21

Когда все кончилось, я сполз с простыни со свежими пятами крови, – старые, от покойницы, уже подсыхали, – и лег на пол. Я был весь мокрый. От едкого пота защипал глаза, так что пришлось крепко зажмуриться. Из темноты с оранжевыми кляксами и сиреневыми точками раздался голос Любы.

Девушка в подвале рассказала мне, что это ты убил ее, – сказала она.

И что ты убил Рину, – сказала она.

И что ты убил меня, – сказала она.

Ну, она выиграла одну скачку из трех, – сказал я.

Из пяти, – сказала она.

Что? – сказал я.

Девушка рассказала, что ты убил еще двух женщин, – сказала Люба, осторожно трогая под носом.

Прости, я спьяну, – сказал я.

Это ерунда в сравнении со смертью, – сказала она.

Если скажешь об этом еще раз, выгоню голой на улицу, – сказал я.

Все равно, – сказал она, – такое впечатление, что в вашем городишке только ты, да твоя озабоченная соседка, – сказала Люба.

Хочешь, позовем ее к нам? – сказал я.

Нет, – сказала Люба.

Я пожал плечами. Нашел в углу на кресле халат – Рину, конечно же, бесило, что я разбрасываю вещи по дому, а вот когда это делали ее обожаемые гости, с половиной из которых она спала, моя жена лишь поощрительно улыбалась, – и, не завязывая пояса, спустился вниз. Вернулся с бутылкой. Судя по всему. Рина действительно ушла. Неделя молчания, это на нее не похоже. И, судя по всему, вернется она лишь несколько месяцев спустя. За своей долей дома. Проще говоря, за деньгами. Которых у меня, кстати, не очень много. Я впервые подумал что, пожелай она развода, то я останусь раздетым. Прямо как сейчас. Следовало подумать об этом.

Я выпил из горлышка и едва не упал. Меня толкнула, проносясь мимо, Люба. Споткнувшись, она буквально выпала за порог дома, и, оглянувшись на меня искаженным лицом, рванула к гаражу. От удивления я даже забежал наверх, проверить, не случилось ли чего там? Ничего особенного. Обычный для нашего дома пейзаж. Смятые простыни в крови, и беспорядок в комнате.

Я выбежал во двор, запахнув халат. Люба сидела в машине и пыталась ее завести. Полуодетая, она выглядела безумной.

Какого черта? – спросил я ее пораженно.

Я уезжаю, – сказала она, пытаясь закрыть окно.

В чем дело? – сказал я, сунув в щель бутылку.

Крепкая, четырехгранная бутыль не оставляла ей ни одного шанса.

Отойди от машины, – сказала она.

Я точно знаю, что ты сегодня должен меня убить, – сказала она.

Успокойся, сумасшедшая, – прошипел я.

Сейчас я выну бутылку и ты уедешь, какие к черту проблемы? – сказал я.

Она чуть успокоилась, хоть и глядела чуть в сторону. Я оглянулся. Тучи достигли нашего городка. Лес тонул в темноте. Ветер даже пару раз подбросил теннисные мячики на соседском дворе. Ярко-зеленая обычно трава выглядела болотом. Да, газон соседки был словно болото, темное, опасное, и непроходимое. Свет творит чудеса, вспомнил я разглагольствования какого-то пьяного ублюдка, которого Рина притащила в дом, художника, что ли? Не уверен. Знакомым Рины необязательно было быть писателями или художниками, чтобы нахально разглагольствовать о литературе или живописи. Напыщенные мудаки были теоретиками. Так что он мог и не быть художником.

Точно я знал лишь одно этот ублюдок переспал с Риной.

Вернее, она его трахнула. Пока я обжимался с Любой, чей муж воображал себя на свинг-вечеринке с двумя какими-то шлюхами из курортного поселка по соседству с городком. Кажется, это было позапрошлое лето. Лицо Любы потемнело и я понял, что тень от туч достигла и нашего дома.

Зайди в дом, – сказал я.

Нет, говори тут, – сказала она.

Я оглянулся еще раз. Показалось мне, или что-то белое на самом деле мелькнуло в уголке моего глаза? От давления скачут не только мысли, но еще и пятна в глазах. Люба с трудом сглотнула.

Успокойся и оденься в доме, – сказал я.

А потом уезжай, если уж у тебя приступ паники, – сказал я.

Просто обещай мне, что никому не скажешь, – сказал я.

Мне страшно, – сказала она.

Я пальцем тебя не трону, идиотка, – сказал я.

Чтобы я лишился моей Любви, моего станка для секса, моей роскошной дырки? – сказал я нарочито грубо.

Мне за тебя страшно, – сказала она.

Я разберусь со своими проблемами, – сказал я.

Ладно, – сказала она.

Ладно, – сказал я, – езжай так.

Вынул бутылку – она не стала закрывать окно больше, – и отошел. Она улыбнулась мне слабо и повернула ключи. Автомобиль не заводился. И после трех-четырех раз не завелся. Люба паниковала. Ее черные растрепанные волосы, покрытое пятнами после секса лицо, сумасшедшие глаза… Я подумал, что она похожа на Медузу, которая взглянула сама на себя и не в состоянии оторвать взгляда. Прогрессирующий ужас. На секунду наши взгляды пересеклись, и она выскочила из машины, бросившись в дом. Я с показным вздохом – на случай, если каким-то чудом кто-то еще из соседей остался в городке, – глянул в небо и покачал головой. Раз уж это увидят, то мне хотелось, чтобы все это выглядело как легкая ссора любовников.

Интересно, почему все-таки у нее не завелась машина?

Я похлопал автомобиль по капоту – теплый, как Любина задница, – и пошел в дом. На ступенях еще раз картинно застыл с демонстративно укоризненной улыбкой, и открыл дверь. В прихожей ее не было, и в комнатах тоже. Я спустился в подвал, и увидел, что она лежит там у ступенек, сжав голову руками.

Ладно, чтоб тебя черти побрали, – сказал я.

Сейчас я одеваюсь и отвожу тебя в город, – сказал я.

Она молчала. Я спустился, чуть откинувшись назад, – ступеньки у нас крутые, – и потрогал ее за плечо. Если она, ринувшись с испугу в подвал, сломала себя шею, это окажется самый идиотский и невероятный поворот событий, – подумал я.

Нужно ли говорить, что так оно и случилось.