Часть II
Мы – меч

Ладонь она запустила ему в волосы, притянула ниже, к себе. На щеках тепло ее учащенного дыхания, они прижались лоб ко лбу – крепко-крепко друг к другу. И долго лежали, переплетясь, скинув на пол меховые одеяла. В молчании.

Ни слова не было сказано, с тех пор как Колл пожелал до свидания Колючке на пристани и, будто вор за тугим кошельком, крадучись двинулся через темнеющий город. В молчании Рин отперла дверь и завела гостя в свой дом. В свои объятия. В свою постель.

Колл обожал слова, но, став подмастерьем служителя, в них утопал. В словах истинных и лживых, написанных, произнесенных – и невысказанных. Сейчас его устраивало молчание. В тишине можно на время забыть как о долге перед отцом Ярви и долге перед Рин, так и о том, что не существует способа расплатиться с обоими. Какие б слова он ни отыскал, чувствовал себя едино обманщиком.

Рин прислонила к его щеке загрубелую ладонь и выскользнула из-под него, поцеловав напоследок. Он влюбленно рассматривал подвижные тени по ее бокам, пока она выуживала с пола и натягивала на себя его рубаху. Он сердцем любил, когда она надевала его одежду – без спроса, безо всякой необходимости спрашивать. От этого они становились еще ближе друг к другу. А еще подол рубахи ниспадал только до половины ее ягодиц – и это он тоже любил без ума.

Она присела на корточки, ключ от замков ее дома свесился на цепочке. Подбросила в очаг полено. Вверх поплыли искры, и огонь озарил ей лицо. За этот вечер не было произнесено ни единого слова, но, как все хорошее, тишина не могла длиться вечно.

– Итак, ты вернулся, – проговорила она.

– Только на одну ночь. – Колл слегка надавил на переносицу, до конца не зажившую после бурной встречи с Рэйтовым лбом. – В Ройсток прибыл калейвский князь. Королева Лайтлин плывет на встречу с ним, и ей под рукой надобен служитель. Отец Ярви весь в делах – пытается удержать на плаву наши просевшие союзы, поэтому…

– …Колл Сильномогучий приходит на помощь! Сбывается твоя мечта управлять судьбами мира. – Рин поплотнее запахнула рубаху, в уголках глаз отразилось пламя. – Уже в служителях у Золотой Королевы – и даже не проходя испытания!

– Ага, вот только… потом-то придется пройти. И принять обеты служителя.

Слова упали между ними, как с неба чаячий помет. Но если Рин они и причинили боль, по ней этого не заметишь. Не та порода. И это в ней он тоже любил.

– На что похож Мыс Бейла?

– По мне – весьма смахивает на большущую крепость из эльфийского камня на берегу моря.

– А ты такой остряк, прям иногда обхохочешься. Каково, говорю, на него было взбираться?

– Героям неведом страх перед опасностью.

Она ухмыльнулась:

– Значит, все-таки обоссался?

– Хотел, только мой пузырь с перепугу сжался, как кулак государя Атиля. Потом несколько дней не мог выдавить и капли.

– Колл стал бойцом!

– Пусть лучше другие идут в бой. – Колл постучал себя по голове. – Полвойны проходит здесь, как постоянно напоминает королева Скара.

– Королева, вот как, – хмыкнула Рин. – Встретить мужика бы, которого не сразила мудрость этой девицы.

– По-моему, тут главное дело не в мудрости, а во всяких там женских… – Колл невнятно помахал перед собой, – …украшениях, нарядах…

Рин вскинула бровь.

– Ясно, в чем, по-твоему, главное!

– Спору нет, она – существо из прекрасной сказки. – Он завел руки за голову и крепко, до дрожи, потянулся. – Но, по-моему, налети шквал, и ее просто сдует. Мне нравятся женщины, стоящие на Отче Тверди обеими ногами.

