Конечно, человек — суперсоциальный вид, по некоторые проблемы каждому из нас приходится решать в одиночку. Так, мы вынуждены действовать самостоятельно, если нужно выехать задним ходом из гаража, решить, упадет коробка с полки или нет, поразмышлять о том, что нам известно или неизвестно. Успех нашего вида — это не только история о триумфальной социализации. Взрослея, мы все больше узнаем о силах, на которых зиждется окружающий мир, — например, о гравитации. Нам часто приходится двигаться из точки А в точку В так, чтобы не потеряться в пути.

Мир собак примерно такой же.

Все животные должны находить пищу, воду и укрытие, чтобы выжить. Кроме того, важно уметь ориентироваться в пространстве и запоминать, где находятся те или иные вещи. По собаки (а также другие домашние животные) представляют собой особую категорию живых существ, так как об их выживании уже давно заботятся люди, удовлетворяющие все их жизненно важные нужды (иногда, конечно, мы даем нашим любимцам гораздо больше). Возвращаясь к мнению о том, что в результате одомашнивания животное глупеет, зададимся вопросом: ухудшаются ли у домашних животных способности к ориентированию? Ведь многим из них никогда не приходится путешествовать дальше входной двери.

Бывая в Австралии, я каждое утро отправляюсь на пляж и беру с собой собак Шоколадку и Сину. По пути домой нам приходится взбираться на довольно крутой холм. Шоколадка всегда усердно карабкается вместе со мной, а вот Сина пробегает только половину пути, а потом предпочитает срезать дорогу домой прямо по соседским дворам.

Недавно было исследовано умение собак срезать путь. В ходе эксперимента собака следила за тем, как кто-то прятал лакомство на большом поле. После этого исследователь отводил собаку на 30 м от этого места, поворачивал на 90° и отходил с ней еще на 10 м в другом направлении.

В таком случае кратчайший путь к лакомству уже не соответствовал тому пути, который проделали экспериментатор и собака. Пса отпускали, чтобы он нашел еду.

Этот тест может показаться очень простым, но необходимо оговориться, что после того, как лакомство было спрятано, собаке завязывали глаза, затыкали уши, а пищу маскировали. Животное не видело еду и, что еще важнее, не могло ее унюхать или отыскать по каким-то ориентирам. Собаке оставалось только вообразить себе кратчайший путь к лакомству, а не полагаться на органы чувств.

В большинстве опытов собаки находили еду в среднем через 20 секунд. Это означает, что они понимают элементарную тригонометрию — могут найти гипотенузу треугольника, то есть кратчайшее расстояние между точкой, в которой находятся, и местом, где спрятана награда.

Во время одной из наших утренних прогулок Шоколадка и Сина гоняли мячики по волнам. Шоколадка — городская собака, а вот Сина выросла поблизости от пляжа. Шоколадка сразу бросается в воду и спешит прямо к мячу, независимо от того, как я его бросил. Сина же учитывает направление броска и корректирует стратегию. Если я кину мяч прямо в воду, то Сина бежит наперегонки с Шоколадкой. А если я брошу его параллельно береговой линии, то Сина забирает в сторону. Она пробегает большую часть пути по песку пока не сравняется с мячиком — тогда остается проплыть совсем немного, чтобы достать его. Иногда она даже вылезает из воды, пускается по пляжу во всю прыть и только на финише плюхается обратно в море. Возможно, это гибкий навык, основанный на понимании обходных путей, а может быть — и негибкая привычка, сформировавшаяся в ходе ловли мячиков на пляже.

Практика показывает, что собаки способны путаться в пространстве, если им приходится иметь дело с множеством обходных путей и барьеров. В одном эксперименте собаке требовалось обогнуть барьер, чтобы добраться до хозяина, который награждал ее едой и лаской. При первых четырех попытках собака могла проскочить через отверстие, оставленное в барьере.

Но потом отверстие перемещали на другой край барьера — и ни одна из собак не справилась с этой простой задачей с первой попытки.

Даже притом, что собаки видели новое отверстие и уже не было старого, они все равно пытались найти предыдущий лаз. Только после нескольких попыток собаки бежали прямо к новому отверстию, а некоторые испытуемые вообще не могли справиться с этой проблемой. Когда требуется найти путь, собакам порой бывает сложно осознать, что стратегия, которая еще недавно была верной, уже не годится. Именно этим можно объяснить проблемы, с которыми собаки сталкиваются при обучении маневрированию или профессии поводыря.

