16 ч. 29 мин
Ни у Лу, ни у ее матери нет машины, но они отказали себе в автомобилях по совершенно разным причинам. Лу руководствуется в основном экологическими соображениями. На самом деле ей очень нравится водить машину, и когда она была помоложе, у нее был «жук». Но теперь она лучше сознает, какой вред приносят автомобили, да и вообще ей машина не нужна. Брайон – компактный городок, она живет в центре, и ей легко добираться повсюду пешком или на велосипеде, а ездить в Лондон на поезде относительно дешево, быстро и просто.
Мать же Лу так и не научилась водить машину, а теперь ей скоро исполнится семьдесят, и вряд ли она когда-нибудь научится. А это значит, что она много времени проводит дома, особенно после смерти мужа. Она очень полагается на доброе отношение других, чтобы переместить ее из пункта А в пункт Б, и привлекает к этому своего зятя чаще, чем ему хотелось бы. («И главное, – думает Лу, – она звонит ему напрямую, минуя Джорджию, свою дочь». Но в этом, считает Лу, лежит ключ к мотивации матери не водить самой – она полагает, что за рулем должен сидеть мужчина.) И когда у нее нет жильцов, как часто случается на неделе, особенно зимой, мать копошится в пустом доме, чувствуя себя все более одинокой, от этого она начинает нервничать.
Отсутствие машины приводит также к тому, что Лу на вокзале никто не встречает, и ей приходится брать такси. Она не считает, что можно было бы попросить тетю или дядю подвезти ее, раз дядя болен, и к тому же они гости в доме матери. Тем не менее не хотелось тратить еще несколько фунтов за такси, а учитывая, что ей вообще не хотелось приезжать, негодование Лу только возрастает, когда она идет по садовой дорожке с похмелья, невыспавшаяся и ожидая допроса, почему она явилась так поздно.
* * *
– Как папа? – спрашивает Карен, осознав, что они с матерью пробыли вместе уже несколько часов, а она так и не спросила об отце.
– Ну, ты понимаешь… – отвечает мать.
Да, Карен понимает. Последний раз она видела отца на Рождество, когда они вместе с Саймоном и детьми ездили на несколько дней в Португалию. Он узнал Карен и Саймона, но не помнил, как зовут Молли и Люка. Его память не сохранила их образы. Старые воспоминания врезаются в память, а недавние события пролетают, как машины по автостраде: вжик! – и их уже нет.
– Извини, что он не смог приехать, – говорит мама, – но ты знаешь, как на него влияют переезды.
– Понимаю.
Такие мысли об отце очень печалят Карен. Постепенно, мало-помалу, она теряет и его. А ее мать теряет мужа, как сама Карен потеряла Саймона, хотя утрата может быть не такой скорой, внезапной и разящей – отцу Карен уже восемьдесят, и все же это разрывает сердце ее матери.
* * *
Лу встречают, как обычно – чаем в гостиной. Пока мать находится на кухне, Лу разговаривает с тетей и дядей. Наконец, появляется мать с темным деревянным подносом, накрытым, как у нее заведено, белоснежной льняной салфеткой так, что углы свисают по краям безупречным ромбом. На подносе позвякивают четыре изящные розовые чашки в цветах на блюдечках с золотой каемкой, такой же заварочный чайник, маленький молочник с молоком, чашечка с кубиками сахара и безупречно отполированные серебряные щипчики, а печенье тщательно разложено в форме цветка.
– Чаю, дорогая? – спрашивает мать.
– Почему ты не нальешь сначала другим? – спрашивает Лу. – Я люблю крепкий.
Мать наливает чай в чашки гостей, но когда очередь доходит до дочери, то Лу видит, что чай не такой, как она любит, даже после того, как она много лет повторяла свою просьбу.
– Печеньица?
Лу уже не ребенок. Это «печеньице» вместо «печенье» еще более раздражает ее, хотя она и понимает, что не права. Она берет два, а не одно, поскольку очень голодна.
– Оставь остальным, – замечает мать.
Лу удерживается от замечания, что на тарелке осталось еще достаточно печенья, по меньшей мере дюжина, и все-таки бормочет извинения.
– Ну, – мать садится на стул, ее спина впечатляет своей прямизной при таком возрасте, – расскажи нам, дорогая, на какие похороны тебе так внезапно пришлось пойти. Кстати, ты была вот так одета?
Лу старается не вспылить.
– Да. Это была очень неформальная церемония.
– Понятно. – Мать всем видом показывает, что ей ничего не понятно. – И чьи же, ты говоришь, это были похороны?
Лу надеялась, что ей дадут хотя бы несколько часов передышки, прежде чем начнется допрос, и то, что не прошло и десяти минут с тех пор, как она вошла в дверь, сердит ее еще больше. Она глубоко вздыхает. Как коротко и ясно объяснить матери все произошедшее, чтобы закончить эту тему и перейти к следующей? Ей не хочется входить в подробности, это кажется бестактным. И хотя она не знала Саймона лично, ей почему-то кажется, что она была знакома с этим человеком – как с мужем Карен и отцом Люка и Молли. Лу не хочется марать память о нем любопытством и комментариями матери.
