Секунды три они смотрели друг на друга. Потом стражник начал поднимать свою алебарду, одновременно поворачивая голову, чтобы крикнуть кому-то в коридоре:

— Охе! Эй, ты, там! По-моему, это те…

В этот момент Феллон очень профессионально пнул его в то место, которое, несмотря на мелкие отличия в анатомии, было у кришнаитов столь же уязвимо, как у землян — при условии, что они были мужского пола. Стражник заорал и сложился пополам, а Феллон протянул руку из-за двери и вынул из замочной скважины большой ключ. Потом захлопнул дверь и задвинул засов со своей стороны — теперь те, кто остался снаружи, могли попасть в подвал, только сломав дверь, либо же отыскав другой ключ.

— Что такое? — спросил подоспевший Фредро.

Не затрудняя себя ответом, Феллон сунул ключ в карман и затрусил вниз по ступенькам. Именно в таких ситуациях он всегда оказывался на высоте. Когда он достиг коридора у подножия лестницы, с ее вершины донесся оглушительный гул — в железную дверь ударили чем-то тяжелым.

Припомнив маршрут экскурсии по подвалу, которую они с Саиньяном совершили прошлым вечером в поисках Фредро, Феллон стал пробираться к двери, за которой начинался подземный ход. Раза два он сбивался с пути, но снова находил дорогу, пометавшись по коридорам, подобно крысе в лабиринте психолога.

Сзади донеслись звуки шагов по лестнице и звон оружия — по-видимому, преследователям удалось открыть дверь.

Наконец Феллон увидел стражника перед заветной дверью. При виде бегущих жрецов кришнаит взял алебарду наизготовку. Феллон продолжал бежать прямо на него, размахивая руками и крича:

— Спасайся! В пороховом погребе пожар — сейчас нас всех по стенам размажет!

Ему пришлось повторить, чтобы до стражника дошло. Глаза бедняги от ужаса чуть не вылезли из орбит, он отшвырнул алебарду и принялся лихорадочно отпирать дверь.

Он уже отодвинул засов и потянул за ручку, когда Феллон, подобравший его алебарду, с размаху плашмя опустил ее на его шлем. Бонг! Гвардеец повалился без чувств, а Феллон и Фредро протиснулись в дверь.

Феллон собрался закрыть ее, но тут понял, что, во-первых, в проеме лежит гвардеец, а во-вторых, закрыв дверь, они оказались бы в полной темноте. Он мог либо оставить ее приоткрытой, либо же оттащить стражника с порога, позаимствовать из стенного гнезда одну из ламп и только после этого запирать вход в туннель.

Шум приближавшихся шагов убедил его в том, что времени на возню с дверью у него нет. Поэтому он схватил ключ, оставил дверь открытой и повернулся к ней спиной, бросив Фредро через плечо:

— Бежим!

Земляне подобрали полы своих ряс и припустили по прорубленному в камне ходу, иногда спотыкаясь о неровности пола. Они бежали, и свет, который попадал в открытую дверь, слабел по мере их удаления.

— Осторо…

Феллон не успел договорить, потому что налетел в темноте на еще одну дверь. При этом он расквасил себе нос и сильно ушиб колено.

Изрыгая ругательства сразу на нескольких языках, он стал шарить вслепую, пока не нащупал ручку. Когда дверь не поддалась ни наружу, ни внутрь, он отыскал замочную скважину и попробовал на ней оба трофейных ключа. Один из них подошел, и засов с внешней стороны выскользнул из своего гнезда.

Крики и шум со стороны входа в туннель показали, что преследователи обнаружили поверженного стражника.

— Поторопитесь, пожалуйста! — едва не прорыдал Фредро в промежутке между двумя хрипящими вдохами.

