9
Джо очнулся от транса. Вспомнив последнее пробуждение, он быстро высунулся из гамака, осматривая каюту. Но он был один, а дверь была закрыта, завинчена — такой он оставил ее перед сном, а потом проглотил таблетку и стал смотреть на гипнотизирующие символы на экране.
Он выпрыгнул из гамака, принял ванну, побрился и одел новый голубой костюм, купленный на Джинкли. Джо вышел в коридор на балкон. В салоне было темно. Очевидно, он проснулся слишком радо.
Он остановился перед тринадцатой каютой и представил, как там, за дверью, лежит теплая и безвольная Ильфейн, ее темные волосы раскинулись по подушке, а на лице и во сне остался отпечаток сомнения и гордой неуступчивости.
Он приложил ладонь к двери. Подмывало открыть ее. Лишь усилием воли он заставил себя убрать ладонь, повернулся и пошел вдоль балкона. И вдруг замер. На широкой скамье, в наблюдательной нише, кто-то сидел. Джо подошел ближе, всматриваясь в темноту. Хабльят...
Джо спустился по ступенькам.
Хабльят сделал приветственный жест:
— Садитесь, мой друг, и примите участие в моем предобеденном созерцании.
Джо сел в кресло:
— Вы рано проснулись.
— Напротив — никак не могу задремать. Я просидел шесть часов на этой скамье, и вы — первый, кого я вижу.
— А кого вы ждали?
Хабльят придал желтому лицу мудрое выражение:
— Я не ожидал кого-нибудь конкретно. Но несколько удачных вопросов и интервью на Джинкли дали мне понять, что люди не всегда таковы, какими выглядят. Я был удивлен, когда смог рассмотреть деятельность некоторых лиц в новом свете.
Джо со вздохом сказал:
— В конце-концов, это не мое дело.
Хабльят погрозил ему толстым пальцем.
— Нет-нет, мой друг. Вы скромничаете. Вы притворяетесь. Не сомневаюсь, что к судьбе прелестной Ильфейн вы уже не можете оставаться равнодушным.
— Оставим это. Мне все равно, переправят друиды на Балленкарч свою растительность или нет. Но я не понимаю, почему в их усилиях вы принимаете столь живое участие. — Он пытливо посмотрел на Хабльята. — Будь я друидом, я бы как следует задумался над этим.
— О, мой дорогой друг, — проблеял Хабльят, — вы мне делаете комплимент. Но я тружусь во мраке. Я иду наощупь. Есть тонкости, которые я еще не уловил. Вы удивитесь, если узнаете о втором лице кое-кого из наших спутников.
— Думаю, здесь есть чему удивляться.
— Возьмите, к примеру, лысую старуху в черном. Ту, что сидит и глядит в пустоту, словно уже околела. Что вы о ей думаете?
— Старая ящерица, отталкивающая, но безвредная.
— Ей четыреста двенадцать лет. Ее муж, по моим сведениям, создал эликсир жизни, когда ей было четырнадцать. Она убила его, и лишь двадцать лет назад утратила свежесть юности. А до той поры любовники ее исчислялись тысячами, и были они всех видов, размеров, полов, рас, цветов и кровей. Последние сто лет ее диета состояла исключительно из человеческой крови.
Джо откинулся в кресле, потер лицо:
— Продолжайте.
— Я узнал, что ранг и авторитет одного из моих соотечественников значительно выше, чем я полагал, и что я должен быть осторожнее. Я узнал, что у принца Балленкарчского на борту есть агент.
— Продолжайте.
— И еще я узнал — я, кажется, о такой возможности упоминал перед вылетом с Дженкли — что потеря цветочного горшка не столь тяжелая утрата для друидов.
— Это как же?
Хабльят задумчиво глядел на балкон.
— Вам когда-нибудь приходило в голову, — медленно произнес он, — что друиды поступили несколько странно, назначив Манаоло курьером в миссию такой степени важности?
— Я полагал, что здесь сыграл роль его ранг. По словам Ильфейн, он очень высок. Экклезиарх, на ступень ниже товэрча.
— Но друиды не столь глупы и упрямы, — спокойно продолжал Хабльят. — Вот уже почти тысячелетие они ухитряются править пятью биллионами мужчин и женщин, не имея за спиной ничего, кроме огромного дерева. Они не кретины. Без сомнения, Коллегия товэрчей не питала иллюзий насчет Манаоло. Им отлично известно, что это чванливый эгоцентрист. Они решили, что из него получится хороший заслонной породы лошадь. Я же, недооценив их, подумал, что Манаоло сам нуждается в ширме. Для этого я выбрал вас. Но друиды предвидели трудности, которые могла встретить миссия, и предприняли некоторые шаги. Манаоло отправили с фальшивым саженцем, создав вокруг него атмосферу тайны. Настоящий Сын Дерева переправляется другим способом.
— И что это за способ?
Хабльят пожал плечами:
— Могу только догадываться. Возможно, жрица искусно прячет его у себя. Возможно, побег спрятан в багажном отделении, но в этом я сомневаюсь, они знают о квалификации наших шпионов. Я думаю, саженец находится под охраной какого-нибудь представителя Кайрил... Возможно, на этом корабле. Возможно, на другом.
