Глава 30

Жителю умеренного климата будет на что полюбоваться, окажись он на тропической реке в полудикой местности. Огромные рыбины совершенно безбоязненно подходят к борту, будто приглашая для ловли себя голыми руками. Туземцы охотятся на них с луками, привязывая к стрелам тонкие бечевки. Иногда можно заметить спешащего по своим темным делам крокодила, а если суденышко идет вблизи берегов, то можно полюбоваться, как эти рептилии нежатся на песочке. Ну или хотя бы рассмотреть их характерные следы. И без бегемотов никак не обойтись, этими животными лучше любоваться издали, потому как флегматичны они лишь до того момента, как придут в ярость, а особого повода для ухудшения настроения им не требуется.

Птицы самые разные, от длиннохвостых попугаев до гигантских цапель; диковинная растительность с великолепными цветами; хищные и травоядные обитатели суши, выходящие к водопою; ветки тропических деревьев, опустившиеся к воде под тяжестью плодов… В общем, здесь всегда есть на что взглянуть.

Картины, которые должны услаждать взгляды туристов, меня не волновали совершенно. Случилось то, чего подспудно опасался все это время. Я заболел.

Такова уж злодейка-судьба: человека игнорируют москиты и клещи, вечно голодные пиявки и те не присасываются, зато мелкие, невидимые взгляду существа решили, что он им подходит.

Не сказать, что я падаю — с ног, но это не утешает, ведь инфекционные болезни развиваются по одному и тому же сценарию. Первым следует инкубационный период, когда человек даже не подозревает, что его организм оккупировали микроскопические вредители, далее проявляются первые симптомы, и только затем начинается самое нехорошее.

Я пока что на стадии первых симптомов. У меня редкие приступы неудержимого кашля с кровью, при которых темнеет в глазах и слабеют колени. Усилилась потребность в жидкости, я стал пить гораздо чаще, снимая неприятную сухость во рту. Возможно, чуть повысилась температура, но я в этом не уверен.

Что за гадость ко мне прицепилась? Да без понятия. Тропики — это такое место, где белому человеку всегда найдется от чего помереть. В отличие от туземцев он не знаком с целым сонмом местных болячек, иммунитету северянина приходится несладко в битве с ними. Да что там говорить о микробах, если есть риск склеить ласты, всего лишь приняв на грудь относительно скромную порцию пальмового вина. И это при том, что аборигены лакают его вместо воды.

Да тут малейшая царапина с приличной вероятностью может привести к столбняку. Впрочем, виноваты в последнем все те же микробы.

Белому человеку здесь сама природа не рада…

Как лечить? И надо ли вообще такое лечить? Вдруг это пустяк, не заслуживающий внимания врачей?

Вопросов тьма, ответов ноль.

— Господин Леон, вот за тем мысом залив. Там вас должны ждать.

— Благодарю, Ранник, довезли быстро и с удобствами.

— Не благодарите раньше времени, пока что не довез. Вы бы проверили свою винтовку, а то всякое случается. Один раз вез таких пассажиров и привез на свою голову. Ждали нас там не те, кто надо, и не просто ждали, а ждали с пушкой. Хорошо, промазали первым выстрелом, я успел отвернуть к тростнику. Вторым правда трубу сбили, но это уже вслепую. Спасибо, что голову не оторвали.

Бугае, встав на носу, вгляделся в сторону берега и уверенно произнес:

— Нет, это свои. И они без пушки.

По пути в лагерь я обнаружил новый симптом болезни: если долго скакать в седле, начинает укачивать и глаза устают. Раньше такого не наблюдалось, у меня вообще идеальный вестибулярный аппарат, даже морская болезнь доставала в последнюю очередь и только в самых запущенных случаях. Вроде того, когда меня всю ночь гоняло по штормовому морю на крохотной надувной лодке, а до этого я как следует набрался на пляжной вечеринке.

Мне все больше и больше не нравится эта болячка.

А еще больше не нравится то, что внушенный самому себе миф о полной неуязвимости к местным паразитам, кровососам, микробам и прочему оказался тем еще враньем…

Пока что я с успехом скрывал недомогание, объясняя кашель застрявшей в горле рыбной костью. Дескать, она мне не особо мешает, даже забавляет. Многие не поймут, если окажется, что демон страдает от лихорадки или другой заразы, как простые смертные. Так что сразу бежать искать городских врачей не стоит, они отличаются повышенной болтливостью, и к тому же среди них хватает шарлатанов, которые умеют лишь гонорары считать.

