Глава 14

Я не специалист по пулеметам, но все же мне кажется, что ленты к ним изготавливаются не из ткани, пусть даже и плотной. Но здесь применяли именно такой материал, и, похоже, удивляло это только меня.

— Солдаты Грула — сплошь тупоголовые недоумки, — проворчал Мюльс, занимаясь набиванием патронов в узкие гнезда.

— Даже не подумаю спорить, мне просто интересно, на каком основании ты сделал такой глубокий вывод?

— Потому что пулемет они не бросили, а вот ленты оставили, лишь патроны из них повытаскивали. Теперь у нас только одна, для боя маловато будет, сам видишь, как медленно набивается, пока перезарядишь, куча времени пройдет. И учти, что потом еще гильзы вытаскивать придется.

— Сколько патронов в ленте?

— Сто пятьдесят пять, флотский стандарт.

— Плохо, маловато будет.

— Я о том же. Куда лучше стандарт крепостной, там двести шестьдесят или двести тридцать в старых лентах, но не дают нам такие. А жаль, ведь там как придавил гашетку, так долго не отпускаешь. Ну это, конечно, если не заклинит механизм. Говорят, при их лентах вечная беда с водой — она закипает в кожухе. На севере чуть проще, а у нас при вечной жаре с этим делом плохо. Вот и не прижился такой стандарт.

— Вода?

— Ну да. Видите кожух вокруг ствола? Там она, родимая, сверху заливается. Если выкипит, металл поведет, ствол после такого никуда не годен, только менять, а ремонт непростой, да и дорогой. Мало того, что патронов прорву машинка такая кушает, так еще сама по себе на вес золота. На всю провинцию их только три, причем один на личном крейсере наместника.

Гм… А ведь та раздражающая дурость генерала, похоже, не на ровном месте появилась. Пулеметов здесь, оказывается, ничтожное количество, и стоят они столь дорого, так что бросать их — последнее дело.

Механик тем временем не останавливался:

— Есть многоствольные картечницы, системы с вращением блока стволов, и старые пулеметы Тракоса. Но у них одна беда — тяжелые станки закреплены на них наглухо, вроде пушек работают. То есть вверх и вниз стволом водить легко, а из стороны в строну уже никак. Только поворотом станка. Как отработают, так в покойниках потом по три десятка пуль находят, а те, кто в паре шагов от них стоял, невредимы. Вот зачем стрелять десятки раз туда, где одного достаточно? То ли дело этот красавец, им траву косить можно, куда угодно разворачивается.

— А почему к тем картечницам станки не переделают?

— Тяжелые заразы, там станок серьезнее делать надо. Но военные в этих штуках давно уже разочаровались, так что никто не хочет заниматься. Тем более потихоньку появляются легкие системы, вроде как у этого. На севере их куда больше, чем у нас, сюда новшества в последнюю очередь доходят.

— Мюльс, ствол у пулемета короче винтовочного, он что, не бьет так далеко?

— Ну винтовка метче, конечно, но и пулемет неплох. Да и пока из нее хороший стрелок два выстрела сделает, он сорок патронов успеет выпустить. Чувствуете разницу? И лошадь очередей длинных пугается, пусть и не всякая. Бывало, пролетаешь над пастбищем, а тут эти скачут. Ну по ним стрелок давай жарить. Часть врассыпную, часть с коней падает, те ведь на дыбы сразу. Хорошие времена были… Леон, чудную вы штуку дали мне, и правда бодрит. Падал ведь с ног, так спать хотелось, а теперь сижу и даже моргать не хочется.

Я не сторонник использования бодрящей химии, но в нашей работе иногда без нее не обойтись. Ночной труд зачастую скучный и монотонный, что при общем адреналине профессии кажется странным. Но случается и такое. А сонливость нам ни к чему, вот и таскаю проверенное средство на всякий случай. Как и обезболивающие, и от желудочных проблем, и многое другое. Небольшая, но разумно подобранная аптечка.

