Убик
Гляжу, стоит зеленый лес,
Залитый солнца светом.
Бежим туда, пришел наш час
Идти на встречу с летом.
Слово «UBIK» происходит от латинского «UBIQUE» — везде и английского «UBIQUITY», что означает вездесущность, повсеместность.Это пояснение необходимо для понимания сути произведения.
1
Друг, настало время распродажи, и именно поэтому мы понижаем цены на наши бесшумные электрические аппараты «Убик». Да, указанная стоимость больше не в счет! И помните: каждый из аппаратов «Убик», находящийся у нас на складе, проверен согласно инструкции.
Пятого июня 1992 года в три одиннадцать утра ведущий телепат в зоне Солнечной системы исчез с карты в Нью-Йоркском бюро фирмы «Корпорация Ранкитера». В связи с этим раззвонились видеофоны. Фирма Ранкитера за последние два месяца потеряла слишком многих людей Холлиса, за которыми она следила, чтобы просто так смириться с новым случаем исчезновения.
— Мистер Ранкитер? Простите, что я вас беспокою. — Техник, ответственный за работу ночной смены, нервно откашлялся, когда массивная голова Глена Ранкитера медленно выплыла на экран видеофона. — Мы получили сообщение от одного из наших инерциалов. Сейчас я отыщу его… — Он начал рыться в груде магнитофонных лент, на которые надиктовывали поступающую информацию. — Это сообщила миссис Дорн — может быть, вы помните, она отправилась вслед за ним в Грин-Ривер, штат Юта, чтобы…
— За кем? — буркнул Ранкитер заспанным голосом. — Не могу же я помнить, какой из инерциалов каким из телепатов занят. — Он пригладил ладонью непослушную массу седых жестких волос. — О деталях патом… Кто из людей Холлиса исчез на этот раз?
— С. Доул Мелипон, — сказал техник.
— Что? Мелипон исчез? Вы, верно, шутите?
— Я серьезно, — заверил его техник. — Эдди Дорн вместе с двумя другими инерциалами следили за ним вплоть до мотеля, известного под названием «Башня разнообразнейшего эротического опыта». Это подземное сооружение, состоящее из шестидесяти апартаментов, предназначенных для бизнесменов, приезжающих туда со своими девицами и не стесняющихся в развлечениях. Эдди со своими коллегами не допускали, чтобы он находился в активном состоянии. Для верности мы послали туда одного из наших телепатов, мистера Г. Г. Эшвуда, чтобы он провел измерения. Он подтвердил наличие зоны помех вокруг сознания Мелипона и, поскольку помочь им ничем не мог, вернулся в Топеку, штат Канзас, где пытается завербовать для нас нового сотрудника.
Ранкитер, почти проснувшись, закурил сигарету. Он сидел, сгорбившись, уперев ладони в подбородок, и полосы дыма плыли в поле зрения визира, установленного по его сторону видеофонной линии связи.
— Вы уверены, что этим телепатом был Мелипон? Насколько я понимаю, никто не знает, как он выглядит — он чуть ли не каждый месяц меняет свой физиономический шаблон. Каково было его поле?
— Мы направили туда Джо Чипа с заданием проверить замеры напряженности поля в районе мотеля. Чип говорит, что максимальная напряженность, которую он зарегистрировал, составляла 62,5 блр телепатической ауры. Из всех известных нам телепатов только Мелипон способен на такое. Поэтому, — закончил техник, — мы и воткнули в карту обозначавший его значок. А теперь он… он исчез.
— А вы на полу искали? Или за картой?
— Он исчез в электронном смысле! Этого человека нет больше на поверхности Земли, а также — в той степени, в какой мы можем ориентироваться, — его нет и в зоне известных внеземных территорий.
— Я спрошу совета у своей покойницы жены, — сказал Ранкитер.
— Но сейчас ночь. В эту пору моратории закрыты.
— Не в Швейцарии, — ответил Ранкитер, изобразив улыбку, словно горло у него было наполнено невкусной ночной слюной. — Спокойной ночи. — И он отключился.
Герберт Шенгейт фон Фогельсанг, владелец Моратория Возлюбленных Собратьев, приходил на работу раньше всех сотрудников. В это время движение внутри холодного, гулкого здания только начиналось: в приемной уже ждал с билетом в руке взволнованный, похожий на священника мужчина в очень темных очках. Он был одет в куртку из кошачьего меха и желтые остроносые ботинки. Казалось, что он, пользуясь свободной минутой, пришел навестить кого-то из родственников. Приближался День Воскресения Из Мертвых — день, официально посвященный находящимся в полужизни, и следовало ожидать, что скоро начнется наплыв посетителей.
— Я вас слушаю, — с вежливой улыбкой проговорил Герберт. — Я лично приму ваш заказ.
— Это такая старенькая женщина, — пояснил клиент. — Маленькая и сухонькая. Моя бабушка.
— Минуточку. — Герберт направился в сторону холодильных блоков, чтобы отыскать номер 3-054-039-Б.
Найдя нужного человека, он сверил данные с прикрепленной там же контрольной карточкой. Получалось, что старушке оставалось находиться в состоянии полужизни только пятнадцать дней. «Не так много», — подумал он, привычно прилаживая переносной усилитель протофазонов к прозрачному синтетическому материалу, из которого был выполнен гроб. Он прикрепил усилитель, настроил его на нужную частоту и прислушался, проверяя, нормально ли функционирует сознание.
Из динамика слышался слабый голос:
— …и…и как раз тогда Тилли сломала ногу в колене. Мы думали, что она никогда не оправится. Она так глупо себя вела, сразу начала ходить…
Удостоверившись, он выключил усилитель, связался с одним из членов бригады обслуживания и попросил его доставить номер 3-054-039-Б в гостиную, где клиент сможет побеседовать со старой дамой.
— Вы слышали ее, правда? — спросил посетитель, отсчитывая необходимую сумму.
— Да, лично, — ответил Герберт. — Все функционирует надлежащим образом.
Он щелкнул несколькими переключателями и откланялся:
— Желаю вам счастливого Дня Воскресения, сэр.
— Благодарю…
Клиент сел, повернувшись лицом к гробу — от покрывающей его изоляционной прослойки поднимался пар, — прижал динамик к уху и громко заговорил в микрофон:
— Флора, милая, ты меня слышишь? Мне кажется, что я уже различаю твой голос, Флора!
«Когда я умру, — подумал Герберт Шенгейт фон Фогельсанг, — то в завещании потребую от потомков, чтобы они оживляли меня не чаще раза в сто лет. Тогда я смогу следить за судьбой человечества». Однако это было бы слишком разорительно для наследников — уж он-то знал это. В конце концов они взбунтовались бы, распорядились извлечь его тело из холодильника и — не дай бог! — похоронить.
— Погребение тел является варварским обычаем, — пробормотал он сам себе. — Это пережиток времен начала развития культуры.
— Разумеется, шеф, — сказала секретарша, сидящая за пишущей машинкой.
В гостиной уже набралось несколько клиентов, беседовавших со своими полуживыми родственниками. Они сидели спокойно, погруженные в размышления. Каждому из них в порядке очереди доставляли гроб. Эти люди, сохранившие верность и приходящие регулярно, чтобы засвидетельствовать свое почтение умершим, производили отрадное впечатление. Они поддерживали в полуживых бодрость в моменты активизации работы мозга, пересказывали им новости о происходящем в окружающем мире. И — платили Герберту Шенгейту фон Фогельсангу. Мораторий был доходным предприятием.
— Мой отец показался мне несколько ослабленным, — сообщил молодой человек, когда ему удалось привлечь внимание Герберта. — Я был бы вам весьма признателен, если бы вы уделили немного времени и проверили его.
— Разумеется, — ответил Герберт. Он прошел вместе с клиентом через гостиную, направляясь в сторону блаженной памяти родственника. Из контрольной карточки следовало, что осталось всего несколько дней — это объясняло нечеткую работу мозга. Но, несмотря на это, он немного повозился с настройкой протофазонного усилителя, и голос полуживого стал несколько громче. «Он уже на грани истощения», — подумал Герберт. Ему стало ясно, почему сын сам не хотел разбираться в данных контрольной карты; он не хотел понимать, что контакт с отцом должен неминуемо прерваться. Зачем говорить ему, что это, скорее всего, его последний визит сюда? Он сам может обо всем догадаться.
