Часть одиннадцатая
ВЕТРА И ДОЖДИ НЕИСТОВСТВУЮТ

Никто и представить не мог, что главврач Ляо покинет свое кресло, а вместо него должность займет главный хирург отделения гинекологии Лэй Иган, которому только-только исполнилось тридцать пять. Он был уроженцем Гуандуна, можно считать из Шэньчжэня. Гуандунцы всегда производят на окружающих впечатление тощих, однако Лэй Иган вовсе не был скелетом, как можно было ожидать, напротив, его фигура была крепкой, а материальное положение семьи – прочным. Роста он был не маленького, около метра семидесяти, и даже имел лишний вес, если рассчитать пропорцию массы тела и роста. Для гуандунца это нечто из ряда вон выходящее. Полное лицо Лэй Игана сияло довольством и лоснилось от хорошей жизни. На нем не было каких бы то ни было признаков бороды, но не потому, что он чисто брился, просто борода не росла.

Поговаривали, что повышение во многом связано с тем научным прорывом, который он совершил в гинекологии. Он разработал новый способ оперативного вмешательства, благодаря чему болевые ощущения женщин при перевязке труб удалось уменьшить на сорок процентов, время операции сократить до пятнадцати минут, после операции рубец заживал на пять дней быстрее, чем раньше, что в переводе на больничные расходы, разумеется, позволяло сэкономить круглую сумму. Этот метод произвел фурор в обществе, особенно среди женщин, которые ликовали так, словно избавились от необходимости бинтовать ноги. На безбородом лице Лэй Игана всегда сияла улыбка. Некоторые говорили, что это скромность, другие уличали его в коварстве, третьи считали улыбку проявлением доброты, а четвертые – хитрости, но что она значила на самом деле, знал лишь сам Лэй Иган.

В больнице начались кадровые перестановки, а заодно порядок навели и в отделениях. Агитационный отдел переименовали в отдел пропаганды, дополнительно укомплектовали штат двумя сотрудниками, ну а начальником отдела, разумеется, сделали Ся Цзифэна, в результате чего в отделе освободилось хлебное местечко. Эту вакансию можно сравнить с вражеским бастионом, который окружили, бросая алчные взгляды, бесчисленные толпы отборных солдат, причем каждый был готов идти на штурм. Но кому в итоге сдастся крепость? Исхода битвы в глубине души ожидали многие.

Цянь Сяохун работала так, что не придерешься, но, разумеется, все лавры доставались Ся Цзифэну; таково неписаное правило: если ты стоишь на ступеньку ниже кого-то, то ты по определению хуже. Новый начальник Лэй Иган, получив пост, тоже не сидел без дела; складывалось впечатление, что он уделяет пропаганде особо пристальное внимание, так что постоянно контактировал с отделом пропаганды, а точнее, с Цянь Сяохун.

– Цянь Сяохун, заходи! Надо поговорить. – Лэй Иган по телефону вызвал Цянь Сяохун к себе в кабинет.

Он приоткрыл окошко, и от сквозняка жалюзи тихонько ударялись об окно. Борода у Лэй Игана так и не росла, что всегда вызывало у Цянь Сяохун сожаление.

– Хорошо, господин Лэй. – Судя по виду, он ее вызвал отнюдь не для праздной беседы. У Цянь Сяохун затрепетало сердце.

– Ты уже давно занимаешься пропагандой?

– Больше года.

– И знаешь, что и как тут в больнице?

– Ну… в общих чертах.

– В ближайшее время больница собирается предоставить новые услуги по охране репродуктивного здоровья, поэтому нам нужно заняться их популяризацией. Конкретное задание я поручил начальнику Ся, а ты должна всячески ему содействовать и помогать.

Цянь Сяохун покивала, ей показалось, что Лэй Иган выражается слишком туманно. А вообще, после того раза она старалась поменьше времени проводить наедине с Ся Цзифэном. Зачастую они находились в кабинете по очереди: Цянь Сяохун заходила, а Ся Цзифэн выходил, а когда она выходила, то он входил, чем-то похоже на занятия любовью, но все было именно так. А Лэй Иган с этой его ухмылочкой словно что-то заприметил.

– Кроме того, в следующую пятницу я собираюсь делать доклад правительству, хочу, чтобы ты подготовила мне материалы со сводной статистикой. Если будут вопросы, то в любое время звони мне на мобильный. – И снова на лице Лэй Игана появилась невинная усмешка.

Цянь Сяохун встревоженно что-то лепетала в ответ, но при этом про себя размышляла: «Эту ерундистику всегда писал Ся Цзифэн, почему вдруг задание обрушили на мою голову?» Черт возьми, непонятно, то ли главврач хочет поставить ее в тяжелое положение, то ли, напротив, доверил важную работу. Улыбка на безусом лице Лэй Игана была совершенно незаурядной, глядя на нее, человек испытывал озноб покруче, чем от злого оскала. Цянь Сяохун внезапно рассмотрела все неровности и морщины на лице Лэй Игана. Его бледные губы всегда блестели, будто намазаны маслом. Кроме того, она рассмотрела, что вокруг рта Лэй Игана пробиваются черные волоски, и неожиданно это напомнило ей женские половые органы.

