Глава 3. БАГАРДО ВЕЛИКИЙ
— Идем со мной, — сказал Багардо.
Я последовал за ним, а он продолжал:
— Скажи-ка мне, как правильно произносится твое имя? Задим, верно?
— Нет, Эдим, — ответил я. — Один слог. Эдим, сын Акха, если полностью.
Багардо несколько раз повторил мое имя, а я спросил:
— Каковы будут мои обязанности, сэр?
— Главным образом — подсчет лбов.
— Сэр! Я не понимаю.
— Лбы, гляделки, глазелки — так мы, цирковые, называем своих клиентов, которые приходят потаращить глаза. (Багардо всегда называл свое заведение «цирком», хотя другие классифицировали его как «балаган». Разница, насколько я понял, состояла в том, что в настоящем цирке должен быть хотя бы один слон, у Багардо же не было и одного).
— Тебя поместят в передвижную клетку и будут представлять, как ужасного пожирателя людей, демона с 12-го уровня. И, судя по тому, что говорил Мальдивиус, это не ложь.
— Сэр, я всего лишь выполнял приказ…
— Неважно. Свои приказы я постараюсь сформулировать поточнее.
Мы подошли к тому месту, где дорога, отходящая от храма, сливалась с той, что вела из Чемниза в Ир. Здесь стояла большая, похожая на вагон, клетка с железными прутьями. К ней была прицеплена пара животных, похожих на мула Мальдивиуса, вот только шкуры их были испещрены яркими черными и белыми полосами. На месте кучера развалилось приземистое, низколобое, лишенное подбородка существо, совершенно голое, если не считать густого волосяного покрова. Оно походило на человека, но это был не человек.
— Все в порядке? — поинтересовался Багардо.
— Все в порядке, шеф, — ответило существо густым надтреснутым голосом.
— Кто это?
— Новый член нашей группы, высокородный Эдим, демон, — торжественно провозгласил Багардо. — Эдим, познакомься с Унгахом из Армилаха. Он — то, что мы называем «человекообразной обезьяной».
— Привет, раб. На, потряси, — сказал Унгах и протянул мне руку.
— Тряси? — повторил я, вопросительно глядя на Багардо.
— Он имеет в виду вот так? — и я покрутил бедрами туда-сюда.
Багардо пояснил:
— Возьми его правую руку в свою и осторожно пожми, покачивая при этом вверх и вниз. Только не жми слишком сильно.
Я так и сделал и сказал:
— Рад с вами познакомиться, мистер Унгах. Только я не раб, а слуга по контракту.
— Повезло тебе! Я вот должен пыхтеть у мистера Багардо, пока смерть не разлучит нас.
— Ты же знаешь, как тебя здесь кормят, — отозвался Багардо. В джунглях Армилаха ты так не едал.
— Верно, хозяин. Но еда — это еще не все.
— Что же тогда? Опять будем весь день спорить? — Багардо открыл дверцу клетки. — Полезай, — приказал он мне.
Дверца с лязгом захлопнулась. Я опустился а широкую деревянную скамью, стоявшую в углу клетки. Багардо устроился на облучке рядом с Унгахом. Тот причмокнул и дернул поводья. Повозка со скрипом двинулась на запад. Дорога, извиваясь, вела вниз по склону к долине Кийамос-рива. Река текла от Метуоро через Ир к морю. Через час показался Чемниз, раскинувшийся у устья реки. По стандартам Первого уровня город был небольшим, но крайне оживленным.
Еще бы, главный порт Ира!
Я заметил возвышающиеся над крышами мачты кораблей.
На окраине стояла куча палаток, украшенных флажками с символами заведения Багардо. Когда повозка свернула в поле, я увидел, что вокруг палаток возятся люди, разбирающие их и укладывающие в вагончики. Другие прицепляли к этим вагонам лошадей. До нас доносились шум и крики. Наша повозка остановилась, и Багардо, приподнявшись на своем сиденье, закричал:
— Идиоты! Лентяи безмозглые! Мы уже должны быть в дороге! Если я не стою у вас над душой, вы становитесь дистрофиками? Завтра вечером мы должны быть в Эвродиуме, а вы прохлаждаетесь! Унгах, примат голозадый, хватит ухмыляться! А ну-ка, вниз и за работу! Выпусти Эдима — нам дорога каждая пара рук.
Человекообразная обезьяна беспрекословно опустилась и открыла клетку. Когда я выбрался из нее, присутствующие уставились на меня с подозрением. Впрочем, к разного рода экзотике им было не привыкать, так что они снова вернулись к работе. Унгах занялся заворачиванием груды колышков в большой кусок полотна. Протянув мне кусок веревки, он сказал:
— Держи. Когда я скажу «тащи» — потащишь.
