41
Мунк закрыл за Мией дверь и сел за свой стол. Она опустилась на диванчик, странно уставившись на шефа. Мунк посмотрел на нее, не зная, с чего начать. Миа ответила ему рассеянным ничего не выражающим взглядом, словно ее не было в комнате.
– Что происходит? – наконец произнесла она.
– Это я у тебя хотел спросить.
– Что? – сказала Миа, немного придя в себя.
Мунка терзали противоречия. Он уже несколько дней думал об этом. Сначала в «Юстисене», потом на вчерашнем брифе, и теперь опять на утренней встрече. Миккельсон отстранил ее. Велел ходить к психологу. Чтобы ее выписали. Посмотреть, готова ли она к этому. Снова работать. Сначала Мунк очень разозлился: типичный Миккельсон! Но в последние дни Мунк начал всерьез задумываться, не был ли тот прав. Может быть, она к этому не готова. Ведь как бы то ни было, совсем недавно он нашел ее в одиночестве на острове в Трёнделаге.
Конечно, она ничего не сказала, но он и сам понял. Она туда не в отпуск поехала. Она уехала, чтобы исчезнуть. Покончить жизнь самоубийством. В тот раз он забрал ее с собой. Она выглядела вымотанной, худая как спичка, с мертвыми глазами. И вот он снова это сделал. Вытащил ее. И теперь он сидит здесь со стойким ощущением, что, возможно, это не было правильным решением. Что ей нужна свобода. Что она еще не готова к этому. Что ей все-таки нужно походить к психологу.
– Как ты, Миа? У тебя все нормально? Все хорошо?
Миа Крюгер вышла из спячки и уставилась на него. На этот раз бодрый раздраженный взгляд, такую Мию он прекрасно знал.
– Ты что, издеваешься надо мной?
Она поняла, к чему он клонит, и ей это совершенно не нравилось.
– Я не в этом смысле, – сказал Мунк, подняв руки перед собой. – Я просто хочу, чтобы у тебя было все хорошо, вот и все. Я ведь за тебя ответственен, правильно?
Он попытался изобразить обезоруживающую улыбку, но она на это не купилась и принялась изучать его подозрительным взглядом.
– Тебе Миккельсон на уши присел?
– Что? Нет-нет.
– Я что-то сделала не так? Опять замучила управление? Опять плохо выглядим в газетах? Потому что еще не раскрыли дело? Да сколько времени прошло с тех пор, как мы нашли ее? Шесть дней? Господи, да мы до хрена уже сделали и продвинулись, ведь столько работы…
Она раздраженно наклонилась вперед на диване.
– Нет, нет, – сказал Мунк, снова подняв руки. – Ничего такого. Миккельсон ничего не говорил. Никто не проявлял недовольства. Мы делаем все, что должны. Ты делаешь все, что должна.
– Еще бы они думали по-другому, – огрызнулась Миа. – Чертов Миккельсон.
– Это не имеет никакого отношения к Миккельсону, – сказал Мунк.
– Тогда в чем проблема? – Миа развела руками.
– Это я, – осторожно сказал Мунк.
– Что ты имеешь в виду?
– Я немного за тебя беспокоюсь, вот и все.
Мунк снова попытался нацепить улыбку.
– Беспокоишься? Какого черта, Мунк? За что беспокоишься?
– Конечно не за твою работу. Боже, Миа, да мы без тебя не справимся. Я только думаю о… о твоем здоровье, пойми!
– Что? Здоровье? – сказал Миа, немного успокоившись. – Я в порядке, в полном, разве по мне не видно?
Мунк не стал говорить то, что думает. Что у нее жутко уставший вид. На грани.
– Само собой. Господи, ну разве друг не может выказать, м-м, как это называется…
– Идиотство? – хитро улыбнулась Миа, возвращаясь к своему обычному образу.
– Ха-ха. Заботу. Забота – вот слово, которое я хотел сказать.
Миа слегка улыбнулась и достала из кармана куртки пастилку. Положив ее на язык, на этот раз она посмотрела на него несколько более дружелюбно.
– Боже мой, Мунк, ну мы же не в детском саду?
И все же казалось, что она была рада, что он спросил. Что ему не все равно.
– Подустала за последние дни, должна признать, – вздохнула она. – Плохо спала. Думала обо всяком, но ничего такого, с чем я не справлюсь, ясно? Я уже бывалая.
– Значит, тебе не нужно пару дней?
– Мне – выходные? – захохотала Миа. – Тебе надо взять себя в руки, Холгер, ты теряешь хватку. Может быть, ты все-таки прав и уже слишком постарел? Сколько тебе там уже? Шестьдесят пять? Семьдесят пять? Будь добр, избавь меня от этого, сегодня что, первое апреля?
Очевидно, Миа находила все это весьма забавным. Она смеялась, качая головой. Мунк тут же почувствовал, что ему опять стало интересно. Действительно ли она в себе. Тут ли она на самом деле.
– Так все нормально?
– Ну конечно, нормально, Холгер. Господи, ты со всеми сотрудниками так беседуешь или только со мной? – Она подмигнула и поднялась. – Спасибо за беспокойство, но у меня все хорошо.
– Отлично, – кивнул Мунк. – Чем займешься первым делом?
– Природно-исторический музей. Совы. Есть предчувствие, что тут может что-то быть.
– Хорошо, – улыбнулся Мунк, когда в дверь постучали и в проеме показалась голова Людвига Грёнли.
– Я кое-что нашел, – сказал пожилой следователь. – Я не помешал?
Он посмотрел на Мунка, затем на Мию и снова на Мунка.
– Нет-нет, заходи, что там у тебя?
Людвиг Грёнли улыбнулся и положил на стол перед Мунком листок.
– Еще одно дело об исчезновении, – сказал Грёнли.
– Вот как?
– Из «Садоводства Хурумланне».
Мунк изучал листок, нахмурив брови.
– Что там? – спросила Миа.
– Девять лет назад, – продолжил Грёнли. – Было заявление о пропаже мальчика.
– Из садоводства?
– Да. Матс Хенриксен. Пошел погулять в лес и не вернулся.
– Дай посмотрю, – сказала Миа, забрав бумагу у Холгера.
– Его так и не нашли? – серьезно спросил Мунк, подняв глаза на Грёнли.
– Не нашли. Судя по отчетам, искали, но недолго.
– Почему? – с любопытством спросила Миа.
– Мальчик был, судя по всему, с суицидальными наклонностями, – продолжил Грёнли. – Дело закрыли.
– Но трупа не было? – спросил Мунк.
– Неа. Так и не нашли. Думаешь, тут может быть связь?
– Точно стоит проверить, – кивнул Мунк. – Хорошая работа, Людвиг, прогони это через систему, посмотри, не обнаружится ли что-нибудь.
– Ок, – сказал Людвиг, уходя.
– Что-то есть в этом странное, – сказала Миа, не отрывая глаз от бумаги перед собой.
– Ну, что думаешь?
– Я не знаю. Но что-то точно не сходится.
– Знаешь, я просто… – начал Мунк, но его прервал взгляд Мии.
– Что такое? Хочешь присмотреть за мной? – сказала она с сарказмом в голосе.
– Да.
Миа встала с дивана и прошла к двери.
– Я сама могу за собой присмотреть, Холгер.
– Знаю-знаю. Я просто…
Он не нашелся, что еще сказать, и так и остался сидеть за столом с подобием улыбки на лице, а она вернула ему листок и вышла из кабинета.