– Приземленные? И это, по-твоему, комплимент? – Она трубочкой свернула язык, и плевок зашкворчал в огне. – Твои уста служителя – чистый мед!

Гирьки матери цокнули на шее, Колл перекатился на локоть.

– По мне, красивой женщину делает не благородная кровь и не платье, но то, на что она способна сама. Мне нравятся женщины с сильными руками, те, кому не страшен ни запах пота, ни тяжкий труд, ни что бы то ни было. Нравятся женщины, не обделенные гордостью и честолюбием, сметливые зубоскалочки и сноровистые мастерицы. – Слова, да и только, однако сказанное – правда. Или, по крайней мере, правда наполовину. – Вот почему я не встречал никого прекраснее тебя, Рин. И я умолчал о заднице, не сравнимой ни с чьей на всем море Осколков!

Она отвернулась к огню с приподнятыми угоками губ.

– Вот так-то лучше. Ажно ты и бросал слова на ветер.

Довольный собой, Колл разомлел. Улыбка Рин сводила с ума – когда он был ее причиной.

– Зато как сладок аромат его дуновения!

– Ага. Не то, как ты обычно пускаешь ветры. Готовишься лестью водить за нос князя Варослава?

Тут его самодовольство подкосилось и рухнуло. По всем статьям, калейвскому князю по вкусу скорее свежуемые палачом узники, нежели веселые хохмачи.

– Обсуждать его задницу я, верно, остерегусь. Могу вообще не размыкать губ, пусть разговорами занимается королева. Не раскрыв рта, чем я его оскорблю?

– Наверняка придумаешь, чем. Что Варослав хочет?

– А чего хотят могущественные властители? Больше власти, больше могущества. Ну, по словам Колючки. Плавание в Ройсток ей совсем не по нраву. Ей бы только драться.

Рин встала.

– Обычно она и дерется.

– Вот и сегодня настроение у нее препоганое. Этой ночкой мне б не хотелось оказаться Брандом.

– Брат справится. – Она снова юркнула в постель, ему под бочок. Приткнула локоть, на груди топорщилась его мужская рубаха. – Они друг друга любят.

Глаза Рин, такие близкие, смотрели не отрываясь, и Коллу стало весьма неуютно. Словно он загнан в угол на этой узкой кровати. Приперт к стене теплом любимой женщины.

– Наверно. – Он взбрыкнул и перевернулся на спину, хмурясь на потолок. Ему предстоят великие свершения. Стоять у плеч королей и тому подобное. Как же он сумеет изменить мир, когда его держит Рин? – Не знаю, вряд ли любви подвластны любые вопросы. Как ты считаешь?

Она отвернулась, натянув меховое одеяло до живота.

– Очевидно, нет.

Поскольку мужчины нынче далеко, в порту Торлбю трудилось куда больше обычного женщин. Распутывали сети, раскладывали утренний, верткий улов. Маловато и стражи: старики да пацанва колловых лет, еще не прошедшие свое испытание воина. А с ними и девчонки – те, кого натаскивала Колючка. В остальном же никто б со стороны не подумал, что война уже началась.

Прошлой ночью шесть потрепанных ладей причалили после долгого путешествия вверх по Святой реке. Загорелые моряки сносили на берег шелковые ткани, вино и всевозможные диковины юга. Королева Лайтлин загружала четыре корабля для поездки в Ройсток, и воздух звенел от криков ее челяди, от лая бродячей шавки, которую палками гнали от рыбы, от смеха детей, шмыгающих среди подвод, от курлыканья чаек – зоркие подбиралы мотали круги в вышине, высматривая просыпанное зерно.

На востоке вставала все та же яркая Матерь Солнце, и Колл, прикрываясь ладонью, вгляделся в направлении Ройстока, а потом от души втянул соленого дыхания моря.

– Ветер пахнет удачей!

– И рыбой. – Рин вздернула нос. – Четыре корабля? Чтоб довезти одну женщину?

