Часть четвертая

– Как это – князя с вами нет?

Логи-Хакон развел руками: дескать, что поделать?

– Он отправил меня домой со всей данью. А сам с малой дружиной остался.

– Зачем?

– Он собирается… Знаешь, княгиня, – Логи-Хакон оглянулся, – я расскажу тебе все, когда нас не будут слышать чужие люди.

Эльга тоже огляделась. Сперва, как всегда, приехал гонец: дружина возвращается. Три дня она провела в обычных хлопотах. Потом дружина прибыла в Киев, ключники под предводительством старика Стемира суетились у подольских причалов, следя, как перегружают и распределяют по клетям привезенную дань. Но в гридницу, где княгиня ждала мужа с приветственным рогом, заявился не Ингвар, а только Логи-Хакон. И сказал, что Ингвара с ними нет. Он был несколько озабочен, но не так чтобы огорчен, значит, ничего особенного пока не случилось.

– А это кто? – Эльга заметила рядом с деверем рослую, крепкого сложения, уже совсем взрослую девушку.

Лицом не красавица, но коса внушительная, а глаза смышленые. Одета в «печаль», но одежда из хорошей ткани, на голове серебряные заушницы, да и по лицу видно, что не из простых. Уж не невесту ли нашел?

– Это… – Логи-Хакон обернулся к девушке. – Это Соколина Свенельдовна. Сестра Мистины.

– А! – Эльга подумала и вспомнила ее. – Я тебя не видела лет семь, да? Почему ты ее привез?

– Ее брат захотел, чтобы она приехала сюда.

– А где Ута? Так Мистина решил остаться в Деревляни вместо Свенгельда?

– Пойдем, княгиня, я тебе все расскажу, – повторил Логи-Хакон.

Рассказ его занял немало времени. Самое главное ему потом пришлось повторить назавтра на пиру, для всех киевских бояр. Новости были ожидаемо плохие: все ждали, что после смерти Свенгельда древляне попытаются сбросить узду. В душе Эльга пожалела, что помешала тогда попыткам Честонега со товарищи задержать Уту в Киеве. Осталась бы сестра с детьми здесь – и ничего бы этого не было! Ее не захватили бы древляне, не принуждали бы Мистину изменить побратиму, и Ингвар уже вернулся бы вместе со всей дружиной и данью…

– Князь да и Мистина склонны думать, что зимой древлянское вече постановит разорвать прежний договор и требовать от Киева хотя бы снизить размер дани, – закончил свою речь Логи-Хакон. – Особенно теперь, когда к ним приехал Олег Моровлянин.

– Что им с того Олега? – воскликнул Себенег и бросил взгляд на сидящих рядком Избыгневичей. – Его из Моравии угры выгнали, только с малой дружиной и ушел! Какая за ним сила?

– И что? – Честонег вскочил на ноги. – Князь – он всегда князь. А Олег Предславич – родной внук Вещего и моравских князей потомок!

– Едва ли древлянам поможет союз с человеком, которого вы, мужи киевские, изгнали с киевского стола! – резко сказала Эльга.

За почти десять лет киевляне, кажется, стали забывать, чем им тогда не нравился Олег Моровлянин.

– И я полагаю, что вы хорошо сделаете, если задумаетесь о сборе войска! – перекрывая поднявшийся гул, крикнул Логи-Хакон. – Рано или поздно оно вам пригодится. А к тому же, если у вас будет войско, это заставит древлян трижды подумать, прежде чем бросать копье. Так считает воевода Мистина, и он просил передать это вам.

– Он прав, – согласилась Эльга. – Древляне напрасно думают, что вся сила Русской земли заключалась в Свенгельде. У нас и без него найдутся отважные и могущественные люди. Что вы скажете, киевляне?

– Да, да! Найдутся! – кричала вся гридница, не исключая и Избыгневичей. – И без Свенгельда не спустим! Войско собирать!

– Где сам-то Мистина? – проворчал Острогляд. – Чего не едет?

Эльга перевела дух. Новость о возвращении Олега Моровлянина поразила ее даже более, чем прочие. Они и раньше прикидывали, что, если угры и дальше будут его теснить, он может потерять Моравию, как когда-то его предки по отцу. И обо всей моравской торговле теперь нужно договариваться с уграми… кто у них там… князь Тож-конь, как-то так… Это было бы худо во всякое время, но сейчас, когда надо было напрячь все силы, чтобы удержать древлян в повиновении, казалось особенно некстати. Эльге не понравилось, как Честонег говорил об Олеге, но она правильно рассчитала: ревность к покойному Свенгельду заставит бояр встать на ее сторону, лишь бы доказать, что они ничуть не хуже.

«Такшонь!» – вспомнила она вдруг.

Логи-Хакона и Соколину Эльга поселила у себя в избе. Слишком долго она прожила одна этим летом и осенью, уже было невыносимо видеть вокруг только челядь. Эти двое напоминали ей тех, кого больше всего не хватало: мужа и Мистину. С их приездом у Эльги чуть полегчало на сердце, и еще не один день они обсуждали все события в Деревляни и пытались предсказать будущее.

Но это им не удалось.

Вспоминая потом те дни – между возвращением Логи-Хакона и приездом Олега Моровлянина, – Эльга удивлялась, что ничего такого она не предчувствовала. Не проснулась однажды ночью с чувством, будто на сердце камень, не томилась необъяснимой тоской. Не являлся к ней во сне окровавленный призрак, чтобы поклониться прощально и молча уйти. Ничего этого не было. Она беспокоилась, конечно, как Ингвар справится со своим нелегким делом, а еще больше тревожилась за Уту и племянников – уж слишком тяжкие испытания достались на долю ее сестры и детей, к тому же таких еще маленьких! Но до последнего мгновения она думала о том, как Ингвар будет справляться с трудностями. И ни на миг ей не пришло в голову встревожиться, как она будет справляться без Ингвара…

Гонца она не ждала, ждала самого мужа. Но прибыл именно гонец, и с такой вестью, которой она не ожидала.

– Едет к тебе, княгиня, князь моравский Олег, – объявил ей отрок, сам моровлянин родом. – Просит позволения… быть принятым тобой.

– Олег – мой родич, – ответила удивленная Эльга. – Разумеется, я буду рада его повидать.

Не сказать, чтобы она и впрямь была рада – куда более ее обрадовало бы, оставайся племянник у себя в Велиграде, – но отказать ему в приеме она причин не видела. Странно, что Олегу захотелось вновь увидеть места своих горестей и поражения. Может, хочет принести жертвы на могиле отца? Нет, какие жертвы, они же христиане. Значит, помолиться. Христиане просто разговаривают с богом, зажегши свечу, – видимо, чтобы он с неба заметил огонек и прислушался.

Однако она приказала готовиться к приему. И даже теперь у нее не было чувства, что этот день навсегда разделит ее жизнь на две половины: «с Ингваром» и «после Ингвара».

Она стояла в гриднице перед очагом: в лучшем платье из красного шелка с золототканым узором, с золотыми заушницами на очелье, с ромейскими самоцветными браслетами на руках. Имелась причина нарядиться: ведь Олег Моровлянин был ее кровным родичем, двоюродным племянником по отцу. Да и хотелось показать, что она, киевская княгиня, сильна и богата и положение ее прочно. Очень жаль, что нет рядом мужа! Хоть Олег приехал не воевать, он оставался соперником сыновей Ульва. В нем течет кровь Вещего, а значит, это соперничество не кончится до самой его смерти. И как удачно, что боги больше не послали Олегу-младшему сыновей!

Поднося племяннику рог, Эльга отметила: как он постарел! Стал больше похож на своего отца, князя Предслава. Ярко ожили в памяти те события десятилетней давности, когда она сама была юной матерью младенца-сына и впервые сказала: «Я – княгиня киевская». На лице Олега усталость и доброта, а в глазах – печаль. Надо думать, будет просить помощи против угров. Но сам должен понимать, как умный человек: не сейчас. Не ранее следующего года, когда они заключат новый уговор с древлянами… или силой принудят тех к покорности и убедятся, что можно уводить хоть какую-то часть дружины в чужие края.

– Я приехал к тебе с очень важной вестью, княгиня, – сказал Олег. – И она столь важна, что я не могу сесть за стол и вести беседу, пока ты не знаешь того, что знаю я.

– Что же это за новость?

Эльга ощутила, как в душе поднимается возбуждение. Весь вид Олега говорил, что его важная весть перебьет все прежние важные вести, коих было уже немало. Произошел какой-то перелом в этой длинной саге о Свенгельдовом наследстве… Какой?

Она сцепила пальцы усеянных кольцами рук, выпрямилась и выжидательно посмотрела на гостя. Даже те, кто давно ее знал, не могли не любоваться: статная, свежая, в сиянии красного с золотом наряда, она была будто богиня Солонь, одетая лучами и покрытая белым облачком.

– Твой муж, Ингвар, сын Ульва… Он погиб в сражении, княгиня. Пал в битве с князем древлян Маломиром близ города Малина, на реке Ирже. Это случилось шесть дней назад. И я с большой неохотой взял на себя долг сообщить тебе это. Ведь мы родня…

Олег приблизился и взял ее за руку: понимал, что после такого известия женщину надо поддержать, причем не только словами.

Но Эльга отстранилась, шагнула назад и недоумевающе посмотрела на него:

– Что ты сказал? Кто пал в битве, я не поняла?