Зато знаю я одного доктора безо всяких дипломов, но при этом доверять ему можно, почти как себе.

Поэтому, добравшись до лагеря, я думал лишь об одном. И, вместо того чтобы лично доставить генералу пленницу, обратился к Бугасу:

— Проследите, чтобы Амата не сверзилась с лошади на последних шагах. Она ведь нужна без царапины.

— А сами?

— Дело у меня срочное, личного характера. Если генерал спросит, где р, скажи, что буду позже.

— Хорошо, Леон.

Бегом, бегом, к дальней окраине лагеря. Впрочем, стоп, надо бы к себе заглянуть, а то глотка в очередной раз пересохла, а Мюльс умеет делать чудесный по вкусу квас, причем ухитряется доводить его чуть ли не до ледяного состояния без всяких холодильников.

Поездка по здешнему солнцепеку и для здорового человека — то еще испытание. Я сейчас готов литр в два глотка оприходовать, а лучше полтора.

— Мюльс?!

Нет ответа. И повозки с пулеметом перед входом нет. Опять в бой погнали или что-то сломалось? Но в последнем случае он бы здесь остался, Мюльс все на месте чинит.

Откуда ни возьмись появился Шфарич и, жуя свою нескончаемую гадость, поприветствовал:

— О! Леон! Я и не знал, что ты уже вернулся. Ну здравствуй.

— И тебе не болеть. Не знаешь, где Мюльс?

— Ты разве не слышал? А… Ну да, тебя же не было несколько дней. Тю-тю, в канаве теперь наш Мюльс.

— Что?!

— Расстреляли его и в ров бросили, куда всех бросают. Такие вот дела.

— За что?!

— Трусоват, толку от него нет. И пулемет опять сломался. Народ шептался, будто тот сам его ломает, чтобы в бой не посылали. Дошло до генерала, а он на руку скор, отмашку дал, вот мы его и того. А пулемет перетащили к Грулу, ждем мастера, должны привезти. Не знаю только, кого стрелять посадят, не всякому такое понравится, да и ответ по пулеметчикам куда чаще, чем по другим, прилетает. Леон, чего это с тобой? Да ты с лица спал? Из-за Мюльса? Ты же вроде по мужикам не того, тебе тощие бабы по душе, чего же так расстраиваешься?

Механик не был моим другом. Но, черт побери, он был единственным здесь человеком, который проявлял хоть какую-то заботу обо мне. Миска солдатской каши с маслом в походе и что-нибудь куда съедобнее в спокойные времена. Тот же квас и прочие бытовые мелочи, которые делали мою нынешнюю жизнь чуть приятнее. Я ведь тот еще эгоист, очень такое ценю. К тому же Мюльс держался меня, считал своим покровителем.

А я вот не защитил…

— Леон, да ты спятил!

Это Шфарич кричал, уже валяясь в унавоженной пыли. Я и сам не заметил, как ладонь сжалась в кулак и врезала как следует. Забылся на мгновение.

— Ты что сказал, тля?! Что Мюльс для меня дороже бабы?!

— Леон, да я вовсе не то имел в виду! Уймись!

— Следи за языком, а то часто падать будешь!

Развернувшись, я направился дальше. В палатку возвращаться теперь незачем.

— Как давно у вас это?

— Вчера утром кашлять начал.

— Что при этом было?

— Ну как и сказал: кашель с кровью, в глазах темнеет и устают они сильно, если долго на лошади скакать. Да и укачивает при этом.

— Нет, я о том, что было в тот момент и перед этим. Верхом долго проскакали, просто спали или что-нибудь еще делали?

— Ну… перед этим меня едва не убили, потом пришлось убегать и меня опять пытались убить. Но второй раз уже несерьезно, издали стреляли из пушки по лодке, на которой я улепетывал. Рассвет, снаряды падают, красота, в общем. Простите, подробности рассказать не могу.

Нибр почесал в затылке, затем дернулся, посмотрел на свои ладони. Не вымытые после операции, выглядели они не очень симпатично. Спрятав руки за спину, он вздохнул:

— Ну что я могу сказать, Леон, вам и повезло, и не повезло. Хотя какое там повезло…

— Что у меня?

— Не знаю. — Нибр пожал плечами. — И к городским врачам можете не ходить, они тоже не знают. Спрашивал я их уже, они дикую чушь несут в ответ. Один вон сказал, что такое случается, если человека укусит трехрогий клещ. Вас он, случайно, не кусал?

