Эпилог

— Инулечик, ну как вы там? Мальчики не обижают? — мама подперла щеку кулачком, глядя в камеру ноутбука.

— Ее обидишь, — папа нагнулся и помахал мне.

— У нас все отлично, — улыбнулась я. — Как вы? Как бабушка? Как братик?

Рассказываю подробней. Перед тем, как мы с мужьями отбыли на Хейду, мои мальчики решили сделать подарки и моей родне. Под предлогом загородной прогулки, мы отвезли маму, папу и бабушек к нашей яхте. Моя родня выпала в осадок. Инопланетяне для них оказались пределом. Мальчики перепуганных родственников обездвижили, иначе они готовы были разгромить корабль, и отправили в регенератор. После подтерли память, но не начисто, а так, чтобы остались смутные догадки и подозрения, как с экстрасенсом Аделаидой, и отвезли домой. Мы сердечно распрощались, а у них начались перемены.

Во-первых, моя любимая бабуля, состояние организма которой было восстановлено примерно на сорокалетний возраст, начала бегать по утрам. Внешне она, конечно, не превратилась в девушку, но выглядеть стала лучше значительно. И во время своих пробежек она подцепила пятидесятилетнего дядю Васю Иванова, за которого вышла замуж и умчалась в свадебное путешествие на Гавайи. Дядя Вася не из бедных дядей оказался, и возраст супруги по паспорту его совсем не смутил потому, что визуально бабуля на семьдесят лет не выглядит. Баба Лида так же нашла себе дедушку и теперь вместе с ним выращивает на его даче морковку.

Во-вторых, мама и папа. Как понимаете, их омоложение пошло еще дальше. У них началась вторая молодость. Папа даже пить бросил, печень обновленную жалко. Они прокатились на отечественные юга, вспоминая свой медовый месяц, и вернулись оттуда с моим братом в мамином животике. Об этом мы узнали, когда через год прилетели на Землю, перед тем, как мальчики сняли стерилизационную блокаду. Просто я к тому времени была уже готова к продолжению рода… родов.

Мама встретила нас, смущенно потупившись, а папа гордо рассказал, что на старости лет они решили слепить еще одну снегурочку. Мы с мальчиками переглянулись, поулыбались и поздравили моих родителей. Потом подарили приемник, способный принимать сигнал с Хейды, стилизованный под земной ноутбук. В общем-то, это и был ноутбук, только прокаченный Симой. Благодаря ему, я и узнала, что снегурочка оказалась мальчиком, и назвали его Егором.

В один из таких разговоров нам снова пришлось признаться, кто мои мужья на самом деле, и где я живу. А все дело в том, что в дом ворвался взбешенный Ардэн, шипевший ядовитым гадом. Его глаза сверкали расплавленным золотом, зрачки вытянулись в вертикальные черточки, и на лице начала проступать чешуя. Списать на дефект связи и карнавальный костюм не вышло. И связь отличная, и чешуя проступила прямо у мамы на глазах. Правда, в этот раз родители выслушали нас более благожелательно и спокойно.

— А я о чем-то таком догадывалась, — сказала мама.

— Я тоже подозревал, — кивнул папа.

Ну еще бы. Мы очень старались, чтобы они до конца не забыли посещение «Инессы». Так что, с тех пор родители свято хранят нашу тайну, зато можно спокойно рассказывать о новостях, не загоняя мозг, обрабатывая события на земной лад.

— У нас все хорошо, доча, — улыбнулась мама. — Егорка в садике роль на новогоднем празднике получил. Вчера учили с ним его слова. Такой смышленый, как ты.

— А бабуля? — напомнила вторую часть вопроса.

— Бабушка с папой Васей на лыжах умотали кататься. Они много путешествуют. Бабушка у нас активная, сама знаешь, — усмехнулась мама. — А почему ты одна? Где они?

Я расплылась в счастливой улыбке.

— Дети, — позвала я. — Идите с бабушкой поздоровайтесь.

Ответом мне была тишина. Я подозрительно прислушалась.

— Сима, что происходит? — с подозрением спросила я.

Сима явилась пред мои ясные очи, широко улыбнулась моей маме, они уже давно были знакомы и даже подружились.

— Все, Инусик, — сказала Серафима. — Все, — и рубанула рукой.

— Что — все? — тихо спросила я.