Поскольку собаки не способны решить простейшую проблему, требующую обходного маневра, они легко запутываются в лабиринте. В ходе исследования более 200 щенят пяти различных пород проверялись на умение выбираться из лабиринта. При этом им приходилось совершать различные повороты и не попадать в пять тупиков.

Лабиринт имел длину всего 5,5 м, но щенки проводили в нем от двух до семи минут при первой попытке. После того как они, наконец, выбирались, экспериментатор обнимал их и угощал рыбкой. Со временем щенки проходили лабиринт увереннее. С десятой попытки все находили выход менее чем за минуту. Интересно отметить, что представители разных пород используют различные стратегии. Ищейки (бигли) отвлекаются потому, что стремятся обнюхать каждый угол, фокстерьеры теряли время, так как на первом этапе всерьез пытались прокусить стены, а басенджи терпеливо, но сравнительно быстро находили выход из лабиринта. За первые несколько попыток большинство щенят совершали примерно по 20 ошибок, но некоторые особо смышленые находили выход почти без промахов. Они медленно пробирались через лабиринт, внимательно выбирая новое направление на каждом повороте. Это довольно примечательно, учитывая, что большинство щенят на протяжении нескольких первых попыток попадали в тупики примерно по 20 раз.

Однако даже самые успешные испытуемые по-настоящему не понимали, что они делают. Вскоре они вырабатывали стратегию «влево-вправо». В таком случае на каждом следующем повороте щенок идет то влево, то вправо, независимо от того, что видит перед собой. Чем больше раз талантливые щенки проходили лабиринт, тем хуже у них это получалось, пока их результаты не становились такими же, как у менее талантливых.

Ситуация оказывается еще печальнее, если сравнивать собак с представителями других видов. Гарри и Марта Франк из Мичиганского университета проверяли, как волки и собаки решают простые задачи, требующие обходного маневра. Лакомство размещали за сетчатой изгородью, которая могла быть короткой (около 1 м), длинной (примерно 7 м) или U-образной. Группу волков и собак тестировали на умение обходить преграду, чтобы добраться до пищи.

Волки быстро решали самые разные проблемы с огибанием преград, а собаки то и дело пытались дотянуться до еды из-под изгороди либо неоднократно бежали обратно, не достигнув конца ограды. В опыте с длинной изгородью собаки совершали вдвое больше ошибок, чем волки, а в случае с U-образной — почти в десять раз больше промахов. Как мы помним, один из критериев гениальности — значительное превосходство над близкими родичами. Создается впечатление, что волки — настоящие гении по огибанию преград.

Если говорить о памяти — то для собак еще не все потеряно. В ходе одного опыта экспериментатор прятал еду на виду у кошки и собаки в одну из четырех коробок. И собакам, и кошкам приходилось подождать, прежде чем им разрешалось искать лакомство. Кошки быстро забывали, где находится пища, — уже через десять секунд, а собаки начинали забывать это постепенно, и только через 30 секунд. Через минуту у кошек практически полностью стиралось из памяти, где лежит еда, а собаки даже через четыре минуты кое-что помнили.

Итак, около трети участников опроса правильно угадали, что в некоторых отношениях кошки уступают собакам. Но еще больше процент тех, кто полагает, что шимпанзе не во всем умнее собак. На самом деле шимпанзе обходит собаку по большинству интеллектуальных навыков, но с одним важным исключением — собаки гораздо лучше умеют общаться с людьми.

Но если собаки и обладают лучшей памятью, чем кошки, это не так уж и важно. Был поставлен эксперимент, тестирующий накопление опыта и память. Собак и крыс сажали в лабиринт с восемью ответвлениями, отходящими от центрального круга, как солнечные лучи. Изначально в каждом из ответвлений была спрятана пища, и животным требовалось запоминать, в какие из «лучей» они уже сходили. Собаки действовали правильно в 83% случаев, а крысы — более чем в 90% первых попыток. В немного усложненной версии игры крысы демонстрировали 95-процентную точность, а собаки — всего 55-процентную.

