Глава 17

В моем мире лошадь — почти бесполезный пережиток прошлого. Мало где ее применяют по прямому назначению, обычному человеку прокатиться можно разве что на прогулке, причем на самой смирной кляче. Местами можно жизнь прожить и ни разу не увидеть повозку с запряженной клячей. А ведь совсем недавно, мгновение назад по меркам истории, экзотикой был как раз моторный транспорт, а копытный властвовал во всех сферах. Паровозы потеснили его с дальних перевозок, но железные дороги не закрыли все ниши. Автомашины смогли одержать убедительную победу лишь после создания современной дорожной инфраструктуры. И века не прошло с поры, когда овес уступил бензину, но попробуй сейчас найди хорошего наездника.

Было бы забавно посмотреть, как демон кубарем летит из седла при первом же проявлении лошадиного норова. Ну или ходит потом «ноги колесом», бережно лелея беспощадно натертые бедра и ягодицы. Пастухи люди простые, и забавы у них соответствующие. Тем более многие завидуют моим успехам в фантастически популярной игре под названием покер. Она только появилась, а уже завоевала всеобщую любовь. Единственному художнику не дают ни есть, ни спать, требуя обеспечить лагерь достаточным количеством карточных колод.

Но есть тонкий момент: хоть и говорят, что новичкам везет, но покер рассчитан не на слепой случай, а на математику. Опытный игрок это понимает и всегда будет выше тех, кто надеется лишь на капризную фортуну. Ну это, разумеется, в случае, если речь идет о нескольких партиях. В одной меня переиграть легко за счет случайностей раздачи, в трех чуть сложнее, а если просижу за картежным столом полдня, обчищу любого.

Случайности на то и случайности: очень маловероятно, что монета выпадет одной стороной сто раз подряд. Так что ставить надо не на сотню, а на пятьдесят. В покере арифметика чуть сложнее, но для грамотного человека нет никаких сложностей.

Я с математикой дружил, так что мои финансовые дела быстро поправлялись за счет неграмотных ловцов удачи. Естественно, те только тем и занимаются, что мечтают любым способом поквитаться за свои проигрыши. Вот и лошадку подсунули с норовом. Но нет, ребята, не дождетесь, ведь благодаря своей интересной работе я подкован во многих областях, и не всегда только теоретически.

Перед тем как отправиться воровать того самого арабского скакуна, я не одну неделю провел в седле, да и без него тоже. Не столько ради изучения навыков езды, сколько ради понимания поведения объекта заказа. Ведь до тех пор все, что требовалось умыкнуть, вело себя смирно. Да и как ему было себя вести? Сплошь неживые объекты вроде произведений искусства, документов, драгоценностей и прочих безропотно меняющих хозяина предметов.

А конь — совершенно другое дело. Кто может знать, что взбредет ему в голову на самом ответственном этапе кражи? Да никто. Но практика показывает, что профан всегда найдет приключения на мягкие части организма, а тот, кто подкован в вопросе, может избежать их, заранее подстраховавшись.

В общем, местные шутники прогадали, подсунув мне самую норовистую кобылу. И даже их подначки не поправили положение. Слишком уж однотипные они были, в духе «если на своих плечах увидишь копыта, не пугайся, это просто какой-то горячий жеребец решил осчастливить твою клячу». Существует сто один вариант ответа на такое, и почти каждый подразумевает, что перед тем, как начать ритуал приставания к моему транспортному средству, конь осчастливил самого болтуна и всех его родственников.

Мне правда приходилось огрызаться с серьезным видом, ведь по войску стремительно расползаются ужасающие слухи о жутком демоническом Леоне, надо стараться соответствовать.

Хотя странно как-то народ на эти слухи реагирует. Не так, как я рассчитывал. Ну не видно никакого ужаса на лицах и попыток продать душу задорого. Возможно, сказывается отсутствие религиозности и доминирование скептиков.

Вот уже второй день я торчу в лагере мятежников. Здесь даже в уборную не принято ходить пешком, так что седло мне уже осточертело. Почти любой разговор рано или поздно сводится к лошадям, и хорошо, если это не очередная забавно-тошнотворная история на тему скотоложства. Кони всех мастей мне уже ночами сниться начинают, на фоне всех этих бесед и проблем с женским населением — настораживающий признак.

