ГЛАВА 28
Фелука «Молния»
Д'Артаньян угадал верно: Мордаунт не мог терять времени и не стал терять его даром. Зная хорошо стремительность решений и поступков своих врагов, он сам решил действовать соответственным образом. На этот раз мушкетеры встретили достойного противника.
Заперев за собой дверь, Мордаунт проскользнул в подземелье, вложил в ножны бесполезную теперь шпагу и, добравшись до упомянутого нами грота, остановился, чтобы передохнуть и осмотреть свои ранения.
«Отлично, — сказал он себе. — Почти ничего: одни царапины — две на руках, одна на груди. Я наношу раны посерьезнее. Бетюнский палач, мой дядюшка лорд Винтер и король Карл могут это подтвердить. А теперь не будем терять ни одной секунды, ибо одна секунда может их спасти, а они должны погибнуть все четверо сразу, пораженные земным огнем, если их не поражает небесный. Нужно, чтобы они были разорваны на части и поглощены морем. Итак, вперед! Пусть мои ноги откажутся служить и сердце в груди разорвется, но я должен быть там раньше их!»
И Мордаунт пошел быстрым, но уже ровным шагом к первой кавалерийской казарме, находившейся на расстоянии около четверти мили. Этот переход занял у него четыре или пять минут. Придя в казарму, он назвал себя, взял лучшую лошадь, вскочил на нее и выехал на большую дорогу. Через четверть часа он был уже в Гринвиче.
Через четверть часа он был уже в Гринвиче.
— Вот и гавань, — пробормотал он. — Эта темная точка там вдали — Собачий остров. Превосходно. Я прибыл на полчаса, если не на час, раньше их. И дурак же я! Чуть не задохся от чрезмерной поспешности. А где же «Молния», — прибавил он, привстав на стременах, чтобы лучше разглядеть снасти и мачты, — где же она?
В тот момент, когда он произносил про себя эти слова, какой-то человек, лежавший на свернутых канатах, встал, точно в ответ на его мысли, и направился было к Мордаунту.
Мордаунт вынул из кармана носовой платок, помахал им в воздухе. Человек, каралось, насторожился и стал на месте, не делая ни шага вперед или назад.
Мордаунт завязал узлы на всех четырех углах платка; человек подошел ближе. Это, как мы уже знаем, был условный знак. Моряк был закутан в широкий шерстяной плащ, скрывавший очертания его фигуры и лицо.
Моряк был закутан в широкий шерстяной плащ.
— Сударь, — сказал моряк, — не явились ли вы из Лондона, чтобы совершить маленькую прогулку по морю?
— Именно так, — ответил Мордаунт, — в сторону Собачьего острова.
— Ага! И вы, наверное, подыскали себе подходящее судно? Пожалуй, вы на этот счет разборчивы? Вы хотели бы получить быстроходное?
— Быстрое, как молния, — ответил Мордаунт.
— Ну, так вы напали как раз на то, что вам нужно. Я шкипер, в котором вы нуждаетесь.
— Я готов поверить вам, — сказал Мордаунт, — особенно если вы не забыли условного знака.
— Вот он, сударь, — сказал моряк, вынимая из-под плаща платок с узелками на углах.
— Отлично! — воскликнул Мордаунт, соскакивая с лошади. — Не будем же терять время. Отправьте мою лошадь на ближайший постоялый двор и везите меня на ваше судно.
— А ваши спутники? — спросил моряк. — Я думал, вас четверо, не считая слуг?
— Послушайте, — сказал Мордаунт, подходя к моряку, — я не тот, кого вы ожидаете, но и сами вы не то лицо, которое они надеются встретить. Вы заняли место капитана Роджерса, не так ли? Вы здесь находитесь по приказу генерала Кромвеля, и я также явился по его поручению.
— Да, да, — сказал шкипер, — я вас узнал, вы капитан Мордаунт.
Мордаунт вздрогнул.
— О, не бойтесь, — сказал шкипер, снимая капюшон, — я друг.
— Капитан Грослоу! — вскричал Мордаунт.
— Он самый. Генерал вспомнил, что я был в свое время морским офицером, и поручил мне это дело. Разве что-нибудь изменилось?