Учитывая, как активно сейчас обсуждаются в новостях «GPS-подобные» способности собак, многие удивятся, что собаки, в отличие от волка, с трудом огибают забор либо не могут вспомнить, где они были, — не то, что крысы. Тем не менее Принц, лохматая собачка породы ши-тцу, пришел к хозяевам через пять лет, даже несмотря на то что они четырежды переезжали. Терьера Мейсона унес торнадо, но пес вернулся домой, хотя сломал две лапы.

В 1991 году моя теща Джеки ехала в гости к подруге — та жила в 6,5 км. С Джеки отправилась ее собака, Снупер. Как только Джеки ненадолго отлучилась по делам, Снупер тоже вырвалась из дому и убежала. Дело было зимним вечером, на дворе уже стояла кромешная тьма. Собаку стали искать, но к полуночи все следопыты разошлись по домам, Джеки тоже поехала обратно к подруге. Когда она добралась туда, Снупер, как ни в чем не бывало, ждала ее прямо на подъездной дорожке, виляя хвостом. Как же ей удалось найти обратный путь?

В некоторых случаях собаки запоминают ориентиры на местности, которые помогают найти целевую точку из нескольких положений. В одном опыте собаки наблюдали, как экспериментатор прячет игрушку под равномерным слоем древесных стружек, покрывавших в комнате весь пол. Игрушка была спрятана настолько эффективно, что собаки не могли ни отыскать, ни унюхать ее. После этого экспериментатор ставил деревянную чурку в полуметре от того места, где была закопана игрушка. Собаки успешно ориентировались на эту чурку и находили игрушку довольно быстро.

Даже если исследователь незаметно для собак передвигал чурку, животные изменяли область поиска пропорционально новому положению ориентира. Такой сдвиг не наблюдался бы, если бы собаки не руководствовались при поиске расположением метки.

Однако хотя собаки и могут ориентироваться таким образом, обычно они этого не делают. Допустим, угощение спрятано слева от собаки. Повернем собаку так, чтобы она подходила к лакомству с противоположной стороны. В таком случае еда будет находиться уже справа. К сожалению, собаки все равно принимаются искать слева. Такой метод поиска называется эгоцентрическим.

Собака моей тещи и все остальные псы, которым удалось найти дорогу домой, — просто счастливчики. Адам Миклоши считает, что «большинство потерявшихся собак никогда не возвращаются домой». Ежегодно в приюты попадают от 6 до 8 млн кошек и собак, примерно 30% из собак забирают хозяева. Многие из попавших в приюты бродячих псов просто потерялись. Поскольку способности собак в решении навигационных задач, связанных с обходными маневрами, ориентирами на местности или использованием кратковременной памяти, оставляют желать лучшего. Не надейтесь, что ваш песик найдет дорогу домой. Лучше снабдите его микрочипом.

Уже в раннем детстве человек быстро начинает осознавать простейшие физические законы. Совсем маленькие дети понимают, что если бросить игрушку, она упадет вниз, что мячик не может проскочить через твердое тело (например, через стену), что если две игрушки соединены, то, двигая одну, вы передвинете и вторую. Базовые физические знания помогают нам находить, доставать вещи, а также класть их туда, куда мы хотим.

Думая о том, способны ли собаки усваивать такие же принципы, я всегда вспоминаю, как мне доводилось холодными днями гулять с моей собакой Мило в Германии. Взяв себе Мило, я совершенно не представлял, что придется каждый день проходить с ней по 8 км. В Лейпциге большинство жителей ездят по городу на велосипедах. С Мило такой вариант просто не рассматривался, так как во время прогулок пес имел неприятную привычку обходить все фонарные столбы с противоположной от меня стороны. В таких случаях поводок запросто обматывался вокруг столба. Если бы это случилось, пока я еду на велосипеде со скоростью 30 км/ч, дело обернулось бы катастрофой. Итак, пока Мило не научился обходить столбы по ту же сторону, что и я, было решено ходить пешком. Так и повелось. Подозреваю, что Мило — не единственный пес, сталкивавшийся с такой проблемой. Даже Орео довольно скоро намертво обматывал поводок вокруг дерева, если его привязывали к стволу.