Я так и сделал, но стоило мне дернуть, как веревка порвалась, и я упал на спину, сильно прищемив хвост. Унгах озадаченно воззрился на веревку.
— Не похоже, чтобы она была гнилая, — заметил он, — должно быть, ты сильнее, чем я думал.
Связав порванные концы веревки, он вернулся к своему занятию, посоветовав мне впредь не применять всей своей силы. Но к тому времени, когда мы увязали сверток, главная палатка уже лежала на земле, и люди убирали остатки скарба. Я мог лишь дивиться тому, с какой скоростью исчезала вся эта груда вещей.
Багардо влез на лошадь, повесил на шею трубу и взмахнул широкой шляпой. Когда все взоры обратились на него, он скомандовал:
— Поживее со сбруей! Стиглар, выведи свою повозку вперед — поедешь первым. Унгах, отправь Эдима на место и вставай в общую шеренгу.
— Залезай, — бросил Унгах.
Когда я снова очутился в клетке, он дернул за веревку, и полотнище, прикрепленное к крыше вагончика, опустилось по обеим его сторонам, скрывая меня от внешнего мира. А внешний мир — от меня.
— Эй! — крикнул я. — Ты зачем меня запер?
— Приказ, — отозвался Унгах, поправляя край полотна. — Шеф не хочет, чтобы чемнизцы глазели на тебя задаром.
— Но мне бы хотелось обозревать окрестности…
— Не ной, мистер Эдим. Как только выберемся из города, я приподниму для тебя уголок этой тряпки.
Багардо громко свистнул. С душераздирающим шумом, в котором смешались крики животных, людские голоса и скрип колес, караван двинулся в путь. Я ровным счетом ничего не видел, так что весь первый час пути посвятил пищеварительному оцепенению, покачиваясь на деревянной скамье.
Наконец я окликнул Унгаха, напоминая ему об обещании. Остановив лошадей, он отвязал спереди конец покрывала, устроив для меня нечто вроде треугольного окна. Я возликовал, но ничего, кроме фермерских полей, видно не было. Лишь изредка мелькали кусочки леса. Когда дорога поворачивала, впереди и сзади я видел другие повозки. Всего я насчитал их 17, включая и нашу собственную. Багардо гарцевал впереди, наблюдая, все ли в порядке.
Наш путь лежал по той же дороге, по которой я прибыл в Чемниз. Нам пришлось подняться к плато, где расположился старый храм, поскольку долина Кийамоса сужалась тут к ущелью. Лошади медленно поднимались по крутому склону, а люди шли рядом, понукая их.
Когда мы достигли плато и миновали поворот к храму Псаан, дорога выровнялась, и лошади пошли быстрее. Миновали мы и Ирскую дорогу, свернув на тракт, огибавший столицу с юга. Как объяснил мне Унгах, Багардо успел уже посетить Ир и изрядно подоить его, так что столичное вымя не скоро теперь наполнится снова.
До Эвродиума оставалось еще не меньше половины пути, когда на землю спустилась ночь.
Караван свернул с дороги на поляну, и все семнадцать повозок образовали на ней нечто вроде круга. Как объяснил мне Унгах — для защиты на случай нападения разбойников. В центре круга установили палатку повара, где теперь готовился обед. Остальные палатки из повозок не доставались.
Мы ели при желтом свете лампы вместе с остальными циркачами. Их было человек пятьдесят. Унгах бегло характеризовал присутствующих. Половина была подсобными рабочими. В их обязанности входила установка и разборка балаганов, уход за лошадьми и упряжью, и тому подобное.
Половина оставшихся — то есть четверть от общего числа — были игроками. Как я понял, это люди, за особое вознаграждение сопровождавшие цирк и игравшие с публикой в свои игры. Они, значит, играют, а богатые дураки заключают пари — как упали кости, как повернется колесо фортуны, под какой из трех ореховых скорлупок находится горошина… Да только все это было тщательно продуманное надувательство.
Остальные, человек 16, были те, кто, собственно, и выступал перед публикой. Первым среди них был, конечно, Багардо — король манежа. А еще в труппу входили заклинатель змей, укротитель львов, наездник на диком мустанге, дрессировщик собак, жонглер, два клоуна, три акробата, четыре музыканта (барабанщик, трубач, скрипач и волынщик) и погонщик, который, одетый как мальвинианский принц, в тюрбане и стеклярусе, разъезжал по манежу на верблюде. Еще были повар и костюмерша. Эта последняя была женщиной, так же, как укротительница змей и наездница.