На приемной площадке, расположенной позади здания, показался грузовик. Из него выскочили двое мужчин, одетых в знакомую светло-голубую униформу работников фирмы «Атлас Интерплэн Вэн энд Сторэдж». «Или привезли еще одного полуживого, который только что распрощался с этим миром, или прибыли забрать кого-то, чей срок уже истек», — подумал Герберт.
Он лениво направился к ним, чтобы узнать, что там за дело, но в этот момент секретарша окликнула его:
— Герр Шенгейт фон Фогельсанг, простите, что я вам мешаю, но один из клиентов просит, чтобы вы помогли разбудить его родственника. — Голос ее приобрел особый оттенок, когда она добавила: — Этот клиент — мистер Глен Ранкитер, он прилетел прямо из Североамериканской Федерации.
Высокий пожилой мужчина с крупными руками подошел к нему широким пружинистым шагом. Он был одет в немнущийся цветной костюм из синтетики, трикотажную рубашку и яркий галстук ручной работы. Глаза его были слегка выпуклыми, круглыми и живыми, необычайно чуткими. Немного наклонив вперед массивную седую голову, Глен Ранкитер огляделся. На его лице было выражение профессиональной сердечности и внимательности, которое на мгновение сосредоточилось на Герберте и почти немедленно переключилось на что-то другое, как только Ранкитер сконцентрировался на цели своего прибытия.
— Как себя чувствует Элла? — прогудел он. Казалось, его голос усиливался каким-то электронным приспособлением. — Можно ее немного расшевелить? Я хочу поговорить с ней. Ей всего лишь двадцать, и она должна быть в лучшей форме, чем я или вы.
Ранкитер засмеялся, но смех его был отвлеченным. Он всегда смеялся или улыбался, голос его гремел, но по сути дела он никого не замечал и никто его не волновал — это только его тело улыбалось, раскланивалось или протягивало руку. Ничто не проникало в его сознание, остававшееся независимым. Он всегда был вежлив, но полон отчуждения. Потянув за собой Герберта, он быстрыми шагами направился к холодильникам, в которых помещались полуживые, и среди них — его жена.
— Давненько вы не заглядывали к нам, мистер Ранкитер, — заметил Герберт. Он никак не мог припомнить данных контрольной карты миссис Ранкитер, из которых стало бы ясно, какой отрезок полужизни оставался ей.
Ранкитер, положив на плечо директора моратория свою широкую плоскую ладонь и заставляя его таким образом идти быстрее, сказал:
— Это очень важно, герр Фогельсанг. Мы, то есть я и мои сотрудники, столкнулись с проблемой, выходящей за границы рационального. В настоящее время я не могу поделиться с вами фактами, но складывающаяся ситуация может быть опасной. Хотя, быть может, все не так безнадежно и в отчаяние впадать не следует. Где Элла? — Он остановился и принялся оглядываться по сторонам.
— Я доставлю ее вам в гостиную, — сказал Герберт. Клиентам не разрешалось находиться в помещении холодильника. — У вас есть жетон с ее номером?
— Черт побери, нет. Я давным-давно его потерял, — сказал Ранкитер. — Но вы знаете мою жену и сможете ее отыскать. Элла Ранкитер, около двадцати лет. Глаза голубые, волосы каштановые. А где находятся теперь эти гостиные?
— Проводите мистера Ранкитера в гостиную, — приказал Герберт одному из своих сотрудников, подошедшему поближе к ним, желая рассмотреть известного на весь мир владельца фирмы анти-пси.
— Там полно людей, я не могу разговаривать с Эллой, — с неудовольствием проговорил Ранкитер, заглянув в гостиную. Он догнал Герберта, направлявшегося в сторону архива фирмы. — Мистер Фогельсанг, — обратился он к директору моратория, снова водрузив свою огромную лапу ему на плечо. Герберт ощутил тяжесть и убедительность этой длани. — Разве, у вас не найдется местечка поспокойней для приватных бесед? Я намерен говорить со своей женой о делах фирмы. Это не подлежит разглашению.
— Я могу доставить миссис Ранкитер в одно из наших служебных помещений, сэр, — услужливо предложил Герберт, загипнотизированный уверенным тоном Ранкитера и силой его личности. Он попытался прикинуть, какие проблемы могли заставить Глена Ранкитера покинуть свою резиденцию и предпринять столь позднее паломничество в Мораторий Возлюбленных Собратьев, чтобы расшевелить, как он сам вульгарно определил, свою жену. «Какие-нибудь неприятности», — решил он.
В последнее время тон крикливых реклам, помещаемых в телепрограммах и домашних газетах всевозможными компаниями анти-пси, стал еще более навязчивым.
«Береги свою интимную жизнь!»— кричали объявления в газетах и по всем каналам телевидения круглосуточно. «В самом ли деле никто не принимает волны твоего мозга? Действительно ли ты сам по себе?» Все это насчет телепатов. А, кроме того, еще этот истерический страх перед ясновидящими… «А не известны ли заранее твои намерения кому-то, кого ты даже не знаешь? Избавься от неуверенности! Ближайший профилакторий, в который ты обратишься, проинформирует тебя, не являешься ли ты жертвой телепатического воздействия извне, и, если ты пожелаешь, нейтрализует это вмешательство! Плата умеренная».
Профилактории. Ему нравилось это слово: оно было точным и преисполненным достоинства. О их полезности он знал по собственному опыту: два года назад, по не известным никому соображениям, какой-то телепат подверг зондажу весь персонал его моратория. Скорее всего, он хотел перехватить какую-то информацию, которой обменивались посетители со своими полуживыми родственниками. А может быть, это касалось какой-то определенной особы, пребывающей в моратории? Так или иначе, но представитель одной из фирм анти-пси подтвердил наличие телепатического поля и сообщил Герберту об этом. Директор моратория подписал специальный договор — и командированный фирмой антителепат расположился на территории моратория. Телепата не обнаружили, но воздействие его было нейтрализовано в полном соответствии с обещаниями рекламных объявлений. Поверженный телепат в конце концов убрался восвояси, и мораторий освободился от чужого пси-влияния. Но теперь Герберт проводил ежемесячный профилактический осмотр всего персонала.
— Весьма признателен, мистер Фогельсанг, — сказал Ранкитер, идя вместе с ним через служебное помещение, заполненное сотрудниками, к пустой комнате, в которой воздух пропитался запахом пыльных и никому не нужных микродокументов.
«Разумеется, — размышлял Герберт, — я поверил им на слово, что сюда пробрался телепат. Они показали мне данные, и сказали, что это и есть доказательство. Но это мог быть и обман — они могли сфабриковать эти данные в своих лабораториях. Так же я поверил, что телепат убрался. Он пришел и ушел, а я заплатил за это две тысячи посткредов. Хотя разве это возможно, чтобы профилактории были просто бандой шарлатанов, безнаказанно утверждающих, что их услуги необходимы даже тогда, когда в том нет нужды?»
Решая этот непростой вопрос, он снова пошел к архиву. Ранкитер на этот раз не пошел за ним, а усиленно заерзал, пытаясь устроиться в кресле поудобнее. Оно было слишком тесным для него и страшно скрипело. При этом он вздохнул, и Герберту показалось, что этот крепко сложенный пожилой мужчина, несмотря на свою энергичную внешность, страшно устал.
«Забравшись так высоко, человек обязан вести себя определенным образом, — думал Герберт. — Он должен производить впечатление, что представляет собой нечто большее, чем простой смертный с присущими ему слабостями. В тело Ранкитера, вероятно, вживлена дюжина артифоргов, искусственных органов, подключенных к различным точкам его организма и заменяющих его естественные части, переставшие правильно работать. Медицина может оказывать влияние на разные части организма человека, и Ранкитер пользуется этим. Интересно, сколько ему может быть лет? Теперь невозможно определить возраст человека по его внешнему виду. Особенно после девяноста».
— Мисс Бисон, — сказал он своей секретарше, — прошу вас, отыщите миссис Эллу Ранкитер и сообщите мне ее идентификационный номер. Ее следует доставить в помещение 2-А.
Он уселся напротив секретарши и потянулся за щепоткой табака «Принцесс», производства фирмы «Трайборг и Трейер», а мисс Бисон приступила к выполнению приказания — отыскать жену Ранкитера.
2
Лучший способ заказать пиво — произнести «Убик»! Сваренное из отборного хмеля на воде высокого качества, дозревающее для приобретения идеального вкуса, пиво «Убик» является в этой стране пивом номер один. Изготовляется только в Кливленде.