– Твой муж, князь Ингвар, сын Ульва.

Эльга ясно слышала его слова и понимала значение каждого в отдельности, но в целом они не имели никакого смысла. И лица у людей вокруг были такие странные… Логи-Хакон, как он бледен! Лицо в обрамлении рыжих волнистых прядей казалось белым, как береста. И почему они так на нее смотрят, будто над ее головой разинул пасть медведь и она сейчас умрет?

Она заставила себя вспомнить последние слова Олега. С усилием размотала его речь назад, будто вытягивала четыре-пять неправильно связанных петель из кромки чулка. Не дойдя до конца, остановилась. Поняла, что ей лучше сесть.

Княгиня слегка оглянулась, и народ у нее за спиной прыснул в стороны, расчищая место. Величка и Краята почему-то подхватили ее под локти и почтительно усадили. Будто она старуха какая… Лица у них были изумленные и тоже бледные.

Он говорил об Ингваре… Говорил, что…

– Как это – пал? – Эльга подняла глаза к склонившемуся к ней Олегу. – Ингвар… Что с ним, говори толком? Где он?

– Его тело перевезли в Малин. С ним твоя сестра Ута. Она уже его обмыла, одела и приготовила к погребению. Но думаю, оно уже состоялось, ведь…

– Погоди! – Эльга нахмурилась и перебила его: – Чье тело?

– Ингвара, – терпеливо повторил Олег. – Он пал в битве. И с ним почти вся его дружина. Их было немного, но они сражались, как подобает храбрецам.

– Ты сказал – с Маломиром? – вмешался Логи-Хакон. – Какого тролля, йотуна мать, Маломир напал на него? Ведь между нами и древлянами мир!

Как будто, если он объяснит нелепость и незаконность этого события, это его отменит.

– Князь Ингвар нарушил уговор, собирая дань, – мягко пояснил Олег. – Он вернулся туда, где уже побывал, чинил насилия людям, уводил в полон дев и отроков, убивал стариков, забирал имущество. Люди не вынесли притеснений и обратились за защитой к своим князьям. Поэтому Маломир привел войско к Малину, встретил Ингвара на обратной дороге, и между ними состоялась битва. Ингвар пал почти со всеми своими людьми.

– Ты… что-то… какой-то бред… – пробормотала Эльга, хмурясь. Слова Олега никак не обретали смысл. – Куда он вернулся?

– Каких дев и отроков, пес его мать? – закричал Логи-Хакон. – Он ведь пошел за семьей Мистины, которую древляне держали в плену!

– И теперь эта семья вернулась к своему отцу и мужу, – многозначительно кивнул Олег.

Он ничего не добавил, но киевляне переглянулись.

– Ингвар… – повторила Эльга.

Ей хотелось спросить Олега: так когда же муж вернется? Но тот сказал уже достаточно много. Смысл его слов начал доходить до ее сознания. И вместе с отказом верить пришло леденящее сознание, что недоверием горю не поможешь.

Олег Моровлянин не случайно был избран посланцем. Принеси эту весть кто другой, кроме разве Уты и еще одного-двух ближайших людей, Эльга отвергала бы ее до последнего. Но Олег Моровлянин – князь старинного рода, ее племянник, внук Олега Вещего. Он слишком значительный человек, чтобы лгать или распространять столь важную новость, если не уверен в ней полностью.

У Эльги не было желания заплакать. Она лишь растерялась, потому что никак не могла понять, что ей делать вот сейчас. Даже слезы – это была принадлежность обычной жизни. А Олег сказал ей о чем-то таком, что уничтожило саму возможность жить. В один миг кончилось… все. Как будто под ногами открылась пропасть, полная белого тумана и гулкой глубины, и нельзя было шагнуть ни в какую больше сторону – только туда.

Невидимая стена уперлась в спину. Надавила, подталкивая вперед, к пустоте. Эльга пошатнулась и ухватилась за первую попавшуюся руку. Еще чья-то рука поддержала ее с другой стороны, но это не помогло – она все равно падала. Прямо с этими руками. В ушах шумел ветер. Что-то кричал где-то за стеной тумана смутно знакомый голос, к ней клонилось лицо печального пожилого мужчины с темной бородой…

Ингвар… Она тянулась, пытаясь найти мужа, чтобы вытащил из этой пропасти, но его нигде не было. Совсем нигде в жизни.

Эльга очнулась в своей постели. На ней почему-то было красное с золотом платье, но голова свободна: убрус и волосник снят. Почему она спала в одежде?

Рядом сидела какая-то девка. Заметив, что княгиня шевелится, та повернулась, и Эльга узнала Соколину.

– Чем быстрее ты поймешь, что это правда, тем быстрее начнешь жить дальше, – сказала та, будто только и ждала пробужения княгини, чтобы вымолвить эти слова.

– Что я пойму? – слабым, отстраненным голосом спросила Эльга.

– Что твой муж погиб. Пока ты не скажешь этого себе четко и ясно, так и будешь торчать между явью и навью. Я знаю. Со мной это было недавно.

– У тебя был муж? – удивилась Эльга.

Девичья коса ее собеседницы вроде бы исключала такую возможность. Но совсем недавно весь мир перевернулся – судя по тому, что она смутно помнила, – и ее не удивило бы ничто: ни замужняя девка, ни бородатая баба, ни мужик в женском платье.

– У меня был отец. Его звали воевода Свенгельд, – обстоятельно пояснила Соколина, будто Эльга могла этого не знать. – Он недавно умер. Погиб на лову. Ну, как недавно? Между Купалой и зажинками где-то.

Свенгельда Эльга помнила. И о его смерти тоже.

Мысль о Свенгельде потянула за собой мысль об Ингваре. «Чем быстрее ты поймешь… что твой муж погиб… Он пал в сражении с Маломиром, князем древлянским…»

Глаза вдруг обожгло как огнем. Заболело все лицо. Судорога была так сильна, что Эльга даже не сразу поняла: это слезы. Те слезы, что означают осознание.

Неоднократно слышанные слова обрели смысл. И этот смысл был сплошной болью. Болели грудь, голова, лицо, глаза. Логи-Хакон сказал: Ингвар с малой дружиной пошел искать Уту. Олег сказал: Маломир с войском встретил Ингвара на пути в Киев. Все сходилось: у Ингвара было мало людей, а у Маломира – много. Ну и что, что был мир… это называется миром? Даже пятилетний ребенок понял бы, чего стоит этот «мир». Они обвинили Ингвара, что он пытался второй раз собрать дань там, где ее уже собрал Логи-Хакон. Уводил девок и отроков, убивал стариков… Так говорил Олег. Но было не важно, правда ли это. Ингвар убит, и вот это правда.

То, что часто случалось с разными вождями и князьями в древности и сейчас, случилось и с ним. С ее мужем, с ее Ингваром. Он больше не вернется.

Она все время плакала от невыносимой боли пустоты, но сама почти не замечала этого, лишь жадно пила какие-то травяные отвары, которые ей делала Ростислава. Как ей не хватало Уты! Теперь Эльга понимала, о чем рассказывала ей сестра: небо рухнуло и придавило тебя обломками, но все остальные продолжают ходить как ни в чем не бывало.

Ингвар больше не приедет. А ее с неудержимой силой тянуло к нему. Она пошла бы пешком – вот сейчас бы встала и пошла. Не важно, что там три дня конного пути – что за разница? Она просто будет идти… пока не дойдет. Не приблизится к нему. Не прикоснется… И где-то там, возле него, должна быть Ута. Почему она не приехала? Почему Олег ее не привез? Мелькала мысль, что и с сестрой могло случиться что-то нехорошее – она ведь была вместе с Ингваром, – но ее Эльга отгоняла. Еще и этого она не выдержит, сердце лопнет.

Иногда приходил Логи-Хакон – особенно когда собирался спать. Они часто перешептывались о чем-то с Соколиной и Ростиславой. Кажется, он хотел пойти спать в гридницу, но они его отговаривали – боялись оставаться с ней наедине. Эльга хотела сказать, чтобы он оставался, он ей не мешает, но слова не выговаривались.

И еще о другом ей хотелось с ним поговорить. Даже рыдая, она не могла перестать думать. Она слишком много лет привыкала, что думать обо всем должна именно она. Даже если устала, нездорова, беременна, рожает… овдовела… Она оставалась княгиней и сейчас почему-то ощущала это с наибольшей остротой. Наверное, потому что плечо соратника выскользнуло из-под груза и тот лег на нее всей неразделенной тяжестью.

– А где… все люди? – как-то спросила она Соколину.

Было полутемно – сумерки, но утренние или вечерние – неясно. Это потому что она спала и просыпалась в неурочное время и не очень понимала, сколько прошло дней.

– Мужики – в гриднице. Там уже второй день… сплошное Ильтуканово побоище.

– Побоище? – Эльга села на лежанке.

– Ну, у вас тут так говорят. Все орут. Одни уходят, другие приходят, потом опять те – и все орут.

– Позови… кого-нибудь.

Умная Соколина поняла, о чем она: ушла и вернулась с Логи-Хаконом.

Он вошел осторожно, поклонился княгине. Потом сел возле лежанки и зажал ладони между колен.

– Что происходит? – уже почти твердым голосом, только хрипло от плача, спросила Эльга.

Она с трудом моргала опухшими веками и радовалась, что в избе полутемно. Были дела поважнее, чем ее горе. Необходимость что-то делать все это время отсвечивала где-то за пеленой слез, и сейчас Эльга уже не могла ее не замечать.

