Солнце уже садилось, но это ничего не меняло.

Тяжелые тучи успели окутать мир, когда Итан заглушил двигатель «хонды». Несколько секунд они просидели в тишине – было слышно только пощелкивание двигателя и тихое посапывание Вайолет на заднем сиденье. Парковка была наполовину заполнена. Он бы ни за что не подумал, что День благодарения – церковный праздник, но, видимо, благочестивые жители Индепенденса считали иначе. А может быть, праздник тут был ни при чем, может быть, это скорее было связано с тем, что происходило в мире.

Он посмотрел на Эйми и произнес:

– Зомби-апокалипсис?

Она кивнула.

Пресвитерианская церковь Индепенденса представляла собой причудливое сооружение А-образной формы, крытое побуревшей дранкой, со старомодным шпилем с одной стороны. Церковь располагалась у площади на тихой окраине. Индепенденс считался городом, но если серьезно, то и на деревеньку не тянул. Место казалось вполне подходящим, чтобы оставить здесь машину.

Итан полагал, что если правительство захочет блокировать Кливленд, то на дорогах выставят посты. Федеральный восьмидесятый хайвей находился в десяти милях к югу, но, поскольку Итан не знал точно, где начинается кордон, было решено отсюда идти пешком с рюкзаками. Двадцать две мили, большая часть которых пролегала через национальный парк с водопадом Кайахога в качестве земли обетованной.

«Ну вот этой фразы, пожалуй, никто не произносил».

Итан набросил на плечи рюкзак и плотно затянул поясной ремень, чтобы правильно распределить нагрузку. Мышечная память вернула его к походу через Амстердам с его велосипедами и брусчатыми мостовыми, солнцем, бликующим на воде каналов в четырех тысячах миль и в миллионе лет отсюда. За пояс он засунул револьвер.

Вайолет уже не спала. Ремни безопасности детского сиденья плотно прилегали к ее маленькому тельцу.

– Ну, моя лапочка, – обратился он к дочери, – хочешь небольшое приключение?

Если у нее и были какие-то соображения на этот счет, то она держала их при себе. Итан взял малышку на руки и несколько секунд прижимал к груди, ощущая драгоценную тяжесть, ровное дыхание и запах молока, а когда положил дочь в сумку-переноску, которую надела Эйми, ему стало холоднее.

Они переглянулись. Жена натянуто улыбнулась, словно пыталась в чем-то убедить себя. Итан подошел к ней, обнял обеих своих девочек, Вайолет оказалась в середине этого «сэндвича». Несколько мгновений они стояли молча. День клонился к вечеру.

– Идем, – сказал Итан.

И они с Эйми зашагали, держась за руки.

Двадцать минут спустя они сошли с дороги.

Густой сосновый лес служил задником для ряда двухэтажных построек. Аккуратно подстриженные газоны граничили с голой землей, усыпанной сосновыми иголками. Итан повел семью вдоль этой границы, огибая задние дворы. Синюшное сияние небес очерчивало силуэты домов. Он видел горевшие в них свечи и представлял семьи, сидящие перед каминами. Температура падала, но ходьба с тяжелым рюкзаком на спине требовала усилий, и потому Итан не чувствовал холода.

– Двадцать две мили, – сказал он.

– Ерунда, – ответила Эйми.

– Маленькая прогулочка.

– Это тебе даже не марафон.

Высокий забор вокруг одного из домов вынудил их углубиться в лес. Иголки цеплялись за пуховик, от деревьев исходил запах смолы. Шли они в тишине, которую нарушали лишь звуки шагов и шелест веток, раскачиваемых ветром.

Когда стемнело настолько, что все вокруг накрыла чернота, Итан вытащил фонарик. Резкий свет выбелил деревья, и, чтобы смягчить его, Итан сделал раструб из ладони – пальцы стали красными, как в страшилке.

Ветер переменил направление, и они услышали вой сирен вдалеке. С наступлением темноты беспорядки должны были усилиться. Итан мог представить, как горят машины на Лейксайд-авеню, запах горелой резины, звон разбитого стекла в окнах и крики раненых.