Элла Ранкитер лежала, вытянувшись в своем стеклянном гробу, окутанная ледяным туманом. Глаза ее были закрыты, а руки раз и навсегда подняты к лишенному какого бы то ни было выражения лицу. Последний раз Ранкитер видел ее года три назад — и, разумеется, за это время она ничуть не изменилась. Было известно, что теперь с ней не может произойти никаких перемен, по крайней мере, связанных с ее внешним видом. Но каждый раз, когда ее заново подготавливали к состоянию полужизни, пусть даже ненадолго активизируя ее мозг, она немного приближалась к своей окончательной смерти. Постепенно уменьшался и таял тот запас времени, в течение которого она еще могла возвращаться в сознание.
Именно этот факт был причиной того, что он не пробуждал ее чаще. Он сказал себе, что это по сути дела то же, что просто вогнать ее в гроб. Оживление являлось грехом перед ней самой. Из его памяти стерлись ее собственные пожелания, высказанные еще до гибели или во время первых встреч. Но, так или иначе, будучи старше ее уже в четыре раза, он сам должен быть разумен по отношению к таким делам. Что она хотела? И далее функционировать на равных правах с ним как совладелица «Корпорации Ранкитера». Отлично: к этому пожеланию он прислушался. Он консультировался с ней каждый раз, когда фирма оказывалась на грани кризиса. Именно так он поступал и теперь.
— Черт бы побрал эти наушники, — недовольно буркнул он, прижимая к уху пластмассовый кружок. — И этот микрофон тоже — все, что мешает поговорить как следует.
Он нетерпеливо крутился в неудобном кресле, которое ему подсунул этот Фогельсанг, или как там его зовут, следил за состоянием жены, постепенно возвращавшейся к сознательному состоянию, желая, чтобы она поторопилась. Неожиданно он панически подумал: а вдруг ей вообще это не удастся, может быть, силы ее уже исчерпаны, а они ничего не сказали ему об этом? Или же сами не заметили? Может, следовало бы вызвать этого типа, Фогельсанга, и потребовать от него объяснений? Может, они совершили какую-нибудь чудовищную ошибку?
Элла всегда отличалась изяществом: кожа ее была светлой, глаза, когда она еще могла открывать их, — живыми и ярко-голубыми. Но этого уже не будет никогда. Можно говорить с ней, слышать ее голос… но никогда она не поднимет век, не пошевелит губами, не улыбнется в ответ на его приветствие и не заплачет при его уходе. «Окупается ли это? — спросил он сам себя. — Лучше ли эта система той, что была раньше: непосредственный переход из состояния полной жизни в могилу? В определенном смысле я все еще вместе с ней, и я имею возможность выбирать — или это, или ничего», — решил он.
В наушнике постепенно и неразборчиво стали звучать какие-то слова, перепутанные и не имеющие значения мысли, фрагменты таинственного сна, в который была погружена Элла. Что может ощущать человек, находящийся в состоянии полужизни? Ему никогда не удавалось понять это на основе рассказов Эллы. Наверное, было просто невозможно передать все чувства, появляющиеся только в этом состоянии. Как-то она сказала ему: «На человека перестает действовать земное притяжение, ты ощущаешь себя все более невесомым, поднимаешься все выше. Мне кажется, что когда кончается этот отрезок полужизни, человек выплывает за пределы Солнечной системы, прямо к звездам». Но и она не знала, а только предполагала и делала допущения. Однако она не производила впечатления испуганной или несчастной.
Такое положение вещей его вполне устраивало.
— Здравствуй, Элла. — Он не знал, с чего ему начать.
— Ах, — услышал он ее ответ. Ему показалось, что она растерялась. Но, разумеется, лицо ее при этом сохраняло полную неподвижность. По нему ничего невозможно было прочитать. Он отвел глаза. — Ну, Глен, как дела? — спросила она тоном изумленного ребенка. Его визит всегда был для нее неожиданным и волнующим событием. — Что… — она заколебалась. — Сколько прошло времени?
— Два года, — ответил он.
— И что новенького?
— Черт побери, — ответил он, — все предприятие разваливается. Я поэтому и приехал: ты же сама хотела принимать участие во всех решениях насчет новых методов работы, и — бог свидетель — именно сейчас нам необходимо разработать эти методы или, по крайней мере, реорганизовать всю нашу поисковую систему.
— А мне снилось… — сказала Элла. — Я видела туманный красный свет, он был ужасен. Но, несмотря на это, меня все время тянуло к нему, я не могла удержаться.
— Да, — кивнул Ранкитер, — об этом говорится в «Бардо Тходол», «Тибетской Книге Мертвых». Вспомни, врачи рекомендовали тебе прочесть ее, когда… когда ты умирала.
— Туманный красный свет — это нехорошо, правда? — спросила Элла.
— Да. Его следует избегать. — Он откашлялся. — Слушай, Элла, у нас неприятности. Ты в силах выслушать меня? Я бы не хотел чрезмерно утомлять тебя. Просто скажи, что ты устала или хочешь поговорить о чем-нибудь другом.
— Это так необычно. Мне кажется, я проспала все это время после нашего разговора. Что, действительно прошло два года? Знаешь, что мне кажется, Глен? Что все мы — и эти люди, которые окружают меня, — больше и больше интегрируемся. Все больше моих снов не имеют ко мне никакого отношения. Временами я мужчина, иногда — пожилая женщина, страдающая расширением вен, порой — ребенок… Я оказываюсь в местах, которые никогда в жизни не видела, и совершаю разные бессмысленные поступки.
— Что ж, это объясняют тем, что ты изменяешься в направлении нового лона, из которого должна родиться на свет. А этот туманный красный свет означает нехорошее лоно — тебе не следует идти туда, это унизительный и скверный тип лона. Скорее всего, ты предвидишь свою будущую жизнь или как там это еще можно назвать.
Он чувствовал себя довольно глупо, изъясняясь таким образом, поскольку принципиально не придерживался никаких религиозных убеждений. Но явление полужизни было реальностью, превратившей всех в теологов.
— Ну, ладно, — сказал он, меняя тему, — послушай, что случилось. С. Доул Мелипон исчез из поля зрения. Именно поэтому я и приехал сюда.
На мгновение наступила тишина, а потом Элла рассмеялась.
— Кто или что есть этот самый С. Доул Мелипон? Мне просто не верится, что нечто такое может существовать.
Так хорошо знакомый ему теплый тон ее смеха заставил его вздрогнуть. Он слишком хорошо помнил его, даже после разлуки. Смеха жены он не слышал уже лет десять.
— Ты, наверное, забыла, — сказал он.
— Нет, я не могу забыть что-то такое, что называлось бы С. Доул Мелипон. Это что-то вроде домового?
— Это главный телепат Рэймонда Холлиса. Вот уже полтора года, а точнее, с того момента, когда Г. Г. Эшвуд засек его в первый раз, рядом с ним всегда держится по крайней мере один из наших инерциалов. Мы никогда не спускали с него глаз, мы просто не можем себе этого позволить. Если появляется необходимость, он может создать поле, вдвое сильнее, чем любой другой сотрудник Холлиса. Кроме того, Мелипон — лишь один из людей Холлиса, которые исчезли, по крайней мере, для нас. Ни одна из организаций, входящих в Объединение, не знает об этом больше нас. Я подумал, что можно спросить тебя, как мне следует поступить. В точности, как ты отметила в завещании. Помнишь?
— Помню. — Казалось, что она говорит издалека. — Дайте больше рекламы по телевидению. Предупредите людей. Скажите им… — ее голос постепенно таял.
— Тебе скучно, — невесело сказал Ранкитер.
— Нет. Я… — Она заколебалась, и он почувствовал, что она снова отдаляется. — Все эти люди — телепаты? — спросила она после минутной паузы.
— Преимущественно телепаты и ясновидящие. Я знаю, что их нет на поверхности Земли. В моем распоряжении есть дюжина инерциалов, которые неактивны и которым сейчас нечем заняться, поскольку нигде нет людей с пси-способностями, влияние которых они могли бы нейтрализовать. Но что заботит меня больше всего — упал спрос на инерциалов. Хотя что еще можно ожидать, если телепаты исчезают… Однако я знаю, что они все вместе работают над какой-то одной задачей — точнее, мне так кажется. Я уверен, что кто-то нанял целую группу телепатов. Но только Холлис знает, кто наниматель и где они сейчас находятся. И о чем вообще идет речь. — Он погрузился в невеселое молчание. Как могла Элла помочь ему? Она замкнулась в своем гробу, отрезанная от мира при помощи низких температур. Она знала лишь то, что он сообщал ей. Но он всегда полагался на ее разум, на этот типичный для женщин разум — на мудрость, опирающуюся не на знание или опыт, а на что-то врожденное.
