Два часа с семьей обеспечили Эрвану чудовищную мигрень – как в ранней молодости, когда он целыми днями не снимал наушники в каморке, пропахшей мочой и «Макдоналдсом». Мать с ее шаманскими снадобьями, отец и его взгляды типа «Ты станешь настоящим мужчиной, сынок», брат, из-за которого все должны смотреть по телевизору документальный фильм о проблемах допинга на «Тур де Франс»…

Только к Гаэль он испытывал теплые чувства. Несмотря на все ее закидоны, несмотря ни на что, она предстала перед ним во всей своей чистоте – и сложности. Как и ее духи, смесь «Шанель» и чего-то другого, насыщенно-древесного, почти пепельного, создающего ощущение, что она только что с премьеры или с похорон. Золотой локон в стране теней.

А потом снова начались испытания: комиссар Фитусси в сопровождении префекта и нескольких политиков, чьи имена он мгновенно забыл, явился его поздравить. Пустословие, комплименты, заверения в продвижении по службе… Его положение даже лучше, чем у отца: в чем можно упрекнуть того, кто был ранен до штурма?

Теперь он остался один и сидел в кровати, по-прежнему в бумажной сорочке, едва прикоснувшись к отвратительному ужину. Телевизор с выключенным звуком без конца прокручивал картинки дома в Локиреке и портреты убитых.

Идеальная обстановка, чтобы обдумать мрачный итог расследования. В очередной раз «Операция прошла успешно. Пациент скончался».

Он не сожалел о трех фанатиках, хотя их смерть лишала его возможности получить кучу ответов. Но постоянно возвращался мыслями к Аршамбо, агонизирующему перед его глазами, и его искореженному лицу. Аршамбо, длинная жердь в очках, с его потусторонним видом, талантами моряка и только ему присущей манерой помогать в расследовании. Человек, спасший ему жизнь в душевой К76. Разумеется, он получит медаль посмертно, похороны с полным набором траурных церемоний и скорое забвение коллег – «Кэрверек» должен вернуться к обычной жизни.

Эрван подумал и о Верни, чья «жизнь находится вне опасности», как объявили в новостях, и Ле Гане, плачущем над останками друга. Боевые воспоминания, которые он не может пережевывать вечно. Он полицейский и должен радоваться, что дело закончено и убийцы нейтрализованы.

В 19:00 Эрван получил по мейлу отчет об операции «Бег-ан-Фри» (по названию мыса, находящегося поблизости), подписанный лично Верни, – парень просто неутомим. К отчету были приложены многочисленные документы, в частности свидетельства о смерти Иво Лартига, Себастьена Редлиха, Жозефа Ирисуанги; вскрытие еще продолжалось. Имелся и список погибших бойцов группы вмешательства: Арно Савек, тридцать два года, Николя Граноде, двадцать девять лет, Филипп Астье, тридцать лет. Еще пять жандармов были ранены, из них двое серьезно. Таких опустошительных операций еще не случалось.

Верни добавил общий обзор ситуации. Продолжались поиски среди обугленных развалин дома. Уже выяснили содержание арсенала: «Кольт-45», «Магнум 357» десятизарядный, штурмовые ружья… не говоря о взрывчатке, детонаторах, гранатах… есть над чем поработать баллистикам.

С процедурной стороны работу разделили между собой различные ветви власти: исследовательская группа жандармерии Бреста, региональная служба уголовной полиции Ренна, полицейские из Центрального бюро противодействия насилию над личностью, специализирующиеся на борьбе с сектами. Прокурор Республики в Кемпере назначил следователя, который установит достоверность фактов на месте. Прокуратура Парижа, со своей стороны, срочно назначит магистрат, призванный изучить серию убийств, в которых подозревались трое «безумцев из Локирека» – таков был заголовок статьи в вечернем выпуске «Монд».

Эрван откинулся назад и закрыл глаза. Это расследование он считал главным делом в своей карьере – каким был африканский Человек-гвоздь для его отца, – но результаты оказались недостаточно ясными, а его роль куда менее яркой. Он вычислил виновных, докопался до произведенных ими мутаций – на данный момент еще никто не знал об этом факте, – но все его свершения блекли перед боевой доблестью Грегуара Морвана, который, в шестьдесят семь лет, в одиночку с оружием в руках уничтожил трех убийц.

Писанина ничто по сравнению с прицельным огнем. Он выглядел чиновником, а отец – героем.

Эрван ни разу и не вспомнил о том, как старый ловкач подстрелил его, чтобы спасти сыну жизнь. Очередное злоупотребление отцовской властью. Морван не умел действовать иначе.