— Все. Нету.

— Чего нету? — потребовала я уточнений, хватаясь за сердце.

— Детской нету. Они ее Масе с Васей скормили. Под чистую, — дала более развернутый ответ Сима. — Это уже третья детская. Ридары скоро лопнут.

— Гони сюда паразитов, — выдохнула я, закатывая рукава.

— Чада не виноватые, матушка, — завыла Серафима. — Я не доглядела, меня за чуб таскай.

— Инночка?! — в ужасе воскликнула мама. — Ты бьешь малышей?

— Было бы неплохо, — проворчала я. — Только отцы все равно в зад зацелуют и весь воспитательный процесс насмарку. Сейчас вернусь.

Я оставила маму и Симу болтать, а сама отправилась обозревать руины детской комнаты. Первое, что я увидела, это Масю с Васей, круглых, как глобус, и до безобразия счастливых. Затем закрыла лицо ладонями и захныкала, фальшиво и громко.

— Никто меня не любит, никому я не нужна.

Вот сколько их так не разводи, а верят каждый раз, радости мои.

— Мы любим, мамулечка! — из своего укрытия вскочил синеглазый Игореша.

— Сильно-сильно! — подтвердила желтоглазая Настена.

— Правда? — всхлипнула я, выгладывая между пальцами.

Мои чада облепили меня с двух сторон и преданно посмотрели снизу вверх.

— Ридаров в клетку живо! — рявкнула я.

Они обменялись взглядами, пошмыгали носопырками и подхватили своих любимцев. После вернулись ко мне. Игорек обезоруживающе улыбнулся, Настена ковырнула носком туфельки пол. Я подала им руки, и мы вернулись в гостиную, где нас все еще ждала бабушка.

— Конфеточки мои сладенькие, — возопила мама.

— Бабуля! — дети бросились к экрану, а я села в сторонке, наблюдая за ними.

Ирголиан Грейн и Анашайа Ардэн, родились одновременно, впрочем, как и были зачаты. С момента зачатия и до родов я превратилась в фарфоровую статуэтку и вовсе не по своей воле. Напротив, во мне бурлили гормоны и бешеная энергия. За время беременности у нас десять раз случался ремонт, пятьдесят раз заново разбивался сад перед домом. Руся занес меня в черный список до родов, и на все мои звонки мне отвечала его Сима, что тайлар Брэн отбыл в космическую экспедицию и вернется нескоро. Не, ну просто моя энергия дотянулась и до Аттарии. После того как Руся тридцать раз смотался на Хейду, привозя то одни растения, то другие для сада, он успел получить нагоняй от нового начальства, разругался с временной парой и нажил еще кучу мелких неприятностей. Это не считая моих слез на дружеском плече, когда я жаловалась на твердолобых мужчин, которые меня не любя-а-ат.

Мои мужья стойко выносили мои задвиги. Даже когда я разбудила их среди ночи и потребовала в срочном порядке земного мороженного и клубники, мне не отказали. Рома через час уже был на «Инессе». Правда, я вернула его уже через несколько часов, обвиняя в том, что он сбегает потому, что я стала страшная. Диме доказать обратного не удалось. В общем, я замучила всех. Грейны и мама Ардэн, посетив нас несколько раз, улетая, обещали вернуться… потом, когда-нибудь.

А вот рожать мне пришлось в одиночестве. То есть без Ромы и Димы. Будучи в благодушном настроении, я отпустила их развеяться и отдохнуть на денек. И сообщение Серафимы о начале родов застало моих мальчиков в баре на Родее, четвертой планете в той же солнечной системе, в которой находилась и Хейда. Господин Ардашев сразу впал в треволнение, превратился в легара и разнес на эмоциях бар. Господин Гранин допивал свое пойло, наблюдая за перенервничавшим Горынычем. Если бы в его руке не лопнул стакан, то вряд ли кто-то понял, что он тоже был совсем неспокоен. После этого он спеленал Дмитрия Валентиныча и утащил на «Инессу».