Жаль, что не получилось прихватить с собой тележку уборщика. Там ведь не только швабры с метлами, там и куда более полезные предметы имелись. Рюкзак — хорошая штука, но вот габариты его не так велики, как хотелось бы. При всем желании много не поместится, лишь самое нужное, без чего совсем никак.

Эх, знать бы… Здесь ведь, как я понял, медицина на таком же уровне, что и все остальное. То есть на плачевном. Взять те же антибиотики — их попросту нет. Если ты подцепил в малярийных болотах тропическую лихорадку, даже помолиться не сможешь, потому как религиозность и раньше не одобрялась, а после мятежа Братства, затеянного с целью создания самостоятельного государства, где править будут церковники, за простое упоминание божественного кое-где могут повесить.

Чем вообще лечат хотя бы ту же малярию? Слово это в местном языке есть, значит, и болезнь имеется. Врача в отряде нет, пообщаться на такую тему не с кем. Возможно, применяется что-то вроде древнего хинина и всяких шарлатанских припарок. В общем, болеть тут нельзя.

Интересно, а как здесь обстоят дела с чумой или там с холерой? Если даже в моем мире вспышки случаются, наверняка здесь с этим куда хуже. Пока что я даже не чихнул ни разу, может, это по той же причине, по которой меня не кусают москиты? Было бы здорово, окажись я не по зубам местным бациллам.

— Леон, а о чем вы все время думаете? — неожиданно спросил Мюльс.

— А? — встрепенулся я.

— Ну лицо у вас такое… Ну… Ну вы поняли. Задумчивое в смысле. Уставитесь в одну точку и помалкиваете.

— Да тут есть о чем подумать…

— Думаете, убьют нас сегодня?

— Все может быть, но об этом как раз не думаю. И тебе не советую. Хватит уже бояться, страх при таких делах не помощник.

— Я, Леон, не смерти боюсь, а попасть к ним живым. Они ведь безумцы, всех, кто с техникой дело имеет, лютой смерти придают.

— Так уж и всех? Я вот слышал, что кое-кого возили на поезде, а ведь там паровая машина, за ней следить надо, чинить, управлять. Не сама по себе работает.

— Ну так там за машиниста их люди, считается, что они не грешат. Уж не знаю, как выкручиваются, но никто таких не трогает. Только я другой, меня жалеть не станут.

— Да никого из нас жалеть не станут, без разницы, имеешь ли ты дело с техникой.

— Леон, солдаты вовсю говорят, что вы демон с раскаленного юга. И генерал вас очень ценит. Так вы это… Правда?

— Ну раз солдаты говорят и генерал ценит, то, конечно, правда. Что, испугался?

— Вчера бы испугался, сегодня уже не так как-то… Не страшный вы, просто странно это… Так, значит, ад есть? Получается, есть. Но раз есть ад, значит, и Бог есть?

— Ты чего от меня ждешь? Проповеди? В таком случае это не ко мне — к братьям иди.

— Просто ответьте. Ну если вам не трудно.

— Какой же ты настырный… Знаешь, Мюльс, есть вопросы, на которые даже демоны ответить не могут. Просто не знают.

Механик, закончив набивать ленту, замер, посмотрел вниз, на копошащихся в земле солдат. Лопат на всех не хватало, люди орудовали саблями, мечами и даже ножами, спешно закапываясь в истоптанную землю пастбища. Мюльс, глядя на эту суету, долго молчал, затем неуверенно заговорил:

— А я ведь всегда знал, что есть что-то такое, странное… Ну… не совсем всегда. Однажды, когда еще на флоте служил, канонерку мою занесло к Воротам Дьявола. По своей воле никто туда не подходит, но у нас с машиной неполадки не вовремя случились, еле-еле успели уйти, уже пену видели у скал. Штурман наш поседел после того дня, а юнга вообще умом тронулся. Страху все натерпелись, даже вспоминать не хочется. Но тогда, в тот миг, когда дали полный ход и начали поворачивать, я на небо посмотрел. Все уставились на скалы, лишь я глаза поднял. Туман сильный был, там такое часто случается, и не сплошной, а клоками наползал. И в разрыве его я увидел… Леон, я до сих пор никому не рассказывал о том, что увидел, вам первому. Боялся, что за сумасшедшего примут или вруна. Я, Леон, видел человека летающего. Не шар, и не дирижабль его нес, а птица. Или не птица. Что-то такое непонятное, что и назвать не могу. Но с крыльями. Она ими размахивала быстро-быстро, зависнув на одном месте, а человек на ее спине смотрел вниз, прямо на нас. Мне даже показалось, что наши взгляды встретились. Я отвернулся, протер глаза, опять поднял голову, но там уже ничего не было. Только туман, и он опускался на море. А когда нас накрыло, услышал над головой частое хлопанье огромных крыльев. И тень промелькнула за дальномерным постом. Мне в детстве бабушка рассказывала, что далеко за океаном есть земли, где живут великие волшебники. Они не ходят по земле, их возят по небу сказочные драконы. Есть в этом мире, Леон, много странного. Можно делать вид, что ничего нет, но это обман. Летающие люди, демоны, что еще? Может, вы знаете ответ?

Мне оставалось лишь пожать плечами:

— Я, Мюльс, новичок здесь. Два дня назад даже не знал, что ваш мир существует. Случайно сюда попал. Какие уж тут ответы.

— А правда, что вас вызвал человек, которого навечно заточили в особой камере за колдовство?

Ну и ну, я прямо сейчас наблюдаю рождение свежего мифа, причем сам в нем фигурирую в одной из главных ролей.

— Кто это такую ерунду говорит?

— Да солдаты, кто же еще.

— И да, и нет. Меня и правда призвал заключенный. Но вряд ли его посадили за колдовство. Даже надзиратели не знали, кто он такой и за что заперт в одиночке.

Мюльс кивнул:

— Я слышал про него, мы ведь занимаемся перевозками важных заключенных. И был у нас один, кто уже видел такое или слышал. Особый приказ по всей провинции раз в год рассылают, что всякого странного человека следует держать под замком, не позволяя ни с кем общаться. За такими приходит особая команда, при наместнике они, ничем другим вроде не занимаются всерьез. Они говорят с задержанными, а потом их убивают или забирают неизвестно куда. Редко отпускают, и в этих случаях речь почти всегда идет о сумасшедших. Психи им не интересны, они других убивают, тех, что знают что-то странное.

— Потому ты и помалкивал насчет того летающего человека?

— Да, и поэтому тоже. Еще на флоте знал про такие случаи. По кораблям, которые ходят по южным водам, тоже такой приказ известен. Всей команде его зачитывают под роспись. Если заметил что, обязан сообщить капитану. Только таких болтливых потом снимают с судна, и больше их никто не видит.

Я далекий от мистики человек, суевериям не подвержен, в чертей и богов не верю, но здесь, в неведомом мире, любая, даже самая сомнительная информация может оказаться полезной. Вот и сейчас из короткого рассказа Мюльса выделил интересные моменты, часть которых нуждалась в уточнениях:

— И правда, странно как-то все у вас. Не верите в высшие силы, но при этом какие-то Ворота Дьявола. Кто придумал такое название?

— Не знаю, старое оно очень. Здешнюю часть моря раньше такийцы держали, от них сохранилось. Менять наши не стали, потому как лучше его не назовешь. Срединный океан в этом месте уходит за экватор. Течение, что его делит, в наших краях разгоняется так, что даже крейсеру на полных парах с ним тяжело совладать. Раньше, говорят, оно потише было, вот такийцы и ухитрялись перебираться на наш берег без особых хлопот и не делая крюка к северу. Теперь ни мы к ним, ни они к нам, дорога слишком сложная.

