Книга: Двадцать лет спустя. Часть 2
Назад: ГЛАВА 26 Дом Кромвеля
Дальше: ГЛАВА 28 Фелука «Молния»

ГЛАВА 27
Разговор

Мордаунт был захвачен врасплох. Он отступил вверх по лестнице, движимый каким-то странным смутным инстинктом. Первое, что он почувствовал вполне ясно, было изумление, смешанное с непреодолимым ужасом, какой овладевает человеком, когда смертельный враг, превосходящий его силой, запускает в него свои когти в тот самый момент, когда он считает этого врага далеко от себя и занятым другими делами.
Но когда они сели и Мордаунт увидел, что ему дана, неизвестно по какой причине, отсрочка, — он напряг весь свой ум и собрал все свои силы.
Огонь, блеснувший в глазах д’Артаньяна, не только не вселил в него робость, но, наоборот, наэлектризовал его еще больше, так как хотя в этом взгляде и кипела ненависть, это была ненависть открытая. Мордаунт притаился, готовый воспользоваться малейшим случаем, который мог ему представиться, чтобы вырваться из западни с помощью силы и хитрости. Так медведь, застигнутый в своей берлоге, проявляет с виду безучастие, но на деле зорко следит за каждым движением напавшего на него охотника.
Взгляд Мордаунта быстро скользнул по длинной шпаге, висевшей у него сбоку; он неторопливо положил левую руку на эфес и передвинул шпагу, чтобы можно было легко достать ее правой рукой; после этого он сел, следуя приглашению д’Артаньяна.
Тот ожидал от него каких-нибудь вызывающих слов, чтобы завязать один из тех беспощадно-насмешливых разговоров, которые он умел так мастерски поддерживать. Арамис говорил про себя: «Мы услышим сейчас что-нибудь банальное». Портос кусал усы и ворчал: «Сколько церемоний, черт побери, чтобы раздавить эту ехидну!» Атос совсем исчез в углу комнаты, неподвижный и бледный, как мраморное изваяние; и, несмотря на свою неподвижность, он чувствовал, что лоб его покрывается потом.
Мордаунт не говорил ничего; уверившись, что шпага находится в его распоряжении, он закинул ногу за ногу и ждал.
Молчание это не могло продолжаться долго; д’Артаньян понимал, что оно становится смешным, и так как он пригласил Мордаунта сесть, чтобы побеседовать, то решил, что ему первому следует заговорить.
— Мне кажется, сударь, — начал он с убийственной вежливостью, — что вы умеете менять платье почти с такой же быстротой, как те итальянские комедианты, которых кардинал Мазарини выписал из Бергамо и которых он, без сомнения, показывал вам во время вашего путешествия во Францию. Мордаунт не отвечал ни слова.
— Только что, — продолжал д’Артаньян, — вы были переодеты, вернее одеты в платье убийцы, а теперь…
— А теперь, напротив, я одет как человек, которого собираются убить, не правда ли? — отвечал Мордаунт своим спокойным и отрывистым голосом.
— О сударь, — возразил д’Артаньян, — как можете вы говорить это, когда вы находитесь в обществе дворян и когда под рукой у вас такая хорошая шпага?
— Никакая шпага, сударь, не может устоять против четырех шпаг и стольких же кинжалов, не считая шпаг и кинжалов ваших сообщников, ожидающих у входа.
— Извините, сударь, — продолжал д’Артаньян, — те, которые ждут нас у входа, вовсе не наши сообщники, а просто слуги. Я хочу восстановить истину даже в мельчайших подробностях.
Мордаунт отвечал лишь иронической улыбкой, искривившей его губы.
— Но не в этом дело, — продолжал д’Артаньян. — Я возвращаюсь к своему вопросу. Я имел честь, сударь, задать вам вопрос: почему вы изменили вашу внешность? Маска, кажется, очень шла вам; борода с проседью была чудесна, а что касается топора, которым вы нанесли такой замечательный удар, то я полагаю, что он был бы для вас сейчас тоже кстати. Почему вы выпустили его из рук?
— Потому что знал о сцене, разыгравшейся в Армаптьере, и предвидел, что очутившись в обществе четырех палачей, я встречу четыре топора, направленных против себя.