Вообще-то, занятия этих людей, как выяснилось, были куда более разнообразными. Так, укротительница змей в свободное время подменяла повара, а наездница — симпатичная молодая женщина по имени Дульнесса — помогала костюмеру в стрижке и шитье. Кое-кто из подсобных рабочих, желавших подзаработать, иногда подменял артистов, если те были больны, пьяны или по каким-либо иным причинам не могли показаться на глаза публике.
После обеда Унгах провел меня по всему балагану, представляя труппе и знакомя с животными. Зверинец был неплохой — верблюд, лев, леопард и несколько тварей поменьше, вроде змей мадам Палладии.
Унгах подошел к длинной клетке на колесах. Он двигался очень осторожно. Подойдя, я ощутил довольно сильный запах, вроде того, что издавали змеи мадам Палладии, только посильнее.
— Это паалуанский дракон, — пояснил Унгах. — Близко не подходи. А то он вот так лежит, как бревно, а потом кто-нибудь зазевается — цап! И все! Вот почему Багардо так сложно находить рабочих, согласных ухаживать за этой заразой. Ха! За один только прошлый год двоих сожрал, скотина!
Дракон оказался большой серо-голубой ящерицей футов 20 в длину. Когда мы подошли к клетке, он поднял голову и нацелил на меня раздвоенный язык. Я остановился, надеясь, что успею отскочить, если ему вздумается напасть. Но дракон лишь снова высунул язык и осторожно коснулся им моего лица. Из его горла вырвался хриплый звук.
— Клянусь медью Выпсуса! — воскликнул Унгах. — Ты ему понравился! Он решил, что твой запах похож на запах его родственников. Нужно сказать Багардо. Кто знает, может тебе удастся приручить дракона. Будешь делать на нем круг по арене в конце представления. Может, это и глупо, только с тех пор, как он слопал Кошена, к нему никто и близко не подходит. Хотя поговаривают, что черные колдуны из Паалуа приручают этих тварей…
— Чудовище слишком велико, мне одному с ним не справиться, — с сомнением заметил я.
— Да он же просто крошка! Ты бы видел его сородичей! — воскликнул Унгах. — В Паалуа они, знаешь, какие огромные! — Он зевнул. — Слушай, пошли-ка спать. С меня на сегодня хватит.
Когда мы вернулись в фургон, Унгах достал из ящика пару одеял, протянул мне и сказал:
— Если решишь, что пол слишком твердый, солому найдешь на дне ящика.
К вечеру следующего дня, когда солнце уже садилось, мы подъехали к Эвродиуму. Место, отведенное для стоянки балагана, было освещено фонарями и факелами, и свет их яркими бликами отражался в глазах местных зевак.
— Эдим! — крикнул мне Унгах. — Давай помогай!
Он стал разворачивать ткань, а я помогал ему, как мог. В свертке была связка шестов, каждый — больше моего роста. Нам нужно было вбить эти палки в землю на одинаковом расстоянии друг от друга и натянуть на них ткань, чтобы скрыть весь балаган от жадных взоров любителей бесплатных зрелищ. Унгах выбрал подходящее место и ткнул в мягкую землю первую палку. Приставив к ней маленькую стремянку, он сунул мне в руку деревянный молоток.
— Лезь туда и вбей палку, — приказал Унгах.
Я залез на стремянку и ударил молотком по палке.
— Бей сильнее, — крикнул Унгах. — Это все, на что ты способен?
— Ах, сильнее? — И я изо всех сил обрушил молоток на палку. Раздался треск, палка раскололась, а молоток сломался.
— О, Фрайда и Ксерик! Занятно… — сказал Унгах. — Я что, велел тебе ее разбивать? Ну вот, теперь я должен тащиться за другим молотком… Подожди здесь.
В конце концов мы натянули полог. Палатки к тому времени уже стояли, так что путаница уступила место порядку. Лошади ржали, верблюд чавкал, лев рычал, прочие представители фауны издавали свойственные им звуки. Я спросил:
— Мы покажем сегодня представление?
— Нет, ты точно псих! К представлению нужно готовиться несколько часов, а у нас все с ног валятся. Вот утречком, если дождя не будет, порепетируем, днем потешим почтеннейшую публику. Ну, а завтра вечером двинем отсюда дальше.
— А почему бы нам не остаться здесь подольше?
— О, Эвродиум для этого слишком мал. К завтрашнему вечеру все, у кого есть деньги, уже успеют нас посетить. Богатые лбы посмотрят представление, а игроков успеют выпотрошить. Если задержимся — дело может кончиться дракой. А какая в этом польза? Прозвучал гонг. — Обед! Пошли.
На рассвете мы поднялись и начали готовиться к представлению. Багардо подошел ко мне.