Я считаюсь свободной личностью, но разместили меня в офицерской части лагеря, общение с простыми бойцами ограничено. Командиры кичатся своими званиями, но, по-моему, от рядовых не отличаются — такое же быдло, с теми же интересами и разговорами. На фоне засилья скотоводов выгодно выделяются лишь те, кто в мирное время не был частью толпы. Буржуа, высококвалифицированные по местным меркам работники, немногочисленные представители колониальной интеллигенции, представители чиновничества, бывшие военные и моряки. Вот у них можно почерпнуть нечто большее, чем очередную историю о тонкостях кастрации бычков. Но все равно ни на миг не забываешь, что ты бесконечно далеко от дома: уж слишком все чужое, переполненное непонятными проблемами, вопросы возникают тысячами, причем на ровном месте. Живи я в веке девятнадцатом, возможно, чувствовал бы себя здесь как дома, но увы.

Мне ни разу в жизни не доводилось становиться участником революционных событий, но теоретических познаний хватает. Это интересные и неоднозначные времена. Верные союзники становятся непримиримыми врагами, а злейшие враги друзьями, причем иной раз по нескольку раз. Все меняется так быстро, что за новостями невозможно уследить. Лег спать при монархии, проснулся при республике, а к вечеру вспыхивает мятеж, где сами себя назначившие демократические власти отчаянно отбиваются от перспективного кандидата в диктаторы. Обыватели, поначалу остро реагирующие на любую новость, быстро теряют всякий интерес к происходящему, мечтают лишь о скорейшем окончании всей этой чехарды и с интересом обсуждают разве что динамику неотвратимо растущих цен.

Вот в такой водоворот страстей я сейчас и угодил. И двух дней не прошло с момента, когда отпустил гашетку пулемета, а уже успел узнать, что наш отряд — далеко не единственная кучка предателей. Да и предателями нас никто бы даже не подумал назвать. Мы теперь идейные борцы. За что именно боремся? О, да тут целый список: за свободу и процветание провинции Западная Реула; за резкое повышение доходов буржуазии провинции Западная Реула; за господство Западной Реулы во всем мире; за отмену эксплуатации рабочего класса и крестьянства провинции Западная Реула; за…

Похоже, тут чуть ли не у каждого своя священная цель, и он не придумал ничего лучшего, как добиваться ее с помощью вооруженной борьбы. Возникает логичный вопрос: каким образом люди со столь противоречивыми мотивациями не просто уживаются, а еще и сражаются за свои идеалы плечом к плечу? Ответ выше: они то союзники не разлей вода, то глотки друг другу грызут. Различные группировки конфликтуют, мирятся, как-то сосуществуют, расходятся, чтобы позже опять сойтись, заключают альянсы, тут же их разрывая. Исполинский котел страстей, в котором вот уже несколько месяцев варится целая провинция. Поэтому переход генерала на сторону повстанцев восприняли как что-то само собой разумеющееся, не один раз уже случавшееся. Здесь такое чуть ли не каждый день можно увидеть, потому моя вылазка в лагерь повстанцев прошла как по маслу. Тамошний офицер будто только тем и занимался, что с вечера до утра ждал таких визитеров. Лишь личное участие в событии самого Валатуя указывало, что событие не совсем уж рядовое.

Непросто удерживать маску безразличного к людским страстям демона, когда слышишь некоторые разговоры. Тем более если принимаешь в них участие.

— Грул с нами, теперь и двух недель не пройдет, как возьмем Новый Нариаван. Вот тогда и заживем. Слышал, что Петаро говорил? А говорил он, что работать будем по одиннадцать часов, так что заживем, как не последние люди.

— Простите, но я не совсем вас понимаю. Что хорошего в том, чтобы работать по одиннадцать часов в день?

— Так ведь по четырнадцать всегда работали, а кто-то и по шестнадцать. И выходной будет каждый месяц, вот отдохнем-то.

Как по мне, местный рабочий класс очень уж скромничает, но кто я такой, чтобы придираться к чужой революции?

А вот уже другой кадр:

— Новый Нариаван — единственный порт на нашем побережье. Все товары идут через него, то есть через портовую контору. И со всего взимается колониальный налог. Толку с того, что нам дали статус провинции? По части налогов ничего не изменилось: как было раньше, так и продолжается. Плюс запрет прямой торговли с метрополией. То есть я могу торговать лишь в пределах Западной Реулы. И какой в этом смысл? Кому здесь нужны мои фрукты, если они растут на каждом шагу? Чтобы вывезти их на север, я должен заключить контракт с купцом-перевозчиком из метрополии. Точнее, с купцом, состоящим в колониальной гильдии, а это та еще шайка. Мало того, что сдаешь им за гроши, так еще и обмануть норовят, а управу на таких не найти, судьи смотрят на нас, как на дрессированных обезьян. Пока мы не возьмем внешнюю торговлю в свои руки, так и будем прозябать в нищете.