В те времена, когда она еще была жива, он никак не мог разобраться в этом и, конечно же, у него не было никаких шансов сделать это сейчас. Другие женщины, с которыми он имел дело после ее смерти — а их было немало, обладали лишь незначительной частью этого дара. В них были лишь намеки, указывающие на большие потенциальные возможности, которые, однако, так никогда и не реализовались.
— Скажи, — спросила Элла, — что за человек этот Мелипон.
— Чудак.
— Он работает ради денег? Или из-за убеждений? Когда они начинают распространяться обо всей этой пси-мистике, об ощущении цели, о космической идентификации, это всегда вызывает у меня подозрение. Ведь именно так было с отвратительным Сараписом, ты его еще помнишь?
— Сараписа уже нет в живых. Я полагаю, что Холлис убрал его за то, что он тайно от него пытался организовать собственное предприятие и стать конкурентом. Один из ясновидящих Холлиса предупредил шефа. Но Мелипон является гораздо более серьезной проблемой, чем Сарапис. Когда он в хорошей форме, требуется не менее трех инерциалов для нейтрализации его поля. И на этом мы теряем кучу денег — гонорар ведь тот же, что и при использовании одного человека. Объединение ввело этот прейскурант, и мы должны под него подлаживаться.
С каждым годом он становился все худшего мнения об этом Объединении, и это сделалось его навязчивой идеей. Он считал, что оно не приносит никакой пользы, а обходится в кругленькую сумму, да к тому же ведет себя чересчур самоуверенно.
— Насколько мы можем судить, — продолжал Ранкитер, — побудительным мотивом для Мелипона являются деньги. Но, собственно, какая разница? Или ты считаешь, что это менее опасно? — Он напряженно ждал ответа. — Элла! — позвал он.
Тишина.
— Эй, Элла, ты меня слышишь? Что случилось?
«Черт побери, — подумал он, — она опять ушла».
Наступила пауза, а потом в наушнике зазвучала материализованная мысль:
— Меня зовут Жори.
Это не были мысли Эллы: они имели «элан» другого вида, более живые и связные, но лишенные свойственной его жене чуткой быстроты.
— Прошу вас отключиться, — произнес Ранкитер, охваченный неожиданно нахлынувшим страхом. — Я беседовал со своей женой, Эллой. Откуда вы взялись?
— Меня зовут Жори, — приплыла мысль, — со мной никто не разговаривает. Я к вам подключусь на минутку, если вы не имеете ничего против. Кто вы такой?
— Я хочу говорить со своей женой, — пробормотал Глен. — Я заплатил за беседу с ней и хочу говорить с ней, а не с вами.
— Я знаю миссис Ранкитер, — на этот раз мысли звучали намного сильнее. — Она разговаривает со мной, но это не то же самое, что беседовать с вами, людьми из обычного мира. Миссис Ранкитер находится с нами, и она знает не больше, чем остальные. Какой сейчас год, скажите, пожалуйста? Уже отправили тот гигантский корабль на Проксиму? Меня очень интересует — может, вы могли бы ответить? А потом, если вам будет угодно, я все перескажу миссис Ранкитер. Договорились?
Ранкитер выдернул из уха наушник, поспешно отложил в сторону микрофон и все прочие приспособления и вышел из комнаты. Он быстро зашагал между замороженными саркофагами, аккуратно расставленными ровными рядами. Служащие моратория пытались преградить ему путь — но отступали, когда он решительным шагом приближался к ним, ища глазами директора.
— Что-нибудь случилось, мистер Ранкитер? — спросил фон Фогельсанг, заметив, что клиент направляется в его сторону. — Чем я могу помочь?
— Там что-то отзывается в проводах, — тяжело дыша, сказал Ранкитер. — Вместо Эллы. Черт бы побрал вас, господа, и ваши подозрительные способы ведения дела. Такие вещи не имеют права происходить! Что вообще все это значит? — Теперь он шел следом за хозяином моратория, который направлялся в помещение 2-А. — Если бы я руководил своей фирмой подобным образом…
— Эта особа представилась?
— Да. Он сказал, что его зовут Жори.
— Это Жори Миллер. — Фон Фогельсанг скривился, явно обеспокоенный. — Мне кажется, что он установлен в холодильнике рядом с вашей женой.
— Но ведь я вижу, что это Элла!
— После длительного нахождения вблизи, — пояснил Фогельсанг, — временами происходит взаимное проникновение сознаний полуживых. Активность мозга Жори необычайно высока, а у вашей жены — сравнительно низкая. Это вызвало перераспределение протофазонов. Увы, только в одну сторону.
— Вы не можете этому воспрепятствовать? — хрипло спросил Ранкитер. Он чувствовал, что до сих пор не может избавиться от потрясения и злости. — Уберите это нечто из сознания моей жены и верните ее назад. Это ваша обязанность.
— Если такое положение вещей сохранится, — официальным тоном заявил Фогельсанг, — ваши деньги будут вам возвращены.
— Ha что мне эти деньги? К дьяволу деньги! — Они дошли до помещения 2-А. Ранкитер неуверенно уселся на свое место. Сердце его стучало так сильно, что он едва мог говорить. — Если вы не уберете этого Жори, — выдавил из себя он, — я вас засужу, я доведу вас до банкротства!
Повернувшись лицом в направлении саркофага, фон Фогельсанг сунул в ухо динамик и энергично заговорил в микрофон:
— Жори, будь пай-мальчиком, отключись. — Покосившись в сторону Ранкитера, он объяснил: — Жори умер, когда ему было пятнадцать лет, поэтому в нем столько жизнеспособности. Честно говоря, такое и раньше случалось — Жори неоднократно появлялся там, где не должен был находиться. — Он еще раз произнес в микрофон: — Жори, ты ведешь себя невежливо. Мистер Ранкитер прибыл издалека, чтобы побеседовать со своей женой. Не заглушай ее сигналов, ты ведешь себя отвратительно. — Он замолчал, чтобы выслушать ответ. — Я знаю, что ее сигналы очень слабые. — Какое-то время он слушал дальше, сгорбившись и нахмурившись, потом вытащил наушник и поднялся со своего места.
— Что он говорит? — потребовал объяснений Ранкихер. — Он уберется и даст возможность мне поговорить с моей женой?
— Жори не имеет на это влияния, — ответил фон Фогельсанг. — Представьте себе два передатчика, работающие в одном диапазоне: один из них расположен недалеко, но мощность его едва достигает 500 ватт, в другой — гораздо дальше, но он работает с мощностью в 5 киловатт. Когда настанет ночь…
— Ночь уже настала, — сказал Ранкитер. — По крайней мере, для Эллы.
«А может быть, и для меня, — подумал он. — Особенно, если мне не удастся отыскать исчезнувших телепатов, психокинетиков, ясновидящих и медиумов Холлиса. Я потерял свою жену и, вдобавок ко всем неприятностям, лишился возможности спросить у нее совета, поскольку Жори заглушил ее раньше, чем она успела этот совет мне дать».
— Когда мы снова поместим ее в холодильник, — виновато произнес фон Фогельсанг, — мы проследим, чтобы Жори не находился поблизости от нее. В сущности, если вы согласны на более высокую ежемесячную плату, мы можем поместить ее в надежно изолированную камеру, стены которой выложены слоем тефлона-26, экранирующим гетеропсихические воздействия как со стороны Жори, так и со стороны любого другого полуживого.
— Еще не слишком поздно? — спросил Ранкитер, на мгновение освобождаясь от депрессии, в которую повергло его это происшествие.
— Ее возвращение возможно. Как только Жори выдохнется. Она доступна почти для каждого — ее разум слаб. — Фон Фогельсанг прикусил губу, задумавшись над ситуацией. — Но изоляция может ей не понравиться, мистер Ранкитер. Мы не случайно размещаем контейнеры, или, как их называют непрофессионалы, гробы, так близко один от другого. Взаимопроникновение умственной деятельности дает этим полуживым людям единственную…
— Я попрошу вас поместить ее в отдельном помещении сразу же, как только это станет возможно, — прервал его Ранкитер. — Лучше, чтобы она пребывала в одиночестве, чем не существовала вовсе.
— Она существует, — поправил его фон Фогельсанг. — Она лишь не может вступить с вами в контакт, а это разные вещи.
— Это метафизическая разница, которая для меня не имеет никакого значения, — заявил Ранкитер.