Феллон открыл дверь. Они оказались в помещении, в котором царила бы почти полная темнота, если бы в него не просачивался свет с лестничной клетки. Стены были скрыты полками, беспорядочно заполненными множеством книг — кришнаитских манускриптов, походивших на длинные шпаргалки-гармошки, вложенные в деревянные переплеты из парных дощечек. Феллону показалось, что это стандартные йештитские молитвенники, но проверить, так ли это, у него не было времени — из подземного хода доносился топот многочисленных ног.

Земляне бросились вверх по лестнице, перепрыгивая через ступени, и влетели в молитвенный зал первого этажа Часовни Йешта. Феллон перешел на шаг и стал придерживать через рясу ножны рапиры, чтобы она не звякала. Никаких признаков жизни заметно не было.

Они пересекли зал, миновали несколько комнат, уставленных рядами сидений, и вскоре оказались в вестибюле. Дверь на улицу была заперта на засов изнутри, и Феллон отодвинул его и выглянул наружу.

Мелкий дождь падал на мокрые камни мостовой, и несколько капель попало Феллону в лицо. Прохожих почти не было. Феллон прошептал:

— Пошли! Заскочим за угол и снимем там рясы. А когда появятся стражники, мы пойдем им навстречу.

Они крадучись выскользнули из Часовни и протрусили вниз по ступенькам крыльца и дальше вдоль фасада за угол в узкий проход между Часовней и соседним домом. Высаженные здесь декоративные кусты скрыли землян от нескромных взглядов прохожих. Они стащили с себя рясы, сделали из них небольшие плотные свертки, перетянули их веревочными поясами и забросили на куст, где они оказались выше уровня взгляда, и можно было надеяться, что их обнаружат не сразу. Затем земляне торопливо выбрались обратно на улицу, повернули к Часовне и неспешно проходили мимо, когда ее дверь распахнулась и наружу вывалилась возбужденная толпа жрецов и стражников. Преследователи сбежали с крыльца и принялись вглядываться в дождь, тыча в разные стороны руками и что-то крича.

Феллон остановился, картинно уткнул одну руку в бок, положив другую на рукоять рапиры, и стал с царственным видом поджидать, пока к ним подойдут. Дождавшись, он отвесил легкий поклон и обратился к стражникам в истинно кришнаитской манере:

— Приветствую вас, благородные господа! Не могли бы мы — насколько это в наших силах — способствовать вам в ваших поисках, кои вы проводите столь усердно?

Тяжело дыша, один из стражников сказал:

— Не видели… не видели вы двух мужчин в одеяниях йештитских жрецов, которые только что выбежали из этого портала?

Феллон повернулся к Фредро, вопросительно приподняв брови:

— Мы не видели чего-нибудь в этом роде?

Фредро одновременно пожал плечами и развел руками. Феллон сказал:

— Как ни горестно мне признавать это, господин, но ни я, ни мой товарищ ничего подозрительного не заметили. Но мы только что подошли сюда — возможно, беглецы покинули часовню ранее.

— Ну что ж… — начал кришнаит, но его перебил другой, подоспевший во время беседы:

— Погоди, Югашч! Не годится с готовностью такой верить первым попавшимся проходимцам — и инопланетным нелюдям таким к тому же. Откуда знаем мы, что они не те, кого мы ищем?

Остальные кришнаиты, привлеченные спором, начали собираться вокруг них с обнаженным оружием. Сердце Феллона провалилось в его кришнаитские сапоги из мягкой кожи. Он открыл рот и снова закрыл его, как рыба, выброшенная на берег.

— Кто вы такие, земляне? — спросил первый кришнаит.

— Я — Антане бад-Фалн, и проживать имею честь в квартале Джуру…

Второй кришнаит шумно перебил его:

— Ийа! Тысяча извинений, благородные господа — нет, миллион — за то, что мы узнать вас сразу не сумели. Я был во Дворце Правосудия, когда давал ты показания против грабителя Шейва и его сообщника, который потом умер от раны, кою отважно столь нанес ты при задержании его. Нет, Югашч, ошибся я. Этот Антане — один из крепчайших наших столпов закона и порядка. Еще раз извините, господа, и будем мы лишь рады, если помочь вы согласитесь искать злодеев.