Судя по внешнему виду, этот офицер прозябал столь страшно, что растолстел до безобразия. Ну да все понятно: ни один капиталист не сможет смириться с ситуацией, когда легкие деньги уходят из-под носа. Если ничего другого не остается, охотно берется за оружие и, если выгода обещает быть немалой, готов пойти на что угодно. Бывали у нас такие революции, знаем. В том числе и колониальные. Достаточно вспомнить Бостонское чаепитие.

— Мой дед был первым, кто начал здесь заниматься каучуком. И если бы не проделки генерал-губернатора, мы бы владели уже всем югом. Отец продолжил его дело, а я продолжу дело отца. Но сейчас становится все труднее и труднее. Везде, где почва подходит для полей и пастбищ, джунгли сводятся. При этом берут только дорогую древесину, остальное попросту сжигается ради плодородной золы. Поэтому за гевеей нам приходится забираться все дальше и дальше, в самые гиблые места. Там дурной климат, много крокодилов и до сих пор остались дикари-каннибалы. Рабочие мрут от желтой лихорадки один за другим, а тех, кто не заболел, людоеды ловят и запекают в засыпанных углями ямах. У них это любимое блюдо. Рабочим, само собой, такие дела не слишком нравятся, их все труднее и труднее нанимать. Выработка падает, доходы уже далеко не те, что были раньше. А ведь спрос на каучук, как назло, только растет. Когда Валатуй возьмет всю провинцию, останется много чинуш Директории, пленных солдат и тех же помешанных на божественном фанатиков. Они здесь лишние, думаю, таким, как я, не откажут, если вместо каторги мы их заберем для работ на юге. Если даже всех до единого испекут дикари, никто не огорчится. Их ведь, как я слышал, вообще собираются без толку сгноить на болотах. Оградят со всех сторон, кормить будут через раз и будут там держать, покуда не передохнут. Штабист Валатуя рассказывал про такой план.

Тоже буржуй, но мечтает об элементах рабовладения. Это мы тоже проходили. И концлагеря тоже проходили. Причем не фашистские, все куда раньше началось. Если не ошибаюсь, первое заведение такого рода приписывают периоду американской Гражданской войны.

— Леон, пойдем бухать.

А это просто заклятый дружище Шфарич. Я этого вонючего садиста одновременно ненавижу и почти люблю. Так и держится поблизости, в лучшие приятели набивается, думает, будто я не знаю, что он негласный соглядатай за неким демоном. Наивный, не придумал ничего лучшего, как раз за разом пытаться меня споить. Оно и понятно, за пьяным и приглядывать проще, и разговорить его куда легче. Да только я если и поддамся алкоголю, то найду для такого дела собутыльников поприличнее.

Он вообще моется когда-нибудь? От него смердит так, что москиты замертво падают еще на подлете.

А это что за яркая птица в этом сером и унылом месте?! Я уже имел сомнительное удовольствие созерцать здешних женщин и впечатления вынес исключительно негативные. Их тут всего лишь два вида. Первый, и он же основной, — «пузатые тумбочки на коротких ножках». Я таких готов терпеть в роли кухарок, но никак не боевых подруг, очень уж вкус привередливый. Со вторыми чуть поинтереснее — хоть и пышки, но жира не настолько уж много, можно простить. Однако здесь, в лагере повстанцев, все они плотно заняты, а некоторые не просто заняты, а заняты небесплатно. То есть сговориться можно, но подобную форму отношений я не признаю. Да и бескорыстные только тем и заняты, что высматривают солдат и офицеров поперспективнее, непрерывно порхая из одной походной койки в другую.

Ах да, есть еще третий вид. И довольно многочисленный. Ходячие скелеты, обтянутые кожей. Насколько я понял, это следствие одной или нескольких здешних болезней. Все соки из организма высасывают, не разжиреешь. Некоторым любителям анемичной красоты такие суповые наборы по душе, но мне при их виде расплакаться хочется.

В общем, ни одного пристойного варианта пока что не встретил. И тут тебе на — неземная красавица даже по меркам оставленного мною мира, и в ее прекрасных глазах ни малейшего намека на счетчик пользователей. Вся такая радостная, искренняя, одета, как простой вакейро, но это только издали можно обмануться. При ближайшем рассмотрении понятно, что поработал хороший портной, не из дешевых. Ухитрился устроить так, что, казалось бы, грубое тряпье выглядит очень даже элегантно и женственно, а местами, даже скажем прямо — обтягивающими местами, откровенно соблазнительно.

Надеюсь, у меня слюни не побежали.

— Леон?! Вы Леон?!