– Я собираюсь мстить, – спокойно, как о естественном деле, сказал Логи-Хакон. – Вопрос сейчас в том, найдется ли в Киеве довольно людей, чтобы пойти со мной, или придется подождать, пока придут Тородд и Альдин-Ингвар.

Тут все было ясно. Тородд и Логи-Хакон – родные братья Ингвара, Альдин-Ингвар – двоюродный. Они обязаны мстить ради чести рода и своей собственной. Это не вопрос, вопрос лишь – когда и как это лучше устроить.

– Но еще есть Моровлянин, – продолжал Логи-Хакон, и тут его лицо омрачилось. – Он говорит, что сказал еще не все, у него еще есть важный разговор, но он должен сперва объявить об этом тебе. Я догадываюсь, что это за разговор! – с досадой воскликнул он. – Наверняка он сейчас тебе заявит, что является наследником киевского стола.

– Каким наследником? Ингвару не нужны наследники, у него есть соправители. А к Святше послали? – вдруг спохватилась Эльга.

– Да, – Логи-Хакон кивнул. – Я сразу послал к Тородду, он теперь живет ближе всех. И просил, чтобы он от себя уведомил Святшу и Альдин-Ингвара.

Эльга еще раз постаралась собраться с мыслями. Гонцы уже скачут. Войска собираются. Люди строят замыслы о дальнейшей судьбе киевского стола и Русской державы. У нее больше нет времени плакать.

– Пусть мне дадут умыться и одеться, – она взглянула на Соколину. – А ты, Хакон, найди Олега, и пусть он зайдет ко мне, когда его позовут.

Логи-Хакон беспрекословно поднялся и вышел. И только нагнувшись над лоханью, чтобы умыться, Эльга осознала: деверь слушается ее, как если бы его старший брат был жив.

Свежеумытые глаза вновь налились слезами, заболели опухшие веки. И Эльга усилием воли заставила себя собраться. Когда твой дом горит, надо не плакать, а спасать детей, добро и скотину. Иначе, кроме слез, ничего в твоей жизни и не останется.

Поскорее бы приехал Святша! Эльга не видела сына уже год; наверное, он уже так вырос, что она его не узнает. В этом возрасте отроки так быстро растут и меняются… Ему уже тринадцать. При обычном положении дел ему бы следовало жениться года через три, но раз так вышло, можно сделать это уже сейчас. И он станет взрослым мужчиной, полноправным наследником отца.

Эльге вдруг нестерпимо захотелось увидеть сына. Теперь он – та часть Ингвара, что осталась с ней. Ее защита и опора. А сама она обретет новую силу в заботах о нем. Но никакое чудо не могло прямо сейчас перенести его сюда с берегов Ильменя. Нужно было набраться терпения.

Пока она умывалась, Соколина и Полазка приготовили ей на ларе одежду. Эльга надела свежую сорочку, потом взглянула на платье. Из тонкой фризской шерсти, оно было бело как снег, с тонкой строчкой черного узора по вороту и рукавам.

Что это? У нее ведь не было такого платья.

– Остроглядова боярыня с дочерями шила, – пояснила Соколина.

О боги! Это же «печаль»…

Эльга посмотрела на Соколину, одетую в почти такое же платье. Девушка недавно потеряла отца, а она сама – мужа… Снова запросились слезы, но она стиснула зубы: зря, что ли, умывалась холодной водой, пытаясь привести в порядок опухшее лицо?

Она потрогала щеки, глаза. Пожалуй, на люди выходить пока не стоит…

– Позови Олега, – велела она, одевшись и сев на ларь.

Светильников пока зажигать не велела, и лицо ее скрывала полутьма.

Тихо ступая, вошли двое: сперва Логи-Хакон, потом Олег Моровлянин. Оба почтительно поклонились и по ее знаку сели напротив.

– Я слышала, родич, у тебя есть ко мне еще какой-то разговор, – сразу начала Эльга, не зная, долго ли сможет сохранять спокойствие. – Слушаю тебя.

– Я был весьма огорчен, узнав, что между вами и древлянами возник разлад, но молил Бога, чтобы не дошло до пролития большой крови, – начал Олег. – Всем сердцем скорблю, что этот раздор привел к такому печальному исходу. Христианам в таких случаях бывает легче: что бы ни случилось, с ними остается Бог, и его любовь и поддержка дают им опору…

– Ты за Христа пришел проповедовать? – жестко оборвал Логи-Хакон. – Не утомляй княгиню.

Эльга ощутила прилив благодарности к деверю: речи Олега лишь терзали ее сердце, не приближая к сути дела.

– Знаешь, родич, мне довольно своей скорби, – поддержала она. – Я хочу услышать, на чьей ты стороне и будешь ли содействовать мести за моего мужа. Для мужчины это более подходящее занятие, чем выражать скорбь.

– Если говорить о мести… мне трудно вести об этом речь, ведь я состою в родстве не только с тобой, но и с… с князем Маломиром. Моя дочь замужем за его племянником Володиславом, как ты знаешь.

– Вот к чему приводят такие браки! – язвительно бросил Логи-Хакон. – Человек потом не знает, должен ли он мстить одному родичу за другого. Я думаю, в таком случае он должен решать, родня с какой стороны поступила беззаконно.

– Но Ингвар нарушил уговор о сборе дани. Нет, я не хочу сейчас разбирать, чья вина сильнее! – Увидев, как нахмурилась Эльга, Олег поднял ладонь. – Я ведь приехал не с этим.

– Так с чем ты приехал?

– Мой сват, князь Маломир, просил меня передать тебе его речи. Он жалеет, что наш раздор привел к такому горю. Но смерть твоего мужа открыла и путь к долгожданному примирению руси и древлян. Он предлагает тебе стать его женой.

– Кто? – Эльга наклонилась вперед, а Логи-Хакон вскрикнул от изумления и хлопнул себя по колену.

– Маломир. Он княжеского рода, и такой брак не унизит тебя. Это примирит ваши семьи и даже объединит в одну, что даст возможность навсегда прекратить вражду…

– И ты что же – думаешь, что я… что мой сын потерпит, если его мать по доброй воле ляжет в постель с убийцей отца? И прикажет ему звать убийцу отцом? – Это было так нелепо, что Эльга едва не рассмеялась.

– Но ведь не раз бывало, что человек брал в жены жену того, над кем одержал победу.

– Для этого ему нужно было одержать победу не только над Ингваром, – холодно сказала Эльга. – Он мог бы вести такие речи, если бы сам сидел здесь передо мной, на этой скамье, в моем доме! – Разгорячившись от негодования, она ударила кулаком по крышке ларя. – Если бы во всем моем дворе, во всем Киеве были бы его люди! Если бы у руси и полян не осталось способных сопротивляться! Ему нужно было сперва убить всю русь, взять как добычу весь дом и домочадцев моего мужа, чтобы занять его место! А сейчас он хочет получить все это в награду не за настоящую победу, а за беззаконное, подлое нападение большим числом, в нарушение мира! Для подлеца это будет слишком уж хорошо!

– Ни в каких законах такого нет, чтобы убийца получал право на имущество и семью убитого! – воскликнул Логи-Хакон, не в силах больше сдерживаться при виде такой наглости. – Хитер твой Маломир – подставившись под кровную месть, он хочет вместо удара клинком по шее получить все имущество и жену убитого! Что за бред! Если бы так было заведено, все уже давно поубивали бы друг друга. А Маломир убил вместе с Ингваром всего два десятка хирдманов! У Ингвара остались братья, и ваш Маломир скоро убедится, что мы – мужчины, а не бабы! У Ингвара остались воеводы и бояре, осталось восемь сотен гридей, и здесь найдется кому их возглавить и защитить его дом, его жену и все прочее! Пусть Маломир приходит сюда и мне в лицо скажет, что желает получить вдову моего брата!

– Значит, ты отвергаешь его сватовство? – Олег посмотрел на Эльгу, и вид у него был не слишком разочарованный.

– Отвергаю! – отрезала она. – Более того: я буду добиваться скорейшей мести! Я не сниму печальных одежд, пока не увижу труп Маломира. Пусть даже мне пришлось бы ждать годами.

– Ты не будешь ждать годами! – заверил Логи-Хакон с таким видом, будто готов идти в бой прямо сейчас.

– Я не удивлен, – кивнул Олег Моровлянин. – Я догадывался, что из этой затеи ничего не выйдет. Застарелая вражда между полянами и древлянами слишком сильна, чтобы поляне и русь согласились видеть мужем своей княгини человека древлянского рода. Ведь тогда он стал бы добиваться киевского стола, и киевляне не потерпят такого попрания их достоинства. Я и ему самому говорил: даже если княгиня примет сватовство, это принесет ему мало пользы, потому что, став его женой, ты сама будешь отвергнута киевлянами.

– Вероятно, так и будет.

– Но есть еще одно дело, о котором я должен упомянуть. Киевляне когда-то признали своим князем твоего мужа, потому что среди потомков Вещего ты на поколение старше меня. Но твой муж мертв, а твой сын еще отрок. С твоим сыном Святославом мы стоим на одной ступени: я – внук Одда Хельги, а твой сын – внук Вальгарда, брата Одда. Мы со Святославом – двоюродные братья, то есть принадлежим к одному поколению. Но годами я старше. – Олег усмехнулся этой очевидности, поскольку был старше отрока Святши на все тридцать лет. – И я происхожу от Олега Вещего, с чьей памятью и кровью русь и поляне связывают свое благополучие, по прямой ветви родства. А не по боковой, как твой сын. Таким образом я, уступив когда-то твоему мужу, имею перед твоим сыном целых два весомых преимущества. Думаю, киевляне оценят их по достоинству.

