23

Наш с Юлей роман начался до того, как мы встретились.

Я почувствовал приближение женщины, которая станет моей.

Я не могу даже сказать, что это была любовь с первого взгляда. Ведь еще до того, как взглянуть на нее, я уже ощутил в водах реки что-то, похожее на сладкую судорогу тонущего. Мне, как и всякому пловцу, доводилось тонуть. И я знаю, как это сладко. Разноцветные видения проносятся в ваших глазах с пузырьками воздуха и вы отплываете в воды Океана покоя и вечной любви, отплываете смирившимся и утешенным.

Может, это богиня вод насылает видения тем, кто идет к ней, чтобы человек не цеплялся за свою земную – во всех ее смыслах, – жизнь?

Не знаю. Я помню лишь, что, когда тонул, странное оцепенение нападало на меня и, любуясь калейдоскопами глаз, я уходил на дно. Всякий раз меня спасали. Спас я и Рину, хоть здорово потом и жалел об этом. Но тогда я еще лишком любил ее, чтобы дать вот просто так уйти, уплыть от меня по течению Днестра в мрачные, таинственные плавни лиманов, а оттуда – в кораллы Средиземного моря, вечно колышущиеся кораллы, словно волосы, волосы тонущих женщин, навсегда застрявших в трюмах погибших кораблей. И вдвойне издевкой судьбы выглядит то, что именно в тот момент, когда я спас Рину, которую еще любил, и начался крах нашего брака.

Первую трещину звали Юлия.

Я даже не взглянул толком в ее лицо в тот вечер, лишь не мог отвести взгляд от декольте. Юля была из породы тех женщин, красота груди которых видна лишь при ее обнажении. В одежде они выглядят худенькими, без – крепкими и даже полными. Мне было на что посмотреть в ту ночь, когда мы стояли над Риной, постанывающей в песке, в ожидании, когда нас найдет кто-то из компании, веселившейся в доме. В ту ночь волосы Рины пропахли тиной и страхом всех утопленников реки. Она лежала в беспамятстве и я даже начал беспокоиться, не закончится ли дело асфиксией или как она, эта штука, называется? Кислород не поступает в мозг долгое время, вы успеваете спасти человека, но сознание его уже мертво. Кажется, на циничном медицинском жаргоне таких называют овощами? Я, встревоженный, присел над женой и похлопал ее по щекам. Девушка, имени которой я тогда еще не знал, присела на корточки рядом со мной. И я не смог заставить себя посмотреть куда-то, кроме ее щели, прикрытой полоской плавок. Интересно, бреется ли она, подумал я жадно. Уставший, я, тем не менее, хотел женщину. На секс с Риной в эту ночь рассчитывать на приходилось, знал я.

Нужно растереть ее лицо, – сказала девушка.

Вы умеете это делать? – спросил я.

Попробую вспомнить уроки военного дела, – сказала она с улыбкой.

Спасибо, – сказал я, – не понимаю, какого черта она полезла в воду, если бы не вы…

Вы отлично справились, – сказала она и принялась растирать щеки Рины, отчего жена застонала.

Вы вдохновили меня, – сказал я.

Вот как? – сказала она, и, перейдя на руки Рины, посмотрела мне в глаза.

Да, – сказал я, и слегка кивнул, потому что больше мне нечего было сказать.

Она, улыбаясь, похлопала по щекам Рины. Жена застонала и ее стошнило несколько раз подряд, сначала зеленым, потом слегка розоватой водой. Я видел, потому что Луна светила ярко. Бедняжку выворачивало так, что ей пришлось глубоко дышать, чтобы успокоиться.

Где это мы, черт побери, – сказала она.

С вами все в порядке, ваш муж спас вас, пока вы тонули, – сказал девушка.

А ты, черт возьми, кто такая? – спросила Рина.

Меня зовут Юля, – сказала она.

Так мы узнали ее имя. Рина посмотрела на нее мутным взглядом, и, опираясь на мою руку, села.

А меня зовут Рина, – сказала она, – этого же мужественного героя в плавках Владимир.

Мы супруги, – сказала она, полуприкрыв глаза.

Я знаю, – приветливо улыбнулась нам Юля.

Юля помогла мне вытащить тебя из воды, – сказал я.

Ты уже уходила ко дну и мы могли потерять тебя из виду, вода в реке темная, – сказал я.

Необязательно расписывать мне трудности, с которыми ты столкнулся, исполняя свой человеческий долг в отношении ближнего своего, – сказала Рина, и я понял, что она оправилась.

Он действительно выхватил вас в последний момент, – сказала девушка.

Рина глянула на нее подозрительно. Но пл лицу Юли нельзя было сказать, что она хотела нанести удар. Она просто констатировала факт. Рина, подумав долю секунды, кивнула.

Спасибо, милый, – сказала она тем своим голосом, от которого мои легкие, сердце и грудная клетка становились комком мягкого масла, и я мог поползти к ней на край света по собачьи, – о, спасибо…

Не знаю, что на меня нашло, – сказала она.

Свет Луны, – сказал я, и мы увидели, что на нас и в самом деле упал лунный свет, в котором мы выглядели странной композицией из серебристых фигур.

И вам спасибо, – сказала Рина.

Пожалуйста, – просто сказала Юля.