О великие небеса! Да этот ангел обращается ко мне! На ближней дистанции заметно, что насчет неземной красоты я слегка преувеличил — просто симпатичная, ничего особенного. Но в этой пропитанной лошадиным потом конюшне, растянувшейся на квадратный километр, появление подобной особы кажется чудом. Ей бы что-нибудь с парочкой прыщей сделать и чуть косметики местами добавить, и после такого она скрасит самую привередливую тусовку, а не только этот ад грязных пастухов.

— Да, я Леон. А нельзя ли узнать, что за прелестное создание интересуется моей ничтожной персоной?

Тупой какой-то диалог, но я же не виноват, что здесь именно так принято, к тому же отвык от зрелища женской красоты, волнуюсь, как школьник.

— Я почти так вас себе и представляла. Меня зовут Тиата Хати Дабби, я племянница полковника Касдидо, вы, должно быть, его знаете.

Ну да, знаю. Тот самый растолстевший торговец фруктами, который мужественно поднялся на справедливую борьбу во имя торжества внешней торговли и снижения налогового бремени. Очень уж мечтает весь север завалить своими бананами. Как он слезно плакался, прибыль в тридцать пять процентов представляется ему откровенным грабежом, ведь посредники получают в три-четыре раза больше, а если развернуть в метрополии собственную сеть складов и точек розничной продажи, можно сказочно озолотиться за считаные годы.

Какое счастье, что племянница не уродилась в дядю. Тут только за то, что девушка не широкоплеча, можно вручать корону королевы красоты, а у этой к фигуре вообще невозможно придраться. Впрочем, по моим наблюдениям, местные плейбои предпочитают как раз крупных, чтобы мяса побольше, и непременно с жирком. А такие считаются второсортным товаром. Вывод этот сделал, наблюдая за местными дамами полусвета и относительно порядочными барышнями — на стройняшек спрос заметно меньше.

Вон как глаза горят, прыщи опять же иной раз косвенный признак неудовлетворенности. Ну, моя милая, тебе, похоже, подвалило великое счастье.

В виде меня.

— Конечно, знаю. Храбрейший офицер и отличный человек.

Все, что я знал о воинских свершениях Касдидо, — бравому полковнику пришлось в одних подштанниках удирать из лагеря во время наступления Грула, когда части экспедиционного корпуса предприняли неожиданный ночной марш. Но сейчас не тот момент, чтобы припоминать былые неудачи.

— Он мне не рассказывал, что у него есть очаровательная племянница, за такое преступление я просто обязан вызвать его на дуэль.

— Да что вы такое говорите!

И так далее в том же духе. Я уже с первых слов понял, что здесь один из тех случаев, когда сильно напрягаться не придется. Ведь Тиата Хати Дабби прямо сейчас готова спешиться ради того, чтобы отдаться демону прямо здесь, на глазах сотен скучающих скотоводов, в силу превратностей колониальной политики ставших солдатами войска мятежников. Так что процесс обольщения проводил без огонька, рутинно. Зачем карабкаться на длинноногу… на высокое дерево, если переспевший фрукт вот-вот сам свалится тебе в ладонь.

— Я слышала, как про вас говорили странное.

— Про меня много чего говорят, я очень популярен.

— Но они говорили, будто вы демон с далекого юга.

Боги, на лицо можно не смотреть, главное тут фигура, ее будто вырезал самый талантливый скульптор во вселенной.

— Да, Тиата, все именно так. Но не пугайтесь, ведь я самый преданный демон ада. Лично вам преданный. И простите, что называю вас просто по имени. Просто мне кажется, будто я знаю вас давно, очень давно, и вы именно та, кого мне так не хватало.

В бразильской «мыльной опере» я бы имел успех. Эх, кто же знал, так не пришлось бы идти в преступники и падать с крыш. Но от этой чепухи Тиата млела, удерживаясь за луку седла обеими руками. Боится упасть в мои объятия, трусиха.

— Ничего, Леон, я ведь тоже к вам по имени обращаюсь.

— Так у меня нет фамилии, я просто Леон.

— Да? У вас у всех так там… ну там… ну откуда вы прибыли?

— Не у всех. Но я, знаете ли, из тех демонов, которые отвергают веками сложившиеся устои. Аристократия — пережиток дикарских времен, все эти условности в виде знатных фамилий лишь вредят любому делу. В отношениях между разумными созданиями я сторонник максимальной демократичности.

— Как чудесно! Я ведь такая же! И я не одна. У нас целый кружок, вам когда-нибудь надо обязательно со всеми познакомиться, им будет интересно и познавательно. Нам сейчас трудно, мы как раз пытаемся разорвать грань между сословиями. Кто хуже: вакейро или лавочник? Или судовладелец? Ведь даже у представителей древней аристократии такая же кровь в жилах, так откуда взялись все эти предрассудки по поводу различий? Это несправедливо, это дико, с этим надо что-то делать!