Лес становился гуще. Итан продирался сквозь чащу, придерживая сосновые ветки, чтобы прошла Эйми с дочкой на руках, а потом отпускал. Он шел южным направлением, поглядывая на компас. Легче было бы ориентироваться по кромке домов, но, поскольку напряжение в городе росло, он опасался, что кто-нибудь может выстрелить в людей, которые крадутся вдоль их заднего двора.

С негромким, но пугающим криком проснулась Вайолет. Эйми потерла ей спинку и прошептала:

– Ш-ш-ш, все хорошо, спи, спи.

Но вместо этого девочка набрала в грудь воздуха и испустила вопль.

– Ей нужно поменять подгузник, – поняла Эйми.

Итан отстегнул рюкзак и расстелил свою куртку – вот тебе пеленальный столик.

– Давай-ка сюда, маленькая, – ласково сказал он.

Эйми держала фонарик, пока он переодевал довольно гулькающую дочь. Стул ее имел цвет и консистенцию горчицы, а запах от топленого молока был резче обычного. Закончив, он выпрямился – пусть дочка полежит на спинке и побрыкается. Смешно – при всех его знаниях об эволюции и жизненном цикле реальность часто заставала его врасплох. Одно дело было знать, что для развития мозга и тела требуются годы, и совсем другое – наблюдать, как взгляд Вайолет постепенно становится осмысленным, как она учится управлять мышцами. Он чувствовал себя кем-то вроде физрука, подменяющего заболевшего учителя биологии, – словно читал те же книги, что и ученик, опережая его всего на неделю.

Эйми принялась разминать рукой поясницу, и вместе с ее движениями заметался луч фонарика, крохотный кружок света среди подавляющей черноты.

– Сколько мы, по-твоему, прошли? – спросила она.

– Мили полторы-две, может быть. Устала?

– Нет. Просто мы так медленно движемся.

– Лучше уж так – безопаснее.

– Наверное, – пожала она плечами и улыбнулась. – Слушай, хотела тебе сказать кое-что.

– Что?

– С Днем благодарения.

Час спустя Итан на ходу оглянулся через плечо на своих девочек, и его нога за что-то зацепилась. Он споткнулся, тело по инерции повело вперед. Он попытался выставить другую ногу, чтобы предотвратить падение, но тяжесть рюкзака не позволила сделать это. И он упал, ударившись коленкой о камень. Фонарик отлетел в лес.

– Итан!

– Я в порядке, – процедил он сквозь сжатые зубы и неслышно выругался.

Судорожно вдохнув, выругался снова и ощупал коленку. От каждого прикосновения волны боли распространялись по всему телу, хотя она уже уменьшалась и сосредотачивалась в месте удара. Джинсы вроде не порвались, но в темноте он не был уверен…

– Фонарик. Куда он улетел?

– Вот черт! – сказала Эйми.

Она была расплывчатой массой, которая двигалась на черном фоне, шаря ногами по иголкам. Через несколько секунд он услышал, как носок ее ботинка задел что-то металлическое. Она наклонилась и вздохнула.

– Сломан? – догадался Итан.

– Похоже. Как ты?

– Да просто ушибся.

Он оперся рукой о землю и медленно поднялся.

– Идти можешь? – спросила жена.

В ответ он кивнул, но, сообразив, что она не видит его, произнес:

– Да.

Осмотревшись, Итан не разглядел вокруг ничего, кроме оттенков черноты. Небо было лишь немногим светлее, плотное одеяло облаков скрывало луну и звезды.

– Но я думаю, – сказал он, – здесь нам не пройти.

– Мы можем остановиться, а утром двинуться дальше, – предложила Эйми.

– В темноте будет легче проскользнуть мимо кордона.

– Тогда идем.

– Идем.

Бизнес-центр представлял собой приземистое здание без излишеств. После тихого уединения леса оно казалось инопланетным, словно этот мир был оставлен людьми. Метафора о зомби-апокалипсисе становилась все понятнее.

И все же здесь была широкая дорога, идти по которой не составляло труда. Коленка у Итана побаливала, но было приятно шагать по асфальту. Он повел плечами, чтобы переместить груз на спине, и пошел первым.

