Глава 29
Новый год

Уходить сразу не стали – Судоплатов затеял делать снегоступы. Из пары гибких ветвей получилась основа, которую с помощью парашютных строп и стропореза оплели сеткой, а ремнями все от тех же парашютов прикрепили к ноге. Павел сказал, что лучше нынче потратить час, чтобы потом быстрее шагать, а не проваливаться в снег по колено, выбиваясь из сил. Тем более что парашюты были у троих, хватило и на Прядкина – радист чувствовал себя неловко. Один же выпрыгнул, остальные-то так и летели до самого конца. Судоплатов посоветовал Прядкину не маяться дурью.

Белый парашютный шелк помог замаскироваться – им обмотали обувь, закутались, как в плащи. А вот с оружием было сложнее – у Павла в кобуре лежал «ТТ», а у Збитнева – трофейный «Вальтер». И это все.

– Ничего, – успокоил летчиков Судоплатов, – ближе к передовой полно автоматов, они за ремни подвешены к немцам. С них и снимем. Пошли!

Ходить в снегоступах было непривычно и не слишком удобно, однако без них – гораздо хуже. Зима 41-го года выдалась на редкость суровой, благо Павел не расставался с бурками, а летуны и вовсе были упакованы в унты.

– Главное, чтобы ноги в тепле… Санька, ты как?

– Нормально, – прокряхтел Филиных. – Башка только трещит.

– Ничего, скоро поправишь здоровье…

Стоило выйти из зарослей подлеска и отдышаться, как тут же стали слышны звуки канонады – фронт был недалече. Если верить бомбардиру, находились они южнее Калуги, которую советские войска освободили еще 24 декабря. Погромыхивало изрядно, иной раз над лесом пролетали немецкие самолеты. И вот, под вечер, экипаж «арочки», включая и пассажира, вышел к опушке, с которой открывалось довольно-таки обширное поле, изрытое воронками, отчего оно походило на шкуру снежного барса. Левее, в березовой роще, устроились немецкие артиллеристы – гаубицы бухали редко, но не прекращая огня. На севере, где поле подходило к лесу, вились дымки – там зарывались в землю фашисты. Грелись у огня, проклинали «Генерала Мороза» и на что-то еще надеялись. Да, впереди Красную Армию ждали провалы и окружения, но маховик войны уже потихоньку-помаленьку, большой кровью и крайним напряжением сил, начинал раскручиваться в западном направлении. Гитлер почуял это, потому и приказал держаться до последнего солдата – начни немцы отступать, и через несколько дней фронт распадется. И тогда войне конец. Германии – тоже.

– Фронт – за дальним лесом, – тихо сказал Судоплатов. – Дождемся сумерек и двинем…

Внезапно засвистел снаряд, и секунду спустя вздыбились земля и снег совсем рядом с немецкой батареей. Второй снаряд лег точнее – и посыпалось…

– Наверное, – прокричал Збитнев, – у наших где-то тут корректировщик!

Павел кивнул.

– Пошли в обход, пока по немцам бьют! Только не высовываться!

Смешно задирая ноги в снегоступах, четверка двинулась по лесу, огибая поле. Первая встреча с немцами произошла чисто случайно – некий рядовой Вермахта сходил до ветру. Облегчившись, он повернулся и помер – Судоплатов всадил ему нож в печень. Винтовку Павел перекинул радисту, гранатами-«колотушками» вооружил Филиных.

– Ганс! – позвали из-за деревьев. – Долго ты там еще?

– Иду! – отозвался Павел на немецком.

– Живее давай…

Судоплатов жестом показал товарищам, чтобы убрали труп, а сам направился за «камрадом». «Камрад» был вооружен «Шмайссером», это и решило его судьбу. Да и негоже было оставлять в живых немца – не дождется Ганса, пойдет искать, найдет, тревогу поднимет… «Камрад» и сам оправлялся – повесив автомат на сучок, он подсмыкивал штаны, расстегнув шинель, под которой прятался свитер грубой вязки. Наверняка добытый с бою у русской старушки.