— О, Эдим! — сказал он. — Ты будешь в палатке чудовищ…
— Прошу прощения, хозяин, какое же я чудовище? Даже обидно. Я лишь нормальный, здоровый…
— О, Боги! Помолчи, дурень! У нас ты будешь чудовищем, и никаких разговоров! Твой фургон поставят, у стены палатки, и лбы смогут проходить мимо него. Рядом с тобой будет Унгах. Ты занял его клетку, так что его мы посадим на цепь. Твоя задача в том, чтобы пугать лбов ревом и воем. Ни слова на новарианском! Вообще — забудь человеческий язык!
— Но, сэр, вы, возможно, не знаете — я ведь не только говорю на нем, но еще читаю и пишу…
— Слушай, демон, чей это цирк, а? Ты будешь делать то, что тебе приказано, нравится тебе это или нет…
Все вышло так, как мы и ожидали. Жители повалили к нам толпой. Из своей клетки я хорошо слышал крики игроков, шум представления, музыку и общий гул толпы. Багардо, великолепно и броско одетый, давал пояснения:
— …а первой, справа от вас, дамы и господа, вы видите знаменитую мадам Палладии и ее смертоносных змей, пойманных с великим риском для жизни в кошмарных тропических джунглях Мальвана. Самая большая из них — констриктор. Если бы она могла схватить кого-то из вас… О! Она обвилась бы вокруг него, раздавила и задушила… А вот здесь у нас, дамы и господа, настоящий демон с 12-го уровня, вызванный к нам великим колдуном, Арканиусом из Фгаи. Я знавал Арканиуса, да, да, это был настоящий друг! — Багардо промокнул сухие глаза изящным платочком. — Но вызывая это кровожадное чудовище, обладающее сверхъестественной силой и жестокостью, он оставил открытым один из углов магического пятиугольника, и демон откусил ему голову.
Публика дружно вздохнула, кто-то из женщин взвизгнул. Лоб, чьи слова я едва смог понять из-за страшного акцента, спросил:
— А как же он его скрутил? Без головы-то?
— Ученик Арканиуса проявил безмерное мужество и успел произнести тайное заклинание неподвижности…
Рассказ Багардо о моем прошлом увлек меня настолько, что я совсем забыл о своих обязанностях, только когда хозяин бросил на меня свирепый взгляд, я опомнился и начал двигать челюстями, подпрыгивать и гримасничать, словом, старался соответствовать созданному Багардо образу.
Столь же захватывающие подробности Багардо сообщил и о поимке Унгаха. Человек-обезьяна был посажен на цепь за оградой, подальше от лбов. Когда лбы приближались к ограде, Унгах принимался выть, реветь и колотить по своей железной цепи.
Право, он производил впечатление существа даже более опасного, чем я.
После представления Багардо спустил Унгаха с цепи и открыл мою клетку. Унгах вошел в клетку и достал из ящика старый, побитый молью плащ и шляпу с широкими полями, пару драных сапог, пояс и кисет. Все это он надел на себя.
— Что это за маскарад, мистер Унгах? — спросил я.
— Приказ шефа. Пойду в Эвродиум за покупками. В сумерках деревенские примут меня за подсобного рабочего. Ха! Если бы они увидели меня, Унгаха-ужасного, говорящим вежливые фразы, то какой дурак пошел бы после этого в цирк? Купить тебе что-нибудь?
— Да я пока не знаю… Ты вот что мне объясни: чем вы расплачиваетесь за покупки?
— Деньгами. Багардо дал мне разрешение.
Час спустя Унгах вернулся с покупками: сладкое мясо, которым он поделился со мной, иголка, нитки, бритва и прочие мелочи. После обеда он уселся чинить свой плащ, когда к нам подошел Стиглар, укротитель львов. Стиглар, высокий костлявый человек с бледно-голубыми глазами и гладкими, цвета пакли, волосами, был северным варваром со склонов Схвена.
— Мистер Эдим! — позвал он. — Шеф умирает от желания тебя видеть.
Я заподозрил, что Багардо собирается устроить мне выволочку за скверную игру, и сказал Унгаху:
— Дружище, ты не мог бы пойти вместе со мной? Я нуждаюсь в моральной поддержке.
Унгах отложил шитье и встал. Мы прошли к маленькому личному фургону Багардо. Внутри он был нарядно украшен шелковыми занавесками, толстыми коврами, а под потолком сияла серебряная лампа. Багардо сидел за своим столом, подсчитывая что-то с помощью доски и куска мела.
— О, Эдим, — сказал он. — За все двадцать лет своей работы я ни разу не видел худшей игры. Я тебе попросту скажу: вонючка ты, а не чудовище.
— Прошу прощения, хозяин. Я изо всех сил стараюсь вам угодить, но ведь это не так-то просто. Вот если бы вы заплатили мне вперед, то, возможно, это вдохновило бы меня.