— Я ее изолирую, — сказал фон Фогельсанг. — Но я думаю, что вы правы: уже слишком поздно. Жори проник в нее навсегда, по крайней мере в определенной степени. Мне очень жаль.
— Мне тоже, — едко сообщил Ранкитер.
3
Мгновенно заваривающийся «Убик» обладает всеми свойствами свежего кофе, изготовленного в «экспрессе»! Твой муж скажет: «Милая, до сих пор я считал, что ты завариваешь кофе так себе, но сейчас кофе — бомба!» Безвреден при использовании согласно инструкции.
Джо Чип, все еще одетый в полосатую пижаму, напоминающую одеяние клоуна, лениво развалился за кухонным столом, закурил и, опустив в прорезь десять центов, принялся манипулировать управлением недавно взятого напрокат газетного аппарата. Сделав скидку на свое похмелье, он пропустил «Межпланетные новости», ненадолго задергался на разделе городских новостей и в конце концов остановил свой выбор на «Сплетнях».
— К вашим услугам, сэр, — сердечным голосом отозвался аппарат. — Сплетни: «Угадайте, что на этот раз затеял Стэнтон Мик, любящий одиночество финансист и спекулянт с международной известностью…»— Внутри аппарата что-то щелкнуло, засвистело, и из щели высунулся листок бумаги с отпечатанным текстом. Изготовленная машиной статья, документ в четыре цвета, покрытый плотными строчками печатного текста с изысканно подобранным шрифтом, скользнул по поверхности псевдодубового стола и спланировал на пол. Чип, несмотря на то, что голова разламывалась от боли, поднял его и расправил перед собой.
«МИК ОБРАЩАЕТСЯ В МИРОВОЙ БАНК ЗА ДВУМЯ ТРИЛЛИОНАМИ»
Лондон. Что на этот раз затеял Стэнтон Мик, любящий одиночество финансист и спекулянт с мировой известностью? Такие вопросы задавали себе бизнесмены, когда в Уайтхолл просочились слухи, что полный энергии, хотя и отличающийся некоторой эксцентричностью промышленный магнат, предпринявший некогда постройку бесплатной флотилии кораблей, с помощью которых Израиль мог бы колонизировать Марс и превратить его пустыни в пригодные для жизни территории, на этот раз обратился с просьбой о предоставлении ему невероятно высокого, не имеющего прецедентов кредита в размере…»
— Разве это сплетни! — сказал Джо Чип газетному аппарату. — Это болтовня, касающаяся финансовых спекуляций. Сегодня мне хочется прочитать о том, что какой-нибудь телегерой спит с чьей-нибудь женой, обколовшейся наркотиками…
Как обычно, Джо спал довольно скверно — ему не хватало фазы «быстрого» сна, при котором появляются быстрые движения зрачков. А использовать тонизирующие средства он не мог — еженедельный запас средств, доставленный ему из районной аптеки, расположенной в том же жилом блоке, кончился. Он вынужден был признать, что нехватка их объясняется только отсутствием у него самого чувства меры, но факт оставался фактом. Согласно обязательным предписаниям он мог обратиться с просьбой о продаже новой порции только в ближайший вторник, то есть через два дня, два долгих дня.
— Прошу вас настроиться на «Бульварные сплетни», — сказал автомат.
Джо так и сделал, и перед ним появилась новая заметка. Сперва он сконцентрировал свое внимание на великолепной карикатуре, изображающей Лолу Хертцбург-Райт, и с удовлетворением облизнул губы, видя, каким необычным способом она демонстрирует свое правое ухо, потом взялся за текст:
«Задетая вчера вечером неким хулиганом в модном нью-йоркском ночном клубе, ЛОЛА ХЕРТЦБУРГ-РАЙТ приветствовала его быстрым ударом правой в челюсть. В результате тот опрокинулся на стол, за которым сидел ШВЕДСКИЙ КОРОЛЬ ЭГОН ГРОТ в обществе неопознанной дамы с изумительно большим…»
В этот момент раздался звонок в дверь. Вздрогнув, Джо Чип оторвался от газеты и, заметив, что сигарета прожгла гладкую поверхность псевдодубового стола, срочно занялся спасательными работами. После этого он поплелся неуверенным шагом в сторону микрофона, для удобства вмонтированного рядом с клавишей для открытия двери.
— Кто там? — буркнул он. Покосившись на часы, он увидел, что нет еще и восьми. «Наверное, робот-уборщик, — подумал Джо. — Или домовладелец». И не стал трогать клавишу замка.
Из помещенного над дверью динамика раздался полный энергии мужской голос:
— Я знаю, что еще рано, Джо, но я только что прибыл в город. Это я, Г. Г. Эшвуд, и со мной наш новый потенциальный сотрудник, которого я отыскал в Топеке. Мне кажется, что это необычайная находка. Но мне хотелось бы, чтобы ты подтвердил это, прежде чем я повезу добычу Ранкитеру. Впрочем, сам он сейчас в Швейцарии.
— У меня нет аппаратуры, — сказал Джо.
— Ну так я заскочу в лабораторию и привезу ее.
— Ее нет в лаборатории, — неохотно признался Джо Чип. — Она находится в моей машине. Мне не хотелось забирать ее вчера вечером. — На самом деле он до такой степени надрался, что был не в состоянии открыть багажник аэромобиля. — А нельзя ли провернуть все это часиков в девять, а? — растерянно спросил он. Полные энергии маниакальные атаки Г. Г. Эшвуда выводили его из себя даже в полдень, а в семь сорок — это казалось прямо-таки невыносимым, даже хуже, чем визит домовладельца.
— Джо, дружище, это необычный экземпляр, ходячий симпозиум чудес, который поломает стрелки твоих приборов и будет животворным впрыскиванием фирме свежей крови, которая так нужна ей сейчас. И более того…
— Это что, антителепат? — спросил Джо.
— Я тебе скажу всю правду, — сообщил Г. Г. Эшвуд. — Я сам не имею понятия. Слушай, Чип, — Эшвуд понизил голос, — тут дело серьезное. Я не могу стоять у двери и орать об этом во все горло. Кто-нибудь может нас подслушать. Кстати, до меня тут доходят мысли какого-то осла, который сидит парой комнат дальше, и…
— Ладно, — недовольно проворчал Джо. Он знал, что если уж Эшвуд начал свой кошмарный монолог, остановить его не удастся. Так что лучше было выслушать. — Дай мне пять минут, чтобы я оделся и глянул, есть ли в доме кофе. — Он смутно помнил, что прошлым вечером делал покупки в супермаркете, размещенном в его блоке, и, в частности, вырывал из книжки зеленый купон. Это означало, что он приобретал кофе, чай, сигареты или какие-нибудь особые импортные специи.
— Тебе она наверняка понравится, — энергично сообщил Г. Г. Эшвуд. — Хотя, как часто бывает, она дочка…
— Мне? — с ужасом спросил Джо. — Моя квартира не годится для обследования.
Джо задолжал за уборку. В его квартире уже две недели никто не убирался.
— Я спрошу, не помешает ли ей это.
— Можешь не спрашивать. Это мне помешает. Я осмотрю ее в лаборатории, в рабочее время.
— Я прочитал ее мысли, она считает, что бардак ей не помеха.
— Что? А сколько ей лет? — «Может, она еще ребенок», — подумал он. Значительный процент новых и потенциальных инерциалов были детьми, которые развили в себе эти способности, чтобы защитить себя от родителей-телепатов.
— Сколько тебе лет, милочка? — донесся до него невнятный голос Эшвуда, повернувшегося в сторону сопровождавшей его особы.
— Девятнадцать, — сообщил он немного погодя.
Значит, уже не ребенок. Теперь в нем самом пробудился интерес. Жутковатая, сверхчеловеческая активность Г. Г. Эшвуда обычно проявлялась в связи с необычными женщинами, так что, возможно, эта девушка относилась именно к этой категории.
— Мне нужно пятнадцать минут, — сказал он Эшвуду. Он надеялся, что если поспешит и пренебрежет кофе и завтраком, то сумеет привести жилище в относительный порядок. В любом случае имело смысл попробовать.
Он выключил микрофон и начал рыться в кухонном шкафчике в поисках швабры, ручной или с автоматическим приводом, или же пылесоса, работающего от гелиевых батарей или включающегося в сеть. И ничего не нашел. Скорее всего фирма, занимающаяся оснащением дома, вообще не снабдила его такими приспособлениями. «И я узнаю об этом в самый неподходящий момент, — подумал он. — А ведь живу здесь уже четыре года».