Поручение тяжким грузом давило на Цянь Сяохун, вызывая тревогу и печаль. «Мать твою, придется трахаться с этой статьей, а то Лэй Иган трахнет меня, и для меня все плохо закончится. Но как написать доклад не меньше пяти тысяч иероглифов?»

– Братец Ся, ты не мог бы дать мне посмотреть старые отчеты? Мне нужно составить новый.

Цянь Сяохун застала Ся Цзифэна врасплох, и тот обомлел: «С чего это вдруг ей поручают бумажную работу? Если теперь отчеты она будет писать, то мне чем заниматься? Неужели главврач Лэй что-то новенькое задумал?»

– Что за отчет?

– Главврач на следующей неделе будет докладывать.

– Это он тебе так сказал?

– Ну да.

Разумеется, все не так просто. Ся Цзифэн подозревал, что Цянь Сяохун от него многое скрыла, она его определенно остерегается, играет в свои собственные игры и втайне мечтает вставить палки в колеса. При этой мысли вся симпатия к Цянь Сяохун и страсть той ночи внезапно уступили место стыду. Как он мог вообще переспать с такой девицей? Будущий начальник отдела Ся Цзифэн очень подвел самого себя. Он сделал вид, что отрывает от сердца какие-то простые материалы, словно крестьянин, который выдергивает несколько кустиков драгоценной рассады и дарит соседу.

– В общих чертах вот это. Посмотри, есть ли что полезное.

Ся Цзифэн торжественно вручил ей несколько отксеренных листочков, как свое целомудрие. Цянь Сяохун приняла их, преисполнившись благодарности, а потом начала с благоговением читать, не пропуская ни одного знака препинания. Дочитав, она осознала, что ничего не поняла, кроме того, что их больница провела огромное количество операций по перевязке труб, а количество абортов было еще больше. Ясно одно: люди каждый день совокупляются, наряжаются и кокетничают днем, а ночью сверкают обнаженными телами, и репродуктивное здоровье в конечном итоге приносит массу проблем.

Стиснув зубы, она корпела над докладом до пяти или шести часов вечера, когда сгустились сумерки и коллеги разошлись, но накропала только вступление на сотню иероглифов, из которых восемьдесят переписала из предыдущего отчета. Петух, он и есть петух, сколько ни сажай в гнездо, а яичка не дождешься. Наконец Цянь Сяохун поняла, что значила пословица, которую так любили деревенские: она была тем самым петухом, который не в состоянии снести яйцо и которого Лэй Иган насильно запихал в гнездо. Может, он хотел посмотреть, умеет ли она вообще нести яйца? Вот ведь козел! Цянь Сяохун пару раз со злостью стукнула по столу кулаком, потом сделала три круга по кабинету, потрясая грудью, после чего решила не тратить время впустую, а продемонстрировать Лэй Игану, что она настоящий петух и не может выполнять задания для куриц.

Голос Лэй Игана на том конце провода звучал на фоне абсолютной тишины, может, он был в квартире или ехал в автомобиле. Голос гинеколога всегда был очень ласковым, так же ласково он принимал пациенток и обращался с женскими половыми органами.

– Давай обсудим все конкретно, – предложил Лэй Иган, как будто стоит ей с ним побеседовать, и проблема решится сама собой.

– По телефону всего не расскажешь, господин Лэй. Этот доклад очень важен для вас. Я боюсь задержать.

– Время еще есть. Ты приходи. Обсудим конкретно.

– А где вас искать? Материалы взять с собой?

– Бери. Я у себя в кабинете.

Лэй Иган был у себя в кабинете. Этого Цянь Сяохун не ожидала. Он спал. Почему он спал в такое время – тоже вопрос. В любом случае его безусое лицо слегка раскраснелось после сна, как у мальчика, даже невозможно представить, что это было лицо взрослого мужчины. Губы еще сильнее заалели и увлажнились, словно он только что попил воды.

Дверь захлопнулась. Лэй Иган нечаянно задел Цянь Сяохун, когда плюхнулся на диван, и дал знак ей тоже присаживаться. Стоило сесть на диван, как задницам тут же стало жарко, задницы принялась ерзать и в процессе переместились ближе друг к другу, то есть разговор еще и не начался, а задницы уже тайком общались, можно так выразиться, горели на работе.

– Что тут скажешь? Этот доклад и легкий и трудный одновременно. Когда впервые пишешь, то сложно, зато потом навостришься и станет просто.