Она вообще оказалась немногословна и спокойна.

Это поразило меня. Мало кому удавалось оставаться спокойным в присутствии Рины. Эта женщина – катализатор всего того дерьма, которое таилось в вас, как сероводород в Черном море – под толщей воды и песка. Стоило вам оказаться поблизости от Рины, как дьявольские пласты вас начинали сходиться и сталкиваться, словно материки на жидкой магме. Наружу вырывались огонь и камни. Любая другая женщина сейчас бы или дрочила, или, сойдя с ума, вырывала себе матку, чтобы принести ее в зубах на вершину жертвенной пирамиды, или, рыдая, пыталась бы утопиться. О, Рина сводила женщин с ума по особенному, не так, как мужчин. Но Юля была нечувствительна к волнам удушливой злости, которые источала Рина.

Роза, ад источающая.

Вот кто моя жена и вы чувствовали это, приблизившись к ней на расстояние вытянутой руки. Это пугало, волновало, тревожило, на худой конец, озадачивало. Но Юле было все равно. Она источала – словно в ответ – лишь доброжелательный спокойный интерес. Словно ботаник, склонившийся над редким видом ядовитого цветка, она смотрела на Рину с интересом и без страха. Добавьте к этому, что она была молода, очень молода, и вы поймете, в какой тупик зашла Рина, пытаясь понять, что именно она видит в этой красивой и умной – вот еще одно дьявольской сочетание – блондинке.

Все это, – я видел, – так озадачило Рину, что она отложила решение проблемы по имени «Юлия» на потом.

Обязательно приезжайте к нам на следующую вечеринку, – сказала моя жена Юле.

Я приеду, – сказала та.

Рина встала, пошатываясь, и обняла меня за плечи. Юля смотрела на нас блестящими в свете луны глазами. Мы оба пялились на ее стройные ноги. Голоса были слышны все ближе.

Давайте пойдем им навстречу, – сказала Рина.

Она встала между мной и Юлей, – чтобы мы поддерживали ее, ну, и чтобы разбить связку, – и мы, поддерживая Рину, пошли. Внезапно она остановилась.

Но я-то голая, – сказала она, – а вы в купальниках.

Юля взглянула не нее с интересом.

Вы хотите, чтобы я разделась? – спросила она.

Я хочу, чтобы вы оба разделись, – сказала капризно Рина, приходившая в себя на глазах.

Так свежее мясо, которое вы ткнули пальцем, на глазах у вас наливается соком и вмятина исчезает, словно в обратной замедленной съемке. Воистину, подумал я, даже смерть бессильна над моей сумасшедшей проклятой, ненавистной, обожаемой сукой женой.

Время показало, как я ошибался.

Но тогда Рина наливалась плотью и кровью буквально на глазах. Она приходила в себя так быстро, что я бы диву давался, не будь я ее супруг с пятилетним стажем. Юля, нисколько не удивившись, развязала шнурок верхней части купальника. И сняла его. У нее были красивые – тяжелые, чуть продолговатые, с большими розовыми сосками, которые в свете луны выглядели посеребренными, – груди. Тяжесть их стремилась вниз, они не были раздуты вширь, как дурно сделанные протезы, которыми надувают своих пациенток пластические хирурги. Но грудной клетки они касались лишь там, откуда росли. У нее была красивая, не обвисшая грудь третьего размера. Не могу сказать, что я определил его на глаз. Я просто не удержался – с ней у меня не получалось этого делать с самого начала, – и спросил, каков он.

Третьего, – сказала она.

Если Рину это и взбесило, она не показала виду. У нее тоже была красивая грудь, крепкая, как молодые яблоки, но небольшая. Я не раз говорил ей, что люблю ее и ее грудь, и она знала, что это так. Но какое значение имеет, верите ли вы в бога-императора или нет, если вас все равно внесли в проскрипции, чтобы отдать на растерзание львам? Рина плевала на то, люблю я ее или нет. Рина хотела моей крови и моих кишок, чтобы слепить из них босховы фигуры своего наступающего безумия. Она жаждала вырвать мои ребра, чтобы, натянув меж ними мою кожу, сделать лук и стрелять из него золотыми стрелами Аполлона во все, что она увидит, сидя на облаках. Из моего члена она жаждала вырезать прекрасную золоченую флейту и сыграть на ней те грустные песни, что насвистывал Пан, свергнутый с пьедестала богов гнусными христианами. Моим мясом она мечтала набить свои походные сумки, после чего – отправиться на покорение неизведанных земель, где черви танцуют на ложах гробов.

Сидя на этих гробах, я возвращаюсь в ту ночь.

Мы красовались тремя серебристыми фигурами на черном песке в ту ночь, и мы светились, словно призраки мертвых.

После Юля сняла плавки, и я увидел, что она не бреет лобок. Но волосы у нее и там были редкими, и, – как у всех натуральных блондинок, – практически незаметными. Глядя ей в промежность, я снял плавки. Она глядела на меня с улыбкой средиземноморского бога, аттического Аполлона. Уголки губ слегка подняты, голова чуть задрана назад. В ее взгляде я распознал торжество, радость, отсутствие какой-либо рефлексии, спокойствие, и беспримесное любопытство к жизни.

Юля казалась моложе нас с Риной на три тысячи лет.