Они оказались на трехполосной улице с направлением восток-запад без единой машины. Итан щелкнул зажигалкой и поднес ее, насколько было можно, к бумажной карте.

– Кажется, мы здесь, – сказал он. – Это Плезант-Вэлли-роуд.

Никакой долины здесь не было, и место ничуть не казалось приятным. Итану захотелось увеличить масштаб и перейти на спутниковое изображение. Мальчишкой он знал телефонные номера всех своих друзей, звонил им по памяти. Теперь же из-за планшетников и мобильников он и своего-то номера толком не помнил и вот уже десять лет перемещался в пространстве с помощью интерактивного джи-пи-эс-дисплея. Высокие технологии очень упрощали жизнь.

«Ну да. Скажи об этом Кливленду».

– Кажется, на западе это местечко более населенное.

– Да, мы сейчас на востоке. Теперь можем пойти… вот по этой – Ривервью.

На карте улица выглядела тоненькой линией и петляла по национальному парку. Она несколько раз меняла названия, но выводила более или менее прямо на водопад Кайахога.

Они двинулись по середине безлюдной улицы.

Когда они увидели первых беженцев, таких же, как они, было почти девять.

Спина Итана взмокла от пота, а кожа на бедрах начала гореть. Двадцать две мили – это дневной марш для солдата, разумное расстояние для опытного туриста. Но работа в исследовательской лаборатории мало способствовала поддержанию спортивной формы. Они с Эйми ходили в спортзал, когда была возможность, но после рождения Вайолет делать это получалось только урывками.

По крайней мере, идти теперь им было легче. Ривервью-роуд представляла собой узкую двухполосную дорогу, покрытую потрескавшимся асфальтом, по одну ее сторону простирались поля, по другую дыбился лес. Скелеты мачт высоковольтной линии стояли вдоль западной стороны дороги. Время от времени им попадалась сельская подъездная дорожка – почтовый ящик и грунтовка.

Итан смотрел на свои ноги. Не считал шаги, а скорее воспринимал их ритмичные движения как барабанный бой. Вдруг Эйми положила руку ему на плечо.

Впереди плясало какое-то белое пятно, и когда он сообразил, что это фонарик, было уже поздно – луч нашел их. Источник света находился примерно метрах в тридцати от них, и Итан не видел ничего, кроме самого луча. Он вдруг ощутил, как потяжелел его рюкзак.

– Милый…

– Никаких резких движений, – сказал он и медленно поднял руки ладонями вперед, вспомнив нервного подростка за пулеметом на «хаммере».

«Оказаться пойманным плохо, но еще хуже, если они запаникуют».

Луч фонарика так же неожиданно, как нащупал их, метнулся в сторону. Описал дугу, отбрасывая странные тени деревьев, и наконец уперся в грудь человека. Ствол винтовки торчал над его плечом, но одежда на нем была охотничья, а рядом с ним находились две другие фигуры: женщина и мальчик лет восьми.

Свет задержался в таком положении на несколько секунд, а потом снова заплясал по дороге, направляясь в сторону. Итан выдохнул, только теперь поняв, что все это время задерживал дыхание.

– Эти люди как мы, – сказала Эйми. – Пытаются выбраться.

Итан кивнул. Они тронулись с места, следуя за призрачным светом фонарика.

– Интересно, сколько еще народа прониклось такой же идеей?

Час спустя их было несколько десятков. Каждая группа двигалась сама по себе, нанизанная на дорогу, как бусинки на шнурок. У большинства были фонарики, и они не предпринимали ничего, чтобы их спрятать. Некоторые разговаривали. Кто-то впереди запел «Старую дружбу».

– Люблю эту песню, – сказала Эйми.

– Да, помню.

– Как раз к месту. – Она принялась напевать вполголоса: – «С тобой топтали мы вдвоем траву родных полей, но не один крутой подъем мы взяли с юных дней».

– У меня ноги гудят, как после крутого подъема, – признался Итан.