— Сударь, — отвечал д’Артаньян, все еще владея собой, хотя чуть заметное движение бровей показывало, что он начинает горячиться, — хотя вы глубоко испорчены и порочны, вы еще молоды, и это заставляет меня оставить без внимания ваши легкомысленные речи. Да, легкомысленные, так как упоминание об Армантьере не имеет ни малейшего отношения к настоящему случаю. Действительно, не могли же мы вручить шпагу вашей матушке и предложить ей сразиться с нами! Но вам, сударь, молодому офицеру, великолепно владеющему, как нам известно, кинжалом и пистолетом и вооруженному такой длинной шпагой всякий имеет право предложить поединок.
— Ага! — отвечал Мордаунт. — Так вы желаете дуэли?
И он поднялся со сверкающим взором, как бы немедленно готовый дать удовлетворение.
Портос тоже встал, верный своей любви к такого рода приключениям.
— Прошу прощения, — продолжал д’Артаньян с прежним хладнокровием, — не будем спешить, так как каждый из нас желает, конечно, чтобы все совершилось по правилам. Присядьте же, дорогой Портос, а вы, господин Мордаунт, будьте добры сохранять спокойствие. Мы уладим все наилучшим образом. Будем говорить откровенно: признайтесь, господин Мордаунт, — вам очень хочется убить кого-нибудь из нас?
— Всех! — отвечал Мордаунт.
Д’Артаньян обернулся к Арамису и сказал ему:
— Не правда ли, дорогой Арамис, какое счастье, что господин Мордаунт так хорошо владеет французским языком; по крайней мере, между нами не может возникнуть недоразумений, и мы отлично объяснимся.
Затем, обратившись к Мордаунту, продолжал:
— Любезный господин Мордаунт, я должен сказать вам, что все мои друзья питают к вам такие же прекрасные чувства, как и вы по отношению к нам, и тоже были бы счастливы убить вас. Скажу более: они, без сомнения, убьют вас. Тем не менее мы сделаем это как порядочные люди. И вот вам лучшее доказательство.
С этими словами д’Артаньян бросил свою шляпу на ковер, отодвинул стул к стене, сделал знак своим друзьям последовать его примеру и с чисто французским изяществом поклонился Мордаунту:
— К вашим услугам, сударь. Если вы ничего не имеете против, то окажите мне честь начать с меня. Не угодно ли? Правда, моя шпага короче вашей, но это пустяки. Надеюсь, что рука поможет шпаге.
— Стой! — вмешался, выступая вперед, Портос. — Я бьюсь первый, и без рассуждений.
— Позвольте, Портос, — проговорил Арамис.
Атос не промолвил ни слова; он был недвижим, как статуя. Казалось, даже дыхание его остановилось.
— Господа, — сказал д’Артаньян, — успокойтесь, ваша очередь наступит.
Взгляните на этого господина и прочтите в его глазах, какую ненависть мы внушаем ему; смотрите, как он вынимает шпагу, как оглядывается кругом, чтобы какое-нибудь препятствие не помешало ему. Не показывает ли все это, что господин Мордаунт искусный боец и что вы очень скоро смените меня, если только я допущу это. Оставайтесь поэтому на своем месте, как Атос. Рекомендую вам взять с него пример и предоставить мне инициативу. Кроме того, с господином Мордаунтом у меня есть личные счеты, и поэтому я первый начну. Я желаю, я хочу этого.
В первый раз д’Артаньян произнес слово «хочу», говоря со своими друзьями. До сих пор он произносил его только мысленно.
Портос отступил. Арамис взял свою шпагу под мышку. Атос продолжал сидеть в темном углу комнаты, но не так спокойно, как думал д’Артаньян: ему сдавило горло, он едва дышал…
— Шевалье, — обратился д’Артаньян к Арамису, — вложите шпагу в ножны; господин Мордаунт может заподозрить вас в намерениях, каких вы не имеете.
Затем он повернулся к Мордаунту.
— Сударь, — сказал он, — я жду.
— А я, господа, любуюсь вами, — неожиданно начал Мордаунт. — Вы спорите о том, кому первому драться со мной, и совершенно забыли спросить меня, которого это обстоятельство как будто немного касается. Я ненавижу вас всех, правда, но в разной степени. Я надеюсь уложить вас всех четверых, но у меня больше шансов убить первого, чем второго, второго, чем третьего, и третьего, чем четвертого. Я прошу вас поэтому предоставить выбор противника мне. Если же вы мне откажете в этом праве, я не стану драться, и вы можете просто убить меня.