Все понятно: местная «идейная комсомолка со взором горящим». До сих пор не сталкивался с таким типажом, но пока что не разочарован и надеюсь на весьма и весьма углубленное знакомство.

— Я с удовольствием посещу собрание вашего кружка, как только появится свободное время.

Если там имеются похожие на нее, то это не кружок, а какой-то мусульманский рай с гуриями. Грех не заглянуть.

— Я приехала сюда раздать подарки раненым. Мы их уже не первый раз собираем. А еще я хочу посетить здешнюю школу. Там ведь учатся и простые дети, ведь многим воинам приходится возить за собой семьи. Мы надеемся, после войны простолюдинов будут принимать больше, ведь каждый имеет право обучиться чтению и счету. Неблагородный человек не виноват в своем происхождении, а грамотность — это то, что нас сближает.

Надо срочно договориться о встрече в вечерний час, и тогда я покажу, что именно сближает нас лучше всего.

— Знаете, Тиата, мне много пришлось общаться с самыми разными людьми, в том числе и простыми. Никоим образом не хочу ставить вам в вину ваше происхождение, но благодаря ему вы, должно быть, не понимаете всей глубины проблем, которые сама человеческая история выставила на их пути. Был бы счастлив просветить вас по сложным вопросам в любой удобный момент. Но только не здесь, требуется куда более располагающая обстановка.

— Леон, вы меня ужасно заинтриговали, я готова прямо сейчас и где скажете.

Бинго! Теперь надо срочно придумать, где в этом похожем на муравейник лагере можно по-быстрому устроить гнездо разврата.

— Леон!

А это что еще за хрен? Впрочем, его я знаю. Один из тех, кому крупно повезло в день нашего приезда. Грул тогда прошелся перед рядами пленных, выбрав из них своих людей. Никто не отказался сменить сторону, и даже без авторитета генерала можно было не удивляться по этому поводу, ведь узников здешнего миниатюрного концлагеря били гораздо чаще, чем кормили. Ну и вешали регулярно.

Этот вечно при Груле ошивается, великовозрастный мальчик на побегушках, денщик, вестовой. Как хочешь, так и называй. Несерьезной внешности, весь какой-то несолидный, к нему по уставу даже самый последний солдат не обращается.

— Чего тебе?

— Вас это… Вас господин генерал вызывает.

Блин! Ну так всегда, только было счастье начало наклевываться, и фигу тебе, недотепа Леон.

— Прелестная Тиата, вынужден вас оставить. Даже нам, обитателям нижнего мира, нельзя забывать о долге.

— Я понимаю, но мы ведь еще увидимся?

— Несомненно. И очень надеюсь, что сегодня. Если господин генерал не нуждается в срочной помощи, вечером я буду свободен и мы очень обстоятельно пообщаемся.

— А расскажете о том, откуда прибыли? Ведь это очень интересно.

— Вам я готов позволить все. До встречи, надеюсь, скорой.

Шагая вслед за посыльным я едва не облизывался, прогоняя из мыслей картины на тему того, как именно намереваюсь провернуть нашу встречу. Из прохода между палаток вынырнул Шфарич, поравнявшись, произнес дежурный вопрос:

— Ну так что, будем бухать? Я тут нашел кое-что. В смысле жидкое.

— Генерал вызвал.

— А чего ему надо?

— Спроси у него.

— Гы-гы-гы. Тьфу. — Жвачка полетела на щедро унавоженную землю. — А чего это ты с тощей козой так долго разговаривал? Улыбалась она так, будто к ней сам наследник империи посватался.

— Шфарич, ты слишком много вопросов задаешь. Лишних.

— Да я и так все знаю. Вид у тебя такой был, что не ошибешься. Предлагал ей славную прогулку на мохнатом велосипеде? Ага, так и есть — предлагал. И чего только нашел в такой? Сосна сухая с ветками обрубленными, таких можно на парусники вместо мачт ставить. Плюнь ты на нее. Хочешь, сговорюсь за тебя с Мадой? Уж тебе она в прогулке точно не откажет, все здешние шлюхи только о том и судачат — какой длины рама на велосипеде демона.