Они шли теперь по зоне застройки на окраине – одному из этих странных районов, возникших непонятно где. Здесь возводилось около десятка домов, их силуэты темнели на фоне неба. У входа висело объявление, которое он сумел разобрать: «Лучшее, что может дать природа, с самыми современными удобствами. Дома мечты, начиная от мизерных трехсот тысяч!»

Рядом стоял достроенный образец. Итан увидел человека на крыльце – тот смотрел на медленную цепочку беженцев. Итан кивнул ему, но мужчина не ответил. В лесу вскрикнула птица. Такие звуки явно издают хищники, и Итан подумал о том, кто простился с жизнью. Может быть, мышь в когтях совы.

– «За счастье прежних дней», – тихо повторила Эйми. – Может быть, это про нас. Счастье прежних дней.

Итан скосил глаза – печаль в голосе жены тронула его. Эйми не принадлежала к категории агрессивно-веселых людей, но в целом считала довольно удивительным само существование стакана, будь он полупустым или полуполным. Эта интонация в ее голосе наглядно демонстрировала всю тяжесть ситуации, в которой они оказались. Демонстрировала сильнее, чем то, что случилось с их городом, с их районом, сильнее терроризма или беспорядков, сильнее, чем их положение беженцев. И не только то, что происходило с ними, но и то, что происходило с миром вокруг них.

Он вспомнил передачу по радио в тот вечер, когда были опустошены магазины. Ведущий говорил о системе снабжения супермаркетов, о том, как это происходило в реальном времени. Итан мог себе представить систему, при которой все это могло работать: сканеры, компьютеры, снабжение, логистика, закупки. Один из миллиона планов, благодаря которым существовал мир. Схема не менее сложная и эффективная, чем сосудистая система, обеспечивающая организм кровью.

Но какой бы эффективной ни была сосудистая система, перережь артерию – и тело умрет.

Не то ли сделали и «Дети Дарвина»? Не станет ли безумие, охватившее Кливленд, распространяться? Не будут ли выходить из строя системы энергоснабжения повсеместно? Не пресечется ли движение продуктов с фермы в магазин, не перестанут ли полицейские защищать, а врачи – лечить?

Неужели жизнь настолько уязвима?

«Ты знаешь, что уязвима».

Мир функционировал, поскольку люди согласились поверить, что он функционирует. Человек мог дать бумажный листочек продавцу и выйти из магазина с покупкой, потому что они согласились с тем, что эта бумага якобы что-то стоит. Мог общаться с людьми, которые находятся за тысячу миль от него, и называть это чатом. Планшетник в кармане имел доступ ко всем знаниям, накопленным человечеством, начиная от умения вправлять суставы до создания атомной бомбы.

И все это было нереальным. Всеобщая целительная галлюцинация.

«Что будет, когда мы больше не сможем верить?»

– Все образуется, – сказал Итан.

– Не надо мне постоянно повторять это, – одернула его Эйми. – Управлять мною не нужно.

Он хотел возразить, но оборвал себя.

– Ты права. Извини.

– И ты меня извини, – вздохнула она, смягчившись. – Просто я устала.

– Да, выдвижной диван твоей матери никогда не казался таким… – Он замолчал и остановился.

– Что случилось?

– Слышишь?..

Двигатели. Звук поначалу был слабым, но быстро набирал силу. Ночь стояла тихая. Они бы и за милю услышали работающий двигатель машины. Но это было так, словно…

…словно автомобили заранее припарковались и ждали.

– Бежим! – крикнул Итан и, схватив Эйми за руку, потащил с дороги.

Остальные тоже услышали этот звук и стали разбегаться – лучи фонариков засуетились, заметались яркие кляксы света.

Из-за поворота появились «хаммеры», их прожектора на крышах превратили ночь в день. Из громкоговорителей раздался голос, разобрать который за визгом и ревом моторов было невозможно. Но Итан и не тратил время на то, чтобы прислушаться, – он бежал. Тяжелый рюкзак прыгал на его спине, сердце колотилось о ребра, огненные когти обжигали колено, пока они с Эйми неслись по усыпанной гравием подъездной дорожке к дому-образцу. Жена отставала на полшага. Наконец они укрылись возле стены, но проснулась и заплакала Вайолет.