— Нет, ничего. Все остается по-старому.
— Я сперва думал, что смерть короля…
— Смерть короля только ускорила их бегство, через четверть часа, а то и через десять минут они будут здесь.
— Так чего же вы хотите?
— Отправиться вместе с вами.
— А! Разве генерал сомневается в моем усердии?
— Нет! Но я хочу сам быть свидетелем моей мести. Не может ли кто-нибудь освободить меня от лошади?
Грослоу свистнул. Подошел какой-то моряк.
— Патрик, — сказал Грослоу, — отведите эту лошадь в олижаишую гостиницу и поставьте в конюшню. Если у вас спросят, чья она, ответьте, что она принадлежит одному ирландскому дворянину. Моряк молча удалился.
— А вы не боитесь, что они вас узнают? — спросил Мордаунт.
— В этом костюме, в плаще, да еще ночью? Вы ведь меня не узнали, а они не узнают и подавно.
— Правда, — сказал Мордаунт. — К тому же мысль о вас не придет им в голову. Все готово, не так ли?
— Да.
— Погрузка закончена?
— Да.
— Пять полных бочек?
— И пятьдесят пустых.
— Да, это то, что нужно.
— Мы везем в Антверпен портвейн.
— Отлично. Теперь доставьте меня на судно и возвращайтесь на свой пост, так как они сейчас будут здесь.
— Я готов.
— Но необходимо, чтобы никто из ваших людей не видел, как я войду на судно.
— Сейчас у меня на борту только один человек, и я уверен в нем, как в самом себе. К тому же он вас не знает и так же, как его товарищи, готов повиноваться нам во всем. Он ни о чем не осведомлен.
— Хорошо. Едемте.
Они спустились к Темзе. У берега виднелась небольшая шлюпка, причаленная железной цепью к столбу. Грослоу подтянул ее поближе и держал, пока Мордаунт садился; затем прыгнул сам и, взявшись немедленно за весла, стал грести с таким искусством, которое должно было доказать Мордаунту, что он, Грослоу, был прав, утверждая, что не забыл своей прежней профессии моряка.
Через пять минут они выбрались из лабиринта разнообразных судов, которые уже в те времена загромождали подступы к Лондону, и вскоре Мордаунт увидел темную точку — небольшую фелуку, покачивавшуюся на якоре в четырех или пяти кабельтовых от Собачьего острова.
Подойдя к «Молнии», Грослоу как-то особенно свистнул, и тотчас же над бортом показалась чья-то голова.
— Это вы, капитан? — спросил человек.
— Я, спусти лестницу.
И Грослоу, скользнув под бушпритом, быстро и ловко, как ласточка, очутился на палубе рядом с ним.
— Поднимайтесь! — крикнул он Мордаунту.
Мордаунт, не говоря ни слова, ухватился за канат и начал взбираться с ловкостью и уверенностью, необычайной для того, кто никогда не бывал в море.
Но жажда мести, делавшая его способным на все, заменила ему опыт.
Как и предполагал Грослоу, вахтенный на «Молнии» не обратил, видимо, никакого внимания на то, что его начальник явился в сопровождении другого лица.
Мордаунт и Грослоу подошли к капитанской каюте. Это была временная дощатая будочка, сооруженная на верхней палубе. Настоящая каюта была уступлена капитаном Роджерсом его пассажирам.
— А они?.. Где поместятся они? — осведомился Мордаунт.
— На другом конце, — ответил Грослоу.
— Так что здесь им нечего делать?
— Совершенно нечего.
— Превосходно. Я спрячусь в вашей каюте. Возвращайтесь в Гринвич и забирайте их. А у вас есть шлюпка?
— Та самая, в которой мы приехали.
— Она мне показалась очень легкой и ходкой.
— Да, это настоящая индейская пирога.
— Привяжите ее канатом к корме и оставьте в ней весла, чтобы она шла следом за кораблем и чтобы оставалось только перерубить канат, когда понадобится. Поместите на ней запас рома и сухарей. Если случится непогода, ваши люди рады будут подкрепить свои силы.