Судоплатов возник рядом с немцем без шума. Тот даже удивиться не успел, а нож уже входил ему в сердце, направленный правой рукой. Левой ладонью Павел нажимал на рукоять, чтобы лезвие не скользнуло по ребрам. Обтерев нож о свитер, Судоплатов схватил «МП-40», снял с мертвяка запасные магазины и оттащил в сугроб, наскоро забросав снегом. Покойся с миром…

Догнав друзей, Павел присоединился ко всей честной компании, и вчетвером они вышли к передовой. Из леса открывались окопы, зигзагом прочерчивавшие пологий склон возвышенности, свободной от леса. Изрытый взрывами снарядов и бомб, склон был усеян телами в серых шинелях. Две сгоревшие «тридцатьчетверки» клонили пушки к земле, поодаль темнели три подбитых «тройки».

– Ждем, – шепнул Судоплатов.

Ждать оставалось недолго – солнце село, наваливался сумрак, тени смыкались в темноту. Со стороны немецких окопов не доносилось ни звука, но доверять тишине не хотелось – доверчивым достаются первые пули. Прядкина заметно колотило.

– Мерзнешь, волчий хвост? – ухмыльнулся Филиных.

– Нервы не в порядке, – буркнул радист.

– Ти-хо!

Канонада замолкала, лишь далеко на востоке слышались взрывы. Войска брали паузу, чтобы забыться коротким сном, чтобы не отдохнуть даже, а просто переждать ночь. Расставшись со снегоступами, Судоплатов пополз к окопам и спрыгнул в траншею, наступив на что-то мягкое. На труп в немецкой форме. Неподалеку лежал еще один «зольдатик». Еле слышный шорох заставил Павла вжаться в нишу, вырубленную в студеной земле – из-за поворота вынырнуло белое привидение, боец в маскхалате. Споткнувшись, он отпустил матерок шепотом, и Судоплатову полегчало – свои! Еще бы не прикончили ненароком… Когда разведчик оказался рядом, Павел молниеносным движением блокировал его руку, приставляя пистолет и негромко, но резко скомандовав:

– Свои! Не дергаться!

Боец, конечно же, дернулся – и застонал от боли в заломленной руке.

– Тихо, тихо… Кто таков?

Ответом ему была сложная словесная конструкция в три этажа, да с такими вывертами, что восхищение брало – чего только не выразишь на великом, могучем!

– Сержант! – позвали бойца.

– Сержант занят, – ответил Судоплатов. – Выходите.

– Кто такой? – насторожились в потемках.

– Представьтесь сначала.

А в ответ – тишина.

– Прядкин…

В тишине лязгнул затвор, и потемки ответили сочным баритоном:

– Старшина Усенко, 260-я дивизия. Разведгруппа.

– Старший майор госбезопасности Судоплатов. Со мной экипаж сбитого бомбовоза. Сержант, свободен.

– Ну и хватка у вас, товарищ старший майор… – проворчал матерщинник.

– Служба такая. Старшина, задание выполнил?

– Нас за корректировщиком послали.

– Живой?

– Да что ему сделается…

– Ну, раз так, веди до своих. Надоело от немцев бегать. Прядкин! Филиных! Збитнев!

Летчики подползли к окопам и попрыгали вниз.

– Здоров, разведка!

– Привет летунам. Ну, что?

– Ходу!

Расслабиться Судоплатову удалось лишь в расположении передовых частей 50-й армии. Мандат, подписанный Берией и отпечатанный на шелковой тряпице, хранился у Павла в голенище бурки. Пригодился. Особый отдел так и забегал, задергался, изыскивая самолет для дорогого, но опасного гостя. Особистам повезло – в соседнем авиаполку нашелся «Як-7УТИ» – с кабиной на двух человек. На нем Судоплатова и переправили в Москву.

…И снова за окном машины молчаливые дома и улицы столицы. Но настроение у города уже несколько иное – сквозь тревогу пробивается на-дежда. Ведь бьют же наши немца? Бьют! Глядишь, и совсем побьют…

Павел устал и отупел. На поздравления товарищей и начальства он отвечал вымученной улыбкой, но предложение отдохнуть отверг. На войне, как на войне.

Судоплатов старательно написал длинный отчет и, с позволения Фитина, занял диван в своем кабинете. Он помнил, как разулся, но как лег – увы. Заснул. С утра помылся, побрился, переоделся, потом проснулся. И направился с докладом к Берии.

Лаврентий Павлович встретил его насмешливо:

– Конечно, у разведчика и диверсанта должна быть авантюрная жилка, но у вас, товарищ Судоплатов, настоящая жила!

– Я не ищу приключений, товарищ нарком, – вздохнул Павел, – они сами меня находят.