— Меня даже москиты стороной облетают.

— А трехрогий клещ — жук просто. Он не кусается, безобиднейшее создание. Ну а если бы кусался, вы бы такое точно заметили, потому как у них детеныш в половину ладони, а о взрослом и говорить нечего.

— То есть врачи не знают, что это за болезнь?

— Клещевой лихорадкой тот типчик назвал, только чепуха это все. Уж трехрогий клещ точно в таком не виноват.

— Да по большому счету мне плевать на виновников, мне другое важно.

— Понимаю. В общем, вам немного повезло. Эта болячка умеет прятаться, чтобы потом резко свалить с ног. Вы переволновались, при этом оказались утром на реке, где сырость, от такого она могла проявиться раньше. Знаю, что у тех, кто в спокойных условиях живет, она куда резче начинается, в тот момент, когда весь организм уже под ней. Вот, книги я начал почитывать о врачебном деле, там она тоже описана, и называют ее скоротечной тропической чахоткой. Книге я куда больше верю, чем городским коновалам.

— Мне не понравилось слово «скоротечная».

— А уж как мне оно не нравится, слов нет. Но куда тут денешься, если так оно и есть. Обычно все начинается с того, что человека начинает рвать с кровью. Ни пищу, ни воду не может принимать, сразу все назад лезет.

— У меня не так.

— Да, у вас раньше проявилась, говорил ведь уже, так бывает. Кашель с кровью, при нем слабеют поджилки, пульс частый, зрачки расширенные, раздражающая сухость во рту, глазная слабость. Все сходится. С аппетитом у вас как?

— С утра не ел ничего, и не хочется.

— Плохо у вас с аппетитом, так и должно быть.

— Как это вылечить?

Нибр пожал плечами:

— Не знаю. Может, других докторов поспрашивать, только я уже спрашивал, и все без толку. Знают лишь то, что это не заразно, а откуда появляется и как лечится, никто не скажет. На моей памяти таких, как вы, было около двух дюжин, и все закончили одинаково плохо. Уж простите, Леон, но как есть должен все говорить.

— Все умерли?

— Да. Тяжелой смертью. Но у вас раньше проявилось, можно попробовать облегчить ход болезни. Есть у меня капли для аппетита, чтобы не слабели. С ними сможете сохранять силы до того момента, когда начнется рвота. Боли в груди и животе далее станут нестерпимыми, но на этот случай есть опиум. Говорят, из него научились делать совсем уж сильную штуку против боли, но до нас такое лекарство еще не доходило.

— Ну да, морфий для умирающего…

— Простите, что вы сказали?

— Неважно. Сколько у меня времени?

— Трудно сказать. С такими симптомами, как у вас, можно протянуть месяц или два, а можно и за пару недель уйти. Все по-разному. Я бы поставил на то, что продержитесь не хуже других. Вы молоды, сильны, ни на что до этого не жаловались, это помогает.

— Больше двух месяцев никто не прожил?

— Из тех, кого я лечил, никто. У других докторов случалось и два с половиной держались, но это редкие случаи. В книге тоже такие цифры. И кстати, Леон, у вас еще кое-что наблюдается. Высыпание под веками, это частая болячка, почти у всех лечится, если как можно быстрее за нее взяться. Но как с вами быть, даже не знаю, потому как помимо прочего надо будет выпивать по большой банке весьма противного отвара утром и вечером, а это будет невозможно сделать при сильной рвоте.

Да я прямо-таки рассадник болячек…

— Нибр, а что будет, если это не лечить?

— Ну, если запустить вконец, дело может до гнойников и даже слепоты дойти. Это если полгода не лечить или больше.

— Гм… С учетом того, что жить мне осталось не более пары месяцев, будет странным волноваться по поводу отвара.

— А ведь и правда. Простите, глупость сморозил.

— Больше ничего у меня не нашли?

— Пока нет, но я, сами знаете, ненастоящий доктор, вам бы к кому другому…

— Зато вы говорите только то, в чем полностью уверены, и не ошибаетесь. Нибр, прошу о том, что вы узнали, помалкивать. Никому ни слова.

— Конечно, Леон, никто не узнает.

— Вообще не говорите, что я здесь был.

— Но люди видели.

— Вот. — Я протянул кошелек. — Это деньги на похороны. Знаете Мюльса?

— Пулеметчика?

— Да. Найдите его тело во рву и сожгите. Это его просьба на случай смерти. Кто будет спрашивать насчет меня, говорите, что приходил договариваться насчет кремации.