Стражник повернулся и принялся выкрикивать указания своим подчиненным. Где-то с четверть часа Феллон и Фредро помогали искать самих себя. В конце концов, когда поиски ни к чему не привели, земляне чинно удалились.

Удалившись на безопасное расстояние от Часовни, перед входом в которую вновь столпились сбитые с толку и размахивающие руками преследователи, Фредро спросил:

— Все кончено? Я могу вернуться к себе в отель?

— Вне всякого сомнения. Но когда будешь писать статью в этот свой журнал, не вздумай упоминать мое имя. И передай Перси Мджипе, что его пропавших землян мы нигде не видели.

— Я понимаю. Спасибо, спасибо вам, мистер Феллон, за вашу помощь. Друг в беде — злотый бережет. Благодарю вас, и до свидания.

Он долго тряс руку Феллона, а затем огляделся, высматривая к’изун.

— Придется тебе добираться омнибусом, — сказал Феллон.

— Тут все в точности как на Земле: как только начинается дождь, все такси куда-то загадочно исчезают.

Он оставил Фредро и пошел в западном направлении, намереваясь застать Квейса в таверне Ташина и сделать ему доклад раньше, чем развитие событий превратит добытые с опасностью для жизни сведения в древнюю историю. С каждой минутой он становился все мокрее и вскоре начал жалеть о добротном новом плаще, спрятанном у входа в Сафк — он почти воочию представил себе засунутый за доску с объявлениями сверток. Но он не был настолько безрассуден, чтобы попытаться забрать его оттуда.

Однако к тому времени, как он добрел до Квадрата Кварара, он начал хромать от удара коленкой о дверь в подземном ходу и почувствовал себя таким промокшим и несчастным, что решил заглянуть домой, глотнуть чего-нибудь крепкого и переодеться, прежде чем идти дальше. Дома у него имелась старая зимняя туника, которая могла бы с грехом пополам заменить плащ, к тому же, крюк был небольшой.

Он ковылял сквозь дождь, низко опустив голову, когда раздавшаяся сзади барабанная дробь заставила его оглянуться. По улице Асад маршировала колонна гражданских гвардейцев с пиками на плечах. Во главе колонны шагал барабанщик, задавая темп. По двум белым полоскам, нашитым на рукав каждого из гвардейцев, Феллон узнал роту Габандж. Рота Джуру в сравнении с этими бравыми вояками выглядела бы сборищем огородных пугал.

У стен домов вдоль улицы выстроились немногочисленные прохожие, наблюдавшие за чеканящим шаг войском. Феллон поспрашивал у ближайших к нему зевак, что означал этот парад, но ни один из них не сумел дать вразумительного ответа. Когда колонна прошла, Феллон побрел дальше. Уже у самого дома, когда он отпирал свою дверь, чей-то голос позвал его:

— Мас-с-стер Антане!

Это оказался Цикасса, стражник-осирианин. Он был в псевдоформенном шлеме их роты, который с трудом удерживался на верхушке его ящериной головы с помощью кожаного ремешка, застегнутого под подбородком. Через плечо у него — если только это можно было считать плечом — была переброшена перевязь с неуклюже свисавшей кришнаитской рапирой.

Он продолжил со своим странноватым акцентом:

— Неметленно с-с-собирайся и отпрафляся со мной в арс-с-сенал. Рота Чжуру получила прикас-с-с о фыступлении.

— В чем дело? Что, война началась?

— Не с-с-снаю. Я лишь перетаю прикас.

«О, Бакх! — подумал Феллон. — Надо же было этому случиться именно сейчас!». Он сказал:

— Ладно, Цикасса. Ты беги, а я скоро догоню.