— Не совсем тебя понимаю.

Мюльс, почесав в затылке, попробовал пояснить:

— Представьте себе узкий океан, вытянутый от полюса до экватора. Ну?

— Представил.

— Вот он-то и есть Срединный. С севера на юг по нему идет очень сильное течение. Не знаю, как у такийцев, а у нас под берегом ходить еще можно, но если удалился, понесет к экватору, будто на всех парусах при попутном ветре. Течение непостоянное, от положения Ярри зависит сильно.

— Ярри?

— Да вы и впрямь из далекого ада явились, раз простого не знаете. Ярри — красная быстрая луна; Марри — вторая, серебристая и спокойная. Вот если ты в океане и в этот момент Ярри у тебя над головой, течение совсем безобразным становится. Да и прилив тоже за ней идет. Марри куда меньше в нем виновата. Хотя, когда они объединяют свои усилия, до беды может дойти. Иной год такие приливные волны случаются, что все живое от берегов в панике разбегается.

— А Ворота Дьявола?

— Это под самым экватором. Там наш берег дает изгиб, подходя к такийскому. Всего ничего между ними остается, проход узкий, а в него весь Срединный океан тащит течением. Разгоняется вода, будто в трубе, если корабль не успеет вовремя отвернуть, вдребезги о скалы его разбивает, никто никогда после такого не спасается. А если и уцелел кто каким-то чудом, как дальше быть? Против течения не выгрести никак, на берег тоже не забраться, скалы там везде отвесные, приливами вылизанные. Ни одной даже самой паршивой бухты на сотни миль. Да еще туманы там вечные, ветра дикие. В общем, самые гиблые для моряка места, хуже не знаю. Мы тогда едва не сгинули, не будь мощной машины, не разговаривал бы сейчас с вами. Очень вовремя ее наладить успели, еще чуть, и все бы сгинули.

— А на той стороне? За проходом? Что там?

— Там? Известно что — ничего.

— Так не бывает.

— Разное говорят, но ничего хорошего.

— Разве никто не бывал в Южном полушарии?

— Да кому такое в голову взбредет? Совсем надо жизнь не любить, чтобы в Ворота Дьявола сунуться. Там верная смерть, не зря наш штурман тогда поседел, а ведь он старый моряк и страха не знал.

— Разве нет других путей?

— По Срединному океану точно нет, дальше, по Узкому морю на восток, горы такие, что смотреть страшно, не то что карабкаться по ним. Говорят, так и тянутся они на восток, конца-края им нет. Может, у такийцев есть дорога удобная, только они нам про такое рассказывать не станут. Да и чего лезть на юг, если все говорят, что жизни там нет? Пустыня раскаленная, где от жажды помрешь еще до вечера, а на другой день превратишься в ссохшуюся мумию. Слышал даже, будто олово там плавится на солнце, лужами растекаясь, но как-то не верится в такое.

— А течение?

— Что течение?

— Если масса воды уходит на юг, где-то ведь она должна возвращаться назад, в Северное полушарие?

— Может, где-то и возвращается, мир велик, даже полной его карты никто еще не видел. Только говорят, что вода та испаряется вся без остатка в тамошнем пекле, потом ветер гонит к нам облака, дождь выпадает, и все повторяется.

— Это какие же облака нужны, чтобы целый океан переносить…

— Ну… В Воротах Дьявола вечный туман из-за тех самых облаков, наверное. Может, и другие такие места есть.

— Не помешал? — Шфарич ухмылялся с таким видом, будто выведал о нас некую постыдную тайну. — Вы, я вижу, заняты умными беседами? Ну так пора их прекращать, вон, разведчики скачут и лошадок нахлестывать не успевают. Похоже, за дело браться пора.