— Ого, вот как? Цирк накануне разорения, а тебе вздумалось бастовать? Что, решил нажиться на нашем горе? Чтоб ты сдох, демон! — Он с такой силой ударил кулаком по столу, что подпрыгнула чернильница.
— Хорошо, сэр, — ответил я. — Я сделаю все, что в моих силах. Однако, должен заметить, что в том состоянии нужды, в котором я нахожусь, это лучшее может оказаться весьма незначительным.
— Ах ты, дерзкая тварь! — взревел Багардо. — Я тебя проучу! — Он встал из-за стола и подошел ко мне. В руках у него был хлыст, которым он пользовался на манеже. Багардо ударил меня раз, потом другой. Я совсем не чувствовал ударов — это ведь была не волшебная палка!
— Это самые сильные удары, на которые вы способны, сэр? — вежливо спросил я, когда Багардо притомился.
Он ударил меня еще раз, потом отшвырнул хлыст в сторону.
— Черт тебя побери! Из железа ты сделан, что ли?
— Не совсем, сэр. Но моя ткань гораздо прочнее, чем ваша. Так как же насчет платы? Как говорят у нас, на 12-ом уровне, каждый насос требует подкачки.
Багардо, весь красный, смерил меня яростным взглядом. Потом он рассмеялся.
— Ну, ладно, ладно, ты и впрямь взял меня за жабры. Как насчет трех пенсов в день?
— Приемлемо, хозяин. И еще: не мог бы я получить плату за несколько дней вперед? Так, на карманные расходы.
Багардо достал из шкатулки девять пенсов.
— Как насчет партии в скиллет?
— А что это такое, сэр? — спросил я.
— Увидишь. — Багардо расставил маленький столик и четыре складных стула. Когда Стиглар, Унгах и я заняли места, Багардо достал пачку твердых продолговатых листочков с рисунками на них. Я знал, что обитатели Первого уровня играют во множество разных игр, пользуясь этими так называемыми «картами».
Правила скиллета оказались несложными. Одни комбинации карт имели большее значение, чем другие, и вся задача состояла в том, чтобы твои карты могли побить карты противника. Я пережил несколько неприятных минут, пытаясь приспособить карты к своим когтям, не привыкшим манипулировать подобными предметами. Эти проклятье штуки все время падали у меня на пол.
Багардо все время болтал. Как выяснилось, он славился своими успехами в сожительстве с женскими особями его племени. Особенно он гордился тем, что подобное сожительство удалось ему однажды с шестью женщинами за одну ночь в заведении, называемом «публичный дом». Честно говоря, подобная гордость самцов Первого уровня меня несколько озадачила. Ведь неисчислимое количество гораздо менее развитых живых существ (козлы, например) легко могут дать человеческим самцам в этом отношении сто очков вперед.
Когда все отдали дань уважения мужской силе Багардо, он спросил меня:
— Эдим, с тех пор, как ты прибыл на этот уровень, ты видел каких-нибудь других колдунов, кроме дока Мальдивиуса?
— Нет, сэр, если, конечно не считать его ученика Граха, который… э… стал жертвой недоразумения. А в чем дело?
— Нам нужен колдун. Раньше у нас был старик Арканиус…
— Я слышал ваше упоминание о нем. Что же на самом деле случилось?
— Нечто не слишком отличное от той лжи, которую я о нем рассказываю. Арканиус экспериментировал с заклинаниями, слишком сложными для его старой башки. Однажды вечером мы увидели, что из его палатки выбивается голубое пламя, и услышали крики. Наутро никакого Арканиуса в палатке уже не было — только брызги крови. Я предлагал работу Мальдивиусу, но он отказался, бормоча что-то насчет Паалуа, дающего ему счастье. Он был тогда слегка под мухой. Ты не знаешь случайно, что он имел в виду?
— Нет, сэр. Я слышал только, что Паалуа — это земля могущественнейших колдунов за океаном, и это, пожалуй, все.
— Можно, конечно, использовать Дульнессу… Она кроме своей работы занимается еще и предсказанием счастья, но это совсем не то что иметь настоящего колдуна… Чей ход?
Багардо отыграл у меня все мои девять пенсов, монету за монетой. Я заметил, что время от времени его ноздри начинали как-то странно дрожать. Чаще всего это случалось, когда он находился накануне выигрыша очередной части моих денег. Однако я не мог с уверенностью интерпретировать это ощущение.
Когда я лишился последнего фартинга, двери открылись, и вошла миловидная мадам Дульнесса, та самая, что скакала на мустангах. Хриплым голосом она крикнула:
— Эй, чистоплюи! Дождусь я от вас сегодня помощи, или нет?
Багардо сказал:
— Возьми Эдима. Он все равно продулся.
— Ты хочешь сказать, что он… способен?