— Прошу прощ-щ-щения, коспотин, но это мне сапрещено; я толшен прифес-с-сти вас лич-ч-чно.

Предлагая Цикассе уйти, Феллон хотел ненадолго исчезнуть, чтобы успеть заскочить к Квейсу, но, как видно, Кордак’ предвидел попытки кое-кого из своих гвардейцев саботировать мобилизацию и принял соответствующие меры. Убегать же от Цикассы не было смысла: не родился еще землянин, которого тот не смог бы догнать.

То, что Феллону так не хотелось отправляться на воинский сбор, вовсе не было проявлением трусости — он не имел ничего против доброй схватки — просто он опасался, что позже ему не удастся получить причитающееся с Квейса.

Он устало сказал:

— Ладно. Зайди, пока я буду собираться.

— Поторопис-с-сь, мой топрый коспотин, мне ещ-щ-ще нушно сайти са троими, после токо, как тостафлю я тебя. У тебя нет крас-с-сной туники?

— Нет, и я не успел купить подходящую, — ответил Феллон, пытаясь найти свои походные сапоги. — Не хочешь чего-нибудь выпить на дорожку?

— Нет, спасипо. Долк префыще фсеко! Я страшно фоспужтен. А ты разфе не фоспуш-ш-штен?

— Просто сгораю от возбуждения, — мрачно ответил Феллон.

Арсенал был набит бойцами роты Джуру в полном составе — во всяком случае теми из них, которые успели явиться: каждую минуту подходили опоздавшие. Кордак’ сидел в очках за своим столом, а к столу выстроилась очередь тех, кто хотел получить освобождение от строевой службы.

Кордак’ выслушивал каждого и быстро решал вопрос, как правило отказывая. Если аргументы просителя казались ему легковесными, он обрушивал на него гневную тираду, обвиняя современное поколение в трусости по сравнению со славными балхибскими предками. Тех, кто утверждал, что болен, наскоро осматривал К’уран, живший по соседству врачеватель. Его метод осмотра заключался в проверке наличия у обследуемого должного числа глаз, рук и ног.

Феллон прошел в ту часть помещения, где к стене было приставлено две сотни новеньких мушкетов. Вокруг толпились и другие гвардейцы, которые щупали непонятные приспособления и терялись в догадках, пытаясь определить, что это такое. Феллон взял одно из ружей, повертел его и прицелился вверх — к его удовлетворению, мушкет хотя бы был снабжен мушкой и прицельной планкой — и в этот момент по арсеналу разнесся оглушительный голос Кордак’а:

— Внимание! Оставьте ружья и постройтесь у стены напротив, все вы, а я вам объявлю, в словах немногих, что вам сказать имею.

Феллон, зная о привычке кришнаитов не ограничиваться одним словом, когда можно было использовать десять, приготовился к длинной речи.

Кордак’ начал:

— Как всем вам, видимо, известно, войска Кваата варварские пересекли священные балхибские границы и наступают на Занид прекрасный наш. И потому великая нам выпадает честь: разбить их и назад отбросить, прогнав туда, откуда заявились супостаты. А вот пред вами средства для геройского деяния сего, о коих я упоминал уже недавно. Это — ружья, как все вы видите — ничем не хуже тех, что делают могучие земляне. Их изготовили у нас в Заниде, тайно.

Коль удивлены вы тем, что рота Джуру — из всех занидских самая лишенная порядка — выбрана была, чтобы носить оружье новое — хватает же его пока всего лишь на три роты — объясню я вам, чем вызвано отличье это. Во-первых, всем известно, что с пиками вы управляетесь бездарно, а с арбалетами еще того ужасней, в то время как другие роты равняться могут с регулярными войсками. Поэтому решили, что ни к чему лишать войска поддержки, хоть и малой, что могут оказать они. А во-вторых, тот факт, что в нашей роте немало есть существ с других планет, где смертоносные игрушки эти в большом ходу, склонил весы удачи в нашу пользу. И эти чужестранцы — имею я в виду землян с осирианами особо — могут послужить инструкторами по использование ружей.