Лицо Эйми заострилось, она пробормотала:

– Ш-ш-ш, не надо, не сейчас, пожалуйста, ш-ш-ш.

«Что теперь?»

Выглянув за угол дома, Итан увидел, что «хаммеры» разделились: один остановился у начала дороги, два других покатили вдогонку за беженцами. Рыскающие лучи прожекторов ослепляли, и люди замирали в их свете.

– Остановитесь! Или мы будем стрелять. Встаньте на колени и положите руки на затылок.

«Неужели они и в самом деле будут стрелять?»

Он не знал этого. Если правительство решило, что эти граждане могут быть террористами или инфицированными… тогда, возможно, и будут.

Люди на дороге подчинялись: клали свои сумки и одеяла, становились на колени. Лучи прожекторов, вихлявшие туда-сюда, высвечивали сгрудившиеся фигуры, которые отбрасывали странные тени.

– Доктор Итан Парк! Беспилотник опознал вас на этой дороге.

У него отвисла челюсть, холодная паника пронзила тело. Руки покалывало и жгло.

«Беспилотник?!»

С какой стати какой-то поганый беспилотник будет его искать? И вообще, кто будет его искать?

– Доктор Парк, положите руки на голову и медленно идите к машинам.

– Что? – прошептала Эйми с побелевшими в отраженном свете глазами. – Зачем мы им нужны?

Он вспомнил агентов ДАР, которые приходили к нему, – Бобби Куина и Валери Вест. Они спрашивали о том, какие он проводил исследования.

«Этого не может быть. Глупость какая-то».

– Я правда не знаю.

– Может быть, нам лучше выйти? – спросила Эйми.

Он снова выглянул из-за угла.

Солдаты вылезли из машин, и веселая колонна беженцев превратилась в испуганную толпу. Почти в самой ее середине остался стоять один человек. Тот самый, которого они видели прежде, – в охотничьей одежде и с ружьем. Его сын встал на колени рядом с ним, а жена стояла на коленях с другой стороны, подергивая его за штанину. Он слегка наклонился и поднял ее на ноги.

– Доктор Парк, положите руки на голову, – приказали ему.

– Я никакой не Парк! – прокричал в ответ человек. – Мы не знаем, кто это.

– Встаньте на колени.

– Я гражданин Америки. И я не вернусь в Кливленд.

Он двинулся вперед, не обращая внимания на жену, которая пыталась его остановить.

– Сэр! Опуститесь на колени. Немедленно!

– Мы не те, кого вы ищете.

– Бросьте оружие и опуститесь на колени, черт вас подери!

– У меня есть мои права! – прокричал человек. – Я не террорист! Вы превышаете свои полномочия.

– Да остановись ты, идиот, – прошептал Итан. – Опустись!

Человек сделал еще шаг, еще.

Раздалась короткая серия хлопков, вспышек яркого света и грома, который рикошетом отдался в желудке Итана, словно фейерверк. Только это было невозможно: фейерверки бывают в небе, а не на дороге. И в этот миг взорвалась спина охотника.

Несколько мгновений единственным звуком было эхо выстрелов, разносившееся по лесу. Потом – крик.

– Божемойбожемойбожемойбожемой, – проговорила Эйми, – божемой!

Люди вставали с колен и пускались наутек. Громкоговоритель загремел снова, приказывая всем остановиться, но истерика оказалась сильнее страха. Перед мысленным взором Итана возник ужасный образ стреляющих по толпе пулеметов, но это были не выстрелы – свет прожекторов. Солдаты с криками выпрыгивали из машин.

Итан ухватил Эйми за руку, сильно сжал. Деревья были…

Они подпрыгнули от внезапного резкого стука. Первая мысль была: «Меня застрелили», – но Итан не чувствовал боли, да и звук был слишком тихий.

Это было окно дома, за которым они прятались. Женщина, с фонариком в одной руке, другой открыла окно.

– Быстро, – сказала она, сделав приглашающий жест.