Он поднял трубку видеофона и набрал номер 214. Это был номер администрации здания.
— Прошу выслушать меня, — сказал он, когда отозвалось гомеостатическое устройство. — Я уже могу перевести часть средств на покрытие счета за операции по уборке. Прошу прислать робота немедленно, как только он закончит работу, я уплачу все, что с меня причитается.
— Сэр, вам придется уплатить всю задолженность, прежде чем он вообще возьмется за работу.
В руках Чипа оказался бумажник. Он вытащил из него пачку Магических Кредитных Карточек, большинство из которых, впрочем, было аннулировано, причем, скорее всего, навсегда. Исходя из его финансового положения и нелюбви к оплате долгов.
— В таком случае я прошу выписать сумму, которую я должен, на счет моей Треугольной Магической Кредитной Карты, — обратился он к своему невидимому противнику. — Таким образом долг исчезнет из ваших книг, и вы можете считать, что он погашен.
— Остаются еще штрафы за задержку, пеня и проценты.
— Прошу выписать их на счет моей Кредитной Карты в Форме Сердца…
— Мистер Чип, агентство «Феррис и Брокман», занимающееся контролем за наличностью в кредитной системе продажи в рассрочку, опубликовало на ваш счет специальную инструкцию. Она поступила только вчера и еще сохранилась в моей памяти. Согласно ей, вы с июля сего года вычеркнуты из категории ГГГ — если говорить о вашем кредите — и переведены в категорию ГГГГ. Наш отдел, а значит, и администрация всего здания, запрограммирован так, чтобы исключить возможность оказания услуг или выделения кредита таким жалким личностям, как вы, сэр. Что касается лично вас, с этого момента вы должны оплачивать все свои потребности наличными. Боюсь, что в таком положении вы окажетесь до конца жизни. Честно говоря…
Джо бросил трубку, одновременно расставаясь с надеждой, что ему удастся просьбами и угрозами вызвать в свою захламленную квартиру робота-уборщика. Он поплелся в спальню, чтобы навести там порядок. Это было все, на что он был способен.
Он нацепил спортивную епанчу бронзового цвета, ботинки с блестящими, загнутыми вверх носками, и войлочную шляпу с помпоном. Потом обследовал кухню в поисках кофе, но тщетно. Тогда он перенес свои усилия в гостиную, и рядом с дверью, ведущей в ванную, обнаружил длинную голубую в горошек пелерину, которая украшала его прошлой ночью, и сумку, в которой находилась полуфунтовая банка настоящего кофе из Кении — величайшая ценность, на покупку которой он мог решиться только безобразно пьяным. Особенно, если принять во внимание его материальное положение.
Джо вернулся на кухню, обшарил карманы в поисках десятицентовика, и с его помощью привел в действие кофеварку. Вдыхая необычный — по крайней мере, для него — аромат, он глянул на часы и убедился, что пятнадцать минут уже истекли. Энергичным шагом он направился к двери, нажал на клавишу и попытался отвести засов.
— Прошу пять центов, — сказали двери.
Он обшарил карманы, но не нашел ни одной монеты.
— Утром заплачу, — пообещал он, снова пробуя открыть двери, но они оставались плотно закрытыми. — Деньги, которые я даю, это, в сущности, чаевые. Я не обязан их платить!
— У меня противоположное мнение, — ответила дверь. — Загляните в контракт, который вы подписали при покупке квартиры.
Он отыскал документ в ящике стола — с момента подписания ему неоднократно приходилось к нему обращаться. Ну, ясно: он обязан был оплачивать открывание и закрывание дверей, это не были чаевые.
— Как видите, я права, — сказала дверь.
Из ящика рядом с мусоропроводом Джо извлек нож из нержавеющей стали и принялся откручивать винты на замке своих жадных и меркантильных дверей.
— Я пожалуюсь на вас, — сказала дверь, когда первый винт вывалился.
— Вот кто на меня еще не доносил, так это двери, — сказал Чип. — Но надеюсь, что я как-нибудь это переживу.
Раздался стук.
— Джо, старина, открывай! Это я, Г. Г. Эшвуд, я привел ее. Открывай!
— Брось пять центов, с моей стороны заело механизм, — сказал Джо.
Раздалось бренчание монеты, опущенной в прорезь замка, дверь открылась, и в ее проеме возник сияющий довольством Г. Г. Эшвуд. Скривившись в улыбке энтузиазма и радости на лице, он пропустил девушку внутрь квартиры.
Мгновение она стояла неподвижно, присматриваясь к Джо. С виду ей было не больше семнадцати лет. У нее была медного оттенка кожа и темные глаза. «Господи, — подумал Джо, — какая красавица». Ее одежда состояла из рабочей куртки и джинсов из искусственного полотна, а также тяжелых ботинок, вымазанных, казалось, настоящей грязью. Спутанная масса волос была зачесана назад и перевязана красной ленточкой. Подвернутые рукава куртки приоткрывали сильные загорелые руки. К поясу из искусственной кожи были прикреплены нож, переносный телефон и железная коробка с запасами воды и продовольствия. На ее темном предплечье он заметил вытатуированную надпись: «SAVEAT EMPTOR», и задумался, что бы она могла означать.
— Это Пат, — сообщил Эшвуд, обнимая девушку за плечи демонстративно покровительственным жестом. — Фамилия роли не играет.
Эшвуд был сильным, полным мужчиной почти квадратного телосложения и напоминал огромный кирпич. Одет он был в вельветовое пончо, абрикосового цвета войлочную шляпу, толстые лыжные брюки и полотняные туфли. Светясь от удовлетворения, он подошел к Чипу.
— Вот, отыскал нечто ценное и собираюсь использовать это сполна. Пат, это специалист по измерениям электрического типа.
— Это вы электрического типа или же ваши измерения? — холодно поинтересовалась девушка, обращаясь к Джо.
— Когда как, — ответил Чип. Ему казалось, что вокруг него струится запах давно не убиравшейся квартиры, и был уверен, что на затхлость Пат уже обратила внимание.
— Садитесь, — нерешительно сказал он. — Я выдам вам по чашечке натурального кофе.
— Вот это шик! — сказала Пат, присаживаясь у кухонного стола. Она небрежно сдвинула кипу старых газет, превратив ее в более или менее аккуратную стопку. — Так вы можете позволить себе пить натуральный кофе, мистер Чип?
— У Джо дьявольски высокий оклад, — встрял в разговор Эшвуд. — Фирма просто не смогла бы без него существовать.
Он потянулся к брошенной на столе пачке и выудил сигарету.
— А ну, положи на место, — рявкнул Джо. — У меня почти не осталось сигарет, а последний зеленый купон я потратил на кофе.
— А я заплатил за двери, — сказал Г. Г. Эшвуд и пододвинул пачку девушке. — Джо просто выпендривается, не обращай внимания. Заметь, в каком состоянии он содержит свою квартиру. Таким способом он демонстрирует, что является творческой личностью. Все гениальные люди живут именно так. Где твоя аппаратура, Джо? Давай не будем терять времени.
— Вы довольно необычно одеты, — сказал Джо девушке.
— Я работаю консерватором подземных видеофонных кабелей в районе Топека, — ответила Пат. — А в этом районе занимать должности, требующие физической работы, могут только женщины. Именно поэтому я работаю там, а не в Уайчита-Фоллс.
Ее серые глаза приобрели задумчивое выражение.
— Эта надпись на вашем предплечье, татуировка, она что, по-древнееврейски? — поинтересовался Джо.
— По-латыни. — Пат прикрыла глаза, чтобы скрыть веселье. — Никогда не видела такой запущенной квартиры. У вас что, нет любовницы?
— Эти специалисты по электронике не имеют времени на личную жизнь, — раздраженно сообщил Эшвуд. — Слушай, Чип, родители этой девушки работают у Рэя Холлиса. Если бы они узнали, что она была здесь, они подвергли бы ее мозг перестройке.
— Им известно, что вы обладаете способностями нейтрализующего типа? — обратился к девушке Джо.
— Нет, — качнула она головой. — Я тоже не особо понимала это, пока ваш агент не подсел ко мне в кафетерии нашего клуба и не объяснил мне. Может, это правда, — она пожала плечами, — а может, и нет. Он утверждает, что вы способны установить это с вашей измерительной аппаратурой.
— И что бы вы сделали, если приборы показали бы наличие таких способностей? — спросил Джо.