Когда бы время позволяло нам, имело б смысл потратить дней пяток-другой на обученье — но чрезвычайность положения лишает нас возможности к тому. Поэтому мы выступим немедля и опыт обретем, какой сумеем, в дороге к полю брани. И зарубите на носу: не сметь стрелять без толку и не по приказу, поскольку ограничены запасы пуль и смеси взрывчатой. И если обнаружу я гвардейца, палящего невесть куда для развлеченья, то прикажу связать его, а остальным практиковаться, стреляя по нему вместо мишени.

Теперь о том, как с вооруженьем этим обращаться. Харсун, поставь-ка ты у той стены мешок с песком. Теперь смотрите на меня, герои, а я вам, как сумею, объясню, что делать, как стрелять и засыпать заряды. Должны мушкеты вы освоить досконально, чтоб и во сне все помнить.

Кордак' выбрал мушкет и стал объяснять, как он заряжается и как из него стреляют. Выяснилось, что поскольку замковые механизмы и курки у мушкетов отсутствовали, стрелок должен был все время держать в зубах зажженную сигару и в нужный момент воспламенять ею порох, подсыпанный в запальную лопаточку. У Феллона родилось предчувствие, что добрая половина роты расквасит себе носы, прежде чем освоится с отдачей.

Один из гвардейцев сказал:

— Ну что ж, покурим хоть задаром.

Кордак’ нахмурился на столь несерьезное отношение подчиненных к вопросам боевой подготовки, зарядил свой мушкет, прикурил сигару, прицелился в мешок с песком у дальней стены и поджег порох.

Бам!

Эхо выстрела зазвенело под сводами арсенала. Капитана закачало от отдачи, а из дула мушкета вырвался огромный клуб черного удушливого дыма. В мешке возникла аккуратная дырочка. Кашляя вместе со всеми, Феллон подумал, что хоть неле-джурдаровская смесь и работала, ее было бы лучше использовать в качестве начинки для дымовых шашек, а не для стрелкового вооружения.

Кришнаиты, входившие в роту, вздрогнули, а кое-кто и подпрыгнул. Часть героев завопила от страха. Некоторые кричали, что не согласятся и прикоснуться к этим адским приспособлениям. Другие утверждали, что ничто не может быть лучше старых добрых пик и арбалетов, которые хотя бы были понятны всем. Кордак’ прекратил базар и продолжил объяснение, особо обратив внимание на необходимость держать порох сухим, а канал ствола вычищенным и смазанным.

— Вот и все, — закончил он. — Есть у кого вопросы?

Вопросы были. Тотиане загалдели, напирая на то, что весили слишком мало, чтобы пользоваться таким мощным оружием без риска для жизни. Осириане же стали жаловаться, указывая, что сигарный дым вызывал у них приступы мучительного кашля, по причине чего среди них и не было курящих. И то, и другое возражение было признано — естественно, после бесконечных споров — имеющим основания, и этим существам было разрешено сохранить свои копья-багры. В конце концов, как заметил Кордак’, в роте должно было остаться хоть несколько ландскнехтов — на тот случай, если коварный враг, несмотря на все их громы и молнии, сумеет сойтись с ними в рукопашную.

Осталось разобраться только с единственным в роте исидианином, потому что, хоть его слоновий хобот и неплохо служил на улицах Занида, где нужно было хватать злоумышленников, к заряжанию гладкоствольного мушкета он не был приспособлен. Феллон предложил назначить исидианина знаменосцем. На том и порешили.

Дождь прекратился, и сквозь тучи начали пробиваться лучи Рок’ира, когда из арсенала неровным строем вышла рота Джуру — с капитаном Кордак’ом, барабанщиком и исидианином-знаменосцем во главе. Звенели кольчуги, и поблескивали взятые на плечо мушкеты и багры.