При последних словах Шфарича меня передернуло. Эту Маду я прекрасно знал. Да ее тут все знали. Некоронованная царица шлюх, главный рассадник лобковой вши и возбудителей венерических заболеваний. Плечи штангиста, сальные волосы свисают до середины мясистого зада, грудь размера девятого (вот честное слово не вру), ноги колесом, но при этом просвета меж ними нет, толщина ляжек перекрывает его с лихвой. О ее существовании мне стало известно еще до того, как первый раз увидел. Теснота в лагере безумная, то и дело вынужден слушать чужие беседы. Вот и тогда стал невольным свидетелем диалога двух солдат. Один при этом жаловался на неожиданно возникшие затруднения с мочеиспусканием, а второй на это отвечал, что сложности как раз ожидаемые, потому как это стандартное последствие похода к Маде. А тот оправдывался, что все позабыл в порыве страсти, потому как до безумия обожает длинноволосых.

Незабываемое воспоминание о Маде навело меня на важную мысль, нуждающуюся в срочном уточнении. Интернета здесь нет, в случае самых разных вопросов приходится по старинке прибегать к прямому общению. Хорошо, что Шфарич рядом, уж такое он точно знает.

— Ты мне лучше скажи, как у вас здесь… эээ… ну со средствами защиты. В смысле где бы их достать.

— Защиты? Ну… А, вот ты о чем. Видел я на складе у Тощего пару кирас, можно поспрашивать, может, и договоримся. Только, по мне, толку от них мало, винтовочная пуля легко пробивает даже издали, а картечный заряд требуху отбивает. Да и жара несусветная, испечешься заживо, будто краб в панцире.

Проклятье! Язык я как бы знаю, но голова то и дело подсовывает вместо нормальных слов какие-то многозначительные варианты замены. Неудивительно, ведь некоторые термины здесь попросту неизвестны, вот мозг и пытается подобрать что-нибудь по аналогии.

Неужели здесь такое неизвестно? Или примитивный солдафон незнаком с подобными изысками? В жизни не поверю.

— Ты знаешь, что после походов к Маде у многих возникают кое-какие проблемы…

— Ты о вшах, что ли? Так их и без Мады есть где подцепить, тут как их, так и блох хоть ведрами черпай. Такое всегда бывает, если лошадей много.

— К сожалению, я имел в виду не насекомых.

— А, вот ты о чем. Ну да, случается и такое.

— И как вы от этого защищаетесь? Неужто и правда кирасами?

— Гы-гы-гы! Не, против Мады никакая кираса не поможет. Кто поумнее, те у нее быстро свои дела делают и раму в керосин на замачивание, вроде не только от насекомых помогает, но и от другого. Только медлить нельзя. И путать нельзя, а то над одним подшутили, так он в скипидаре отмочить пытался. Зря он это в общем. Так что ты подумай, я, если что, быстро с ней вопрос улажу, она сговорчивая.

Сама доброта, уладит он… Да если мне эта Мада во сне приснится, разрыв сердца обеспечен. Слишком разные у нас вкусы, Шфарич, слишком…

Кстати, не только вкусы. Я и правда другой, что для инопланетянина неудивительно. Москиты не кусают, мухи тоже в покушениях не замечены. Четвертый день здесь, а никаких признаков недомогания, хотя половина солдат, переживших кошмарный поход по болоту, или слегла, или жалуется на ухудшение самочувствия. Заразы всякой в тех местах хватает. А вот мне хоть бы хны. Я, правда, и раньше на иммунитет не жаловался, но тут скорее всего не только его заслуга.

Доводилось мне читать книжки фантастические, фильмы смотреть, рассуждения всяких умников о колонизации других планет попадались. Чепуха это по большему счету. Даже если предположить, что жизнь имеется где-то еще, помимо Земли, вовсе не обязательно она будет построена на тех же принципах. А если даже так, то какие-то аминокислоты разные будут, симметрия молекул и прочее-прочее, вариантов бесконечное множество. Значит, мы не сумеем ни совместных детей с инопланетянами заводить, ни хотя бы скушать пришельца на завтрак. Нет, в принципе прожевать, может, и получится, только пищеварительная система не извлечет из чужеродных тканей ни грамма полезных веществ.

Я, правда, не ученый, может, где-то и не прав. Но никто меня не переубедит, что мир, в котором я оказался, миллиарды лет развивался сам по себе, без связи с моей родиной. Люди и животные такие же или очень похожие, пищу желудок принимает, воздух пригоден для дыхания, и вообще, отличия лишь в небесах вижу: иные звезды, планет в системе явно больше, луны опять же. Но здесь, внизу, все знакомо. Будто на съемки исторического фильма угодил.

Только вот никакой это не фильм. И не розыгрыш. У меня ровно две версии случившегося осталось: или я стал жертвой в высшей степени реального бреда, или все по-настоящему. Я уверен в своем разуме, так что в первое ни за что не поверю.

