Гаэль курила на балконе.

Когда Лоик вернулся, она отвела его под душ, переодела в пижаму, причесала, надушила. И прежде чем уложить в постель, как ребенка, приготовила ему спагетти. И не задавала вопросов – у Лоика случались непостижимые заносы.

И вот что она имела на данный момент: вечер пятницы, телефон распух от сообщений, СМС и приглашений, а она изображает няню при своем недоумке-братце.

Было еще тепло, и под ее босыми ногами с улицы поднимался предзакатный величественный рокот. Облокотившись о парапет, она различала вдали площадку перед дворцом Шайо, справа и слева от которого виднелись два каменных куба постройки тридцатых годов – Музей монументальной скульптуры Франции и Национальный морской музей. Еще дальше переливалась огнями Эйфелева башня, что доказывало, что сейчас ровно двадцать три часа. Неплохо.

Весь вечер она снова и снова переживала вчерашний позор. Фальшивая групповуха, смехотворная церемония, похотливые папики. Но что ее убивало, так это взгляд брата. Он был человеком, которого она одновременно любила и ненавидела больше всего.

И по одним и тем же причинам.

Эрван, беспорочный герой.

Их отец монстр, Мэгги чокнутая, Лоик развалина. С ними, по крайней мере, все ясно. Но старший брат… Она еще поразмышляла, и ей удалось выстроить все составляющие в другом порядке – пять лет на философском факультете даром не проходят. Она хотела унизить свою семью, растоптать их лживые ценности. В таком случае прибытие братца можно только приветствовать: чего стоит богохульство, если нет ни одного верующего, кто мог бы стать его свидетелем?

Гаэль повернулась и прислонилась спиной к каменному парапету. Служившая гостиной огромная комната сияла в лучах светильников «MaMoNouchies» от Инго Маурера. Висящий на противоположной стене триптих кисти Ансельма Кифера наверняка стоил несколько миллионов евро. Диван, низкий столик и прочая дизайнерская мебель тянули на сотни тысяч.

Девственная красота этих линий потрясала ее, но она была как те варвары, что любовались совершенством римских городов, прежде чем их разрушить. Восхищение не противоречит ненависти, оно ее питает. Эта квартира, мебель, произведения искусства скоро разлетятся вдребезги.

Гаэль не хотела денег. Даже ее карьера была не так уж важна.

Она хотела растоптать свою семью.

Внезапно к ней вернулось прекрасное настроение.

Они думают, что поддерживают ее, контролируют, спасают. Но она уничтожает их, следуя стратегии, которую они не могут даже вообразить.