— Мне они представляются такими… негативными, — задумчиво произнесла Пат. — С ними ничего не можешь: ни перемещать камни, ни превращать землю в хлеб, ни рожать детей без оплодотворения, ни ликвидировать болезнетворные процессы у людей с нездоровой наследственностью. Я даже не могу читать мысли или предвидеть будущее. Все, что я могу, — это свести к нулю способности другого человека. Мне это кажется довольно… гротескным, что ли.
— Как фактор, могущий иметь влияние на существование человеческого рода, — сказал Джо, — ваши способности важны не меньше, чем обычные пси. Особенно для нас, нормализаторов. Фактор анти-пси естественным способом восстанавливает экологическое равновесие. Одно насекомое умеет летать, а значит, другому приходится научиться ткать паутину, чтобы поймать его. У некоторых моллюсков образовалась твердая и прочная наружная оболочка — и птицы научились поднимать их на большую высоту и бросать оттуда на камни. По сути дела, вы являетесь человеком, который паразитирует на людях с пси-способностями, так же, как они сами паразитируют на нас, нормалах. И это делает вас союзником нормальных людей. Равновесие, природный замкнутый цикл, хищник и жертва. Эта система представляется мне вечной, и, честно говоря, я не знаю, как бы можно было ее усовершенствовать.
— Меня могут обвинить в измене, — сказала Пат.
— А вас это волнует?
— Я опасаюсь, что некоторые люди станут относиться ко мне враждебно. Хотя жить и не вызывать чьей-либо неприязни невозможно. Нельзя удовлетворить всех сразу — ведь люди стремятся к разным вещам. Принося пользу одному, делаешь вред другому.
— Так каков же ваш противоталант? — поинтересовался Джо.
— Это трудно объяснить.
— Я ж тебе говорил, — сказал Г. Г. Эшвуд. — Это нечто необычное, я никогда не слышал ни о чем подобном.
— Какие пси-способности вы нейтрализуете?
— Возможность ясновидения, — ответила Пат. — Так, по крайней мере, мне кажется. — Она указала на Эшвуда, который все еще улыбался от избытка энтузиазма. — Ваш агент мистер Эшвуд разъяснил мне это. Я знала, что умею делать нечто странное, и со мной вечно приключались всякие вещи, начиная с шестилетнего возраста. Я никогда не говорила об этом своим родителям, так как чувствовала, что это убьет их.
— Они у вас ясновидящие?
— Да.
— Вы правы. Но если бы вы хоть раз воспользовались своим даром в их присутствии, они бы поняли, что вы располагаете такими возможностями. Вы не пробовали противодействовать им?
— Я… — Пат сделала неопределенный жест. — Мне кажется, что я противодействовала им, но они этого не замечали.
Лицо ее выражало растерянность.
— Я объясню вам; на каком принципе работает средний противоясновидящий, — объяснял Джо. — Так было во всех известных нам случаях. Ясновидящий видит большое число разнообразных вариантов будущего, расположенных рядом друг с другом, как соты в улье. Один из них представляется ему более четким — его он и выбирает. Если он совершил свой выбор, антиясновидящий бессилен. Он должен присутствовать в тот момент, когда ясновидящий делает свой выбор, но не позже. Его воздействие вызывает то, что ясновидящий не может сделать выбор — все варианты будущего видятся для него одинаково четко. Ясновидящий немедленно понимает, что рядом находится инерциал, поскольку он замечает нарушение ориентации в своих способностях. В случае с телепатией проявляются такие же помехи…
— Она перемещается во времени, — сказал Г. Г. Эшвуд.
Джо внимательно посмотрел на него.
— Да, именно во времени, — повторил Эшвуд, явно наслаждаясь минутой своего триумфа. Многозначительное поблескивание его глаз, казалось, осветило кухню. — Ясновидящий, на которого она оказывает свое воздействие, продолжает видеть один из вариантов четким — так, как ты и сказал. Он выбирает его — и поступает правильно. Но на чем основан его выбор? Почему он видит четким именно этот вариант? Потому что эта девушка, — он махнул рукой в сторону Пат, — может оказывать влияние на будущее: этот вариант представляется ясновидящему наиболее четким, потому что Пат переместилась в будущее и изменила его. И изменив будущее, она изменила и настоящее, а с ним и личность ясновидящего. Ничего не подозревая об этом, он уже оказывается под ее воздействием. И хотя ему продолжает казаться, что он пользуется своими возможностями, он уже не владеет ими. С этой точки зрения ее противоталант обладает несомненными преимуществами перед остальными противоясновидящими. Другое преимущество — еще более важное — заключается в том, что она может перечеркнуть выбор ясновидящего, причем тогда, когда этот выбор уже осуществлен. Она может вмешаться в происходящее — а ты сам знаешь, нас всегда преследовала эта проблема: если мы не успеваем к началу действия — мы бессильны. Честно говоря, мы никогда не могли в полной мере противостоять ясновидящим. Разве это не было самым слабым пунктом в перечне наших услуг?
Он посмотрел на Джо вопросительно.
— Это интересно, — после паузы произнес Джо.
— Черт побери, что значит интересно? — Эшвуд нетерпеливо заерзал в кресле. — Это же величайший антиталант, с которым мы только встречались до сих пор!
— Я не перемещаюсь во времени, — тихо сказала Пат. Она посмотрела Джо прямо в глаза, виновато, но одновременно и вызывающе. — Я обладаю определенными способностями, но мистер Эшвуд раздул их до масштабов, не имеющих никакого отношения к действительности.
— Я читаю в твоих мыслях, — сообщил Г. Г. Эшвуд. Он выглядел несколько ошарашенным. — Я знаю, что ты можешь менять прошлое. Однажды ты сделала это.
— Прошлое я могу изменять, — призналась она, — но я не перемещаюсь туда. Я не путешествую во времени, моя техника существенно отличается от изложенной.
— И каким же образом вы воздействуете на прошлое? — поинтересовался Джо.
— Думаю о нем. Об одном конкретном его аспекте, например о каком-нибудь происшествии или о том, что и кто сказал. Или о каком-нибудь эпизоде, который имел когда-то место, а я не хотела бы, чтобы он происходил. Первый раз я сделала это еще ребенком…
— Когда ей было шесть лет, — вмешался Эшвуд, — и она жила в Детройте с родителями, разумеется; она разбила керамическую фигурку, которую очень любил ее отец.
— И ваш отец не мог этого предвидеть? — спросил Джо. — Раз он наделен способностями ясновидящего…
— Он предвидел это, — ответила Пат, — и наказал меня за неделю до того, как я ее расколотила. Но он утверждал, что это было неизбежно: вы же знаете, ясновидящие могут предвидеть события, но не могут помешать их свершению. Потом, когда фигурка разбилась, точнее, когда я ее разбила, я очень переживала. Я вспоминала тот день, когда меня оставили без десерта и отправили спать в пять часов. «Боженька, — думала я, или как там дети это выражают, — неужели никаким образом нельзя избежать этого ужасного несчастья?» Способности моего отца не производили на меня впечатления, поскольку он все равно не мог влиять на ход событий; это же снисходительное отношение сохранилось у меня до сих пор. Целый месяц я пыталась добиться этого усилием воли — чтобы фигурка снова стала целой: возвращалась в мыслях к тому моменту, который предшествовал ее гибели, воображала себе, как она выглядела… это было ужасно. А потом, однажды утром, когда я встала с постели — мне все это снилось даже ночью, — она стояла на своем месте, так же, как и раньше. — Пат напряженно наклонилась в сторону Джо Чипа и продолжала взволнованным голосом: — И никто из моих родителей ничего не заметил. Им казалось вполне нормальным, что фигурка цела и как ни в чем не бывало стоит на своем месте. Они считали, что она никогда не разбивалась. Я оказалась единственным человеком, кто помнил об этом.
Улыбаясь, она вытащила из пачки еще одну сигарету и, опершись на подоконник, закурила.
— Ладно, я пошел за своим барахлом, — сказал Джо, направляясь к двери.
— Прошу пять центов, — сообщили двери, как только он взялся за ручку.
— Заплати им, — сказал Джо Г. Г. Эшвуду.
Притащив из автомобиля комплект измерительных приборов, Джо потребовал от Эшвуда, чтобы тот оставил их наедине.