Эльга молчала. Она знала, что это как-то неправильно, но не находила возражений. Любезно, вежливо, на основе священного родового права, этот человек намеревался отнять у ее сына все наследство его отца! Сделать Святшу обездоленным сиротой, младшим двоюродным братом киевского князя Олега Моровлянина…

– О нет! – Она подняла руку. – Ты, видимо, не знаешь, что мой муж имел двоих соправителей: это я и мой сын. Такое условие поставили ему мои родичи из Плескова, когда он занял киевский стол, и киевляне согласились с этим. О том, что я и Святослав – соправители киевского князя, знают даже в Ромее. И если один из трех киевских князей погиб, это не значит, что все должно измениться. Просто теперь мы с сыном будем править вдвоем.

– Когда ты подумаешь, то и сама поймешь, что твоему юному сыну, да и тебе, женщине, не по силам управлять такой огромной державой, – продолжал Олег. Он несколько смутился, но не отступил: – Одна только вражда с Деревлянью погубит тебя. А я могу усмирить ее, поскольку молодой древлянский князь – мой зять, а его дети и наследники – мои внуки. Признав меня киевским князем, Русь и Деревлянь примирятся и навсегда избавятся от вражды. Возможно даже, уже в следующем поколении они будут объединены под властью одного вождя.

От возмущения у Эльги сдавило горло. Невзирая на их с сыном права, закрепленные даже в договоре с ромеями, этот милый человек просто отодвинул в сторону и ее, и Святшу. В его помыслах Русь и Деревлянь процветали под его рукой, а ее и Святши… просто не было. Нет, конечно, Олег слишком добр и порядочен, чтобы убить их, изгнать или заточить. Но что он им оставит? Вот этот двор?

– Э, полегче! – осадил его Логи-Хакон с тем надменным и холодным видом, который умел принимать в нужных случаях. – Ты позабыл кое-что. Мой брат Ингвар не все свои владения получил от Вещего. Из них тебе, чтобы получить свое наследство, придется вычесть Волховец и Ладогу, Смолянскую землю, уличей, тиверцев. Ты будешь владеть только Русской землей, да и Деревлянь, надо думать, уступишь своей тамошней родне! А обо всем, что севернее Любичевска и западнее Рупины, можешь забыть прямо сейчас!

– Но мы ведь можем заключить союз. С тобой, с твоим братом Тороддом и вашей северной родней…

Эльга немного опомнилась. Да, наследства Ульва и собственных завоеваний Ингвара у Святши Олег отнять не в силах. Он получит лишь то, чем владел Вещий – даже меньше. Они с сыном не пропадут. Но Русская держава от Восточного моря до Ромейского вновь развалится, два-три десятка князей и конунгов погрязнут в сварах между собой. Нет, Святшу делает сильным лишь то, что он объединяет права Олега Вещего и Ульва волховецкого. Он может жить как князь единой Русской державы – или никак.

– Я никогда не соглашусь на это, – отчеканила она, прямо глядя на Олега Моровлянина. – Попытавшись разделить владения моего мужа, ты погубишь и державу, и себя.

– Но я хочу объявить людям о моих правах.

– Объяви. – Отказать ему в этом Эльга не могла. – Но и я вправе объяснить людям, как много они в этом случае потеряют.

Олег Моровлянин встал, вежливо поклонился ей и ушел. Логи-Хакон и Эльга молча смотрели на закрывшуюся за ним дверь.

– Пес твою мать… – вымолвил Логи-Хакон.

Добавить пока было нечего.

Как выяснилось, это был вечер, и с тех пор Эльга перестала путать день и ночь. Она немедленно созвала своих отроков и челядь и вышла к ним во двор. Ее окружили бледные лица, самые молодые тоже были заплаканы. И все смотрели на Эльгу так, будто ожидали от нее спасения. Это было гораздо лучше, чем жалость в глазах Ростиславы и других боярынь, и Эльга вдруг ощутила прилив сил.

Не тратя лишних слов, она разослала отроков по дворам всех бояр и заметных торговцев Киева, велев передать приглашение на завтра в полдень на Святую гору.

– Ты будешь приносить жертвы, – она ткнула пальцем в грудь Логи-Хакону, который стоял рядом, будто тоже ожидал распоряжений. – Умеешь?

– Я-то умею. Но Олег тоже захочет…

– Не захочет! – язвительно поправила Эльга. – Я давно подозревала, что он христианин. Теперь я в этом уверена. И на крайний случай мы ему это тоже припомним. Зачем Киеву князь, не способный приносить жертвы богам? А милость их нам еще очень понадобится!

– Боги, где же Мистина? – Эльга требовательно глянула на Соколину, будто та могла ответить ей за брата. – Почему он не едет? Он разве не понимает, как он нужен сейчас?

– А кто, по-твоему, Ингвара хоронит? – мрачно ответила та. – Дедко Мал – борода лопатой? Мистина и хоронит! Уж он своего побратима волкам в добычу не бросит!

Эльга постаралась не измениться в лице. Слова «Ингвар» и «хоронить» до сих пор сочетались как нечто нелепое и невозможное. И лучше было в это не вдумываться.

– Но тебе нужно знать еще кое-что, – добавил Логи-Хакон. – Это Олег рассказал. Когда Маломир вернулся домой после той битвы, он привез с собой Уту и ее детей. И сразу передал их Мистине.

– Слава богам! Значит, они наконец в безопасности?

– Да, – с непонятной ей мрачностью подтвердил Логи-Хакон. – Но Олег говорит… что Маломир назвал это «даром своему верному другу и брату». И кое-кто из бояр тут уже болтает, что, дескать, Мистина участвовал в этом избиении. Или хотя бы знал о нем и не вмешался, потому что Ингвар хотел сам взять его семью в заложники. Для того, дескать, и ходил за ней.

– Это ложь! – горячо крикнула Соколина. – Мой брат – не предатель!

– Да что ты знаешь о своем брате? – возразил Логи-Хакон. Видно было, что эти двое спорят об этом не в первый раз. – Ты с ним едва знакома! Откуда тебе знать, чего он хочет на самом деле?

– Он не такой дурак, как эти древляне!

– Хватит! – уняла их Эльга. – Я не хочу слушать о предательстве Мистины. Пока не увижу доказательства своими глазами.

– Но как ты их увидишь? – хмуро спросил Логи-Хакон. – Ты – здесь, а он что-то не торопится…

Эльга промолчала.

На следующий день оружникам пришлось расчищать княгине путь на Святую гору. Помимо приглашенных, которых гриди пропускали внутрь вала, на склонах горы до самого подножия толпились простые жители Киева и даже окрестных городков и весей: все хотели знать, что будет дальше с Полянской землей, которую за эти два-три поколения уже все привыкли звать Русской.

Вокруг площадки святилища ждали бояре, воеводы и прочие нарочитые мужи. Эльга прошла к полукругу идолов в сопровождении Логи-Хакона, Соколины, Ростиславы и молодой боярыни Живляны Дивиславны. За ней Скрябка несла Браню. Лицо княгини было почти так же бледно, как белые одежды «печали», но ясно. Это Живляна, явившись к ней вчера вечером, научила, как льдом, молоком, настоем ромашки и березовых почек снять отеки и прочие следы долгого плача. Никогда раньше Эльге не требовалась эта мудрость. Даже в те дни, когда погиб отец, она плакала недолго: ее отвлекла от горя необходимость бороться за будущее. И теперь вид ее внушал трепет: величавая, спокойная и чистая, словно земля под первым снегом, она казалась отрешенной и притом решительной, будто следует не своей воле, но иной, высшей.

– Сегодня мы в первый раз принесем жертвы в память о моем муже, князе Ингваре, и разделим трапезу с его духом, – произнесла Эльга среди общей тишины. – Поскольку здесь нет моего сына Святослава, это сделает младший брат Ингвара, Хакон, сын Ульва.

Против этого никто не мог возразить. Хрольв и Колояр Держанович подошли помочь Логи-Хакону с черным бараном. Олег Моровлянин, разумеется, тоже был здесь, но не приближался к жертвеннику, держа руки за спиной. И многие это заметили: Эльга убедилась в этом, внимательно следя за лицами бояр.

Голова и ноги барана были возложены на камень, тушу отроки унесли в обчину, обжаривать для угощения гостей.

– Теперь мы должны решить, как нам быть с наследием моего мужа, – снова заговорила Эльга. – Как вы знаете, все десять лет его правления у него были два соправителя: я и мой сын Святослав. Но здесь с нами сейчас находится Олег Предславич, мой племянник и внук Олега Вещего. Он хочет сказать вам слово, мужи киевские. Угодно ли вам выслушать его?

Киевляне согласились, и Олег Моровлянин вышел вперед. Вид у него был удрученный, за чем пряталось недовольство. Эльга верно рассчитала: она назначила вече в святилище и вынудила его присутствовать при жертвоприношении. Уже от этого он чувствовала себя неловко, а к тому же это она, княгиня, позволила ему держать речь. А могла бы и не позволить…

Тем не менее он начал говорить. Эльга ждала, упомянет ли Олег о сватовстве Маломира, но об этом тот не сказал ни слова. И это было умно: он еще успеет сосватать оводовевшую тетку за кого посчитает нужным, если получит право распоряжаться в бывших дедовых владениях. А если этого права ему не дадут, то таким предложением он лишь разозлит людей.