Генерал прекрасно устроился, куда лучше, чем я. Его логово ничем не уступало штабу, где днем и ночью ошивался Валатуй. Я не имею в виду роскошь, ведь лидер мятежников очень строго боролся с излишествами, так что подчиненные рядом с ним старались вести себя скромно. Но площадь захваченной ставкой Грула территории, количество палаток, их размеры, широкие промежутки между ними — все очень серьезно. Причем повстанцы его не снабжали, я однажды был свидетелем, как из-за пары вязанок дров здешние кладовщики тот еще скандал закатили. Все добро привозили на повозках разные личности, в которых даже не очень наметанный глаз может опознать людей, не один год отдавших армейской службе. День и ночь во все стороны разъезжались гонцы, чтобы, вернувшись, привезти очередное послание непонятно от кого.

Засев в центральной палатке, Грул, подобно пауку, плел сеть, связывая невидимыми ниточками каких-то лишь ему известных людей. У человека с таким авторитетом друзей хватает, как, впрочем, и врагов. Мятежники не стали его казнить, но особого веса среди них у него пока что нет — он генерал без армии. Так что ему сейчас не до войны, занят тем, что собирает верных людей.

Это мне никто не рассказывал, я сам догадался. Впрочем, должен признать — догадка не из гениальных.

И готов поспорить на большие деньги, что сегодня меня вызвали не ради совместного распития рома. Как бы не пришлось скакать неизвестно куда.

А вечер с Тиатой?! Что же тогда будет?! О нет!

Обстановка в генеральской палатке напомнила мне ту камеру, которую пришлось ненадолго разделить с бедолагой Датом. Мокриц здесь не было, как и сырых каменных стен, но всё остальное почти столь же спартанское. Стол из небрежно оструганных досок, лавки из того же материала, наполовину задернутая ширма позволяет углядеть скрывающуюся за ней койку, столь же убогую. И все, больше здесь ничего не было.

Грул, конечно, солдафон тот еще, но, похоже, здесь имеет место либо острая нехватка средств, либо желание показать, что он такой же простой парень, как эти неграмотные пастухи. Если последнее, выходит перебор. Доводилось мне заглядывать в палатки офицеров Валатуя, так там даже у младших обстановка куда богаче.

Грул указал на лавку:

— Садись. Оставь нас.

Последнее не ко мне, а к посыльному. Стыдно сказать, но я до сих пор не узнал, как его зовут. Спрашивать напрямую как-то неудобно, а другие обращаются к нему как угодно, но только не по имени.

Генерал, рассевшись на лавке напротив, облокотился о стол, тяжело вздохнул и пожаловался:

— Вы хоть спите, а мне здесь ни разу по-человечески отдохнуть не удалось.

Вид у него и правда усталый, а рожа раскрасневшаяся. При такой комплекции при жизни в жарком климате надо бы себя беречь, а то и до удара недалеко. Но я не лез с медицинскими советами, ведь вряд ли меня вызвали за этим.

— Леон, а у вас, у демонов, или с кем ты там у себя якшался, каково?

— Что именно вы имеете в виду?

— Я имею в виду то, что здесь твой лучший друг вдруг оказывается куском обезьяньего дерьма, а тот, кого ты ни во что не ставил, вдруг готов пойти на любое преступление, лишь бы тебе помочь. И все это выясняется не просто так, а в момент, когда помощь тебе нужна просто до зарезу.

— Ну это природа разума, он не существует без подлости, но и благородству есть место.

— Я так почему-то и подумал. Леон, у нас большие проблемы.

— Понимаю.

— Откуда ты это вдруг понял?

— Вы два дня обо мне вообще не вспоминали, а тут вдруг позвали, хотя с ног валитесь от усталости. Уж явно не ради задушевной беседы.

— Мошенник ты, Леон. Слышал, будто ты в эти новомодные рисунки обыграл добрую половину лагеря.

— Да ладно вам наговаривать, там даже четверти не было. И почему сразу мошенник? Люди ведь прекрасно знали, что садятся играть с демоном, так чего они ждали? Да они сами были рады продуться в пух и прах лишь ради того, чтобы потом с гордостью рассказывать, как их без штанов оставил демон из ада. Так что играл я практически честно.

— Ну да… ага… конечно… Слыхал, что днем было? Один ушлый малый пометил карты, а это заметили и переломали хитрецу все пальцы. Так, говоришь, у тебя все по-честному?

— Да я невиннее младенца.

— Не видел ни разу, чтобы младенцы играли в азартные игры.

— Но у меня ведь тоже имеются потребности, а без денег в этом скучном месте можно от голода помереть.

— Скажи еще, что тебя к котлу не подпускали.