Эксперименты показывают, что собаки не понимают принципов связываемости. Гарри и Марта Франк ставили перед маламутами и волками ряд задач, сводившихся к тому, что животное должно дергать за веревку, чтобы подтянуть к себе еду. Только волки сразу решали различные проблемы такого рода; собакам же никогда не удавалось справиться со сравнительно сложными версиями испытания.

Еще один опыт показал, что собакам сложно научиться пользоваться шнуром, чтобы вытягивать еду из прозрачной коробки.

Поначалу собаки вообще игнорировали шнур. Они просто царапали прозрачный верх ящика, пытаясь добраться до лакомства. Только после десятков попыток собака могла случайно обнаружить решение этой проблемы.

После того как собаки научались дергать шнур, чтобы вытягивать пищу достаточно было лишь немного изменить положение веревки — и проблема вновь оказывалась неразрешимой.

А если лакомство клали рядом с отверстием у края коробки, собаки вообще забывали о шнуре и прибегали к хитроумному, но совершенно неэффективному методу — пытались дотянуться до еды кончиком языка.

Постепенно собаки достигали некоторых успехов в прохождении этого теста, но другой опыт показал, что они совершенно не понимают, почему со временем задача решается легче. Так, в другом эксперименте применялся не один шнур, а два, натянутые крест-накрест. Еда была прикреплена только к одному из них. Собаки пытались тянуть за тот конец шнура, который располагался ближе к лакомству, — то есть не понимали, что им нужен именно тот шнур, который привязан к съестному.

Напротив, и приматы, и вороны (самые умные птицы) гораздо увереннее справляются с набором схожих проблем (хотя некоторые такие задачи вполне под силу и собакам).

Когда для решения задачи требуется разбираться в соединении предметов, собаки показывают такие же слабые результаты, как и кошки. Для кошек подобные опыты очень сложны. Вот почему мне не довелось поездить по Лейпцигу на велосипеде и почему не следует оставлять собак без присмотра, когда привязываешь их к дереву.

Собаки известны отличным слухом. Они слышат многие звуки, которые наше ухо просто не воспринимает. Разумеется, собаки понимают голосовые сигналы других, но ведь есть и обычные шумы, не имеющие никакого социального смысла. Если собака стоит у края водопада, поймет ли она, что плеск — это признак мощного потока воды, которого следует беречься?

Простой опыт подсказывает, что не всегда. Группе собак предлагалось искать пищу в одном из двух контейнеров, после того как экспериментатор встряхивал их. Если собаки понимают, что при столкновении предметов возникают звуки, то они будут искать в коробке, из которой при встряхивании доносится шум. Тем не менее собаки, в отличие от шимпанзе, всегда выбирают ту чашку, до которой дотронулся человек, — независимо от того, шумит ли она при встряхивании.

Правда, собаки вполне понимают, что такое твердое тело. В частности, они догадываются, что один твердый объект не может свободно пройти через другой. Например, собака осознает, что вы не можете бросить мячик сквозь диван или стену дома. Для проверки этого свойства собакам показывали две деревянные доски. Экспериментатор поднимал одну из них и прятал под ней пищу, из-за чего доска оставалась лежать под наклоном. Другую доску он просто приподнимал, но ничего под нее не клал, так что она лежала ровно. Поскольку еда не может просочиться через доску, она должна приподнимать деревяшку. Вероятно, собаки делали именно такой вывод, так как в подавляющем большинстве случаев искали лакомство под той доской, которая наклонена.

В схожем эксперименте собакам показывали кусочек еды, соскальзывающий по трубке в коробку. Кусочек скатывался в дальний угол ящика, достать пищу можно было только через дверцу в стенке, дальней от трубки. Затем в ящик вставлялась перегородка, делившая его на две части. Теперь еду можно было достать только через другую дверцу, расположенную ближе к месту скатывания.

Все собаки учитывали при поиске пищи появление барьера. Вероятно, они делали логический вывод, что если в коробке присутствует перегородка, то лакомство не может проскочить через нее в отдаленный угол.

Тем не менее, хотя собаки и понимают принцип твердости, они немного путаются, когда приходится учитывать связь твердости с силой тяжести. В одном из опытов собаки наблюдали, как экспериментатор бросает пищу через трубку в одну из трех коробок. Иногда трубка спускалась прямо в коробку. В других случаях трубка искривлялась, и еда попадала из нее не в ту коробку, которая находилась прямо под отверстием трубки.