Если кто-то думает, что их не пытались остановить, спустив с рук бесчинства, то он ошибается. Моих мужиков пытались отловить, но, во-первых, они мчались обратно на Хейду, а, во-вторых, их отход прикрывали легарийцы. Ага, те самые. После того, как потомки рептилоидов поняли, что Ардэн не придет на Легару, Легара пришла к нему сама. Теперь вместо нескольких милых семей, с нами по соседству жили легарийцы. Охраняли своего ашайю и его ашасайю. С наличием Грейна они смирились быстро, так что теперь еще и его охраняли, как особо приближенного к нашей семье. Ближе ж некуда…

Так вот, мужики примчались к моменту, когда Игореша оглушил своим криком даже Симу. Настюша появилась спустя пятнадцать минут, издав нечто шипящее. На ручках малышки на глазах изумленной публики исчезали чешуйки, и через несколько минут перед нами был самый обычный ребенок, если не считать глазок. В отличие от папы, они у дочки не меняются. Хотя, может, потемнеют позже. Легарийцы чуть не умерли от разрыва сердца на радостях. Целый праздник закатили, на Легаре тоже.

Да, кстати, вас, наверное, интересует, где же папа Ардэна? Отвечаю. Они опять сошлись с мамой Ардэн. Папа не объявлялся, не смотря на то, что его соплеменники уже все углы нам пометили. Как он сам потом сказал, не хотел казаться гадом, который вспомнил о сыне, когда в том проснулась древняя кровь. Дело в том, что он первые несколько лет пытался вернуть и маму Ардэн, и сына. Но самостоятельная женщина сделала все, чтобы он ничего не добился. Она была обижена за собственнические замашки легарийца и сына растила, как аттарийца ничего не имевшего общего с Легарой. Наконец, папа Димы смирился и, по возможности, следил издалека за успехами сына и за жизнью своей женщины.

Мама Ардэн сама явилась к нему, когда родилась их внучка. Сначала, чтобы показать кровинушку, а когда они уже улетали от нас, все у них и случилось. Родители Димы так и не расстались после этого визита. Свекр обещал дать свободу своей женщине. Свекровь обещала больше не сбегать и уважать некоторые требования своего мужчины. В общем, у нас теперь много бабушек и дедушек, которые не делят детей, как и их отцы.

У нас нет разделения на твой и мой папа, у нас наши папы, наши бабушки и наши дедушки. И, главное, бабушки, наконец, перестали меряться сыновьями, признав их равными. Еще бы не признали, я не оставила им выбора. Или конец войне, или хрен вам, а не внуки. Любовь победила жажду соревнования. Живем, не тужим, и во всем нашем счастье нас прикрывает Серафима, ставшая полноправным членом семьи.

— Зайку бросила хозяйка.

Под дождем остался зайка. Со скамейки слезть не смог. Весь до ниточки промок.

Я оторвалась от своих размышлений и посмотрела на детей, рассказывавших бабушке выученные недавно стихи. Мама смахнула слезу умиления, я тоже. Сима шумно высморкалась. Дети смущенно шмыгнули носиками. Милота-а-а…

Вечер зажег звезды. Они один в один походили на те, что видно с Земли. Созвездия другие, но звезды те же. Я уложила детей, полюбовалась на их умиротворенные личики и вышла на улицу. Теплый ветер шевелил волосы, ласкал кожу совсем как губы моих любимых мужчин. Удивительно, время идет, а страсть не утихает, любовь не переходит в привычку, и я продолжаю делать маленькие открытия, наблюдая за Димой и Ромой. И их нежность не исчезла за эти пять лет, что мы живем вместе. Иногда мне кажется, что мы тоже звезды какого-то удивительного созвездия, и наши души так же сияют кому-то в темноте, указывая путь и давая понять, что он не один в этой огромной Вселенной.

Я их не увидела, скорей, почувствовала приближение тем самым внутренним чутьем, которое появляется только между по-настоящему родными и близкими людьми. Обернулась и теперь наблюдала, как открываются ворота, и над землей скользит спайлер. Он замирает, и появляются мои мужчины. Все такие же невероятные, все такие же притягивающие взгляды и все так же запускающие мое сердце вскачь, когда я вижу хоть кого-то одного из них или обоих сразу.

Дима первый успел прижать меня к себе, поднять над землей и уткнуться носом в шею, вдыхая мой запах.

— Инка, — прошептал он, — родная.

Ладонь Ромы коснулась моих волос, скользнула на спину, и он уверенно забрал меня у заворчавшего Ардэна. Заглянул мне в глаза, и я, как пять лет назад, захлебнулась их бездонной синевой.