— А дальше?
— А дальше — я сижу здесь, и смотрю, не придет ли кто-нибудь усилить мои подозрения. А дальше — вы пришли первым.
Джо тускло улыбнулся:
— И какие же выводы вы сделали?
— Никаких.
Появилась беловолосая стюардесса. Ее руки и ноги, в облегчающем костюме, казались очень тонкими и изящными. В костюме? Джо впервые разглядел его поближе...
— Джентельмены будут завтракать?
Хабльят кивнул:
— Я буду.
— Мне принесите каких-нибудь фруктов, — попросил Джо. Тут же он вспомнил открытие, сделанное на Дженкли. — Я не смею мечтать, что у вас есть кофе.
— Думаю, найдется, лорд Смит.
Джо повернулся к Хабльяту:
— На них почти нет одежды! Это же краска!
Хабльят, казалось, был удивлен:
— Разумеется. А разве вы не знали, что на биллендцах всегда больше краски, чем одежды?
— Нет. Я всегда принимал, как само собой разумеющееся, что это одежда.
— Это серьезная ошибка, — наставительно сказал Хабльят. — На чужой планете, имея дело с существом, личностью или явлением — никогда ничего не принимайте, как само собой разумеющееся. Когда я был молод, я посетил мир Ксэнчей на Киме, и там я совершил оплошность, обольстив местную девушку. Восхитительное создание с виноградной веточкой в волосах... Помниться, она уступила с готовностью, но без энтузиазма. И вот, когда я был почти без сил, она попробовала прирезать меня длинным ножом. Я запротестовал, и она была ошарашена. Впоследствии я выяснил, что в Ксэнчей лишь замысливший самоубийство имеет право обладать девушкой, минуя брачные узы, и что там нет никого, кто колебался бы в выборе: убить себя самому, или уйти в мир снов, умерев в экстазе.
— А мораль?
— Она ясна. Вещи не всегда таковы, какими выглядят.
Развалившись в кресле, Джо размышлял. Хабльят насвистывал фугу из четырех нот, аккомпанируя себе на шести пластинах, висевших у него на шее, как ожерелье: при касании каждая из них вибрировала в определенном тоне.
Джо размышлял:
«Очевидно, он что-то знает. Или подозревает. Или ему кажется, что он знает то, в чем я кажусь замешан. Хабльят как-то сказал, что у меня ограниченный интеллект. Возможно, он прав. Он сделал уже достаточно намеков. Ильфейн? Нет, он говорил о Сыне Дерева. Какая грандиозная суматоха вокруг растения! Хабльят уверен, что оно на борту, это ясно. Ладно, у меня его нет. У него его тоже нет, иначе бы он не говорил так много. Ильфейн под вопросом. Силлиты? Жуткая старуха? Менги? Друиды-миссионеры?..»
Хабльят посмотрел на него в упор. Когда Джо вздрогнул, он улыбнулся:
— Теперь вы поняли?
— Это кажется похожим, — сказал Джо.
Все пассажиры вновь собрались в салоне, но атмосфера была уже другая. В любом путешествии невозможно обойтись без трений, но здесь личные приязни и неприязни, незаметные прежде, на фоне Манаоло вдруг разом вышли на передний план.
Ирру Каметви, два менга в штатском (как узнал Джо от Хабльята, это были поверенные политического комитета Красной Ветви) и юная вдова, целый час уже сидели за столом с разноцветными дощечками, старательно избегая глядеть на Хабльята. Два миссионера сгорбились над алтарем в темном углу салона, бормоча непостижимые заклинания. Силлит бродил. Женщина в черном сидела неподвижно, как мертвец, лишь взгляд ее изредка передвигался на восьмую дюйма. Кроме того, примерно раз в течение часа, она поднимала прозрачную руку и подносила ее к лысой, до стеклянного блеска, голове.
Джо казалось, что он сопротивляется психическим потокам, словно океан, налетающим с разных сторон ветрам. Но главное, думал он, не забыть, что его ждет своя миссия на Балленкарче.
«Странно, — думал Джо, — всего дни, часы оставались до прилета на Балленкарч, а поручение, которое я должен выполнить, казалось потеряло внутреннее содержание. Большую часть эмоций, воли, чувств — я вложил в Ильфейн. Вложил? Скорее, это было выжато, вырвано из меня...»
Джо думал о Кайрил, о Дереве, о Дворцах Божественного, сгрудившихся у подножья ствола планетарных масштабов, о бесчисленных худосочных фермах и затхлых деревьях, о запущенных деревнях, о сутулых пилигримах с пустыми глазами, о том, как они заходят в дупло, бросив взгляд назад, на плоский серый ландшафт.
Он думал о дисциплине друидов, основанной на смерти. Хотя смерть — это не та штука, которой надо бояться на Кайрил. Смерть так же привычна, как, скажем, еда.