– Ладно, ладно! Имейте в виду, товарищ Сталин ознакомлен с вашим отчетом и остался очень доволен. Поэтому я вас отпускаю до вечера. Отдохните, а затем вам позвонят – товарищ Сталин хочет лично встретиться с вами. Вы свободны…

…Визит в Кремль Судоплатова совершенно не напрягал, поэтому, вернувшись в заброшенную квартиру, он выгладил форму, подготовил все и часика два поспал по-человечески. На чистой простыне, в тишине… Хорошо!

После обеда Павел занялся делами. Съездил на работу, собрал пухлую папку документов – товарищ Сталин любил сам во всем разбираться. Вызова в Кремль Судоплатов ожидал попозже, ближе к ночи, однако машина за ним прибыла уже в начале пятого. Было заметно, что атмосфера в Кремле начинала меняться. Уже не наблюдалось прежней нервозности, тревоги – сотрудники и охрана были деловиты и собранны.

РККА еще даже не начала переход в контрнаступление, но успехи на фронтах были заметны, а Судоплатову – особенно. Например, не случилось Вяземского котла – советским генералам удалось отбить осеннее наступление гитлеровцев, и окружения наших войск под Вязьмой не произошло. Потери все равно были велики, и все же меньше, чем «в той жизни», а главное, враг терял убитыми и ранеными куда больше, чем тогда. Как тут не радоваться?

В приемной Сталина Павел встретил Берию. Нарком был на удивление спокоен – видимо, все шло, как надо, и даже лучше. Судоплатов был удостоен милостивого кивка и, пользуясь случаем, поинтересовался:

– Товарищ нарком, нет ли вестей из Анкары?

Лаврентий Павлович ухмыльнулся.

– Товарищ Наумов скоро должен возвратиться, – сказал он. – Очень не повезло фон Папену – посольский «Майбах» неожиданно взорвался. Посла четвертовало, хе-хе… Так что ждите вашего зама. Дорога ему долгая предстоит, но в начале января должен быть здесь.

Тут зазвонил телефон на столе у Поскребышева, и все смолкли. Секретарь поднял трубку.

– Да, товарищ Сталин. Слушаюсь, товарищ Сталин.

Встав, он открыл двухстворчатые двери в кабинет вождя. Берия вошел первым, за ним двинулся Судоплатов. Иосиф Виссарионович тоже был в приподнятом настроении.

– Садитесь, товарищи, – сделал он широкий жест и устроился за столом сам. – Мы ознакомились с вашими предложениями, товарищ Судоплатов. Они очень интересны, в особенности что касается бомбардировок Плоешти. Очень хорошо поработали обе ваши бригады, отчетливо поработали. У немцев больше нет надежного тыла! А вот что касается ликвидации Гитлера… Вы точно знаете о новой ставке фюрера под Винницей?

– Да, товарищ Сталин. Там ведутся большие строительные работы, на которых задействованы тысячи наших пленных. Всех их расстреляют после окончания работ. Бетонные бункера укрывают сверху насаженным лесом, оборудуют аэродром, подводят асфальтированное шоссе, тянут линию связи от Ровно.

Вождь покивал задумчиво.

– Но действовать вы сможете только летом…

– Да, товарищ Сталин. Точная дата приезда Гитлера пока неизвестна – это или конец июня, или середина июля. Впрочем, мы разработали запасной вариант покушения. У нас есть подходящий исполнитель – Игорь Миклашевский. Он из семьи актрисы Августы Миклашевской, сестра которой, Инна, незадолго до войны вышла замуж за Всеволода Блюменталь-Тамарина. Это он выступает по берлинскому радио, призывая красноармейцев сдаваться в плен, он же участвует в так называемом Русском комитете, занятом вербовкой предателей в Восточный легион. Я и направил к этому артисту-перебежчику его племянника Игоря, человека стойкого, нашего человека. В октябре, сопровождаемый спецгруппой полковника Ломидзе, Миклашевский перешел линию фронта во время ночного боя. Сейчас он в Берлине. Разумеется, дядя привлек племянника для работы в Русском комитете, и тут нам даже повезло – Игорь больше увлекался боксом, чем политикой. Он у нас спортсмен. На Миклашевского обратил внимание Макс Шмелинг, чемпион мира, лично знакомый с фюрером. В конце ноября Игорь дал знать, что готов приступить к выполнению задания. Из Югославии мы послали группу из трех опытных разведчиков, в прошлом офицеров Белой гвардии, они-то и начали подготовку покушения на Гитлера. Разумеется, для того, чтобы убить фюрера, необходимо попасть в его ближайшее окружение. И мы позволили Игорю войти в контакт с нашим секретным агентом – актрисой Ольгой Чеховой. Короче говоря, у нас имеется шанс уже будущей весной ликвидировать Гитлера в одном из берлинских театров.