— Соскучились, — сказал Рома и поймал мои губы.

— И я соскучилась, — ответила я, когда он оторвался, и коснулась ладонями лиц своих любимых.

— Как дети? — Дима снова привлек меня к себе, коротко, но головокружительно целуя.

— Опять скормили детскую няшам, — негромко рассмеялась я. — Уже в третий раз.

— Ты их не сильно наказала? — с легким укором спросил Рома.

— Вообще не успела, мама звонила, — сказала я, открывая двери дома.

За воротами незримыми тенями стоят легарийцы, и теперь за наш покой не стоило опасаться. Именно из-за них мои мужчины начали иногда по старой памяти работать вместе. Поначалу они не хотели оставлять меня одну, и перевозками занимался, то один, то другой. На моих мальчиков работает целый штат пилотов и обслуживающего персонала, но они сами отправляются в космос, он въелся им в кровь так же сильно, как и любовь ко мне. И пусть сейчас они не вступают в военные действия, хотя иногда им и приходится уходить от посягательств пиратов, если груз ценный, но повторения того ужаса, когда обгорел Рома, больше не случается. Впрочем, это они мне так говорят, а уж как там на самом деле… Я стараюсь не думать о плохом. Мама говорит, если думать о хорошем, оно всегда победит плохое. Вот я и думаю о том, как мы счастливы все вместе.

Однажды они мне признались, что рады, что я не смогла выбрать кого-то одного, потому что терять друг друга им так же тяжело, как потерять близкого человека. Верю. Верю и люблю их за эту дружбу еще больше. Радуюсь, что не разрушила ее, и что они нашли в себе силы перешагнуть чувство собственника и попробовать начать отношения втроем. Даже представить не могу, что одного из них могло сейчас не быть со мной. Это так же нелепо, как заявить, что с одной ногой ходить удобней.

— Голодные? — спросила я.

— Ага, — кивнули мои мужики.

— Что будете?

— Десерт, — они одинаково искушающе осклабились.

— А ужин? — не могла не уточнить я, как заботливая жена.

— Десерт, — уверенно кивнул Рома.

— Но кушать!

— Вот его родимого мы и будем кушать, — подмигнул Дима. — Наш любимый, пожалуйста.

— Самый любимый, — поддакнул Грейн.

Я усмехнулась и позвала Симу. Пока мои мужчины приводили себя в порядок, я прошла в комнату, обставленную, как земной бар. Здесь есть подиум, есть шест, на котором я научилась вертеться под руководством Симы и стащенных ею видео. Есть барная стойка, за которой мешает коктейли голографический бармен. Есть такие же зрители создающие массовку. Есть световые эффекты, но, главное, здесь бывают мои мужчины и я. Это одно из их любимых развлечений, когда засыпают дети или их забирают бабушки с дедушками. Мы не развлекаемся так часто, оставляя перчинку в моих танцах и того, что неизменно происходит после.

— Держись, Инусик, у них уже от предвкушения пульс бешеный, — оповестила меня Сима. — Можешь просто столбом постоять, им все равно понравится.

— Ну щаз-з, — фыркнула я. — Для того я тут потела, готовилась, чтобы столбом стоять.

— Ну смотри, я тебя предупредила, — хмыкнула Серафима и запустила симуляцию двух извивающихся танцовщиц.

Когда мои мальчики вошли в бар «В гостях у Страсти», на них были надеты джинсы и футболки. Земной бар, земной антураж. Дима скинул на соседнюю банкетку пиджак, который нес на плече. Рома повернулся к бармену, встретившему их улыбкой, и заказал выпить. Они повернулись в сторону подиума, с интересом рассматривая танцовщиц, сбрасывавших последние одежды.

— Когда появится Великолепная Инесса? — спросили они у бармена.

— Как всегда, в конце шоу, — ответил тот, сияя белозубой улыбкой. — Как прошел ваш день, господа?

— Спасибо, Макс, отлично, — усмехнулся Дима.

— Здесь сегодня жарко, — произнес Макс, протирая стакан белоснежной салфеткой. — Говорят, какой-то богач хочет сегодня сделать Инессе предложение.

— Облезет, — недовольно отозвался Рома.