Киевляне в молчании слушали его речи о примирении с Деревлянью, но на лицах отражалось угрюмое недоверие.

– Не нужен нам такой мир! – первым выкрикнул Борелют, второй из братьев Гордезоровичей. Его сын Семята был в числе малой дружины Ингвара, поэтому на нем тоже была белая «горевая сряда». – Чтобы наш князь был тестем древлянского князя, а потом древляне ему наследовали? Опять торжествовали над нами?

– И опять не по заслугам, как после Дирова разорения! – крикнул его брат Творилют.

Народ зашумел:

– Не так мы еще оплошали, чтобы своей волей под древлян ложиться!

– Не будет в Киеве князей древлянских!

– Сколько лет наши деды с ними воевали, сколько крови пролили, а мы теперь даром все отдадим! Приходите, володейте нами, дурнями!

Олег Моровлянин молча смотрел в гневные лица. Киевляне были оскорблены и разгневаны убийством своего князя и вовсе не хотели мира. Все так, как десять лет назад, когда они побуждали его к походу на Ромею и высчитывали, сколько лет осталось до окончания мирного договора. И теперь они не хотели примирения с давним врагом, они желали победы над ним. И его родство с древлянскими князьями теперь не просто повредило ему, но и перевесило значимость родства с Олегом Вещим.

– И вот что я еще скажу! – Логи-Хакон решительно поднял руку и шагнул вперед.

Народ примолк: даже в белой «печальной» рубахе Логи-Хакон выделялся благодаря высокому росту и рыжим волосам. К тому же он был младшим братом покойного князя, и люди смотрели на него так, будто он хоть отчасти мог сказать им что-то от лица Ингвара.

Его речь слушали в молчании, а когда он закончил, раздались одобрительные выкрики. Теперь особенно старались торговые гости, да и бояре, продававшие свои меха и меды во все стороны света. Никто не хотел, чтобы торговые пути вновь оказались разорваны на клочки, а близ ключевых перекрестков – Киева, Смолянска, Волховца, Чернигова, Ладоги, Ростова – бушевали сражения вождей, каждый из которых имеет свои родовые права на десятую долю куниц и бобров. Нарочитым мужам нужна была единая Русь от моря до моря.

– Ишь как навострился… – бормотала Соколина, глядя на Логи-Хакона, и в глазах ее Эльга примечала нечто похожее на восхищение. – А я думала поначалу, что он какой-то уж слишком… вежливый.

– А ты ждала, что он в первый же день сломает скамью о голову Свенгельда, если тот попытается его задеть?

– Да мой батя сам об кого хочешь сломает… – Соколина обиженно покосилась на нее.

– А меня это не удивляет. – Эльга кивнула на деверя: – Теперь он – единственный здесь мужчина своего рода и сам должен отстаивать его честь и права.

И подумала: как же ей повезло, что у Ингвара оказался такой брат. Святше будет труднее…

Когда все накричались, из первого ряда вышел Острогляд.

– Мы, княгиня, люди киевские, – обратился он к Эльге, – князю Ингвару были верны и рода его не предадим. Вели своему сыну ехать к нам, и мы его князем своим назовем.

Народ закричал, выражая поддержку. А Эльга перевела дух. Острогляд был женат на родной сестре Олега Моровлянина – Ростиславе. И если даже он хочет, чтобы все оставалось по-прежнему, ей бояться нечего. Значит, не напрасны были их с Ингваром десятилетние труды.

Но отразить притязания Олега Моровлянина было мало. Эльга разрывалась от беспокойства. Время, время! Дружины Тородда и Альдин-Ингвара смогут подойти не ранее зимы. А древляне тоже не будут сидеть сложа руки. Они ведь понимают, что ступили на путь, с которого немногие сойдут живыми. Непрочный мир с Русью обернулся кровной враждой, а у убитого остались сын и братья.

– Они тоже потратят это время на сбор войска и поиск союзников! – восклицал Логи-Хакон в гриднице среди дружины. – Я мало знаю этого Маломира и его племянника, князя Володислава, но вроде ни один из них при мне не пускал слюни и не обмочил портки. А если они не расслабленные и не полоумные, то понимают, что ввязались в кровную вражду с могущественным и многочисленным родом. Ведь даже со своим наглым сватовством они не посмели сунуться сюда сами, а послали твоего родича, которого ты, – он обратился к Эльге – во всяком случае, не прикажешь убить на месте.

– Мы должны что-то сделать прямо сейчас, – кивнула Эльга и оглядела гридницу. – Что?

Перед ней сидели осиротевшие гриди Ингвара – за вычетом тех двадцати, что разделили его участь. Здесь были выходцы из северных стран, полунурманы, родившиеся в Ладоге или Киеве, были поляне, радимичи, печенеги, савары, полухазары. Были выкупленные холопы и были потомки князей – Колояр, сын Держаны-старшей, Соломир и Вестимир Дивиславичи – приемные дети Уты. Возле них держался Одульв – сын старого воеводы Ивора, женатый на их сестре Живляне Дивиславне.

– Мы можем как-то помешать древлянам собирать войско?

– И найти себе союзников, – добавил Логи-Хакон.

– Ты думаешь, они обратятся к дреговичам?

– Я думаю… если за зиму пойдет слух, что древляне убили киевского князя и им за это ничего не было, к весне твой сын будет иметь здесь те же владения, что застал Вещий, когда впервые пришел.

– Десять городков вдоль Днепра, – уточнил Радята Честонежич.

– Верно, – поддержал Логи-Хакона Колояр, будто тот высказал его собственную мысль. – Слишком много у нас земель, родов и племен под рукой, и всякому бы в свою сторону тянуть – только дай.

– А еще они могут пойти на поклон к уграм, – сказала Соколина.

Гриди в изумлении воззрились на нее: и из-за мысли, которую она высказала, и из-за того, что вообще подала голос. Ничего странного, если княгиню сопровождает прислужница, но чтобы она посмела держать речи на совете перед дружиной?!

Они же не знали, что в дружинных делах Соколина разбиралась лучше, чем в рукоделии.

– С чего ты взяла? – удивилась Эльга.

– Я слышала, Предслава говорила, что есть у них такие мысли. Дескать, на Дунае никого нынче нет сильнее, чем угры, и если уж дань платить, то им, а не русам.

– И они могут пойти на такое безумие?

– Ты древлян, что ли, не знаешь, княгиня? – хмыкнул Вестимир. – Они себя не пожалеют, лишь бы нам навредить.

– Выбьют себе глаз, лишь бы у нас был зять кривой, – хмыкнул Соломка.

– Нет, это немыслимо! – Эльга встала и прошлась по гриднице. – Угры в Деревляни! Да они на другое же лето у нас тут под Горой будут!

– И будут, – кивнул Вестимир под тревожными взглядами дружины.

В груди разливался холод. Опасность была больше, чем Эльга поначалу себе представляла. Она ждет Святшу, но пока тот приедет, она рискует растерять все его наследство. Гриди правы: стоит пройти слуху, что киевский князь убит древлянами, как дань откажутся платить все. Дружно соберут ополчение, понимая, что Киев, оставшийся без князя, не может пойти войной на всех сразу. А погубить отрока гораздо легче, чем мужчину… такого, как Ингвар…

Эльга стиснула зубы, зажмурилась, не давая слезам пролиться. Осознание потери с каждым днем наваливалось все тяжелее. Вспоминался Ингвар – его лицо, голос, его запах. Все то, по чему она скучала во время его отлучек и по чему ей теперь скучать вечно. От мира отрезали половину, и теперь там клубился туман пустоты. То, что составляло половину ее жизни, ушло навсегда. И порой мелькало в мыслях: ну и что, если древляне больше не будут платить дань? Если в Киеве усядется Моровлянин? Или вся Русская держава распадется, как перелатанная рубаха? Ингвара не вернуть, и что за важность, как она будет доживать свой вдовий век? Может, вернется к родным в Любутино, станет снова гулять возле Русальего ключа…

Нет, но как же дети? Святша только начал жить. Бране еще нет года. И лишь от нее, их матери, зависит, будут ли они расти полноправными наследниками князей и конунгов или… возможно, не вырастут вовсе.

– Как я хочу быть там… – невольно пробормотала она. – Я хочу видеть могилу Ингвара. Принести ему жертвы. Пока я ее не увижу… я не верю!

Казалось, на могиле мужа она почерпнет силы и мудрости. Ведь есть столько сказаний о том, как покойный выходит или является во сне и дает советы близким, приносит помощь или хотя бы утешение. Она хотела еще хоть раз оказаться вблизи Ингвара и верила, что там ее ждет нечто, способное поддержать в горе.

– Тебе нельзя туда поехать! – На правах ближайшего родича Логи-Хакон подошел и приобнял ее за плечи. – Если ты покажешься в Деревляни, Маломир немедленно попытается взять тебя в плен и жениться на тебе. Конечно, ему это не поможет, но ты себя погубишь… Нужно подождать, пока мы отомстим и расчистим путь.