В дверь постучали.

Он снова открыл глаза и зажег ночник. Одри, Сардинка и Тонфа друг за другом проскользнули в палату. У каждого в руках был большой картонный скоросшиватель.

– Это что?

– Резюме протоколов процесса Тьерри Фарабо, составленные бельгийскими адвокатами, – пояснил Фавини.

– Резюме? – удивился Эрван, прикидывая объем папок.

– Процесс длился много недель. Все было заархивировано в Намюре, только не спрашивай почему. Наш офицер по связям разыскал их вчера. Умудрился извлечь их, погрузил в свою машину и лично доставил в управление сегодня пополудни. Браво, полиция!

Они по очереди выложили скоросшиватели на единственный стул в палате, соорудив опасно наклонившуюся Пизанскую башню.

– Мы решили, что тебе будет что почитать, – улыбнулась Одри.

– Спасибо. А Крипо?

– Подчищает хвосты. Следователя скоро назначат. Так что лучше доделать домашние задания.

Непростая задача: свести воедино имена, даты, места, с одной стороны, и их подозрения – с другой, так ни разу и не заполнив графу «прямые и косвенные доказательства».

– Каждый из нас выбрал по одному подозреваемому, – подтвердила Одри, – и постарается навесить на него убийство, по которому у того нет алиби.

– Я занимаюсь Ди Греко, – сказал Тонфа.

– А я Лартигом, – подхватила Одри, – Нико взялся за Редлиха, Крипо за Ирисуангу.

Нигериец больше всего подходил эльзасцу – с точки зрения неизбежных бюрократических процедур его дело было наиболее сложным: придется лавировать между дипломатической неприкосновенностью и напряженными отношениями с посольством Нигерии. Настоящий вызов Писарю.

Полицейские топтались, не зная, что еще сказать. Ночник, разобранная постель, остывшее пюре и рыба в панировке: в семь вечера палата Эрвана уже призывала к светомаскировке.

– Ладно. Мы пошли, – поставила точку Одри. – Когда ты выйдешь?

– Завтра, надеюсь.

Все переглянулись: никто в это не поверил, но не спорить же с боссом на следующий день после его неудавшейся битвы.

Минуту спустя он вновь остался один; веки как свинцом налились, мысли путались. Он протянул руку и взял одну из папок. Ее вес вызвал у него крик боли. Он разжал пальцы, и скоросшиватель хлопнулся на пол. Поднять его сил не было.

А кстати, так ли уж необходимо ворошить прошлое? Проблемы возникали в настоящем. Слишком много неясностей: как познакомились эти фанатики? Как сумели сорганизоваться? Как объяснить убийства, при которых исполнитель сумел остаться совершенно незамеченным? Как человек в инвалидном кресле или хромой мог совершить такие чудеса? Как Ди Греко, совсем ослабевший, мог убить Виссу Савири? Или они действовали сообща? Где находится комната ужасов, в которой совершалось жертвоприношение? Что случилось с изъятыми органами?

Оставались без ответа и другие вопросы: в чем причина изнасилований, подразумевающих личную, внутреннюю одержимость? Почему Ди Греко покончил с собой, хотя месть только начала свершаться? Кто попытался убить Эрвана в Фосе? К чему, действительно, стремились эти психи? Собирались ли они в перспективе уничтожить весь клан Морванов?

Послеродовая депрессия полицейского, без сомнения. Эрван заранее проникся отвращением к отчетам, которые ему предстоит писать и где все сведется к хронологической раскладке, анализам ДНК, воспоминаниям соседки… не считая того факта, что судебного процесса все равно не будет, поскольку подозреваемые мертвы.

У него мелькнула еще одна мысль. Он схватил мобильник и послал СМС Одри: «Не забудь Маро». Отец спас ему жизнь и по-своему подвел черту под новым делом Человека-гвоздя. Однако Эрван по-прежнему хотел прижать его и заставить вернуть награбленное. После некоторого колебания, ощущая неприятный привкус во рту, он нажал кнопку «отправить».

Эрван уже погасил свет, когда снова раздался стук в дверь. Он еще не успел ответить, а она уже стояла на пороге, спокойная и величественная. Круги под глазами, пот, осунувшееся лицо: весьма подпорченная версия Софии, но все так же высеченная из каррарского мрамора.

– Я уже не верил, – сказал он, улыбаясь.

– Я не хотела встретиться с ужастиками.

– С кем?

– С остальным твоим семейством, мой ангел.

Он улыбнулся и стыдливо натянул одеяло на больничную сорочку.