— Не надо денег, устрою все и так.

— Берите, вряд ли вы теперь меня когда-нибудь увидите, а деньги вам лишними не будут.

— Не увижу вас? Леон, вы что задумали?

— Если здесь нет лечения, надо его поискать.

— Боюсь, вы зря потратите время. Есть много болезней, с которыми мы ничего не можем поделать. Их становится все меньше и меньше, может, и от вашей средство нашли, только где? Никто о таком не слышал, а я ведь у всех интересуюсь.

— Я все же попытаюсь найти.

— Удачи вам, Леон. И знаете, я почему-то верю, что это не конец. Такой уж вы, наверное, человек, невозможно поверить, что это конец, глядя на вас.

— Это не конец, Нибр, далеко не конец. Просто придется кое-что поменять в своей жизни…

— Только себя не меняйте. Вы хороший человек, получше многих. Так что если есть на небесах тот, в кого верят блезы, то он не должен оставить вас без помощи.

Думал ли я, что когда-нибудь обзаведусь неизлечимой болячкой? Глупый вопрос… Нет, я, конечно, понимал, что риск заполучить тот же СПИД или банальный герпес достаточно велик, но в этих случаях, как правило, хватает несложных мер предосторожности в личной жизни. К тому же, даже подцепив ВИЧ-инфекцию, ты не получаешь заодно и смертный приговор. Современная медицина способна поддерживать твою жизнь десятилетиями, а там, глядишь, откроют новые лекарства или еще что-нибудь придумают. В общем, не сказать, что я проводил свои дни в тени от топора палача.

Не думал, а все же допрыгался… Мой цветущий организм неотвратимо уничтожает какая-то здешняя бацилла, и никто не знает, как с ней бороться. Собственно, разнообразные болезни тут резвятся вовсю, врачи сражаются только против симптомов. У пациента обезвоживание? Пусть пьет ведрами. Запор? Ведро слабительного. Нет эффекта? Ну тогда поставьте ему клизму такого же литража. Не помогло и помер? Вечная память.

А вот и капельницу изобрели, теперь можно заливать следующему страдальцу внутривенно, глядишь, и выкарабкается. Жар такой, что кровь сворачивается? Обложим его мокрыми тряпками, а не поможет, так устроим ванну со льдом.

Помер от пневмонии? Заводите следующего.

Неудивительно, что при таких методах угодить в лапы к врачу здесь означало почти что верную смерть. Собственно, без приличной доли везения уйти от эскулапов на своих двоих, а не в деревянном ящике не получится.

Не сказать, что в привычной мне медицине с симптомами вообще не борются. Но дело в том, что даже при самых передовых методах это не панацея. Во многих случаях шансы на излечение есть лишь в одном случае — когда бьют по первопричине болезни.

Антибиотики — вот что бьет по невидимым врагам. Самый простой пенициллин здесь неизвестен. Здешние микробы знать не знают, что существуют подобные средства их геноцида и первое применение будет той еще бомбой. Аннигилирует все местное, у бацилл-аборигенов нет защитных механизмов против подобных лекарств. Это наши за десятилетия борьбы выработали устойчивость, здесь же никто не сможет оказать сопротивление.

Но есть маленькая проблема. В аптеках пенициллин не продают, как уже сказал, здесь он неизвестен. Если сильно нужен, изволь сделать самостоятельно. Каким образом? Знаю, что нужна какая-то плесень, но понятия не имею, водится ли она в этом мире, а если и водится, то как ее выращивать? А выделение и очистка препарата? В лучшем, крайне маловероятном случае на создание антибиотика у меня уйдут долгие годы.

Два месяца, и это в лучшем случае. Нет у меня долгих лет в запасе.

Думай, Леон, думай…

А что тут думать? Я пока что вижу ровно один вариант — надо срочно вернуться назад, домой. Даже если забросит под ту же стену, после чего расшибусь в лепешку об асфальт, риск приемлем. Куда лучше, чем медленно загибаться от неизвестной науке заразы.

Дома меня вылечат, обязательно вылечат…

Возникает очередной вопрос: как туда попасть? Вопрос пока что без ответа. И есть в лагере один человек, который, возможно, что-то знает. Правда, он не спешит делиться информацией, но я ведь умею быть достаточно настойчивым. К тому же он начал мне понемногу доверять, а это слабость.

Прав был безымянный полковник, доверять даже себе нельзя.