Берия преисполнился важности – вот-де, каковы мы в НКВД! Сталин молчал. Медленно набивая трубку табаком, он думал. А когда вождь поднял взгляд, Судоплатов понял, что операцию постигнет прежняя участь.

– Разработку операции по ликвидации Гитлера пока нужно прекратить, – сказал вождь не-громко. – Как только мы устраним фюрера, нацистские круги и военные тут же попытаются заключить сепаратный мир с нашими союзниками. Кардинал Ронкалли уже нащупывал почву, готовя встречу с фон Папеном, а Пий XII встречался с посланником президента Рузвельта. Понимаете, товарищ Судоплатов? Если появится договор между Великобританией, Америкой и Германией, мы не только утратим влияние в Европе – нас попытаются задавить все три «высокие договаривающиеся стороны». Мы не должны допустить подобного.

– Понимаю, товарищ Сталин…

Вождь раскурил трубку и улыбнулся.

– Не волнуйтесь, товарищ Судоплатов, борьба еще не кончена. Как только наша армия окрепнет и погонит врага прочь с советской земли, мы обязательно вернемся к сегодняшнему разговору – вы лично получите приказ о ликвидации Гитлера. А пока вы свободны.

…Наступал Новый год. В будущем Павел привык к новогодним елкам, непременным мандаринам и шампанскому, к «Голубому огоньку». В военной Москве этих радостей не хватало, но были другие. 31 декабря Судоплатову вручили орден Ленина и орден Красного Знамени – за Гиммлера, за создание плацдармов в тылу противника, за личный вклад в борьбу с немецко-фашистскими захватчиками.

Никто особо не афишировал вчерашнее ЧП, когда около станции Лосиноостровской немцы едва не устроили крупную диверсию. «В той жизни» на этой узловой станции скопилось несколько составов – фронтовое пополнение, санитарный поезд, поезд с боеприпасами. Вот его-то и подорвали фашистские лазутчики – в радиусе двух километров повылетали стекла, а больше тысячи красноармейцев и командиров погибло. Тогда, но не теперь. Судоплатов усмехнулся: хорошо все знать!

Отпустив машину, он вышел через Спасские ворота. Куранты пробили одиннадцать вечера, Красная площадь была пустынна. Павел хлопнул себя по нагрудному карману – пригласительный в Центральный дом работников искусств был на месте. Медленным шагом он пересек безлюдную площадь Свердлова, от «Метрополя» по Неглинной улице дошел до Пушечной и, поднявшись вверх по улице, зашел в подъезд ЦДРИ. Директор Дома работников искусств Филиппов встретил Судоплатова весьма торжественно.

– Если на Красной площади состоялся парад, – сказал он с пафосом, – то и мы должны, как следует отметить Новый год!

– Строго обязательно! – улыбнулся Павел.

В большом зале ЦДРИ стояла елка. Раньше здесь всегда бывали шумные балы, а вот нынче народу было немного, никто заранее столиков не заказывал. Здороваясь с теми, кого знал, отвечая на приветствия и поздравления, Судоплатов занял столик в углу. Выступил по радио Калинин, приглашенные пили за победу, за своих близких, что находились в эвакуации, за солдатскую дружбу.

Детям в Колонном зале Дома союзов тоже устроили настоящую елку с представлением и подарками, но счастливая малышня, для которой отменили войну, давно уже спала, спрятав конфеты под подушкой. К Новому году на карточку мамы с тремя детьми давали селедку, восемьсот грамм мяса, пшено, восемьсот грамм сахара, шестьсот грамм соли, пять штук яиц. Молока-суфле (вода с соей и признаками шоколада) давали аж два литра – по литру белого и шоколадного. В Ленинграде было куда хуже: на праздничном столе присутствовал лишь хлеб с сахаром и кипяток. Зато нормы увеличили вдвое – снабжение через Ладогу было налажено.

…В два часа ночи старший майор вышел на улицу, решив прогуляться по студеной Москве. Редкие прохожие, обладатели ночных пропусков, поздравляли друг друга с Новым годом. Судоплатов поправил теплый шарф, подумал – и зашагал к наркомату. Работы было – море!