Сима каждый раз меняет разговор бармена, но даже фальшивое упоминание соперника злит моих мальчиков. Может, в этом виноват антураж, неотличимый от натуральных людей и декораций. По залу ходят официантки, кто-то из посетителей смеется. В трусики новой девушке суют деньги. Мои мужчины допивают свои коктейли и начинают в нетерпении поглядывать на часы над барной стойкой.

Наконец, появляется ведущий этого шоу и объявляет:

— Дамы и господа, долгожданная звезда нашего вечера — Великолепная Инесса!

Публика замирает. Зал погружается в полумрак, и Дима с Ромой перебираются ближе. Их места рядом с подиумом всегда свободны. Над импровизированной сценой разливается мягкий свет, появляются журчащие мраморные фонтаны и античные колонны, по которым сползает плющ. Мои мальчики еще не видели этого номера, потому замирают вместе с призрачной публикой.

Алый полог распадается, и я плавной походкой скольжу навстречу жадным взглядам публики, моим обожаемым самцам, чья страсть зажигает меня, превращая в ревущее пламя. На мне мое любимое бирюзовое платье. Сегодня оно приняло форму хитона. В моих руках золотая чаша с вином. Вино настоящее, и я очень долго училась танцевать, не расплескивая ни капли.

Музыка вливается в мою кровь, я дышу ею. Мое тело звучит с завораживающей мелодией в унисон. Хитон еще на мне, но из его складок, то и дело появляется, то одна ножка, то другая, маня и разжигая мужскую фантазию. Я изящно накланяюсь, ставлю чашу на пол, хитон сам скользит вниз, и я остаюсь в бирюзовом бюстике и коротенькой, почти невесомой юбочке, больше напоминающей набедренную повязку.

Теперь перед моими мужчинами кошка, чье тело изгибается, потягивается, показывая аппетитные округлости. Дима подается вперед, но я отползаю дальше от края сцены, и перед мужчиной появляется охранник, качающий головой — руками трогать нельзя. Дима возвращается на свое место, а я направляюсь к шесту. Любовно скольжу по нему ладонями, прижимаюсь, обвиваюсь вокруг, словно я змея, а не обычный человек. Мгновение, и я уже на шесте.

— Детка, я хочу тебя! — орет широкоплечий красавчик из зала.

Он тоже ненастоящий, но кровь моих мужчин уже кипит, и они гневно смотрят на мачо, свистящего мне. В него летит стакан Ромы. Красавчик падает на свое место, держась за голову. Я всего этого не замечаю, потому что продолжаю скользить по шесту вверх, замираю вниз головой и резко падаю вниз, слыша испуганный вздох Димы. Но я достаточно тренировалась, потому замираю, не достигнув пола.

Музыка подходит к концу, я снова на подиуме. Сегодня я не раздеваюсь полностью, и публика разочарованно вздыхает, кроме двоих мужчин, к которым я направляюсь, вновь взяв свою чашу. Подхожу к ним и опускаюсь на колени, протягивая золотой сосуд, не глядя на них. Чаша благосклонно принята. Я поднимаю глаза. Рома протягивает мне руку, увлекая на небольшой полукруглый диван, на котором они сидят. Я опускаюсь к нему на колени и позволяю провести кончиком пальца по ложбинке между грудей. После смотрю, как Дима отпивает вино и передает чашу Роме. Он тоже делает глоток и предлагает мне. Я кладу руку на грудь и склоняю голову в благодарственном жесте. Принимаю чашу, делаю глоток, и чаша исчезает, а я остаюсь.

Рома склоняется и целует мою шею, он чертит дорожку языком, вырывая из моей груди прерывистый вздох, я и закрываю глаза. Я откидываю голову назад, позволяя и дальше увлекать меня в чувственный край нашей страсти. Ромина рука снимает заколку, и волосы тяжелой волной падают на спину. Димина рука скользит по моей груди и останавливается, заполняя ладонь ее тяжестью. Едва уловимый щелчок, и бирюзовая полоска ткани падает. Я чувствую горячие губы на нежной коже. Они терзают меня, рождая в груди первые стоны. Я давно привыкла не смотреть, кто касается меня, так полней удовольствие и сильнее единение, но сегодня я распахиваю глаза и вижу, как Дима перетаскивает меня к себе на колени. Он продолжает ласкать мои плечи, шею, захватывает губы, и я отдаюсь его напору, ловлю его язык, ласкаю его, посасываю, выпиваю тихий стон.

