Насколько Гаэль поняла, во время перестрелки, о которой с утра трубила вся пресса, Эрван был ранен и неизвестно, кто именно стрелял. Его перевезли на вертолете в Париж, в госпиталь «Сальпетриер». И все для того, чтобы констатировать, что рана неопасна. Пуля только задела левый бок, над подвздошной костью.

Ее отец, истинный герой всей операции, тоже неплохо выпутался. Он воспользовался вертолетом скорой помощи, чтобы сбежать по-английски, оставив прокурора Республики и регионального префекта объясняться по поводу штурма с таким печальным итогом, – Гаэль уже не помнила точного числа жертв ни с той, ни с другой стороны, но все безумцы были мертвы.

Самым мучительным было видеть клан снова собравшимся воедино в больничной палате, точно так же как два дня назад, только теперь в роли требующего заботы пациента выступал Эрван. Ей позволили – спасибо, папа, – уйти из клиники, чтобы навестить брата и обнаружить здесь всех в полном сборе: верны себе и достойны песни Жака Бреля. Морван, с левой рукой на перевязи и в лубке, говорил по телефону. Лоик, насупившись в кресле, читал свои сообщения. Ее мать, еще более ненормальная, чем всегда, устроилась рядом с кроватью и что-то нашептывала раненому, который, как калиф, возвышался на своем ложе.

Гаэль наклонилась к брату и поцеловала в щеку:

– Как себя чувствуешь?

– Как после матча.

– На трибуне, ты хочешь сказать?

Она прочла, что он был ранен до штурма, который отец осуществил в одиночку.

– Очень смешно.

Хоть Гаэль и отказалась от своих планов отцеубийства, самоубийства и прочих штучек, превратиться сразу же в примерную сестренку она не могла. Но сжала ему руку, извиняясь за неуместную шутку.

– Мои парни с тобой? – спросил отец вместо «здравствуй».

– Они внизу. Решили покурить. Но ведь опасности больше нет, верно?

Морван мрачно на нее глянул и продолжил разговор по телефону.

– Ты прав, – сказал он своему собеседнику. – Я и рта не раскрою.

Напряженный, он, казалось, барахтался в непролазной трясине, хотя Гаэль склонна была предположить, что его завалят поздравлениями. Наверно, ситуация сложнее, чем она думала. Как бы то ни было, в очередной раз великий Морван доказал, что он герой, способный и на самое большое великодушие, и на худшие методы.

Отец – поборник справедливости, брат ранен. Честь клана осталась незапятнанной.

Присев на край постели, она решилась задать дурацкий вопрос:

– Значит, полный порядок, все закончилось?

– Они мертвы, если ты об этом.

– Сколько их было?

Эрван вкратце изложил ей историю, где фигурировали четыре обожателя Человека-гвоздя (в прессе упоминались только трое, лот по имени Ди Греко был изъят), трансплантация клеток, черная магия, ритуальные убийства, месть… Довольно трудно разобраться, но ее старший брат был в полной форме и снова готов к бою. В двадцать девять лет она только-только начинала осознавать, что все больше в нем нуждается.

– Значит, все кончилось? – не сдавалась она.

– Не для меня. Мне еще предстоит подтереть дерьмо.

– Выражайся прилично.

– Это означает, что я должен закрыть все отчеты и прочие бумаги.

– Я пошутила.

Эрван улыбнулся с некоторым запозданием, как обычно.

– Не надо его утомлять.

Гаэль повернула голову к матери, и ее хорошее настроение мгновенно улетучилось. Она поцеловала Эрвана и вышла, ни слова не сказав остальным. В коридоре ей снова вспомнилась клиника Сент-Анн. Метания по запертому этажу, бегство через раздаточное окно… Она уже не знала, смеяться над этим или плакать.

Она нажала кнопку лифта – скорее уж грязного грузового подъемника, – и дверцы распахнулись. Санитар подвинул носилки, чтобы освободить ей место. К счастью, на носилках никого не было. Она не вынесла бы зрелища старика в полубессознательном состоянии по дороге в отделение. Но на санитаре была хирургическая маска, и этой детали хватило, чтобы ее охватил страх.

Пока они спускались, ее тревога усилилась. Через несколько секунд она начала задыхаться. Что ж это со мной, черт? Неужели она теперь до конца дней не сможет и ногой ступить в больницу?

На первом этаже она бросилась наружу, свернув к стеклянным дверям, ведущим в сад. Ее телохранитель, чернокожий, откликавшийся на имя Карл, спокойно курил на воздухе, в котором уже начали сгущаться тени.

– Все хорошо? – спросил он, расплываясь в улыбке.

Она кивнула. Казалось, ее сердечную мышцу свела судорога. А в горле узел из связок.

– Дай сигаретку, – задыхаясь, приказала она.