— Будет исполнено. Не хотите ли пройти в крюйт-камеру?
— Нет, после. Я хочу сам положить фитиль, чтобы быть уверенным, что он не будет гореть слишком долго. Только закрывайтесь получше, чтобы вас не узнали.
— Не беспокойтесь.
— Съезжайте скорей на берег, а то на Гринвичской башне бьет уже десять часов.
Действительно, десять мерных ударов колокола уныло пронеслись в воздухе, отягощенном густыми облаками, которые клубились в небе, как бесшумные волны.
Грослоу захлопнул дверь, которую Мордаунт запер изнутри, затем дал вахтенному приказ зорко следить за всем, что будет происходить вокруг, прыгнул в шлюпку и быстро отплыл, вспенивая волны ударами обоих весел.
Ветер дул холодный. На набережной, куда причалил Грослоу, не было ни души; только что, с начавшимся отливом, отошло несколько судов. Едва Грослоу успел выйти на берег, как до него донесся топот копыт по вымощенной щебнем дороге.
«Ого! Мордаунт был прав, когда торопил меня. Времени терять было нельзя. Вот они».
Действительно, это были наши друзья или, вернее, только авангард, состоявший из д’Артаньяна и Атоса. Поравнявшись с тем местом, где находился Грослоу, они остановились, как будто угадав в нем того, с кем собирались иметь дело. Атос сошел с лошади, спокойно вынул платок, завязанный на четырех углах, и махнул им. Д’Артаньян, как всегда осторожный, только привстал в седле и немного наклонился вперед, засунув одну руку в кобуру пистолета.
Грослоу, не будучи уверен в том, что эти двое действительно те, кого он ожидал, спрятался сперва за одну из пушек, которые были врыты в землю на набережной и служили для причала судов. Но увидав условленный знак, он вышел из-за своего прикрытия и подошел к ожидавшим его французам. Он так закутался в свой плащ, что узнать его не было никакой возможности; предосторожность почти излишняя, так как ночь была очень темная.
Тем не менее проницательный взгляд Атоса тотчас же обнаружил, что это был не Роджерс.
— Что вам угодно? — обратился он к Грослоу, делая шаг назад.
— Я хочу сказать вам, милорд, — отвечал ему Грослоу, имитируя ирландский акцепт, — что если вы ищете шкипера Роджерса, то ищете его напрасно.
— Почему? — спросил Атос.
— Потому, что сегодня утром он упал с мачты и сломал себе ногу. Но я его двоюродный брат; он рассказал мне, в чем дело, и поручил встретить вместо него и доставить, куда они пожелают, господ, которые покажут мне платок, завязанный на четырех углах, как тот, что вы держите в руке, и тот, что лежит у меня в кармане.
С этими словами Грослоу вытащил из кармана платок, который он уже показывал Мордаунту.
— И это все? — спросил Атос.
— Никак нет, милорд. Вы еще обещать заплатить семьдесят пять ливров, если я благополучно высажу вас в Булони или в другом месте на французском берегу, какое вы сами укажете.
— Что вы на это скажете, д’Артаньян? — спросил по-французски Атос.
— А что он говорит? — отвечал д’Артаньян.
— Ах! Я и забыл, что вы не понимаете по-английски! — спохватился Атос.
И он пересказал д’Артаньяну весь свой разговор со шкипером.
— Ну что ж, все это кажется мне довольно правдоподобным, — решил гасконец.
— И мне тоже, — согласился Атос.
— Впрочем, если даже он и обманывает нас, мы всегда сможем размозжить ему голову.
— А кто же тогда доставит нас во Францию?
— Кто? Да вы же, Атос. Вы знаете столько вещей, что я ни минуты не сомневаюсь, что вы отлично можете справиться с обязанностями шкипера.
— О друг мой, — с улыбкой отвечал Атос, — вы шутите, а между тем действительно мой отец готовил меня к службе во флоте, и у меня сохранились кое-какие знания насчет управления судном.
— Ну, вот видите! — воскликнул д’Артаньян.
— Итак, отправляйтесь за нашими друзьями, дорогой д’Артаньян, и возвращайтесь скорей. Уже одиннадцать часов: времени терять нельзя.