Понятия не имею, как это получилось, но уже спустя полчаса после того, как наш отряд достиг укрепленного поста, генерал Грул стал там единоличным командиром. Местный офицер не показался мне несамостоятельным, но авторитет прославленного военачальника или что другое почти мгновенно отбросил его на второстепенные роли. И это с учетом того, что солдаты экспедиционного корпуса и мятежники друг другу не союзники, а как раз наоборот. Но нет же, ни малейшего намека на конфликт и почти полное взаимопонимание. Похоже, здесь каждый понимал, что серьезную атаку хлипкое укрепление со слабым гарнизоном не выдержит, вот и надеялись на чудо.

Роль чуда как раз и должен был сыграть генерал, ведь других кандидатур на такую роль не было. Местные не верили, что их офицер сможет выкрутиться из столь непростой ситуации, да и сам он тоже не верил. Самодовольная рожа Грула и его репутация как бы гарантировали благополучный исход.

И как он ухитряется держаться огурчиком, не спав две ночи и пережив за это время кучу приключений? Ведь безо всякой химии, исключительно на ресурсах организма. Даже я его поневоле уважать начал, а солдаты, что неудивительно, пытались брать пример, делая вид, что не собираются вот-вот упасть от дикой усталости.

Я бы всем таблетки раздал, но, увы, запас мизерный. Как уже говорил, аптечка не из серьезных. Сонный солдат — не лучший воин, и придется с этим смириться.

Осмотрев пост, Грул очень коротко и емко охарактеризовал его оборонные свойства. Если не скатываться до солдафонской лексики, речь шла о том, что в этом загажен… Ну в общем, мы имеем дело не с крепостью, так что отсидеться за жердевой оградой не получится. Против такого трудно возразить, лишь здешний командир добавил, что их поставили не атаки отбивать, а следить за дорогой, не давая залетным шайкам Братства устраивать засады на обозные колонны.

Смешно, но здесь, в местности, некогда покрытой непролазными джунглями, ощущался острый дефицит лесоматериалов. На весь пост лишь несколько бревен, а остальное более-менее ровные жерди, которые заготавливали в кустарниках у водопоев и в зарослях вокруг болота. С камнями аналогично: под слоем дерна лишь жирная почва, даже щебня или песка простого поблизости не найти.

Будь у нас время, еще можно что-то придумать, изыскать резервы. Бросать пост, убегая к следующему, — тоже не выход. И дело вовсе не в том, что это нарушение приказа, который недвусмысленно говорил о тщательной охране дороги в духе «ни шагу назад». Куда бы ты ни подался, везде тебя ждут такие же хлипкие укрепления. Разве что на лошадях уйти в совсем уж далекие дали, вот только животных не хватит даже для местных, не говоря уже о нас. Вот и пришлось выкручиваться с помощью того, что было.

Защитники поста зарылись в землю, устроив круговую линию окопов. Перед брустверами устроили заграждение, на которое пустили часть изгородей.

Главный секрет выстроенной линии обороны, по замыслу генерала, заключался в том, что на небольшом удалении от окопов из собранных по посту бревен и досок устроили приземистую вышку, поставив на ней укрепление из корзин с утрамбованной землей. Там должен был располагаться пулемет при трех бойцах. Как по мне — полная бессмыслица. И к тому же всем троим можно смело выдавать удостоверения почетных смертников. Куда эффективнее из тех же материалов устроить хорошо защищенную огневую точку в линии окопов. И будьте уверены, уж там враги пройдут в последнюю очередь.

Но Грулу виднее.

Я бы не стал так внимательно обдумывать его замыслы, не окажись одним из тех, кого назначили на роль почетных смертников. Ну ладно там Шфарич, эту тварь даже мама родная вряд ли будет жалеть. Ну соглашусь, что лучше Мюльса вряд ли кто управится с пулеметом. Но я-то тут при чем?!

Похоже, генерал твердо решил меня доконать. Мне с первых минут не понравилось наше сотрудничество, и чем дальше, тем больше не нравится. Надо с этим что-то делать…

Но что?