И он вновь отправляется в путешествие по моему телу. Но мне хочется чувствовать его кожей. Я подцепляю края футболки и тяну вверх. С восторгом гляжу на смугловатое рельефное тело и повторяю губами очертания налитых мышц. Касаюсь языком бисеринки мужского соска, прикусываю его зубами, и стон моего легара превращается в тихий рык. Он роняет меня на диван, подминает под себя, быстро избавляясь от джинсов. Я ахаю и выгибаюсь, когда возбужденный до предела член заполняет меня, входя до упора.

Я поднимаю взгляд и вижу ласковую улыбку Ромы. Он любуется мной, впитывает в себя каждый мой стон, каждую эмоцию, отражающуюся на лице. Я протягиваю руку, расстегивая молнию на его джинсах. Пуговицу он расстегивает сам, потому что мои пальцы не слушаются, слишком много удовольствия дарит мне другой мужчина, сейчас вонзающий в мое лоно свое распаленное естество. Дима выпрямляется, продолжая ожесточенно толкаться в меня. Его пальцы кружат по клитору, и я срываюсь в бездну первого наслаждения.

Но едва отдышавшись, я вновь тяну руку к Роме. Захватываю в ладонь его закаменевший от эрекции член. Нежно скольжу вверх-вниз, наслаждаясь видом возбужденного мужского естества, его силой и твердостью. Рома подается ко мне, и теперь я могу коснуться его член губами. Касаюсь языком нежной плоти, обвожу по контору, облизываю его, как самое вкусное в мире лакомство. Облизываю губы, на мгновение отрываясь от головки, и втягиваю в себя член целиком. Продолжаю водить рукой вверх-вниз, выпускаю изо рта свое лакомство и вновь втягиваю в себя. Рома глухо стонет. Его ладонь накрывает мою грудь, пальцы играют с напряженными сосками, доводя меня до сумасшествия. И Дима вновь подводит меня к оргазму, но замирает, когда я уже балансирую на краю.

Мои глаза возмущенно распахиваются. Он улыбается и вновь переворачивает меня. Теперь он лежит, а я сижу сверху, крепко обхватив коленями мужские бедра. Я скольжу по всей длине его члена, пытаясь нагнать убегающий оргазм, но Дима вновь останавливает меня, когда я уже почти лечу. Он приподнимает меня за бедра, и его естество снова пронзает мое тело.

— Ах, — выдыхаю я и делаю первое движение.

Но долго наслаждаться этой опьяняющей скачкой мне не дают. Дима прижимает меня к своей груди, ловит мои губы, и я опять задыхаюсь. От поцелуя и того, что делает Рома, чьи пальцы ласкают колечко ануса. Я замираю, когда он входит в меня. Замираю всего на миг, чтобы вскоре забиться от наслаждения, которое дарят мои мужчины. Дима терзает мои губы, прикусывает их, вновь целует. Ромины губы я чувствую на своем плече, его ладони скользят по моей спине и замирают на бедрах. Удар мужского паха о мои ягодицы, еще, еще, еще… И я больше не могу выдерживать их напор. Лечу, парю, схожу с ума, кажется, умираю. Но возрождаюсь снова, когда мой крик сплетается с рычащим стоном Димы и протяжным вскриком Ромы. Я падаю на грудь Димы. Он обжигает меня еще рваным дыханием. Гладит по волосам, целует в висок. Рядом опускается Рома. Я открываю глаза и вижу его взгляд, в котором плещется восторг, нежность и любовь.

Любовь захлестывает нас троих. И нет никого в этом мире, кто смог бы разлучить нас. Наши сердца стучат в унисон, души давно слились в одну, и это навсегда, как обещали мои мужчины. А у меня нет оснований им не верить.

— Я люблю вас, — хрипло шепчу я.

— И мы тебя, — отвечает Рома.

— Больше жизни, — говорит Дима.

За окном ветер шуршит блеклой листвой хейдарских деревьев. Звезды заглядывают в окна, притихла Сима, наверху мирно сопят наши дети, и только мы втроем сейчас не спим. Мы смотрим друг на друга, мои пальцы переплетены с пальцами моих мужчин, и на наших губах застыли легкие улыбки, потому что мы вместе, и потому что счастливы.