Д’Артаньян отъехал к двум всадникам, которые, держа наготове пистолеты, стояли на виду около последних домов города и поджидали, глядя на дорогу. Три других всадника стояли наготове поодаль, скрытые каким-то строением.
Два всадника, стоявшие посреди дороги, были Портос и Арамис.
Два всадника, стоявшие посреди дороги, были Портос и Арамис.
Три всадника подальше были Мушкетон, Блезуа и Гримо. При ближайшем рассмотрении оказалось, что Гримо был не один: на крупе лошади за ним сидел Парри, который должен был отвести назад в Лондон лошадей, принадлежавших нашим друзьям и проданных хозяину гостиницы для уплаты долгов, сделанных ими во время пребывания в городе. Благодаря этой сделке друзья наши получили возможность сохранить в своих кошельках сумму если не слишком большую, то, по крайней мере, достаточную на случай возможной задержки в пути и других неожиданностей.
Д’Артаньян сделал знак Арамису и Портосу следовать за ним. Те приказали слугам спешиться и отвязать от седел багаж.
Парри не без сожаления расстался со своими друзьями. Они звали его с собой, но он твердо решил не покидать своего отечества.
— Это понятно, — заметил Мушкетон. — Он знает, что Грослоу живет в Англии. Вот если бы Грослоу ехал с нами во Францию, тогда было бы другое дело.
Мы знаем, что у Парри были с Грослоу счеты, ибо Грослоу разбил его брату голову. Но никто не догадывался, как близка к истине была пустая болтовня лакея!
Все подошли к Атосу.
В это время д’Артаньяна вновь охватила его обычная недоверчивость: и набережная стала ему казаться подозрительно пустынной, и ночь слишком темной, и шкипер ненадежным.
Он рассказал Арамису о перемене шкипера, и тот, столь же недоверчивый, поддержал его, только усилил его подозрения.
Когда д’Артаньян беспокоился, он слегка прищелкивал языком. Атос тотчас же понял, в чем дело.
— Ну, некогда раздумывать, — сказал он, — фелука ждет, надо садиться.
— Да, и, кроме того, кто помешает нам обсудить наши сомнения на фелуке? — заметил Арамис. — Придется только хорошенько следить за шкипером.
— Пусть он попробует сделать что-нибудь не так, я его мигом прикончу. Только и всего! — заявил Портос.
— Вот это хорошо сказано, Портос, — одобрил д’Артаньян, хлопнув его по плечу. — Итак, садимся. Иди, Мушкетон.
И он задержал своих друзей, дав пройти вперед слугам, чтобы удостовериться, не подпилена ли доска, перекинутая в шлюпку.
Трое слуг прошли благополучно. За ними последовал Атос, затем Портос, Арамис и, наконец, все еще качавший головой и полный нерешительности д’Артаньян.
— Черт возьми! Что с вами, друг мой? — взмолился Портос. — Честное слово, так можно нагнать страх на самого Цезаря!
— Возможно, — отвечал д’Артаньян. — Но я не вижу в порту ни смотрителя, ни часовых, ни таможенников.
— Ну, поехал! — сказал Портос. — Да будет вам, все идет как по маслу.
— Все идет слишком хорошо, Портос. Ну, будь что будет.
— Все идет слишком хорошо, Портос. Ну, будь что будет.
Доска была наконец отнята. Шкипер сел на руль и сделал знак одному из матросов, который, вооружившись багром, стал выводить шлюпку из лабиринта окружавших ее судов.
Другой матрос сидел, держа весла наготове. Когда выбрались на открытое место, заработали все четыре весла, и шлюпка пошла быстрее.
— Наконец-то мы уезжаем, — облегченно вымолвил Портос.
— Увы! К сожалению, мы уезжаем одни! — заметил на это граф де Ла Фер.
— Да, но зато мы уезжаем все вчетвером, не получив ни одной царапины. Пусть это послужит нам утешением.
— Ну, мы еще не дома, — продолжал свое д’Артаньян. — Мало ли что может случиться?