Если трубка шла прямо вниз, собаки догадывались, что под действием силы тяжести пища попадет в ту коробку, которая находится прямо под трубкой. Но если трубка искривлялась и уходила в другой ящик, то собаки не понимали, что еда не будет падать прямо вниз, как в первом случае. В отличие от маленьких детей и некоторых приматов, после определенного количества тренировок собаки частично избавлялись от подобных ошибок. Скорее всего, собаки могут преодолевать неверное представление о гравитации. Но поскольку спонтанно проходить такие тесты собакам не удается, они, вероятно, не понимают, почему пища может падать, отклоняясь от прямого направления силы тяжести.

Учитывая факты, известные в настоящее время, вряд ли в обозримом будущем собака получит Нобелевскую премию по физике. Собака совершенно не представляет, каким законам подчиняются соединенные предметы. Наши псы обладают базовым пониманием того, что такое твердость, но путаются, если приходится соотнести твердость тела с действием силы тяжести.

В самом первом из моих экспериментов с Орео я проверял, может ли он следовать моему указательному жесту, когда плывет за теннисным мячиком. Я замечал, что если он теряет мяч в озере, то плывет ко мне, пока я не покажу ему, где игрушка. Это означает, что собаки обладают определенным самосознанием. Орео понимал, что раз уж он не знает, где мячик, то нужно «спросить» меня, куда следует посмотреть.

Есть еще один эксперимент, подтверждающий такую версию. Он показывает, что собаки умеют вспоминать, какой вид печенья спрятан в банке, не хуже человекообразных обезьян. Если собаки наблюдают, как вы прячете в банку определенную еду, они, подобно высшим обезьянам, очень удивляются, если вы вынимаете из емкости какую-то другую пищу. Например, собака видела, как вы положили в банку печенье. Она ожидает, что после этого вы достанете оттуда точно такое же печенье. Видя на выходе что-то другое, они озадачиваются именно потому, что, казалось бы, точно знают, что там внутри.

Вероятно, собаки быстро осознают свою неосведомленность о чем-либо, так как сразу обращаются к человеку за помощью, если сталкиваются с неразрешимой проблемой. Если пища заключена в контейнере, то собака посмотрит на человека и бросит пытаться открыть емкость самостоятельно. Возможно, дело не в том, что собака расстраивается и обращается к старшим за помощью, как только встречается со сложностями. По-видимому, собака просто понимает, что не знает решения и ей нужна помощь.

Правда, при постановке опытов, призванных непосредственно проверить, понимает ли собака свою осведомленность или неосведомленность о чем-либо, почти не удалось получить доказательств того, что собака может осознавать собственную неосведомленность. Если шимпанзе не знает, где спрятана еда, он проверит разные укромные места, пока не найдет нужное. Например, если еда лежит в одной из двух трубок, шимпанзе нагнется над каждой из них и посмотрит, что в них есть. А вот собаки в двух подобных экспериментах не продемонстрировали такого саморефлексивного поведения. В обоих исследованиях собаки сразу же делали выбор, даже когда не знали, где находится пища. То есть они просто действовали наугад, хотя у них была возможность осмотреть перед выбором оба укромных места.

Понимание того, видели вы что-нибудь или нет, — это только один из типов самосознания. Другой тип — умение отличать себя от других. В 1970-е годы Гордон Гэллап разработал зеркальный тест, в ходе которого животное на несколько часов оставляли рядом с зеркалом. Большинство животных вели себя так, как будто из зеркала на них смотрит другое животное (например, они подолгу угрожали зеркалу или заглядывали за него, чтобы найти этого зверя). Но некоторые виды, в том числе человекообразные обезьяны, быстро начинали вести себя иначе. Они прекращали воспринимать отражение как другую особь и начинали пользоваться зеркалом как инструментом, помогающим рассмотреть некоторые части тела — те, которые животное, как правило, не видит. Бонобо считали себе зубы, шимпанзе — двигали бровями, гориллы — осматривали серебристую шерсть у себя на спине, а орангутаны совали пальцы за щеки.

Собаки относятся к тем видам, которые не понимают природу зеркального отражения. Полаяв на зеркало и поискав за ним другую собаку, они быстро утрачивают к нему всякий интерес.