– Но я ведь не знаю, хорошо ли он погребен! Пока я не могу сделать ничего больше, это мой первый долг – позаботиться о его теле и проводах…

Для мертвого уже нельзя сделать того, что можно было сделать для живого. Поэтому мы так стремимся сделать что-то для тела, которое уже не ощущает нашей заботы. Будто хотим послать нашу любовь и уважение ушедшему вдогон – но догонят ли они его на том пути?

– Я должна позаботиться о теле – это первое. – Эльга оглядела гридей. – Позаботиться о мести – это второе. Позаботиться о наследии Ингвара, чтобы в целости передать его сыну, – это третье. Мы должны заключить какое-то перемирие с Маломиром и Володиславом, чтобы я могла хотя бы прийти на могилу мужа. Кто-то хочет быть послом?

– Пусть Моровлянин едет, – буркнул кто-то.

– Острогляд, – предложил Колояр. – Он родня их княгине Предславе.

Эльга кивнула в благодарность.

– Но если бы мой муж не был погребен на их земле, я бы… я бы не стала говорить с ними, пока все они не легли бы мертвые! – гневно воскликнула Эльга.

Но вот гриди разошлись. Эльга ушла к себе, поиграла с Браней. Соколина и Логи-Хакон спорили о чем-то на дворе перед дверью, не желая ее беспокоить. Потом дверь открылась, Соколина почти ворвалась в избу, при том, что Логи-Хакон пытался ухватить ее за плечи и не пустить.

– Клешни убери! – Соколина в гневе отталкивала его руки. – Княгиня! Дай мне сказать!

– Не слушай ее! – Логи-Хакон выскочил вперед. – Она бредит!

– Сам бредишь!

– Что ты хочешь? – спросила Эльга.

– Она спрыгнула с ума и задумала…

– Да помолчи ты! – Соколина махнула на него рукой, будто хотела зажать ему рот. – Сама сумею сказать, без рыжих! Княгиня! – Она подошла. – Пусти меня, я поеду в Деревлянь! Чего они мне сделают? Я Ингвару не родня. Брат мой с ними в дружбе… ну, не знаю, как в дружбе, но не во вражде, раз ему жену с детьми отдали. Мне безопасно. Я погляжу, хороша ли могила, а главное-то самое, разузнаю, что там мой брат, почему не едет, как вообще у них дела! Может, чего нужное передам!

– Она лезет зверю в пасть! – горячо возражал Логи-Хакон, не давая Эльге ответить. – Сама мне рассказывала: к ней тот второй князь, Володислав, присватывался, еще с тех пор, как она девчонкой была! Только Свенгельда и боялся. А теперь Свенгельда нет, что там с Мистиной – неясно. Ее возьмут в плен и отдадут Володиславу в младшие жены!

– А ты чего волнуешься – ревнуешь?

– Я не хочу, чтобы ты пропала ни за что!

– Я-то не пропаду! И без твоего ума обойдусь!

– Ингвар приказал мне отвезти тебя домой! И твой брат просил меня отвезти тебя в Киев! Он считал, что у княгини тебе будет безопаснее! И пока у тебя есть еще брат, ты будешь слушаться его!

– Пока он так считал, еще ничего этого не было, – уже тише ответила Соколина и повернулась к Эльге: – Княгиня! С тех пор все изменилось. У нас война. Мы тоже должны воевать – как умеем. Я пригожусь тебе. Разреши мне поехать.

Эльга подняла руку, призывая обоих помолчать. Пока они кричали друг на друга, она не могла уловить мысль, которая мелькала где-то по краям сознания и снова пряталась.

– Даже если я тебя отпущу… – пробормотала она, – отпустят ли киевляне? Они и Уту не хотели отпускать. Я ее почти ратью отбила. – Она усмехнулась: – С оружниками. Потом пожалела. Ох как я пожалела!

– Обо мне тебе что жалеть? – хмуро возразила Соколина. – Это Ута тебе сестра, а я кто?

– Бояре второй раз мне не позволят отпустить заложницу от Мистины.

– И правильно, – буркнул Логи-Хакон.

– Хотя… от женщины древляне же не ждут вреда. Ты могла бы поехать на могилу… Ах, это я должна приносить жертвы на могиле моего мужа! – Эльга схватилась за голову.

Ей казалось, она уже видит это: свежий холмик, истоптанная и перерытая земля вокруг, слабый запах гари от погребального костра. Или Мистина устроил «русскую могилу»? Вот она приходит туда… стоит… ложится на землю и припадает щекой к этому тяжелому, холодному одеялу, которым укрыт теперь ее муж со своей новой женой – Мареной. И не откинуть ей это одеяло, не лечь с ним, не прильнуть…

Вспомнилось: ведь есть такой способ. Она может убить себя на могиле мужа и войти с ним в его новый дом. Мало ли женщин в древности поступали так?

Случись потом Маломиру прийти на могилу похвалиться своей удалью – ночью растворится курган, и она, Эльга, выйдет оттуда, поманит врага за собой. И он пойдет, бледный, испуганный, но не в силах противиться этому зову. И исчезнет вместе с ней под землей… Навсегда…

Эльга испуганно открыла глаза: все это представилось ей так ясно, что она даже ощутила на себе холод земляных толщ.

Но нет, она не уйдет, пока не отомстит. Пока не будут наказаны те, кто совершил это зло.

– Что с тобой? – опасливо окликнула ее Соколина.

В глазах княгини отражалось нечто уж очень далекое… и страшное.

– Погоди… – прошептала Эльга и закрыла себе рот ладонями.

Мысль пронзила ее от затылка до копчика, будто ледяной стержень. Это был миг соприкосновения с Навью, такое она до того пережила лишь однажды – когда много лет назад Бура-баба гадала ей, сидя на полатях в своей избушке на рубеже между землей и небом, между мертвыми и живыми. И теперь совет пришел к ней оттуда, из мира далеких предков, чуров, Буры-бабы и Князя-Медведя. Они молчали много лет, оскорбленные ее бегством и обрывом связей с материнским родом. Но вот все же пришли на помощь. А это означает, что она отдала все свои силы до конца и подошла к черте, за которой они протянули ей руку.

Логи-Хакон и Соколина, забыв свой спор, в испуге смотрели на нее.

– Он же ждет меня…

– Ингвар? – в ужасе шепнула Соколина: было ясно, что княгиня смотрит в Навь.

– Маломир. Олег ведь не уехал и не передал ему моего отказа. Маломир ждет, что я приеду… и стану его женой. Если я пошлю сказать ему, что… согласна и должна лишь принести сначала жертвы, он не станет мешать мне…

– Куда приехать? – тоже почти шепотом спросил Логи-Хакон.

– На могилу Ингвара. Я приеду… без вас всех, без войска, только, может, с отроками. Принесу жертвы. Позову Маломира на поминальный пир. Скажу, что хочу обсудить нашу свадьбу. Он же приедет?

– Еще бы! – хмыкнул Логи-Хакон.

– А я… я сделаю его жертвой моему Ингвару. Так я воздам Ингвару честь, отомщу за него, и… и тогда древлянам будет труднее воевать с нами, если одного из двух князей у них больше не будет. А может, и обоих, если Володислав приедет с ним.

Повисла тишина.

– Вот здорово-то! – пробормотала Соколина, и непонятно было, чему она радуется: головокружительно отважному замыслу княгини или скорой смерти древлянских князей.

– Ты сошла с ума, – одновременно с ней сказал Логи-Хакон, но без большой уверенности.

– Да, – согласилась Эльга. – А на что мне ум, если у меня больше нет мужа, а мой сын может вот-вот утратить свое наследство? Если ради мести за Ингвара и спасения наследства Святши я должна пожертвовать умом – неужели я пожалею?

– Ты можешь погибнуть!

– Ты прав: я всегда могу погибнуть, если иного выхода спасти свою державу, сына и честь мне не останется. Но тогда я хотя бы уйду вслед за Ингваром и мы снова будем вместе. А мой сын останется, чтобы отомстить за нас. Ты останешься, – Эльга ласково посмотрела на Логи-Хакона. – Тородд останется, Альдин-Ингвар. Я верю, что вы не предадите Святшу. Не станете рвать на клочки его наследство, чтобы каждый мог гордо владеть никчемным лоскутом.

– Ты не хочешь ждать с местью? – с понимающим видом уточнил Логи-Хакон.

– Я не могу ждать. – Эльга прижала руки к груди. – Мое сердце требует сделать это сейчас. И мой долг перед сыном, перед Вещим, перед всей Русской землей требует, чтобы я не дала погубить их. С этим нельзя ждать.

– Но все же надо посоветоваться с дружиной, – помолчав, добавил Логи-Хакон.

Эльга кивнула. Ингвар всегда советовался с дружиной, и к этому она привыкла.

– А почему ты ее не отговариваешь? – Соколина ткнула его локтем.

Логи-Хакон повернулся и с высоты своего роста положил ладонь ей на голову, как девочке.

– Потому что она – княгиня. Ее наставляют боги, и она не нуждается в моих советах. Не то что такое мелкое, своевольное и бестолковое порождение, как ты.

Мелкое и своевольное порождение немедленно ответило ударом под дых. Эльга отстраненно улыбнулась и отошла к колыбели, где спала Браня. Позади слышалась возня: Логи-Хакон оттеснил Соколину в дальний угол, прижал к стене. Чем у них кончилось, Эльга не стала смотреть.