— Конечно. Конечно. Демоны подвержены точно таким же чувствам, что и мы. А теперь забирай его и проваливай. Дай нам доиграть спокойно.
Озадаченный, я последовал за Дульнессой в ее фургон. Когда, мы вошли, она повернулась ко мне с улыбкой и полуприкрыла глаза.
— Ну что ж, Эдим, — сказала она, — для меня это будет, во всяком случае, нечто новенькое и свеженькое. — Сказав это, она начала подчеркнуто медленно снимать свою одежду. Освободившись от последней ее части, Дульнесса легла на кровать. Я был искренне заинтересован, так как впервые видел живую человеческую особь женского пола без одежды. Я с удовольствием отметил, что иллюстрации учебников моего родного уровня полностью отвечают действительности, в точности воспроизводя все формы и органы этого экземпляра. Мои усики уловили вибрацию необычайной интенсивности, но я не мог распознать ее природу.
— Ну а теперь приступай, если ты вообще намерен приступить, — сказала она.
— Прошу прощения, мадам, — ответил я, — но я не понимаю, чего вы от меня хотите.
— О, клянусь сосками Астис! Ты что, не знаешь, как… — и она произнесла целый ряд непонятных слов, добавив: — или как это там называется на вашей демонской земле?
Я начал понимать.
— Вы имеете в виду — совершать половой акт, мадам?
— О! Неплохо сказано! Ну да, именно это.
— Прошу прощения, но в школе меня учили правильному литературному новарианскому. Вульгаризмам мне предстоит научиться самому.
— Так извлеки же из-под своей чешуи нужную вещицу и… о, да ты меняешь цвет!
— Так на нас действуют эмоции, мадам. Уверяю вас, что я наделен соответствующим мужским органом. Только у нас он убирается вовнутрь, когда в нем нет нужды, а не болтается бесцельно и вульгарно, как у мужчин-самцов. Мне даже кажется, что именно в этом кроется причина вашего любопытного обычая, который издавна озадачивал наших философов — я имею в виду ношение различных предметов одежды даже в самую непереносимую жару. Далее, мы, демоны…
— Ты что, лекции читать сюда пришел? Не можешь, что ли? — закричала Дульнесса.
— Да я не знаю. Я, конечно, приложу все усилия, чтобы угодить вам, но сейчас не брачный сезон и, кроме того, женская особь Первого уровня не возбуждает во мне желания.
— Что же во мне не так, дракоша? Я, конечно, уже не так молода, как когда-то, но…
— Дело не в этом, если вы, мадам, извините такие мои слова. Обилие этой вашей мягкой, белой, голой кожи делает вас… как бы это сказать? Слишком мясистой. Это все равно, что иметь половые сношения с огромной мягкой рыбой… бр! Вот если бы здесь была моя жена Иез с ее хорошенькими клыками и усиками и очаровательной блестящей голубой чешуей…
— Ну, так закрой глаза и представь себе, что здесь лежит твоя жена. Принимайся за дело.
— Что ж, как говорят у нас, ничего не испытывая, ничего не узнаешь. — Огромными усилиями воли я заставил появиться свой бесценный мужской орган и наполнил кровью поясницу. Когда ко мне пришла уверенность в том, что я справлюсь, я открыл глаза.
Дульнесса глядела на меня с ужасом.
— Немедленно убери эту мерзость! — закричала она. — О, боги! Да он похож на те булавы, которыми лупили друг друга древние рыцари. Ты бы просто-напросто убил меня им!
— Сожалею, что не могу быть вам полезен, мадам, — сказал я. — Я тоже боялся, что это не покажется вам приятным. Но почему же мистер Багардо послал к вам меня? Это похоже на одну из тех бессмысленных шуток, которые так любят изобретать человеческие существа. Если Багардо способен удовлетворить множество женщин зараз, то, мне кажется, он должен был быть только рад возможности…
— Да врет он все, прохвост! Только в болтовне и силен, а на деле… Ха! Последний раз ему пришлось звать на помощь Стиглара. А вот человек-обезьяна — другое дело. Этот стоит троих.
— И все человеческие особи женского рода испытывают такую потребность в постоянном наполнении?
— Нет, я особый случай. А все Арканиус виноват, зараза. Я отшила его, а он наложил на меня за это проклятие ненасытности… Грязный старикашка! Какое счастье, что его сцапал демон! Но я-то осталась заколдованной, и ни один колдун не может снять заклятия.
— Возможно, со временем его действие сотрется, — предположил я. — С заклятиями так бывает.
— Хорошо бы… А то ведь свихнешься, если несколько раз в день не получишь своего…
— Но ведь когда кругом столько жаждущих подсобных рабочих…
— Сколько раз в год они моются? Нет уж, я предпочитаю чистых любовников. Но знаешь, иногда так припрет… Ну, ладно. Что там у тебя с картами? Насколько тебя обчистили?