Однако Марк Бекофф, известный специалист по собакам, работающий в Университете Колорадо, скептически относится к опыту с зеркалом. Он стал наблюдать за тем, как его пес Джетро обнюхивает мочу других собак в свежем снегу. Джетро очень разборчиво подходил к тому, где понюхать, а где пометить место своей мочой. Бекофф заметил, что Джетро почти не тратит времени на обновление ранее поставленных им меток. Вместо этого он гораздо внимательнее осматривал и перемечал те места, где успели помочиться за последнее время другие собаки. Джетро совершенно четко отличал свои автографы от меток других собак.

Большинство собак также могут оценивать собственный размер по сравнению с размерами других собак (хотя не исключено, что эта способность отсутствует у некоторых отчаянных джек-рассел-терьеров). Итак, несмотря на то что собаки могут довольно многое понимать о других, их возможности саморефлексии довольно ограничены. Собаки способны перцептивно отличать себя от других собак (например, по запаху), но у нас почти нет экспериментальных доказательств в пользу присутствия у собак самосознания. По-видимому, собаки также не могут судить о том, что они знают и чего не знают.

Один из самых впечатляющих номеров, который мне доводилось видеть, — отплясывание чихуахуа серии сложных балетных па под хит Джастина Бибера «Бэйби». Этот спорт называется музыкальный собачий фристайл. Оказывается, чихуахуа способны выучить довольно виртуозные комбинации танцевальных движений и даже потягаться в этом с самим Бибером.

Поскольку собаку можно научить множеству экстравагантных трюков, логично предположить, что наши четвероногие друзья обладают отличными способностями к ассоциативному обучению. Тем не менее даже в этой области собаки показывают довольно посредственные результаты. Гарри Франк полагал, что собаки быстрее волков смогут научиться ассоциировать раскрашенный кубик с местом, где спрятана пища. В поставленном им опыте белый кубик означал место, где спрятана еда, а два черных кубика — пустые емкости.

Франк самостоятельно вырастил для этого опыта группу волчат и сравнил их с группой маламутов. Примерно через 50 попыток волки уже уверенно выбирали емкость с белым кубиком, а не с двумя черными, собакам же для этого понадобилось более сотни тренировок. Когда Франк поменял ассоциативные связи — так, что черный кубик означал лакомство, а белый — пустоту, собакам, чтобы перестроиться, понадобилось на 30% больше времени, чем волкам. Итак, без посторонней помощи собаке лучше не тягаться с одиноким волком.

Мы с Викторией Уоббер ставили подобный эксперимент, но, помимо произвольной ассоциации (цвет означает место, где спрятана награда), выполнили и социальную версию этого теста. Мы предположили, что собаки уступают волкам из-за того, что им приходится обучаться довольно отвлеченной ассоциации. Если бы собакам пришлось иметь дело с более привычной задачей — например, с идентификацией индивида, — то они могли бы справиться лучше.

В нашем опыте один экспериментатор всегда потчевал собаку чем-то вкусным, а второй ничего не давал. Мы записали, как долго собаке требуется тренироваться, чтобы безошибочно обращаться к «щедрому» человеку. Потом мы внезапно менялись ролями, так что «щедрый» человек вдруг становился «жадиной» и наоборот. Опять же мы записывали, сколько времени требуется собаке, чтобы усвоить эту новую ассоциацию.

Сравнив успехи собак с результатами шимпанзе, мы пришли к выводу, что когда один человек все время вел себя «щедро», результаты у двух видов были практически одинаковыми. Но когда один из экспериментаторов начинал «жадничать», шимпанзе схватывали это изменение почти сразу, а у собак на перестройку уходило значительно больше времени. По-видимому, шимпанзе и волки гораздо способнее к ассоциативному обучению, чем собаки.

В этой главе мы убедились, что животное, превосходно умеющее общаться, оказывается довольно беспомощным, если речь заходит об ориентировании в пространстве или понимании физических законов мира. Разумеется, собаки могут постепенно натренироваться решению подобных проблем путем ассоциативного обучения. Но по сравнению с волками, шимпанзе и крысами, собаки демонстрируют совершенно непримечательные результаты, если оказываются один на один с проблемой. Собаки вновь начинают казаться гениальными, если возвращаются в свою стихию — то есть в бегущую стаю.