Ночью Эльга спала очень мало, а утром велела позвать старших гридей Ингвара, наболее близких к ней людей из бояр и заодно всех отроков и челядинов княжьего двора. Эти люди, частью холопы, частью охранники и телохранители, многие годы были ее товарищами на те долгие дни, когда князь в отъезде: они содержали двор и дом в порядке, готовили пиры, прислуживали на них, наливали мед в рог, который она подносила вернувшемуся мужу. Присутствовать в гриднице одновременно с гридями и боярами, всем вместе и без дела, им было неловко. Толпясь по углам, они переминались с ноги на ногу и тревожно переглядывались. Кто-то пустил слух, что теперь княгиня продаст всех холопов, а оружников распустит.

– Я вчера уже назвала вам три моих главных долга, – начала Эльга, велев затворить двери и никого более не пускать. В тех, кто толпился вокруг нее, она была уверена: если они и не поддержат ее безумный замысел, то хотя бы не выдадут. – Первое: я должна позаботиться о достойном погребении князя. Второе: я должна отомстить за него. И третье: я обязана сберечь наследие мужа, чтобы в целости передать его сыну. И все эти три долга сходятся в Деревляни и ее князьях. Они преграждают мне дорогу к могиле убитого ими мужа. Они должны своей кровью заплатить за его кровь. И они должны быть наказаны, чтобы держава моего сына не развалилась по кускам, как выношенная и перелатанная рубаха. Боги подсказали мне способ сделать все это сразу.

В устремленных на нее глазах было не просто любопытство – ожидание чуда. Разве что сам Вещий мог бы придумать, как решить одним махом все три задачи, на которые, собственно-то говоря, нужно множество времени, людей и сил.

– Маломир, убийца моего мужа, хочет сам стать моим мужем. Он передал мне свое сватовство через Олега Моровлянина. Так вот: я пошлю передать ему, что готова принять сватовство, но сперва должна принести жертвы на могиле Ингвара. Он не откажет мне в этом. И я отправлюсь туда. Одна, – она предостерегающе взглянула на Хрольва, Колояра и прочих воевод, – без дружины, только с теми людьми, кого я взяла бы в обычную мирную поездку. Только с теми, кто нужен для приготовления поминального пира.

Она посмотрела на отроков-прислужников, и те, не вмиг поверив, скорее почувствовали, чем поняли: речь идет о них!

– Но это будет не простой пир. Вы должны будете приготовить пир для самой Марены. Когда Маломир и его люди напьются и заснут, вы должны будете убить их, – прямо сказала Эльга. – Их кровь прольется на могилу Ингвара, и дух его возвеселится. Он получит поминальную жертву. Его убийца будет убит. А древляне будут наказаны, обезглавлены, и Русь получит время для сбора войска, чтобы привести в покорность всю Деревлянь. Можно будет уже не бояться, что к весне у нас останется десять полянских городков вдоль Днепра, как при хазарах и до Дира… И теперь я жду ответа от вас, – она вновь посмотрела на отроков. – Решитесь вы пойти со мной и свершить мою месть?

– Э, э, стой! – Рауд вскочил и замахал руками. – Эти чушки не справятся. Это же не курей резать и не поросят колоть! Это уметь надо! Мы пойдем с тобой!

– Но если древляне увидят дружину моего мужа, они не поверят, что я хочу всего лишь разделаться с долгами прежнего замужества и вступить в новый брак!

– Они не увидят дружину! Они что, нас всех в лицо помнят? Я оденусь в дерюгу, сниму все перстни, оставлю дома меч и возьму простой свинорез какой-нибудь! Но я не отпущу тебя с одними холопами!

– Ты, воевода! – глухо загудели отроки. – Развоевался! Свинью колоть – тоже уметь надо. Небось древляне не труднее свиньи! Без храбров управимся!

– Но, княгиня! – Колояр встал и шагнул к ней. – Это очень хороший замысел. Сам Вещий мог бы придумать такое. Но ты можешь погибнуть.

– И что? Я – всего лишь женщина. Вы – мужчины и вожди. Вы соберете войско и отомстите по-настощему. Вновь покорите древлян. А я – всего лишь жена, и я выполню свой долг жены. Пусть даже он будет в том, чтобы умереть на могиле мужа. Я не боюсь смерти.

Бледная после бессонной ночи, одетая в белое, Эльга напоминала реку, скованную льдом. На белой одежде сияло лишь золотое ожерелье с жемчугом и смарагдами, перекликаясь с цветом ее зеленовато-голубых глаз. Вид у нее был отрешенный, но говорила она так уверенно, будто излагала не свои мысли, а пришедшие свыше. И с волей этого высшего существа никто не мог спорить.

– Ну что? – Колояр обернулся к отрокам. – Шаг вперед – кто пойдет с княгиней. Мы дадим своих людей, сколько не хватит.

Среди челяди возникло замешательство: одни мешкали, другие через их плечи лезли вперед. Видя, сколько уже вышло, и отставшие спешили за ними. В конце концов у стен и по углам не осталось никого: десятка полтора холопов в небеленых рубахах и отроков охраны теснилось теперь перед очагом, неуютно озираясь под удивленными, насмешливыми и где-то даже уважительными взглядами гридей в серебряных перстнях и с угорскими поясами.

– Вы понимаете, что можете полечь там все? – спросил Колояр.

– Нам… Княгиня-матушка, – ключник Безмил поклонился Эльге, – коли ты на смерть идешь, неужто нам отстать? Здесь тебе служили, у богов будем служить.

Челядь вокруг него тихо, но согласно загудела.

– Уж коли в Навь, так всем двором и тронемся! – весело крикнул отрок Величко, и вокруг засмеялись.

Колояр окинул их внимательным взглядом.

– Княгиня, прикажи ворота закрыть, всех лишних выгнать. А этих во двор. Будем учить их хлебным ножом… свиней колоть. Чтобы быстро и чисто. Времени мало.

– И отправь гонца к Маломиру, – добавила Эльга. – Пусть ждет меня возле Малина, где… могила мужа моего. Что я иду без гридей, без шума и хочу обсудить с ним наше дело с глазу на глаз, чтобы ни древляне, ни киевляне не знали о нем раньше времени.

– А кто-то жалел, что у Вещего нет сыновей… – пробормотал Одульв, сын старого воеводы Ивора.

– Вот ведь дурни… – отозвался Вестим.

Спускались сумерки: осенняя ночь приходит рано. Княжий двор затих, будто затаился в ожидании. Эльга уложила Браню спать и села рядом с колыбелью. Ей хотелось схватить дочь и изо всех сил прижать к себе – может быть, в последний раз! – но она не стала ее тревожить. Пусть заснет покрепче. Вот-вот придет Живлянка Дивиславна, переодетая простой бабой, и с ней рослый челядин – вроде как муж. Они завернут Браню в серую вотолу и унесут на Иворов двор.

Собираясь в этот поход, Эльга больше всего думала о том, на кого оставить свое последнее сокровище. Ута неизвестно где, да и жива ли? Ростиславе она не хотела доверять, не слишком полагаясь на сообразительность боярыни. А девочка должна выжить, чем бы ни обернулось дело и кто бы ни стал в Киеве княжить. В конце концов Эльга позвала к себе младшую дочь давно покойного первого мужа Уты.

– Ты помнишь, что Ута спасла тебя? – спросила она. – И всех твоих братьев и сестер? Благодаря ей вы выжили, выросли в чести и довольстве, вы с сестрой вышли замуж за воевод, а братья женились на боярских дочерях. Теперь вы – ближайшие к нам люди.

– Я помню, – прошептала Живлянка, и на глазах у нее показались слезы. Она уже понимала, что княгиня не случайно позвала ее к себе в такое время и от нее что-то требуется. – Я помню, как она прикрывала нас… собой. Матери не помню… а ее помню. И как ехали сюда по зиме… Хоть и говорят… что нашего отца… но его не вернуть. А я… Лучше мне умереть, чем мою вторую матушку обмануть. Я для нее все сделаю.

– Сделай то, что сделала бы она сама, если бы здесь была. Сбереги мою дочь. Считай, что это Ута тебе ее поручила.

Живлянка закивала, сдерживая слезы. Двухлетней девочкой она лишилась родной матери и совсем ее не помнила, да и отца – смутно. Вырастили ее Ута и Мистина. И ей не надо было объяснять, как предана Ута своей сестре Эльге. Ута часто рассказывала детям, своим и приемным, всю нелегкую повесть своей юности. У нее девочки учились стойкости и верности, которые им, дочерям и женам воевод, наверняка пригодятся в жизни. По лицу Живляны катились слезы, в глазах отражался мучительный вопрос: неужели Ута, их приемная мать, больше не вернется?

– А я пойду… – прошептала Эльга. У нее тоже перехватило горло. – И постараюсь ее домой привести…

Живлянка вдруг потянулась к ней, и обе женщины обнялись, спаянные общей тревогой и надеждой. И впервые за эти страшные дни Эльга всем существом ощутила, что она все же осталась не одна.

Я начала ждать вестей от моего отца чуть ли не сразу, как он уехал. И гораздо раньше, чем они могли прийти. Тем сильнее я удивилась, когда вести пришли вовсе не от него.

– Послан я к тебе, Маломир, от Эльги, княгини киевской, – объявил отрок, назвавшийся Близиной, Ильгримовым сыном. – Уведомить, что вышла она из Киева с малой дружиной и идет к Малину, к могиле мужа своего. Дабы там принести жертвы и справить тризну. И пока не будет это сделано, она не станет говорить о новом браке, ибо долг ее как жены и честь как княгини того не дозволяют.