— Дорогой мой, — прервал его Портос, — вы словно ворон, который каркает людям на беду. Ну кто может найти нас в эту темную ночь, когда в двадцати шагах ничего не видно?
— А завтра утром? — не унимался д’Артаньян.
— А завтра утром мы будем в Булони.
— О! Я этого желаю от всей души, — продолжал гасконец, — но признаюсь в своем малодушии. Приготовьтесь, Атос, вы сейчас со смеха покатитесь: все время, пока мы плыли на расстоянии ружейного выстрела от мола или судов, я ждал, что оттуда раздастся залп из мушкетов, который уничтожит пас.
— Но, — заметил на это Портос с присущим ему здравым смыслом, — это невозможно, так как тогда им пришлось бы убить и шкипера и матросов.
— Вот еще! Как будто это могло остановить господина Мордаунта! Вы думаете, он так разборчив?
— Ну, — сказал Портос, — я очень рад, что д’Артаньян признается в своем страхе.
— И не только признаюсь, по готов даже хвастаться этим. Да, я боюсь. Я не такой толстокожий носорог, как вы. Ого! Это что такое?
— «Молния», — отвечал по-английски Грослоу, и тут же прикусил язык, вспомнив, что ему не полагается, по его роли, знать французский язык и отвечать на вопросы, заданные по-французски.
К счастью для него, друзья наши, не ожидая с этой стороны опасности, не заметили его оплошности. Атос обратился к нему по-английски:
— Как, мы уже приехали?
— Подъезжаем, — отвечал Грослоу.
Действительно, несколько взмахов весел — и шлюпка ловко причалила к корме фелуки.
Вахтенный уже ожидал их и, узнав своего шкипера, спустил лестницу.
Атос взобрался первый, с ловкостью настоящего моряка. За ним последовал Арамис, вспомнив некогда привычное для него занятие проникать при помощи веревочных лестниц или иных более или менее хитрых приспособлений в различные запретные места. Д’Артаньян легко поднялся, как ловкий охотник за сернами. Портос взобрался благодаря своей геркулесовой силе, во многих случаях заменявшей ему другие качества.
Дошла очередь до слуг. Тонкий и гибкий, как кошка, Гримо никому затруднений не причинил и вскарабкался очень быстро; зато с Блезуа и Мушкетоном возни было немало: каждого из них матросы подсаживали снизу, а Портос брал сначала за шиворот, а затем перехватывал за талию и опускал на палубу возле себя.
Мнимый шкипер провел затем своих пассажиров в предназначенную для них каюту. Это была небольшая каморка, в которой четыре человека могли поместиться не без труда; затем он собрался удалиться под предлогом отдачи каких-то распоряжений.
— Одну минуту, шкипер, — остановил его д’Артаньян. — Сколько людей у вас на фелуке?
— Я не понимаю, — отвечал Грослоу по-английски. Атос перевел шкиперу вопрос д’Артаньяна. Д’Артаньян понял, так как Грослоу сопровождал свой ответ знаком: он оттопырил три пальца на руке.
— Так. Ну, теперь я начинаю успокаиваться. А все-таки, пока вы будете устраиваться, я пойду осмотрю фелуку.
— Что касается меня, то я пойду и позабочусь об ужине, — сказал Портос.
— О, это благородное и чудеснейшее намерение! Приводите его поскорее в исполнение, Портос. Атос, одолжите мне Гримо, он научился у Парри немного по-английски и будет мне служить переводчиком.
— Гримо, ступай, — приказал Атос.
На площадке стоял фонарь. Д’Артаньян взял его в одну руку, пистолет в другую и кивнул шкиперу:
— Come.
Это «come» вместе с «goddamn» составляло все его познания в английском языке.
Д’Артаньян спустился через люк на нижнюю палубу. Нижняя палуба была разделена на три отделения; то отделение, в которое попал д’Артаньян, простиралось от третьего шпангоута до кормы. Над ним находилась каюта, в которой готовились провести ночь наши друзья.
Второе отделение занимало среднюю часть судна; оно было предназначено для слуг. Над третьим отделением, носовым, была расположена каюта, в которой спрятался Мордаунт.