— Как это? — спросил Г. Г. Эшвуд, удивившись. — Ведь это я ее нашел и мне полагается премия. Я десять дней потерял, пока не убедился, что поле принадлежит ей. Я…
— Ты сам знаешь, что я не могу производить измерения в зоне действия твоего поля, — сказал Джо. — Способности и антиспособности взаимонейтрализуются — если бы было иначе, нашей профессии попросту не существовало бы. — Он протянул к нему руку, и Эшвуд невольно поднялся с кресла. — И оставь мне несколько пятицентовых монет, чтобы мы оба могли потом отсюда выбраться.
— У меня есть мелочь, — сказала Пат. — Там, в сумочке.
— Ты же можешь измерить силу ее воздействия, установив падение напряженности моего поля, — предложил Эшвуд. — Я сто раз видел, как ты это делаешь.
— На этот раз ситуация другая, — отрезал Джо.
— А у меня больше нет пятицентовиков, — сказал Г. Г. Эшвуд. — Я не могу выйти отсюда.
— Возьмите один из моих, — предложила Пат, бросая быстрые взгляды то на одного, то на другого. Она бросила Эшвуд у монетку, которую тот поймал с оскорбленным видом, который сменился выражением печали и жалости.
— Ловко же вы от меня избавились, — сказал он, опуская монету в прорезь замка. — Оба вы… — пробормотал он, выходя. — Это я ее открыл. Да, эта банда в самом деле пользуется любыми способами, если… — Голос его постепенно стихал по мере того, как двери закрывались. Потом наступила тишина.
— Когда его энтузиазм выдыхается, от него немного остается, — сказала Пат.
— Ничего с ним не сделается. — Однако Джо всегда чувствовал себя в таких случаях виноватым. Хотя и не очень. — В любом случае свое дело он сделал. Теперь…
— Теперь, надо полагать, ваша очередь? — сказала Пат. — Можно, я скину ботинки?
— Разумеется. — Он начал подготавливать аппаратуру. Проверил катушки и питание, потом подключил для проверки два датчика и подал напряжение, проверяя их показания.
— Где тут у вас душ? — спросила Пат, аккуратно отставляя ботинки в сторону.
— Двадцать пять центов, — буркнул он. — Это стоит четвертак. — Он поднял глаза и увидел, что она расстегивает свою куртку. — У меня нет таких денег.
— У нас в клубе все бесплатно, — сообщила Пат.
— Бесплатно! — Он внимательно присмотрелся к ней. — Это даже представить невозможно. Как что-нибудь может работать на этом принципе и не прогореть через месяц?
Пат продолжала расстегивать пуговицы на своей куртке.
— Наша зарплата вносится в кассу клуба, а мы получаем удостоверение, что выполнили работу. Всей суммой наших доходов распоряжается клуб. По сути дела, клуб Топека давно окупился — мы тратим меньше, чем зарабатываем. — Она скинула куртку и бросила ее на спинку кресла.
Под курткой ничего не было. Джо уставился на ее крупные высокие груди и точеные плечи.
— Ты уверена, что у тебя есть такое желание? — спросил Джо. — Я имею в виду раздевание.
— Ничего-то ты не помнишь, — сказала она.
— Чего не помню?
— Что я не сняла одежды. Тогда, в прошлом настоящем. Тогда ты из-за этого очень разобиделся, вот я и стерла этот эпизод из реальности — отсюда и эта перемена.
Она ловко поднялась.
— И что же я сделал, когда ты не разделась? — настороженно спросил Джо. — Отказался от измерений?
— Ты пробормотал что-то насчет того, что Эшвуд переоценил мои способности.
— Это не в моих принципах, — сказал Джо. — Я так не работаю.
— На, посмотри. — Она наклонилась, и ее грудь заколыхалась. Пошарив в кармане куртки, она достала сложенный лист бумаги и протянула его Джо. — Это вещь из прошлого настоящего — того, которое я изменила.
Он посмотрел на листок и прочитал свою окончательную оценку: «Создаваемое поле анти-пси — недостаточное. Гораздо ниже принятых норм. Бесполезна при использовании против ясновидящих, с которыми мы обычно имеем дело». За всем этим следовал используемый им условный знак: перечеркнутый круг. Этот символ, понятный только ему и Глену Ранкитеру, означал «не брать». Даже агенты не могли прочитать этот знак, а значит, Г. Г. Эшвуд не мог объяснить его значения девушке. Он молча возвратил ей этот бланк, она сложила его и снова сунула в карман куртки.
— Стоит ли теперь меня проверять? — спросила она. — Теперь, когда я тебе все это показала…
— Я должен действовать согласно установленной процедуре, — возразил Джо. — Эти шесть датчиков…
— Вы просто мелкий, погрязший в долгах, безнадежный бюрократ, которого не хватает даже на горсть монет, чтобы заплатить собственным дверям и выбраться из собственной квартиры! — отрезала Пат. Голос ее звучал холодно и пренебрежительно. Джо застыл, сжался и почувствовал, что стремительно краснеет.
— Как раз такое неудачное время, — объяснил он. — Но я могу в любой день взять на фирме аванс, я встану на ноги. — Он неловко поднялся, отыскал два блюдечка, чашки и налил из кофеварки кофе. — Сахар? Сливок хочешь?
— Сливок, — сказала Пат. Она продолжала стоять без куртки и босиком.
Он взялся за ручку холодильника, чтобы достать пакет со сливками.
— Прошу десять центов, — сказал холодильник. — Пять центов за открытие, пять — за сливки.
— Это не сливки. Это обыкновенное молоко. — Он все еще продолжал беспомощно дергать дверцу. — Выручи меня еще разок, а? — обратился он к Пат. — Клянусь, я верну сегодня же вечером!
— Прошу вас, — сказала Пат и катнула ему десятицентовик по поверхности стола. — Твоя любовница, должно быть, на редкость богата. Ты правда на мели, а? Я сразу поняла это, как только Эшвуд…
— Но так не всегда, — заверил ее Джо.
— Хотите, я помогу вам, мистер Чип. — Она стояла, сунув руки в карманы джинсов, и спокойно разглядывала его. На ее лице не отражались никакие эмоции. Сама добродетель. — Я могу это сделать. Сядь и напиши рапорт об обследовании. Тесты роли не играют, мой талант необычен, и ты просто не в состоянии замерить мое поле. Оно распространяется в прошлое, а ты изучаешь меня в настоящем, которое является прямым следствием этого прошлого. Согласен?
— Покажи-ка мне еще раз эту записку, что у тебя в куртке. Я хочу еще разок взглянуть на нее, прежде чем принять решение.
Она достала из кармана сложенный листок желтой бумаги и протянула ему через стол.
— Это действительно мой почерк, — произнес он. — Да, все правильно.
Он вернул ей бланк и достал точно такой же листок желтой бумаги и написал на нем ее данные. Он вписал выдуманные, необычайно высокие результаты обследования и в конце сформулировал свои собственные выводы, но новые. «Наделена невероятно высокой силой противодействия, возможно, может нейтрализовать произвольное число ясновидящих». Потом он нарисовал символ — на этот раз два перечеркнутых крестика. Пат, стоя у него за спиной, читала написанное; он чувствовал затылком ее дыхание.
— Что значат эти перечеркнутые крестики? — поинтересовалась она.
— Принять на работу, не считаясь с расходами, — ответил Джо.
— Благодарю, — сказала Пат. Она достала из сумочки пачку банкнотов, вытащила одну и протянула Джо. Кредитка была крупной. — Это поможет тебе расплатиться с долгами. Я не могла дать тебе ее раньше, пока ты не вынесешь официальную оценку моих способностей. Иначе ты перечеркнул бы все и до конца жизни был бы уверен, что я всучила тебе взятку. В конце концов ты бы додумался до того, что у меня вообще нет никаких способностей.
Она расстегнула джинсы и непринужденно стала раздеваться дальше.
Джо Чип, стараясь не смотреть в ее сторону, еще раз проверил написанное на бланке. Перечеркнутые крестики имели совершенно другое значение, чем то, которое он ей сообщил. На самом деле они означали: «Не спускать глаз с этой особы. Принятие ее рискованно для фирмы, она небезопасна».
Он подписался под результатами исследований, сложил листок и протянул его Пат. Она сразу спрятала его в сумочку.
— Когда я могу перенести к тебе мои вещи? — спросила она, направляясь к ванне. — С этой минуты я чувствую себя как дома. Тем более что суммы, которую я тебе дала, хватит на месяц роскошной жизни.
— Когда захочешь.
— Прошу пятьдесят центов до того, как вы отвернете кран, — сказала ванная.
Пат прошагала через кухню и снова взялась за сумочку.
Назад: Двадцать два
Дальше: 4