Мы все замерли, едва веря своим ушам.

– И просит она тебя, Маломир, прийти туда же с ближними своими людьми, дабы могла она переговорить с тобой о том деле, какое ты знаешь и о каком поведал ей князь Олег. Пока же о деле не переговорено, не желает она, дабы о сем деле многие люди ведали.

– Она сама идет сюда? – переспросил Маломир.

Отправь он со своим сватовством любого другого человека, кроме Олега Моровлянина, – не стоило бы дивиться, если бы вместо ответа привезли отрезанную голову посла. Но чтобы Эльга не просто отвергла даже разговор об этом… не просто отправила послов… но сама пожелала переговорить при личной встрече – это казалось сном.

– Идет к Малин-городцу и желает, дабы послал ты людей указать ей место погребения Ингвара.

– Она… одна?

– С челядью своей, что нужна для поминального пира.

– И ее отпустили из Киева? – не поверил Володислав.

– Где мой отец, князь Олег? – спросила я.

– Князь Олег объявил киевлянам о правах своих на стол киевский, и люди взяли время подумать. После того как княгиня с честью проводит дух его к чурам, объявят люди о решении своем.

– И есть надежда, что они примут Олега в князья?

– Не по моему уму такие дела решать, – с противоречащей этим скромным словам важностью объявил отрок. – О сем мне княгиня ничего передавать не приказывала.

Мы все помолчали.

– Значит, есть надежда, что Олега примут в Киеве… – начал Маломир. – Тогда понятно, почему Эльга хочет мира с нами.

Они с Володиславом переглянулись.

– Куда ж ей деваться, если Олег в Киеве сядет! – загоревшись, воскликнул Володислав. В этой вести от Эльги он увидел надежду на успех моего отца, в который мы мало верили. – За него-то ей не выйти, он ей племянник! Стало быть, княгиней киевской ей уже не бывать. Такой жених, как ты, стрыюшко, ей в великую честь и радость будет!

Я взглянула на Маломира – и едва его узнала. В один миг это стал другой человек. Уже очень давно я неизменно видела на его лице досаду и озабоченность. Вернувшись из Малина, он был мрачен, вопреки победной похвальбе, и не переставая пил. Что ни день, на Святой горе шумели пиры: пили за доблесть древлянскую, за освобождение и торжество над русью.

Лишь я одна оделась в «печаль». Я не знала заранее, зачем уезжал Маломир, и его победоносное возвращение поразило меня как громом. Они пытались попрекать меня: почему это я надела «печаль» после их победы? Но им было меня не сбить.

– Погиб мой дядя, родной брат моей матери! – напоминала я им сквозь слезы. – И уж точно мне не легче оттого, что его убил родич моего мужа…

Горе мешалось в моем сердце с ужасом. Я не понимала, как может радоваться Маломир, навлекший такую грозу на Деревлянь, как могут радоваться все эти люди, ведь над головами их медленно, но верно поднимается меч…

Казалось, я одна помню, что вместе с Ингваром погибла вовсе не вся русь, а лишь малая дружина. А большая его дружина, воеводы, бояре, родичи – все они живы. И едва ли просто отступятся от нас.

Мужчины тоже это понимали. Уже посланы были люди в Туров и даже к уграм. Володислав и Маломир часто толковали о том, чтобы попросить покровительства Такшоня и даже платить дань ему, если взамен он защитит Деревлянь от Руси. Уговорились лишь обождать, пока мой отец вернется из Киева.

Теперь же лицо Маломира удивительно прояснилось. Наверное, он уже видел себя мужем женщины, о красоте и мудрости которой ходили рассказы. И пусть сейчас он был всего лишь дядей древлянского князя – теперь для него наступали иные времена.

В этот миг и я поверила, что наши чаяния сбудутся и кровавый раздор разрешится мирно – вопреки разуму, я хотела в это верить. Увидела своего отца на киевском столе – ведь он и впрямь является законным его наследником! Увидела Добрыню владыкой Руси и Деревляни – могущественным, равным цесарям и каганам.

Да, но Маломир-то чему так обрадовался? Уж точно не будущей славе моего сына.

И тут я сообразила. Не Добрыню, а себя он видел владыкой, равным хазарским каганам! Ведь, сделавшись мужем Эльги, племянницы Вещего, Маломир получал то же преимущество в борьбе за киевский стол, благодаря которому Ингвар когда-то одолел моего отца.

О боги, да понимал ли это мой отец, когда взялся посватать Эльгу за Маломира?

В тот же день, велев подать мне лошадь, я впервые за долгие-долгие дни поскакала в Свинель-городец.

Воевода Мистина думал, что величайшее унижение своей жизни он пережил в тот день, когда узнал, что его семья захвачена древлянами при содействии отцовой дружины. Но ошибся. Величайшее унижение ждало его в тот день, когда торжествующий Маломир привез ему семью обратно.

– Теперь ты знаешь, кто тебе истинный друг! – объявил он, пока Мистина в изумлении разглядывал жену с прижавшимися к ней четырьмя детьми – все одетые в поношенную уже «печаль», исхудалые и бледные, похожие на возвращенных с того света. – Ингорь их захватил и к себе в Киев вез. А я их отбил и тебе вручаю. Нет больше Ингоря киевского! Накрылся он землею могильной, и не ходить ему больше по земле древлянской, не брать с нас дани, не чинить обид людям! Некому тебе больше служить, так служи мне. Потому и отдаю тебе жену твою без выкупа и без условий.

Володислав, узнав об этом решении дяди, сперва решил, что тот сошел с ума. В деле о заложниках между двумя древлянскими князьями и раньше возникали несогласия. С самого начала Володислав хотел забрать к себе Соколину, но Маломир не позволил: не время было вносить раздор в собственный дом и наносить новое оскорбление Мистине, которого они надеялись перетянуть на свою сторону. И вот теперь дядя привез заложников, возвращая Мистине свободу именно тогда, когда, в ожидании неминуемой войны с Русью, тот наиболее полезен на этой стороне и наиболее опасен – на той.

– Вот увидишь, – посмеивался Маломир в ответ на упреки племянника, – не уедет он никуда. Наш он теперь. Никто в Киеве не поверит, что он к нашей битве непричастен, если он от смерти Ингоревой такую пользу получит – бабу свою назад.

И Маломир оказался прав: Мистина никуда не уехал.

– Это правда, – тихо вымолвила Ута в ответ на его недоумевающий взгляд. – Я видела это своими глазами.

Сколько ни думала она за эти месяцы, что скажет мужу, когда они вновь увидятся, – такой их встречи она не могла вообразить.

Ута видела все. Последний живой взгляд Ингвара. Его раны, омытые речной водой. Она раздевала и обмывала его тело, как пятнадцать лет назад – тело первого мужа. Но теперь она не испытывала такого режущего отчаяния, как тогда. Она смирилась с мыслью, что смерть отнимает самое дорогое, и тогда, когда не ждешь, не веришь, не желаешь мириться. Она видела Ингвара на краде – это она настояла, чтобы Маломир устроил погребение, пусть и по древлянскому обычаю, а не по русскому. Лишь бы тело не разлагалось без погребения, не давая духу пойти предначертанным путем. Она видела, как завеса дыма и пламени навек сомкнулась над его головой. И ей казалось, что ее главное дело в жизни, которого она не сложит с себя, пока сама не уйдет под земляной покров, – это свидетельствовать. Говорить текущим мимо поколениям: я видела это. Видела своими глазами…

К приезду Предславы Ута и дети уже немного пришли в себя: отмылись и отъелись. Но страшная беда заслонила радость возвращения к мужу и отцу, и у всех в семье и даже в дружине вид был такой, будто непогребенное тело лежит где-то рядом, тут же, на лавке.

– Эльга приедет сюда? – Уте тоже казалось, что она ослышалась. – Собирается говорить с Маломиром о замужестве?

Они с Мистиной переглянулись, и впервые за эти дни в их глазах блеснуло живое взаимопонимание.

Мистина теперь смотрел на жену с виноватым видом. Он отправил ее в путь, не обеспечив защитой, и не он вызволил ее и детей из плена. А теперь, получив дурную весть, не знал, как быть дальше. Он не отваживался возвращаться в Киев, не зная, не считают ли его там предателем. Но и оставаться в Деревляни, отчетливо понимая, что вот-вот разразится война, было глупо. Нужно было на что-то решаться, в ближайшие же дни. И вот оказалось, что Эльга уже решилась…

– Мы тоже поедем! – воскликнула Ута. – Когда Маломир собрался в дорогу?

– Отрок сказал, что княгиня выехала сразу вслед за ним, значит, она будет возле Малина уже на днях.

– Мы поедем завтра же! Я сама покажу сестре могилу ее мужа и расскажу, что для него было сделано. И как все это вышло…

Ута взглянула на мужа, и тот кивнул. Зная Эльгу пятнадцать лет, Мистина не более своей жены мог поверить, что Эльга уже через пару дней после смерти Ингвара собралась замуж за его убийцу. В это мог поверить Маломир, жаждущий уйти от возмездия. Могли поверить древляне, опьяненные успехом и считающие, что схватили Перуна за бороду. Но Мистина и Ута понимали: Эльга задумала нечто совершенно иное. Но что бы она ни задумала – они будут рядом и помогут. Настал день показать ей, на чьей они стороне.