— При всем уважении к солдатской пище должен сообщить, что неизменный рацион из каши с кониной меня не прельщает. И вообще, к чему все это? Вы ведь не для того меня позвали, чтобы о карточной игре судачить.

— Ты прав, мне плевать на твои игрушки. Мне, Леон, нужен кое-кто вроде тебя для кое-чего. Дело серьезное и тонкое, а мои мордовороты только ломать умеют. Заодно и покажешь, что умеешь.

— Разве я мало показал?

— А мне всегда мало, так что молчи и слушай ушами, а не задницей, как большинство. Есть один человек, с которым я должен переговорить. Он о таком моем желании не знает и пока что не должен знать. Мне нетрудно дать весть, попросить о встрече, но это будет совсем не то. Просьба, даже такая плевая, для него сигнал слабости, а со слабыми такому говорить не о чем. Вот такие у него странности. А разговор мне нужен. Очень нужен.

— И?

— Что «и»? Если бы я мог прийти к нему и в дверь постучать, так бы, может, и сделал. Да только он в Такварисе, даже подходить к городу теперь опасно. Там в округе квартирует чуть ли не половина армии Дюкуса. Большей частью тыловой сброд, но повязать меня сил хватит. Рожа уж больно приметная, и знают ее почти все. Ребят моих послать можно, но они или дров наломают, или попадутся, потому как у каждого на физиономии пять лет службы минимум отпечатано, да и многих знают не хуже, чем меня. Опасно. Те, кто похитрее, как назло заняты. Вот и подумал, что тебя, Леон, там пока что не знают, а еще ты хитер и удачлив. Вот и вытащишь нужного мне человека на встречу. Вытащишь так, чтобы он не мог отказаться. Все понял?

— Гм… Чую подвох.

— Не будь подвоха, стал бы я к такому мошеннику, как ты, обращаться… Человека этого зовут Надар Раталли, он гражданин Шадарии. У нас вроде как лечит требуху на целебных водах, только не сомневайся — вранье это для отвода глаз. Надар полукровка, но денег у него столько, что не всякий древний род Шадарии может половиной такого состояния похвастать. И он появляется только там, где пахнет крупной наживой. Мелочи ему неинтересны. И сам понимаешь, что такие люди умеют за себя постоять. При нем всегда несколько слуг, некоторые из них бывшие вояки, а может, и бандиты наемные. При надобности и револьвер и нож пустят в ход ловко. Учти, что Дюкусу с шадарцами сейчас ссориться ни к чему, тем более с такими. Ведь в случае малейшей тревоги к дому Надара примчится солдатня. Так что тебе, Леон, придется хорошенько подумать, как бы понастойчивее пригласить его на беседу, но в то же время не огорчить. То есть веди себя с ним как подобает. Он ценит силу, уважает наглость, удачливость тоже уважает. Того, кто устроит глупый переполох с перестрелкой на весь Такварис, он вряд ли станет уважать. Придумай что-то такое, что ему понравится, удивит или хотя бы не покажется совсем уж никчемным. Ты все понял?

— Нет.

— И что тебе непонятно? Ты ведь сам говорил, что прямо-таки демон воровства, вот и пойди укради для меня человека.

— Я там буду один?

— Можешь взять кого угодно, но только помни, что от моих солдат там будет больше вреда, чем пользы. Если кого узнают на улице, бед не оберешься. Опять же в гражданском они сильно выделяться будут, у большинства след от фуражки на всю голову. Я, конечно, чуть преувеличил, но военного, как ни переодевай, заметить нетрудно. Кто-то может спросить, откуда такие красивые ребятки взялись в столь лихое время. Дезертиров хватает, Дюкус их не любит. Еще что не ясно?

— Э… есть один весьма щекотливый момент.

— Говори по-человечески, не тяни.

— У нас не прояснен вопрос с оплатой моих услуг.

— Леон, молчи уже! Радуйся, что тебя до сих пор не расстреляли! Устал уже говорить, что меня твоими сказками о продаже душ не обмануть!

— Я ничего не говорил о душах.

— Да? Ах ты мошенник, весь лагерь обчистил своей игрой, и все тебе мало?! Ну да ладно, для хорошего дела мне ничего не жалко. Ловкий ты, не отнять этого, вот и вперед, покажи еще раз, на что способен. Если все провернешь как надо, не обижу. Деньгами не обижу и прочим. Судя по картам, любишь ты серебро, так что недовольным не останешься. Все понял или вызвать расстрельную команду?

Как же трудно с ним спорить…

— Когда приступать?

— Сейчас.

Эх… Тиата… Какой печальный облом…