– И ее служителя! – Колл выпятил грудь и ткнул себя большим пальцем. – Человеку такого ранга требуется подобающая свита.

– А капитаны свяжут вместе два корабля, чтоб уместить твою раскатанную губищу?

– А заодно и норов Избранного Щита, – вполтона добавил он, услыхав, как яростные команды Колючки рассекают портовый гомон. – О значимости женщины судят по подаркам, которые она раздает, и людям, которые ей служат. Королева Лайтлин намерена произвести впечатление на Варослава и дарами, и сопровождением.

Рин покосилась исподлобья.

– А меня сопровождаешь ты. Что же скажут про меня?

Колл ее приобнял, радуясь тому, как удобно устроилась его рука на талии девушки.

– Обзавидуются твоему изысканному, тонкому вкусу, не говоря о невероятной везухе, а заодно… Боженьки!

Толпа сдвинулась, и на глаза ему попался Бранд, поигрывающий огромной клетью, словно внутри той ничегошеньки не было. Силач пригнулся под перекладиной, где висели, сверкая на солнце, рыбины величиной со здорового мальчугана. Одна еще подрагивала, не расставшись с жизнью, и, казалось, бросала на Колла укоризненный взгляд.

Так же сейчас смотрела и Рин, уперев руки в боки.

– Тоже мне, отважный покоритель Мыса Бейла. – Девушка высунула язык и похабно, с оттяжечкой, векнула.

– Сильных много, мудрых – единицы. Он нас заметил?

– Если вскарабкаешься на эту рыбину, осмотришься и наверняка поймешь.

– Ты такая забавница, порой иногда обхохочешься. – Он отпихнул рыбу кончиком пальца и всмотрелся в просвет. – Давай лучше прощаться прямо сейчас.

– Всегда есть причина поторопить разлуку. Вот она, юная любовь. Не совсем та прелесть, о которой поют. – Она вцепилась в его воротник, притянула к себе, почти что за шкирку. Самый быстрый из поцелуев, и Рин отстранилась, а он, замерев, подставил губы и закрыл глаза. А когда открыл, она, к его разочарованию, уже уходила прочь. От неожиданного всплеска вины и тоскливости его по-глупому, безудержно потянуло хоть капельку продлить прощание.

– Увидимся через пару недель!

– Если тебе не по заслугам повезет! – не обернувшись, откликнулась она.

Где-то невдалеке Брюньольф Молитвопряд заунывно гудел, раздавая напутственные благословения. Колл подбоченился и пошел пробираться сквозь толчею, огибая фуру овечьего настрига.

И ему на плечо опустилась тяжелая рука.

– Надо словечком перемолвиться. – Бранд, хоть и здоровенный мужик, умел неплохо подкрадываться, когда хотел.

Колл наспех взмолился Той, Что Вершит Суд о милости, которую, ясное дело, не заслуживал.

– Со мной? О чем же?

– О князе Калейва.

– А-а! – То, что правитель, славный сдиранием кожи с живых людей, оказался предпочтительной темой беседы, говорило о многом. – Вот ты про что!

– Варослав – не тот муж, кому безнаказанно переходят дорогу, – сказал Бранд, – а у Колючки привычка задевать таких людей за живое.

– Да, но и она не из тех дам, что позволят перейти дорожку себе!

Бранд испытующе посмотрел в ответ.

– Вот котелок с кровавой похлебкой и поставили на огонь.

Колл откашлялся.

– Ясно, к чему ты клонишь.

– Главное, не позволяй ей встревать в неприятности.

– Такой даме, как она, попробуй чего-нибудь не позволь – тем паче во что-нибудь встрять!

– Поверь, ничего нового ты мне сейчас не сказал. Лучше вообще уводи ее от неприятностей прочь.

Выводить корабль из грозовой бури и то работенка полегче, но делать нечего, только протянуть, сдувая щеки:

– Буду стараться.

– И, знаешь, не лезь в неприятности сам.