Итан посмотрел на нее – незнакомка в майке, на лице гримаса испуга. Он схватил Вайолет, сунул ее в руки женщины, а потом то ли подбросил, то ли протолкнул Эйми в окно. Затем схватился за карниз и подтащил себя наверх, хотя ему и мешал рюкзак.

На дороге снова загремел пулемет.

Женщину, как выяснилось, звали Маргарет. Она была женой человека, которого Итан видел на крыльце. Теперь тот протянул руку, представившись:

– Джереми.

Они впятером расположились в подвале дома – достроенном пространстве, имевшем назначение семейной комнаты, но в настоящий момент из мебели здесь были лишь два складных стула и письменный стол. Снаружи доносились команды из громкоговорителя. Итан представлял себе эту картину: людей окружают, надевают на них пластиковые наручники, заталкивают в машины. Солдаты проверяют у всех документы. Ищут его.

«Но зачем?»

Он не знал. Может быть, его искал ДАР; может быть, те, кто похитил Эйба. Кто бы это ни был, ему не хотелось слышать сейчас свою фамилию.

Надеясь, что жена поймет, что он делает, Итан сказал:

– Меня зовут Уилл. – (Это было его среднее имя.) – Моя жена Эйми. А это Вайолет.

– Спасибо, что впустили нас, – подхватила Эйми, не промедлив ни секунды.

– Конечно же, милочка, – отозвалась Маргарет. – Не знаю, есть ли мозги у этих иродов, которые стреляют по людям, но я не могла оставить вас там. Да еще с малышкой. Ах какая принцесса! – И она принялась агукать, глядя на Вайолет, которая теперь снова была на руках у Эйми.

– Как вы думаете, солдаты будут обыскивать дом? – спросил Итан.

– Вряд ли, – сказал Джереми. – Двери и окна заперты, так что никто и не подумает, что здесь люди.

– Мы тут вроде как сторожа, – пояснила Маргарет. – Следим, чтобы все было в порядке, чтобы подростки не устраивали тут вечеринок и драк.

– Мы ненадолго. Как только они уйдут.

– Ерунда. У нас много места, – заверила Маргарет. – Сейчас слишком поздно, чтобы бродить по дороге. В особенности когда вокруг столько солдат.

– Вы не знаете, кого они ищут? – спросил Джереми.

– Нет. Мы никого из этих людей не знали. Просто хотим выбраться из города, побыть пока с матерью Эйми в Чикаго.

Джереми перекинул зубочистку из одного уголка рта в другой. Казалось, сообщить друг другу больше нечего. В тишине раздался рев двигателя «хаммера». Они прислушались. Звук достиг пика и стал удаляться.

– У нас есть немного еды, – вспомнил Итан. – Всякая мелочь. Вы голодны?

Такого необычного Дня благодарения на его памяти еще не случалось, хотя и в этом было что-то замечательное. Маргарет и Эйми возились вместе над керогазом, разогревали консервы, а он и Джереми накрывали стол. Бумажные тарелки, пластмассовые ножи и вилки, бензиновая лампа в центре. Джереми оказался человеком неразговорчивым, но Итан узнал, что у них наверху двое детишек («Мальчишки спят, пока не кончится Судный день») и что Джереми еще подрабатывает электриком на застраиваемом участке.

Обед являл собой странную смесь: консервированный суп «Кэмпбелл» из черной фасоли, джерки, сэндвичи с арахисовым маслом. Они все взялись за руки, когда Джереми читал молитву, а потом принялись есть. Маргарет несла без умолку всякую приятную бессмыслицу. Пища на вкус казалась лучше, чем имела на то основания, и иногда Итан забывал, что они сидят в подвале на окраине парализованного города, подвергшегося атаке террористов, города, над которым непрерывно летают беспилотники.

Потом, когда Эйми пошла проверить Вайолет, а Маргарет стала убирать со стола, Джереми приглашающим жестом кивнул, глядя на Итана. Они вышли на крыльцо. Улица была пуста, следов хаоса, царившего здесь всего несколько часов назад, не осталось. Почти не осталось. Итану показалось, что он видит темное пятно на асфальте.