— А я, господа, любуюсь вами, — неожиданно сказал Мордаунт.

 

Друзья переглянулись.
— Это справедливо, — сказали Портос и Арамис, надеясь, что выбор падет на них.
Атос и д’Артаньян промолчали, но самое безмолвие их означало согласие.
— Итак, — начал Мордаунт среди гробового молчания, воцарившегося в этом таинственном доме, — итак, моим первым противником я избираю того из вас, кто, не считая себя достойным носить имя графа де Ла Фер, стал называться Атосом.
Атос вскочил со своего стула, как будто его подтолкнула пружина; с минуту он стоял молча и неподвижно, по затем, к великому изумлению своих друзей, произнес, качая головой:
— Господин Мордаунт, поединок между нами невозможен. Окажите кому-нибудь другому честь, которой вы удостоили меня.
Сказав это, он снова сел.
— А, — проговорил Мордаунт, — вот уже один струсил.
— Тысяча проклятий! — воскликнул д’Артаньян, бросаясь к молодому человеку. — Кто смеет говорить, что Атос трусит?
— Пусть говорит, д’Артаньян, оставьте его, — отвечал Атос с улыбкой, полной горечи и презрения.
— Это ваше решительное слово, Атос? — спросил гасконец.
— Бесповоротное.
— Хорошо, мы не будем настаивать.
И он продолжал, обращаясь к Мордаунту:
— Вы слышали, сударь, граф де Ла Фер не желает оказать вам чести драться с вами. Выберите кого-нибудь из нас вместо него.
— Раз я не могу драться с ним, — ответил Мордаунт, — мне безразлично, с кем драться. Напишите ваши имена на билетиках, бросьте их в шляпу, а я вытяну наудачу.
— Вот это мысль! — согласился д’Артаньян.
— Действительно, это решает все споры, — присоединился к нему и Арамис.
— Как это просто, — заметил Портос, — а я вот не догадался.
— Согласен, согласен, — повторил д’Артаньян. — Арамис, напишите наши имена вашим красивым мелким почерком — тем самым, каким вы писали Мари Мишон, предупреждая ее, что матушка господина Мордаунта замышляет убить милорда Бекингэма.
Мордаунт снес новый удар, не моргнув глазом. Он, стоял, скрестив руки, и казался спокойным, насколько мог быть спокоен человек в его положении. Если это и не была храбрость, то, во всяком случае, гордость, очень напоминающая храбрость.
Арамис подошел к письменному столу Кромвеля, оторвал три куска бумаги одинаковой величины и написал на одном из них свое имя, а на двух других имена д’Артаньяна и Портоса. Все три записки он показал Мордаунту открытыми; но тот даже не взглянул на них и кивнул головой, как бы желая сказать, что он целиком полагается на него. Арамис свернул все три бумажки, бросил их в шляпу и протянул ее молодому человеку.
Мордаунт опустил руку в шляпу, вынул одну из трех бумажек и, не читая, бросил ее небрежно на стол.
— А, змееныш! — бормотал д’Артаньян. — Я бы охотно отдал все мои шансы на чин капитана мушкетеров, чтобы только ты вынул мое имя.
Арамис развернул бумажку, и, как ни старался он сохранить хладнокровие, голос его задрожал от ненависти и страстного желания сражаться первым.
— Д’Артаньян! — громко прочел он.
Д’Артаньян испустил радостный крик.
— Ага! Есть, значит, правда на земле! — воскликнул он.
Затем обернулся к Мордаунту:
— Надеюсь, сударь, вы ничего не имеете возразить против этого?
— Ничего, сударь, — отвечал Мордаунт; он, в свою очередь, вынул из ножен шпагу и согнул ее, уперев в носок сапога.
Как только д’Артаньян увидел, что желание его исполнилось и что добыча теперь не ускользнет от него, к нему вернулось все его спокойствие и хладнокровие и даже та медлительность, с какой он имел обыкновение делать приготовления к такому важному делу, как поединок. Он быстро снял с себя манжеты и пошаркал правой ногой по паркету, успев в то же время подметить, что Мордаунт вторично бросил вокруг себя тот странный взгляд, который д’Артаньян уже заметил раньше.
— Вы готовы, сударь? — спросил он наконец.
— Я жду вас, — отвечал Мордаунт, подымая голову и окидывая д’Артаньяна взглядом, выражение которого передать невозможно.
