они останавливались у нее и двадцать пятого февраля, попрощавшись с миссис Фенн перед тем, как она отправилась на работу в «Равноправие»; они тоже уехали на такси, чтобы успеть к поезду, который отправлялся из Стоуэртона в Лондон (на вокзал Виктория) в три сорок пять.

Крокер поднял руку, останавливая Уэксфорда:

— Я вспомнил сейчас. Ну конечно. Это был бедный старик Скотт, у которого случился удар на той платформе. Я оказался на вокзале, покупал билет, и меня позвали к нему. Но это было не без четверти четыре, Рэдж. Скорее часов в шесть.

— Совершенно точно. Мистер и миссис Скотт не успели на тот поезд, который отходил в три сорок пять. Когда они приехали на вокзал, Скотт увидел, что они забыли один из чемоданов в доме миссис Фенн. Ты должен знать это, сам мне сказал.

— Да, я.

— Скотт был тогда сильным крепким мужчиной. Или, во всяком случае, считал себя таковым. Такси рядом не оказалось — обращаю твое внимание, что это мое предположение, — и он решил вернуться на Милл-Лейн пешком. Этот путь занял у него около сорока пяти минут. Но это его не беспокоило. Был еще один поезд, который отходил из Стоуэртона в шесть двадцать шесть. Он без всяких проблем попал в дом, поскольку миссис Фенн всегда оставляла заднюю дверь своего дома незапертой. Возможно, он сделал себе чашку чаю, может быть, просто передохнул. Нам никогда этого не узнать. Нам надо теперь вернуться снова к Стелле Риверс.

— Она зашла в Солтрем?

— Конечно. Это было известное место. Она тоже знала о незапертой задней двери и о том, что у миссис Фенн, ее друга и тренера, был телефон. Шел дождь, становилось темно. Она прошла на кухню и тут столкнулась со Скоттом.

— А Скотт знал ее?

— Как Стеллу Риверс. Он не знал ее правильного имени. Миссис Фенн называла ее то Риверс, то Суон. И она должна была говорить о ней Скотту, своему дяде, и показать ее, потому что она гордилась Стеллой.

Как только Стелла оправилась от удивления, неожиданно встретив в доме незнакомца, она, видимо, попросила разрешения позвонить по телефону. Что она сказала? Что-нибудь вроде этого, я думаю:

«Я бы хотела позвонить папе, — она называла Суона отцом, — мистеру Суону из Хилл-Фарм. Когда он приедет, мы подвезем вас в Стоуэртон». Скотту было ненавистно само имя Суона. он всегда страшился встречи с ним. Он, видимо, уточнил у Стеллы, был ли человек, о котором она упомянула, Айвор Суон, и тут осознал, что находится лицом к лицу с дочерью — как он считал — убийцы своего ребенка. Мало того, Стелла оказалась ровесницей утонувшей девочки.