— Ого, — проговорил д’Артаньян, спускаясь по лестнице и держа фонарь в протянутой вперед руке, — сколько тут бочек! Словно в погребе Али-Бабы.
Сказки «Тысячи и одной ночи» были в то время впервые переведены на французский язык и являлись самой модной книгой.
— Что вы говорите? — спросил его шкипер по-английски.
Д’Артаньян понял вопрос по интонации голоса.
— Я хотел бы знать, что здесь? — спросил д’Артаньян, ставя фонарь на одну из бочек с порохом.
— Я хотел бы знать, что здесь? — спросил д'Артаньян, ставя фонарь на одну из бочек с порохом.
Грослоу чуть было не бросился обратно наверх, но удержался.
— Порто, — отвечал он.
— А, портвейн! — воскликнул д’Артаньян. — Это великолепно! Значит, мы не умрем от жажды!
Затем, обернувшись к Грослоу, который отирал крупные капли пота со лба, спросил:
— Все полны?
Гримо перевел вопрос.
— Одни полные, другие пустые, — отвечал Грослоу, в голосе которого, несмотря на его усилия, слышалось беспокойство.
Д’Артаньян стал ударять рукою по бочкам. Пять бочек оказались полными, остальные пустыми. Затем, к великому ужасу англичанина, он просунул между бочками фонарь, чтобы удостовериться, нет ли там кого; но все сошло благополучно.
— Ну, теперь перейдем в следующее отделение.
И с этими словами д’Артаньян подошел к двери в носовое отделение.
— Подождите, — проговорил шедший сзади англичанин, еще не успокоившийся после описанной сцены, — ключ у меня.
В этом отделении ничего интересного не оказалось, и так как было оно пусто, то решено было, что Мушкетон и Блезуа займутся там приготовлением ужина под руководством Портоса.
Отсюда перешли в третье отделение. Там висели гамаки матросов. К потолку на четырех веревках была подвешена широкая доска, служившая столом; около стола стояли две источенные червями и хромые скамьи. В этом и заключалась вся убогая обстановка каюты. Д’Артаньян приподнял два-три старых паруса, висевшие на стенах, и, не увидев ничего подозрительного, поднялся по трапу на верхнюю палубу.
— А эта каюта? — спросил д’Артаньян, останавливаясь перед каютой шкипера.
Гримо перевел англичанину вопрос мушкетера.
— Это моя каюта, — отвечал Грослоу. — Вы и ее хотите посмотреть?
— Откройте дверь! — потребовал д’Артаньян. Англичанин повиновался. Д’Артаньян протянул руку с фонарем, просунул в полуоткрытую дверь голову и, увидав, что вся каюта была величиной с половину яичной скорлупы, решил:
— Ну, если и есть на фелуке вооруженная засада, то уж это никак не здесь. Пойдем теперь посмотрим, что Портос предпринял по части ужина.
И, поблагодарив шкипера кивком головы, он вернулся в каюту, где сидели его друзья.
По-видимому, Портос не нашел ничего или, должно быть, усталость взяла верх над голодом, потому что, растянувшись на своем плаще, он спал глубоким сном, когда вошел д’Артаньян.
У Атоса и Арамиса, убаюканных легкой качкой, тоже начали понемногу слипаться глаза, и они уже готовились отойти ко сну. Шум, произведенный д’Артаньяном при входе, заставил их очнуться.
— Ну что? — спросил Арамис.
— Все, слава богу, благополучно, — успокоил он их. — Мы можем спать спокойно.
Услыхав эти успокоительные слова, Арамис снова склонил свою усталую голову. Атос попытался было изобразить на своей физиономии бесконечную благодарность, которую он чувствовал по отношению к д’Артаньяну за его предусмотрительность и заботливость, но из этого ничего но вышло. Да и сам д’Артаньян, подобно Портосу, больше чувствуя потребность в сне, чем в еде, отпустил Гримо, разложил плащ и улегся вдоль порога таким образом, что загородил собою дверь, и в каюту нельзя было попасть, не наткнувшись на него.
Назад: ГЛАВА 27 Разговор
Дальше: ГЛАВА 29 Портвейн