— Ну так берегитесь, сударь, — проговорил гасконец, — потому что я довольно хорошо владею шпагой.
— Я тоже, — отвечал Мордаунт.
— Тем лучше: совесть моя спокойна. Защищайтесь!
— Одну минуту! — прервал его молодой человек. — Дайте слово, господа, что вы будете нападать на меня не все сразу, а по очереди.
— Да ты что, смеешься над нами, змееныш! — не выдержал Портос.
— Нет, я не смеюсь, но я хочу, чтобы и у меня, как только что сказал господин д’Артаньян, совесть была спокойна.
— Нет, тут что-то другое, — бормотал д’Артаньян, покачав головой и оглядываясь с некоторым беспокойством.
— Честное слово дворянина! — сказали в один голос Арамис и Портос.
— В таком случае, господа, — потребовал Мордаунт, — отойдите куда-нибудь в угол, как это сделал граф де Ла Фер, который хотя и не желает драться, но, кажется, знаком с правилами дуэлей. Очистите нам место, оно нам будет нужно.
— Хорошо, — сказал Арамис.
— Вот еще церемония! — заметил Портос.
— Отойдите, господа, — сказал д’Артаньян, — не следует давать господину Мордаунту ни малейшего повода поступить несогласно с правилами чести, так как я вижу, что он, — не могу, при всем уважении к противнику, не заметить, — настойчиво ищет такой повод.
Эта новая насмешка разбилась о бесстрастность Мордаунта.
Портос и Арамис отошли в угол, противоположный тому, где сидел Атос.
Оба противника остались одни посреди комнаты, освещенной двумя лампами, стоявшими на письменном столе Кромвеля. Само собой разумеется, что углы комнаты тонули в полутьме.
— Начнем, сударь, — сказал д’Артаньян, — готовы ли вы наконец?
— Готов! — отвечал Мордаунт.
Оба противника одновременно сделали шаг вперед.
Д’Артаньян был слишком хорошим дуэлистом, чтобы «щупать» своего противника, как говорят фехтовальщики. Он нанес ему блестящий, сильный удар, Мордаунт парировал его.
— Ага! — воскликнул он, улыбаясь.
Д’Артаньян, не теряя ни минуты, продолжал нападать и нанес Мордаунту новый удар, прямой и быстрый, как молния.
Мордаунт парировал и этот удар еле заметным движением конца шпаги.
— Я начинаю думать, что игра будет веселая! — сказал д’Артаньян.
— Да, — проворчал Арамис, — играйте, только держите ухо востро.
— Черт возьми, друг мой, будьте осторожны! — сказал Портос.
Мордаунт улыбнулся.
— Ах, сударь, — воскликнул д’Артаньян, — какая у вас скверная улыбка! Верно, сам дьявол научил вас, так отвратительно улыбаться?
Мордаунт ответил только попыткой выбить шпагу из рук д’Артаньяна и нанес ему удар с такой силой, какой гасконец не ожидал встретить в слабом на вид теле. Но он столь же ловко отпарировал удар Мордаунта, и шпага последнего скользнула вдоль его шпаги, не задев груди.
Мордаунт быстро отступил назад.
— А! Вы хотите увильнуть? — вскричал, наступая на него, д’Артаньян. — Вы отступаете? Как вам будет угодно, мне это только на руку: я не вижу больше вашей противной улыбки. Вот мы и совсем в тени. Тем лучше! Вы не можете себе представить, сударь, какой у вас лживый взгляд, особенно когда вы трусите. Поглядите на меня, и вы увидите то, чего вам никогда не покажет ваше зеркало: прямой и честный взгляд.
— А! Вы хотите увильнуть? — вскричал, наступая на него, д'Артаньян.

 

Мордаунт ничего не ответил на этот поток слов, быть может не очень деликатных, но обычных у д’Артаньяна, у которого было правило отвлекать своего противника. Мордаунт все время отражал удары, продолжая отступать в сторону; таким образом ему удалось наконец поменяться местами с д’Артаньяном.
Он все улыбался. Эта улыбка начала беспокоить гасконца.
«Вперед, вперед, надо кончать, — говорил себе д’Артаньян. — У этого негодяя не мускулы, а пружины. Вперед!»