Я рассказал о своей потере.
— Ха! — воскликнула она. — Это похоже на Багардо: сначала дать деньги, а потом за карточным столом отобрать их.
— Ты хочешь сказать, что он меня обманул?
— Конечно. А ты как думал, недотепа?
Я поразмышлял.
— Должно быть, в этом и заключается суть уловленной мной вибрации.
— Ты умеешь читать мысли?
— Нет, только улавливаю различные вибрации, которые выдают эмоции других существ.
— Сколько он тебе платит?
— Три пенса в день.
Она хрипло захохотала.
— Мой дорогой Эдим, сейчас же ступай к Багардо и заставь его удвоить эту сумму: даже наемным рабочим он платит по шесть пенсов. Тогда и деньги у тебя будут, и этому мошеннику нос утрем.
Я сделал все, как она мне посоветовала. Багардо от всего сердца посмеялся над рассказом о неудавшемся обольщении Дульнессы. Это привело его в такое хорошее расположение духа, что он даже согласился повысить мне плату, конечно, принимая во внимание исчезнувшую половину. Мы возобновили игру. Я был настороже и ловил волны-предупреждения. Вскоре мне удалось несколько раз добиться преимущества. Багардо пристально посмотрел на меня и сказал:
— Должно быть, я утратил чутье карты. Как бы там ни было, пора спать. Нам придется рано вставать — двинемся в Ориноко. Но я должен сказать, мастер Эдим, что ты овладел искусством игры в скиллет быстрее, чем любой из моих учеников. Ты, милый, часом мысли не читаешь?
— Нет, хозяин. — Мой ответ был правдивым, если употреблять слово «мысли» в точном значении этого слова, как способ интеллектуального выражения, но с философской точки зрения это слово можно было толковать шире, включая его в круг образов и эмоций, поэтому я добавил: — Принцип не труден. Как говорят в моем мире, совершенство достигается практикой.
— Очень жаль, что ты не читаешь мысли: я мог бы использовать это в представлении. А теперь запомни: когда появляются посетители, ты должен вести себя, как настоящий дикарь. Они именно того и ждут. Рычи, вой, тряси решетку, словно хочешь сразиться с парочкой львов. Сделай вид, что ты хочешь вырваться из клетки.
Унгах сказал:
— Шеф, я думаю…
— Оставь свои мысли при себе, мастер Обезьяна. Я уверен, что демон свое дело знает.
Ориноко, лежащий у Кийамоса выше Ира, крупнее, чем Эвродиум, но меньше Чемниза. Мы планировали провести там два полных дня и дать три представления: два вечером и одно следующим утром. Первое представление мы начали тем же вечером.
Первым лбом, вошедшим в палатку с чудовищем, был старик с неуверенной походкой. По исходящему от него запаху вина я заключил, что нетвердость его походки объясняется не одним лишь возрастом. Он неуверенно приблизился к моему фургону и вперил в меня мутный взгляд. Я тоже уставился на него, не желая утруждать себя приступами «ярости» для одного-единственного зрителя. Старик вытащил бутылку и отхлебнул из нее. Потом пробормотал:
— Чтоб мне в дерьме утонуть, уже повсюду их вижу. Вон, привидение! Сгинь! Изыди! О, боги, дайте мне пить свое молочко спокойно! Единственное мое утешение, в мои-то годы…
Он зарыдал и побрел прочь, а в палатку хлынули другие гляделки. Когда Багардо произнес свою речь, я завыл, зарычал, заскрежетал и принялся трясти решетку. Помня наставления, я выбрал два прута и тянул их, пока они не согнулись. Ближайшие лбы отпрянули, ноте, кто стоял дальше, подались вперед. Багардо послал мне одобрительную улыбку. Ободренный, я рванулся вперед, как дракон с болот Кшака, и пустил в ход всю свою силу. Прутья подались. Один с громким треском вылетел из нижнего паза. Я вырвал его и отшвырнул. Потом, как мне было велено, я просунулся в образовавшееся отверстие и выскочил из клетки, рыча на ближайших зевак. Я не имел намерения причинять вреда посетителям. Но передние зрители с ужасающими криками бросились назад. Через несколько мгновений земля покрылась месивом барахтающихся тел. Обитатели Первого уровня боролись, вскакивали и снова валились друг на друга, в ужасе крича:
— Дракон на свободе!!!
Когда они вывалились на улицу, их паническое состояние передалось другим, и вся толпа ринулась к выходу из главного шатра. За все время моего пребывания на 12-ом уровне я никогда не был свидетелем такого нелепого поведения. Может, мы, демоны, и тугодумы, но никакой неприятный сюрприз не сделает нас безумцами.
