Рин ничего не делала наполовину. Колл ее любил и за это.

Как только они добрались до Мыса Бейла, она раздобыла наковальню, отыскала незанятое местечко в подвальном закутке, разложила в строгом порядке инструменты и принялась за работу. В такое время кузнецу не до отдыха, объявила она ему.

С тех самых пор она вечно тут, внизу, в жаркой, пропахшей углем темноте – кует, затачивает и склепывает. Он даже начал за нее волноваться, причем больше, чем за себя, а такое случалось нечасто.

Колл ласково опустил ладони ей на руки – пусть ее руки полежат спокойно, хоть немного.

– Никто не будет тебя ругать, если ты прервешься.

Она стряхнула его с себя, продолжая шлифовать металл.

– Если прервусь, то начну думать. Думать я не желаю.

Он снова потянулся к ней.

– Я знаю. Слушай, Рин…

– Хватит вокруг меня суетиться.

– Прошу прощения.

– Хватит просить прощения.

– Ладно, подавись своим прощением.

Она прервала работу, сердито скривившись:

– Твои хохмы невыносимы!

Была не была. Он ухмыльнулся:

– Прошу прощения.

Ее улыбка едва мелькнула и пропала. Он обожал быть причиной ее улыбок, но сегодня ждать их больше нечего. Она уперлась кулаками в скамейку, опустила голову в плечи и отстраненно уставилась на зарубки по древесине.

– Я без конца думаю о том, что должна сказать ему. Открываю рот, чтобы заговорить с ним. Оглядываюсь, чтобы его позвать. – Она скривила губы, словно намеревалась заплакать, но нет больше никаких слез. – Его нет. Он ушел и никогда не вернется. Каждый раз, как вспомню об этом, себе не верится. – Она горько покачала головой. – Брат не скупился ни для кого ни на доброе слово, ни на добрый поступок. И что хорошего это ему принесло?

– Зато немало доброго принесло им, – сказал Колл. – Им этого не забыть. Не забыть и мне. – Бранд спас ему жизнь и просил его об одном. О правильном поступке по отношению к Рин. – Я уже бывал на твоем месте. – Голос надломился, почитай, совсем пропал. – Терял кого-то родного.

– А я уже бывала на твоем. Пыталась кого-то утешить. Когда умерла твоя мама.

Тогда все и началось между ними. Не вспышкой, подобной молнии, но медленным прорастанием, словно древо пускало корни в землю. Рука Рин обнимала его за плечи, когда отец Ярви читал заупокойную матери. Ладонь Рин лежала в его ладони, когда тело клали в курган. Смех Рин журчал в кузнице, куда он пришел посидеть, просто чтобы с кем-то побыть. Тогда она была рядом. Ответить тем же – самое малое, что надо сделать ему. Даже если горло здесь сжимается от удушья.

– Просто побудь здесь, и все. – Она снова взялась за шлифовку, на щеках блеснул пот. – Только скажи, что будешь рядом.

– Я буду рядом, – пересилив, выдавил он, хоть до безумия жаждал уйти, и вдохнуть свежий воздух и за это ненавидел себя. – Обещаю тебе…

Послышалась тяжелая поступь на лестнице, и Колл позорно обрадовался шансу отвлечься. Радовался, пока он не увидел, кто пригибается под притолокой. Не кто иной, как беловолосый чашник Гром-гиль-Горма, Рэйт, чей лоб столь неласково повстречался с Колловым носом под старым кедром в Торлбю.

– Ты, – бросил он. Пальцы слепились в кулаки.

Рэйт поморщился.

– Айе. Это я. Прости. Как твой нос? – Вероятно, вот эдак воин приносил извинения, но сердце отозвалось на них только болью.

– Слегонца покривел, – отрезал Колл. – Сдается все ж, твоя честь пострадала сильнее.

Рэйт пожал плечами:

– Она давно развалилась на части. Я знал, что ты лазаешь вдвое лучше меня, не то б не стал бодать ни за что. И как ты сюда смог забраться! Страх берет от такой чертовой высотищи!

В таком комплименте злиться было явно не на что – от этого-то Колл и взбесился как никогда.

– И какого же черта от меня тебе надо? – под конец голос дрогнул, вышло, словно щенок тявкнул на взрослого волка.

– Да ничего. – Рэйт блымнул на Рин, глаза задержались на голых, в капельках пота, плечах, и Коллу совсем не понравилось то, как он на нее смотрит. – Это ты – оружейница с Шестой улицы?

Рин утерла лоб передником и пристально посмотрела в ответ. Если на то пошло, то Коллу не понравился и ее взгляд на ванстерца.

– Мою кузницу сжег Яркий Йиллинг, вместе с почти всей Шестой улицей. Теперь я скорее оружейница с подземелий Мыса Бейла.

– От чего Мыс Бейла лишь выиграл. – Легкая поступь, и в мастерскую нырнула королева Скара. Она казалась еще худощавее, чем в прошлый раз, с острыми ключицами, а среди кузнечной испарины и сажи столь же не к месту, как белая лебедь в свинарнике.

Колл вскинул брови, так же как Рин.

– Государыня, – проворчал он.

Большие зеленые глаза Скары остановились на Рин.

– От всей души сожалею о смерти вашего брата. Все, кого я только ни слышала, отзывались о нем с добром.

– Да, верно. – Рин насупилась, опустив взгляд на лавку. – Добрых людей первыми прибирает Матерь Война.

– Будем молиться, чтоб поскорей пришел черед Отче Мира, – молвил Колл.

Королева Скара покосилась с не меньшим, чем у Колючки Бату, презрением к этому деланому благочестию.

– Сразу – как только Йиллинг Яркий сдохнет и сгниет.

– Я не дружна с молитвами, но за это я помолюсь, – сказала Рин.

– Говорят, вы куете мечи. Лучшие мечи на море Осколков.

– Я ковала клинок королю Атилю. Ковала Колючке Бату. – Рин размотала сверток, лежащий на скамье, чтоб показать свой последний труд. Меч, над которым они с Коллом работали вместе. – Вот этот я сделала для того, кто погиб в Торлбю на прошлой неделе.

– Ты вырезала и ножны? – Рэйт провел толстым пальцем по поверхности дерева. – Они прекрасны.

– Я занимаюсь металлом, – ответила Рин. – По дереву трудится Колл.

Рэйт обернулся к нему:

– Тогда твоим даром в самом деле стоит гордиться. Я б тоже хотел уметь создавать разные вещи. – Он скривился, сжимая кулак. Как будто руке было больно. – Но, к сожалению, умею только ломать.

– Для этого много трудиться не надо, – бормотнул Колл.

– Мне нужен меч, – произнесла Скара. – И кольчуга, по моему росту.

Рин с опаской оглядела молодую королеву сверху донизу. Даже просто стоять в доспехах ей вряд ли окажется под силу – куда уж там биться!

– Вы собираетесь в бой?

Скара улыбнулась.

– Упаси боги. Но с виду я должна быть в полной готовности к бою.