Насилие, как обычный способ существования; насилие, как выход из любого затруднения. Умеренность — слово, не имевшее значение для мужчин и женщин, не привыкших ограничивать прихоти, будь то излишество или бедность. Он вспомнил все, что знал о Менгстсе — маленький мир озер и островов с изрезанными берегами, мир людей, склонных к путанным интригам, к архитектурным причудам. Мир кривых мостов, петляющих над реками и каналами, красивыми уютными аллеями. Мир, озаренный тусклым желтым светом старого маленького солнца.
Его фабрики — аккуратные, рентабельные, на специально отведенных промышленных островах. И менги, люди столь же извилистые и хитроумные, как их витиеватые мосты. И один из них — Хабльят, в душе которого Джо не мог различить ничего конкретного. И сред них были пылкие приверженцы Красной Ветви, приверженцы империализма, приверженцы средневековья, как сказали бы о них на Земле.
А Балленкарч? Что о нем известно, кроме того, что это варварский мир, во главе которого стоит принц, вознамерившийся нахрапом привести к жизни индустриальный комплекс. И где-то на этой планете, среди дикарей юга или варваров севера, должен находиться Гарри Креес.
Гарри закружил Маргарет голову и ушел, оставив за собой переполох эмоций, который не мог улечься, пока он не вернется. Два года назад, на марсе. Джо отставал от него на какие-то часы. Но случилось так, что, когда Джо прибыл, чтобы вернуть его на Землю для выяснения отношений, Гарри уже улетел. Раздраженный отсрочкой, но упорный и одержимый своей целью, Джо полетел за ним.
На Тюбане он потерял след, потому что удар мотыги пьяного аборигена отправил его на три месяца в госпиталь. Затем месяцы судорожных поисков, неудач, разочарований, и, наконец, на поверхность всплыло название далекой планеты — Балленкарч. Затем месяцы, ушедшие на путь через всю Галактику, и теперь Балленкарч лежал по курсу, и где-то на нем была Гарри Кресс...
И Джо,думал:
«Черт с ним, с Гарри!»
Потому что Маргарет не владела более его воображением. Потому что теперь это место принадлежало беспринципной шалунье-жрице. Джо грезилось, как он и Ильфейн исследуют древние игровые площадки Земли — Париж, Вену, Сан-Франциско, Долину Кошмара, Черный Лес, Море Сахары...
И Джо спрашивал себя: придется ли это по вкусу Ильфейн? На Земле нет фанатиков-трудяг, которых можно истязать, убивать или ласкать, как зверушек. Возможно, прав Хабльят — вещи не всегда, таковы, какими выглядят. Очень может быть, что он просто создал себе образ Ильфейн по удобному образцу. Возможно, он просто никогда не представлял себе такие масштабы, в которые помещается эгоизм друидов. Очень хорошо. Тогда это предстоит выяснить.
Хабльят не сводил с него ласкового взгляда. Он встал:
— Будь я на вашем месте, мой друг — думаю, что я бы подождал. По крайней мере, еще день. Не думаю, что она уже успела как следует почувствовать одиночество. Думаю, если вы сейчас с мрачным видом появитесь перед ней, это может вызвать неприязнь, она причислит вас к прочим своим врагам. Дайте ей денек отдохнуть, а если пригласите на прогулку или в спортзал, где она ежедневно проводит по часу...
Джо опять сел на скамью и сказал:
— Хабльят, я не могу вас понять.
— Ах, — печально покачал головой Хабльят, — но я говорю искренне.
— Вначале, на Кайрил, вы спасли мне жизнь. Затем подставили под удар.
— Виной тому лишь досадная необходимость.
— Порой мне кажется, что вы симпатичны, дружелюбны...
— Ну, конечно!
— Как сейчас, когда вы прочли мои мысли и дали мне отеческий совет. Но я никогда не знаю, что еще для меня вы держите в запасе. Как гусь, предназначенный для Рождественского стола, не способен оценить щедрости хозяина. Вещи не всегда таковы, какими выглядят. Я не питаю иллюзий, что вы откроете, на какой убой меня припасли...
Хабльят рассмеялся и смущенно помахал рукой.
— На самом деле я не столь неискренен. Я никогда не стараюсь укрыть себя чем-нибудь, кроме честности. Мое отношение к вам самое искреннее, но соглашусь, что это отношение не остановит меня, если придется пожертвовать вами. И противоречия в этом нет. Личные симпатии и антипатии я отделяю от работы. Теперь вы обо мне знаете все.
— А как я узнаю, когда вы на работе, а когда нет?
Хабльят развел руками:
— На этот вопрос я и сам не в силах ответить.
Но Джо был все-таки удовлетворен. Он поудобнее устроился на скамье, а Хабльят запахнул халат на толстом животе.
— Жизнь порой очень сложна, — сказал Хабльят. — Очень неожиданна и очень многое требует от тебя.
— Хабльят, почему бы вам не отправиться со мной на Землю?
Хабльят улыбнулся:
— Обязательно воспользуюсь вашим предложением, если в Ампиану Красная Ветвь одолеет Голубую Воду...