И он с удвоенной энергией нападал на Мордаунта, который продолжал отступать, но, видимо, с намерением, так как д’Артаньян не мог уловить ни одного неверного движения его шпаги, которым можно было бы воспользоваться. Тем временем, так как комната, в сущности, была не очень велика, Мордаунт, отступая назад, скоро коснулся стены и оперся на нее левой рукой.
— А! — сказал д’Артаньян. — Теперь тебе уже некуда отступать, любезный! Господа, — продолжал он, сжимая губы и хмуря лоб, — видали вы когда-нибудь скорпиона, приколотого к стене? Нет? Так смотрите же…
И в одно мгновение д’Артаньян нанес Мордаунту три ужасных удара. Все три лишь едва коснулись его, д’Артаньян не мог понять, в чем дело. Три друга глядели, затаив дыхание, с каплями холодного пота на лбу.
Наконец д’Артаньян, подошедший слишком близко, в свою очередь, должен был отступить назад на шаг, чтобы подготовиться к четвертому удару или, вернее, чтобы, нанести его, ибо для д’Артаньяна битва была чем-то вроде шахмат, то есть простором для разнообразнейших комбинаций, в которых все подробности вытекают одна из другой. Но в то мгновение, как после быстрого и короткого отступления он нанес наверняка рассчитанный удар, стена словно раскололась. Мордаунт исчез в зияющем отверстии, и шпага д’Артаньяна, попавшая в щель, хрустнула, словно была из стекла.
Д’Артаньян сделал шаг назад. Стена закрылась.
Мордаунт, защищаясь, подобрался к той потайной двери, через которую, как мы видели, ушел Кромвель. Словно невзначай, оперся на нее левой рукой, нащупал кнопку, нажал ее и исчез, как исчезают в театре злые духи, обладающие способностью проникать сквозь стены.
Из уст гасконца вырвалось яростное проклятие, в ответ на которое с другой стороны железной двери раздался дикий, зловещий хохот. От этого хохота даже у скептика Арамиса кровь застыла в жилах.
— Друзья, ко мне! — вскричал д’Артаньян. — Высадим дверь.
— Это сатана в образе человеческом! — воскликнул Арамис, подбегая на зов друга.
— Он вырвался от нас, дьявол, вырвался! — вопил Портос, налегая своим мощным плечом на дверь, которая не поддавалась, удерживаемая секретной пружиной.
— Тем лучше, — чуть слышно пробормотал Атос.
— Я подозревал это. Тысяча чертей! — кричал д’Артаньян, изнемогая в бесплодных усилиях. — Подозревал, когда эта тварь металась по комнате; я предвидел какой-то подлый умысел. Но кто мог предугадать такое?
— Сам дьявол, его приятель, послал нам это ужасное несчастье! — воскликнул Арамис.
— Напротив, большое счастье, ниспосланное нам самим богом! — сказал с нескрываемой радостью Атос.
— Как так? — отвечал д’Артаньян, пожимая плечами и отходя от двери, которая решительно отказывалась открыться. — Вы хотите сложить оружие, Атос! И это вы предлагаете таким людям, как мы! Черт побери! Вы не понимаете, значит, нашего положения?
— Что, что?.. Какого положения? — спросил Портос.
— В такой игре, кто не убил, сам будет убит, — отвечал д’Артаньян. — Уж не готовы ли вы, из почтения к сыновним чувствам господина Мордаунта, позволить ему умертвить нас?
— О д’Артаньян, друг мой!
— Можно ли смотреть на вещи с такой точки зрения? Негодяй вышлет против нас сотню солдат, которые превратят нас в порошок в этой ступке Кромвеля. Ну, друзья, в дорогу! Через пять минут будет поздно.
— Да, вы правы, в дорогу! Скорей отсюда! — согласились Атос и Арамис.
— А куда мы пойдем? — спросил Портос.
— В гостиницу, милый друг. Заберем свои пожитки, а затем, с божьей помощью, скорей во Францию, где я знаю, по крайней мере, как построены дома. Судно ждет нас. Право, это еще большое счастье.
И д’Артаньян, спеша перейти от слов к делу, вложил в ножны обломок своей шпаги, поднял с пола шляпу, открыл дверь на лестницу и быстро сбежал вниз в сопровождении трех друзей.
В дверях беглецы встретили своих людей и спросили, не видели ли они Мордаунта. Но те не заметили, чтобы кто-нибудь вышел из дома.
Назад: ГЛАВА 26 Дом Кромвеля
Дальше: ГЛАВА 28 Фелука «Молния»