Некоторые пытались взобраться наверх или спрятаться под складками ткани, опоясывающей участок. Те, кто был сбит с ног или ранен, ковыляли или ползли к выходу. Борьба разгоралась с новой силой. Несколько игорных касс опрокинулось, и горожане начали растаскивать добычу. Шатер затрещал. Кто-то крикнул:
— Эй, деревенщина!
Как потом выяснилось, это относилось к нашим подсобным рабочим, и те, разозлившись, обрушились на лбов с шестами от палаток и другим подхваченным на ходу оборудованием. Оглушающий шум затих лишь тогда, когда все лбы, еще способные передвигаться, убежали. Многие остались лежать на участке — одни из-за ушибов, другие потому, что были без сознания. Я отыскал Багардо, носившегося тут и там в тщетной попытке навести порядок.
Увидев меня, он закричал:
— Ты разорил меня, вшивый ублюдок! Я убью тебя за это!
Другие бегущие разъединили нас, и я потерял его из виду.
Я поспешил за Унгахом тушить пожар, вспыхнувший в одной из палаток. К тому времени, когда мы его одолели, человек в шлеме и кольчуге, со шпагой в руке, появился верхом у входа. За ним пешим ходом следовала толпа местных с ломами, острогами и палками. Тот, что сидел на лошади, протрубил сигнал.
— Кто, сорок девять чертей, ты такой? — заорал Багардо, пытаясь преградить ему путь.
— Бальто, констебль Акникса, а это — представители от города. Теперь слушайте. Все вы отправляетесь под арест за оскорбление граждан Ориноко. Там вам будет предъявлено обвинение в совершенном преступлении. Поскольку наша тюрьма не вместит столько людей, вы останетесь здесь до завтрашнего утра под стражей… Эй, эй, куда?! Остановите его!
Багардо бежал среди палаток. Прежде чем кто-либо успел схватить его, он вскочил на лошадь, пустил ее галопом и ринулся сквозь толпу.
— В гробу я тебя видел! — проорал он на скаку.
Лошадь перескочила через ограду, и Багардо исчез в ночной тьме. Констебль Бальто выкрикнул приказ своим людям, которые устремились в погоню за Багардо. Некоторые из циркачей успели удрать с участка раньше, чем замкнулся круг. Я сказал Унгаху:
— А не лучше ли нам тоже убежать?
— Зачем? В этом городе нам не скрыться — каждый постарается нас поймать. Лучшее, на что мы можем надеяться, это приличные хозяева. Так что держись веселее.
Констебль вернулся ни с чем. Лошадь его была вся в мыле. Занялись пострадавшими. Во время паники один человек скончался. Было много покалеченных — со сломанными ногами и ребрами. Кроме того, против Багардо Великого ополчились все, кому в свалке намяли бока или попортили одежду. Даже если бы Багардо был хозяином десяти процветающих балаганов, он был бы бессилен против разъяренной толпы. Если бы он не сбежал, то, возможно, окончил бы свои дни в долговой тюрьме.
Перед магистратом Ориноко я объяснил, что на самом деле никогда не был тем кровожадным чудовищем, за которое меня выдавали, что я всего лишь несчастный, работающий по контракту демон, который пытался следовать указаниям своего хозяина.
— Ты не похож на настоящего демона, — сказал член городского магистрата, — а с другой стороны, ты и не человек, так что твое уничтожение можно было бы считать убийством. Многие граждане требуют этой меры для собственной безопасности.
— Позвольте мне заметить, что это не такое простое дело, ваша честь, — скромно сказал я. — Так скажет любой, имеющий отношение к 12-му уровню. Кроме того, я всегда смогу избежать подобной участи, вернувшись на свой родной уровень. — Я лукавил, ибо забыл часть нужного для возвращения заклинания. — Но, пока ко мне не применят чрезвычайные меры, я готов сотрудничать с добрыми гражданами Ориноко, повинуясь их законам и выполняя свои обязательства.
Член магистрата — один из немногих благоразумных жителей Первого уровня, которых мне приходилось там встречать, — согласился с тем, что мне нужно предоставить соответствующие возможности. Половина труппы или около того успела сбежать. Те же, кого успели схватить, имели так мало собственности, что магистрат счел за благо отпустить их, а не брать на тюремное иждивение.
Животные, включая Унгаха и меня, а также фургоны, палатки и прочее имущество были собраны, переписаны и отправлены в Ир на продажу. Аукцион был ужасен, но он все же принес сумму, необходимую для покрытия расходов истцов из Ориноко.
Именно таким образом был куплен мой контракт — на аукционе за городом — и купил его агент мадам Роски из Ира.