Колл усмехнулся:

– На это у меня хватает сноровки. – Приободрившись, он с ожиданием взглянул на увитую шрамами и мускулами ручищу Бранда. Та даже не дрогнула.

– Понимаю, я не самый остроглазый из жителей нашего Торлбю. Но как ты думаешь, напрочь ли я тупой?

Колла так перекосило, что один его глаз захлопнулся, а другой вылупился на Бранда:

– Не надо в нос. Он у меня до сих пор не ожил, как тот черт беловолосый боднул.

– Я тебя, Колл, бить не собираюсь. Рин вольна выбирать самостоятельно. И я считаю, что ее выбор удачен.

– Серьезно?

Бранд окинул его ровным взглядом.

– Если отбросить твой долг принять обеты служителя и отказаться от семейных уз.

– А. Ты про обеты. – Будто сам лишь сейчас уделил им внимание, будто не часами отрабатывал речь, не переживал, как прозвучат слова клятвы, не грезил о дальнейших деяниях, о том, чья благородная глава вторит кивком его мудрости, какие невероятные решения предстоит принять, и какое наименьшее зло и большее благо закачаются на весах его выбора…

– Вот именно про обеты, – подтвердил Бранд. – Мне кажется, ты завис между Рин и отцом Ярви.

– Поверь, ничего нового ты мне сейчас не сказал, – прошамкал Колл. – Я молил Того, Кто Направляет Стрелу, указать верный путь.

– А он не спешит откликнуться?

– Отец Ярви говорит, что богам угодны те, кто сами решают свои проблемы. – Колл просветлел. – А у тебя, знать, уже готов ответ?

– Лишь тот, к которому пришел и ты.

– А-а.

– Выбрать наконец одно или другое.

– У-у. Не по душе мне такая развязка.

– А то. Но ты, Колл, отныне мужчина. Тебе нельзя свешивать лапки и ждать, пока кто-нибудь все утрясет.

– Я – мужчина. – Плечи Колла поникли. – Когда успел стать?

– В свой черед, как и все.

– Знать бы только, что это значит – быть мужчиной.

– Наверно, для каждого из нас это значит свое. Богам вестимо, я не мудрец, но кой-че допирает и до меня: жизнь состоит не в том, чтобы из чего-то лепить совершенство. – Бранд перевел взгляд на Колючку, увлеченно потрясавшую кулаком перед носом одного из воинов королевы. – Всех нас ждет смерть. Ничто не вечно. Благодарно принять, что уже обрел на пути, и примириться с этим – такова жизнь. Недовольный тем, что имеет… эхм, сдается, не будет доволен и тем, что получит потом.

Колл, опешив, сморгнул:

– А ты точно не мудрец, проверял?

– Будь с нею честен. Этого она заслуживает.

– Знаю, – пробормотал Колл, виновато опустив глаза на дощатый причал.

– Ты сделаешь все, как надо. А нет – ну что ж… – Бранд подтянул его поближе – Тогда, я тебя и побью.

Колл вздохнул:

– Хорошо, когда впереди что-то ждет.

– Увидимся по возвращении. – Бранд отпустил его, хлопнув по плечу. – До тех пор твори добро и пребывай в свете, Колл.

– И ты, Бранд, и ты.

Запрыгнув на борт королевина судна, Колл подумал, и уже не впервой, что зря считал себя чересчур умным. Зарубка на память – для следующего раза, когда он возомнит себя невероятным умником.

Он усмехнулся. Так похоже на слова матери, что показалось, будто ее голос произнес эту мысль внутри головы. И он стиснул старые гирьки на шее и поднял глаза на мачту, опять вспоминая, как срывалась на крик мать, когда он висел на верхотуре. Ох уж эти извечные, ненавистные материнские запреты! Сейчас он отдал бы все, чтоб о нем снова так волновались и сверх меры пеклись.