«Эйми была права. Счастье прежних дней навсегда осталось в прошлом».

– Я хочу еще раз вас поблагодарить, – сказал Итан. – Вы нас спасли.

– У жены сострадательное сердце, – кивнул Джереми.

– И у вас тоже. Спасибо.

Джереми сошел с крыльца, пошарил за сточной трубой, вытащил бутылку виски, отвинтил колпачок и сделал несколько глотков.

– Маргарет этого не любит, – вздохнул он, – но мужику иногда нужно выпить.

– Аминь. – Итан взял протянутую ему бутылку.

– Это ваша первая?

– Вайолет? Да.

– Дети меняют жизнь, правда?

– Всё меняют.

Несколько секунд они стояли, прислушиваясь к ночным звукам – шелесту деревьев и дыханию ветра. Итан сделал еще глоток и вернул виски хозяину.

– Хорошее дело – отцовство, – сказал Джереми. – Я кровельщиком работал, заливал крыши битумом на летней жаре, от солнца не прятался. К июню кожа на шее трескалась, облезала и снова обгорала. Мне было восемнадцать, и я считал, что это круто. Потом у меня родились дети. Дурость какая-то. Ты думаешь, тебе ясно, во что ты ввязываешься. Но на самом деле ты и понятия не имеешь. Ни малейшего. Все говорят о любви, которая их переполняет, и это верно, но дело-то не совсем в этом. Это чувство вытесняет все остальное. Остается мысль, что ты возложил на себя ответственность на следующие восемнадцать лет.

Джереми сделал еще глоток, предложил Итану, но тот отказался, мотнув головой. Навинтив колпачок, Джереми отнес бутылку в ее укромное место. Вернувшись на крыльцо, он сунул руки в карманы, посмотрел на небо, на Итана и сказал:

– Странные, Уилл, настали дни. Может быть, последние дни. Берегите вашу девочку, слышите?

– Непременно. Я сделаю все, что в моих силах.

– Вот это правильно.

Они вошли в дом. Джереми оставил им лампу, и все пожелали друг другу спокойной ночи.

Как только хозяева вышли, Эйми вцепилась в Итана:

– Что, черт побери, происходит?

– Эйми, клянусь тебе, я понятия не имею.

– Им известно твое имя. Они знают, что ты доктор наук. Они сказали, что тебя выследил беспилотник.

– Да.

Он наклонился, чтобы расстелить спальный мешок. Эйми уже приготовила гнездышко для Вайолет. Дочка вытянулась на спинке, растопырила ножки и ручки, а головку повернула набок.

– Единственное, что мне приходит на ум: это может быть как-то связано с исчезновением Эйба, – сказал Итан.

– Значит, это был ДАР? – нахмурилась Эйми. – Но если они хотели с тобой поговорить, то почему просто не пришли к нам?

– Может, они вели наблюдение за нашим домом, надеясь, что тот, кто похитил Эйба, придет и за мной. – Он сел, расшнуровал ботинки. – Но мы уехали, и это застало их врасплох.

Эйми задумалась:

– Но беспилотник? Возможно, им очень надо с тобой поговорить.

– Наверное.

– Ты думаешь, их интересует твоя работа?

– Да.

Она залезла в спальный мешок.

– Я знаю, дорогой, как много это для тебя значит. И я знаю, что Эйб категорически требовал соблюдения тайны. Но мы имеем дело с правительством. С ДАР. Может быть, тебе стоит…

– Сейчас меня заботит только одно – попасть в какое-нибудь безопасное место. А после этого можно разобраться и с ДАР.

Эйми задумчиво кивнула, но его слова, похоже, не убедили ее полностью. Он не мог ее в этом винить. Он и сам не был до конца убежден.

Выключив лампу, Итан скрестил руки под затылком и уставился в потолок. Он думал о горящих машинах и цепочке беженцев. Думал о фейерверке и брызгах крови. Думал о том, как близки они были с Эйбом и не собирается ли правительство похитить у них плоды их трудов.

Револьвер у него за поясом был тяжел, но странным образом придавал спокойствия.

«За счастье прежних дней».