– Это был просто человек… хм-м… с которым я как бы познакомилась в поезде.
– Вот как? – Мать подается вперед, навострив уши.
– На самом деле я не очень хорошо его знала, но в нем было что-то… – Лу подыскивает слова.
– Да?
Она решает опустить подробности про Карен и Анну и свои последующие встречи с ними. Это только все запутает. Может быть, если рассказать кратко и просто, это удовлетворит мать.
– Видишь ли, он умер внезапно, совершенно неожиданно. Он был еще довольно молодой. Мы разговаривали иногда, – привирает Лу, но она специально это сделала, чтобы мать отвязалась, – и, м-м-м… Он мне нравился, мы были в хороших отношениях, и когда я узнала, что он умер, то решила пойти на похороны, выразить почтение, понимаешь, попрощаться. – Уф! Может быть, такое объяснение ее устроит и она отстанет.
Но…
– А, понимаю, – говорить мать, и в ее тоне сквозит намек.
И тут Лу осознает, что мать заключила, будто бы тут была какая-то романтическая связь. Как же она могла так ошибиться? Это просто смешно.
– Нет-нет, ничего такого, – поправляет ее Лу. – Мы были друзьями.
– Ну, если ты так говоришь, – говорит мать и, сочувственно улыбаясь, многозначительно смотрит на дядю Пэта и тетю Одри. – Ничего удивительного, что тебе захотелось пойти на похороны.
Чтобы не спорить и не объясняться, Лу решает, что проще все оставить как есть.
* * *
К вечеру Стив израсходовал весь алкоголь в доме. Он как будто поставил себе задачу весь день всех спаивать и доливал бокалы прежде, чем люди успевали опомниться. Анна присматривала за ним. В результате поминки превратились в шумную вечеринку. В гостиной завели стереомузыку, и некоторые пожилые родители даже пустились в пляс – на глазах у остолбеневших подростков; детям поменьше разрешили бегать и визжать по всему дому, без присмотра играя в сардинки; незнакомые люди непринужденно и довольно громко заводили беседы на темы, не имеющие ни малейшего отношения к покойному.
Люди смеются – празднуют, – и Анна радуется: Саймону бы это понравилось. Тем не менее от всего происходящего у нее тяжело на душе. В отличие от прочих, она знает, что это лишь маска Стива. Она позволяет ему пить без ограничения, скрывая свое состояние. Анна подозревает, что пьет он намного больше остальных.
– У нас кончилось спиртное, – говорит он Карен, перехватив ее в коридоре, когда она проходила мимо, собираясь подняться наверх. – Может быть, мне сбегать, принести еще?
– Неужели кончилось? – спрашивает Карен. – Я ведь много купила, и у нас еще пара ящиков в шкафу.
– Все закончилось, – уверяет ее Стив.
Анна наблюдает за ним из дверей гостиной.
Карен в замешательстве.
– Н-ну, да, м-м-м… Пожалуй, тогда нам понадобится еще.
– Я схожу, – снова предлагает Стив.
– Спасибо. Это было бы прекрасно.
Но, постояв немного, он вдруг выпаливает:
– Мне нужны деньги.
– Конечно, извини.
Анна испытывает досаду. Уж сегодня-то Карен меньше всего должна думать о деньгах. Анну всегда возмущает, что Стив зарабатывает мало, а все заработанное тратит на себя. То есть он привык никогда никому ничего не давать, даже только что овдовевшей женщине на несколько бутылок вина.
– Я разберусь с этим, – заявляет Анна. – Сейчас, только сумку свою возьму.
– Нет-нет, ничего. Это я должна платить. – Карен, очевидно, неловко от щедрости Анны.
– Потом рассчитаемся, – говорит Анна в надежде, что Карен потом не вспомнит об этом.
– Конечно, – улыбается та и поднимается наверх.
Анна идет на кухню, находит кошелек и достает две двадцатифунтовые бумажки.
– Почему бы тебе не дать мне свою карточку? – предлагает Стив.
Анна не доверяет ему свою карточку после нескольких попоек Стива. Он вполне способен украдкой купить бутылку чего-нибудь покрепче для себя.
– Нет, – говорит она, – этого достаточно. Думаю, тебе лучше кого-нибудь взять с собой, чтобы помог нести. – Если он будет не один, то, с Божьей помощью, у него хватит совести не покупать что-нибудь для себя.
– Почему бы тебе не пойти со мной?
Но Анне не хочется никуда уходить. Ей больше не хочется вина, не хочется минут десять идти по улице и, сказать по правде, не хочется оставаться наедине со Стивом.
– Лучше возьми кого-нибудь из мужчин. Сумки будут тяжелые.
– Я пойду, – вызывается Алан, и они вдвоем уходят.