Он повернулся и наблюдал, как королева Лайтлин печется о своем сыне. Наследник престола казался совсем крохой в окружении слуг и рабов. Два инглинга, телохранители в серебряных ошейниках, возвышались над ним, как утесы.

Королева поправила на малыше застежку плаща, пригладила соломенные волосенки, поцеловала в лоб и повернулась к судну. Один из рабов встал на колено у борта и подставил спину вместо ступеньки.

– Здесь все будет хорошо, о королева, – возгласил Брюньольф Молитвопряд. Одна рука жреца на плече Друина, другая осеняла отплытие затейливым благословением. – И пусть Та, Кто Стелет Путь невредимой приведет вас домой!

– Пока! – отозвался принц и, не успела мать помахать ему на прощание, выскользнул из-под ладони Брюньольфа и хохоча помчался к городу, а свита бросилась его ловить.

Лайтлин опустила руку и крепко сжала поручень.

– Хотелось бы мне его взять, но я доверяю Варославу всего лишь… чуточку меньше, чем подколодной гадюке. Одного сына у меня забрал меч, второго – Община служителей. Потери третьего я не вынесу.

– Государыня, принц Друин в безопасности, как нигде более. – Колл подыскивал слова, которые произнес бы отец Ярви. – Торлбю вдалеке от сражений и, как всегда, под надежной охраной. Городские стены еще не взял ни один захватчик, и цитадель неприступна.

– И Мыс Бейла был неприступен. Ты одолел его.

Колл отважился ухмыльнуться.

– Какое счастье, что на свет редко рождаются люди, одаренные моими талантами.

Лайтлин фыркнула со смешком:

– И ты уже нахватался скромности истинного служителя.

Последней на борт взошла Колючка.

– Уцелей, – донеслось от Бранда, когда она топала по причалу.

– Айе, – буркнула девушка, перекидывая ногу через борт. И застыла, когда на нее упала тень королевы: одна нога на корабле, а другая снаружи.

– Отдать сокровище юной любви юнцам – почитай что выкинуть, – процедила Лайтлин. Она воззрилась на город, сомкнув за спиной ладони. – Моя служба – знать цену вещам, так прими мое слово: в жизни ты не найдешь богатства дороже. Скоро, совсем скоро, станет бурым зеленый лист.

Избранного Щита пронзил ее острый взгляд.

– Я считаю тебя способной пристойней вести себя с мужем.

Колючка поморщилась:

– Считаете, о королева, или приказываете мне себя так вести?

– Для Избранного Щита любая прихоть королевы – указ с печатью.

Колючка, встряхнувшись, перевела дух, спустила ногу обратно на пристань и потопала назад к Бранду.

– По повелению государыни, – пробормотала она, зачесывая пальцами, как гребнем, спавшую на его лицо прядь. Обняла за шею, потянула к себе. Впилась поцелуем, долгим, жадным, обхватила так крепко, что повисла на муже, оторвав носки сапог от причала, а гребцы горланили в поддержку, хохотали и стучали веслами.

– Прежде я не считал вас проникнутой чувствами, о королева, – пробормотал Колл негромко.

– Значит, врасплох мы захвачены оба, – ответила Лайтлин.

Колючка разорвала объятия, вытерла губы, эльфий браслет сиял золотом на запястье.

– Я люблю тебя, – услыхал Колл сквозь портовый шум, как хрипло буркнула она. – И прошу твоего прощения за мои вечные выходки.

Бранд ответил задорной улыбкой, провел пальцами по шраму-звездочке на ее щеке.

– Я люблю твои выходки. Уцелей.

– Айе. – Колючка кулаком ткнула ему в плечо, а затем горделиво пересекла причал и одним махом вскочила на борт.

– Так устроит? – напружинилась она.

– Я вся растаяла, – прошелестела Лайтлин с едва только тенью улыбки. Повелительница в последний раз бросила взор на цитадель, а затем кивнула кормчему. – Отчаливай.