Лэй Иган не сказал ничего толкового. Цянь Сяохун в этот раз не стала стесняться и с улыбкой посмотрела на главврача, словно тот произнес какую-то умную сентенцию, а она оценила по достоинству. Лэй Иган делал особый упор на свои выдающиеся врачебные заслуги, мол, их можно отнести к важным достижениям больницы, некоторые можно расписать подробно, а другие – лишь упомянуть мельком. Оглянуться в прошлое тоже не помешает, но главное – смотреть в будущее, смело планировать, чтобы руководство увидело в отчете надежду и развитие.

– Правильно я говорю? – Он все так же произносил всякую чепуху. – Ты давай пиши, а когда напишешь, я почитаю и поправлю.

Лэй Иган легким движением взял у Цянь Сяохун материалы, а потом его ладонь случайно коснулась руки девушки. Цянь Сяохун заметила, что ладонь у главврача белая-белая, словно ее отбелили, а на тыльной стороне чудесным образом выросло несколько черных волосков. При мысли о том, что эта рука держала скальпель, разрезая бесчисленное количество женщин, а еще касалась бесчисленного количества женских половых органов, Цянь Сяохун затошнило, словно она уловила запах крови. А ведь, может, он еще и из разряда «Цин-лунов».

– Господин Лэй, вы своими наставлениями вдохновили меня, пойду писать.

Цянь Сяохун оторвала задницу от дивана. Рука Лэй Игана замешкалась и не поймала Цянь Сяохун, лишь ногтем царапнула ее кожу. Цянь Сяохун легонько рассмеялась, потом легонько приоткрыла дверь и так же легонько закрыла ее. Лэй Иган всплыл на поверхности дивана.

В наши дни все какие-то неугомонные, чуть что – сразу скандал, на каждую мелочь посторонние слетаются, как мухи, и с жужжанием начинают критиковать и судачить, как будто если промолчишь, то не проявишь свой ум и окружающие решат, что ты либо немой, либо осел. Зато непосредственные участники хранят молчание, словно протухшие яйца. Они молчат, однако внутри продолжается гниение, и вонь лишь усиливается.

Юй Юцин разрывалась между двумя мужчинами, ее подбородок еще сильнее заострился, а месячные внезапно стали ее тайной. Она больше не докладывала всем и каждому, вроде как все вошло в нормальную колею, а потому постепенно окружающие и думать забыли о ее месячных, этот вопрос более не привлекал внимание публики. Теперь Юй Юцин настойчиво охраняла свою личную жизнь, к примеру ее отношения с Ся Цзифэном. Жаль только, Цянь Сяохун давно уже раскусила ее, просто не хотела разоблачать, так что Юй Юцин мучительно обманывала сама себя.

Цянь Сяохун четко расслышала, как Юй Юцин назвала ее «потаскухой», а Ся Цзифэн уверял, что она ему не нравится, а что они там дальше говорили, уже совершенно не важно. Ся Цзифэн избегал Цянь Сяохун, что лишь подтверждало его слабость: мужчина, который боится взглянуть в глаза женщине, как минимум безвольная тряпка. А Ся Цзифэн еще и фальшивка, поскольку к его любви примешивались другие факторы. Он захотел тогда переспать с Цянь Сяохун, однако действовал с оглядкой. Цянь Сяохун прекрасно помнила тот вечер, когда Ся Цзифэн дрожал от возбуждения. Если бы он не испытывал желания на протяжении долгого времени и у него не было к ней вообще никаких чувств, то не случилось бы того сумасшествия. Жить так, как живет Ся Цзифэн, не интересно.

Пока Цянь Сяохун судорожно думала над отчетом, Ся Цзифэн и Юй Юцин размышляли, почему главврач Лэй поручил писать отчет Цянь Сяохун. После развода Ся Цзифэн с женой разделили имущество, ему досталась квартира: три спальни и гостиная, в хорошем районе, вокруг круглый год зеленели лужайки и распускались цветы. В этом месте у людей появлялось чувство довольства, и секса, разумеется, становилось больше. Поэтому, после того как Ся Цзифэн принял решение на следующий день пойти к главврачу и поговорить об отчете, парочка, обнявшись, отправилась в спальню, а после полноценного секса продолжила обсуждать, как осуществить задуманное.

– Юцин, как мне предметно разговаривать, чтобы не возникло недопонимания? Он человек расчетливый, да и вообще необычный, если заденешь, так это лицо с ласковой улыбкой больше никогда к тебе не повернется… – Ся Цзифэн тщательно обдумывал план.

Юй Юцин приподняла голову, взглянула на него и решила, что он лучше, чем Сяо Юань. Ся Цзифэн зрелый и привлекательный, Сяо Юань еще слишком импульсивный, а иногда и опрометчивый. Но, к сожалению, Ся Цзифэн разведен. Как так получилось? Юй Юцин тихо и горестно вздохнула. Ся Цзифэн, видя, что она не отвечает, пошевелил плечом, на котором покоилась голова девушки, и воскликнул:

– Эй, ты чего застыла?

Юцин от неожиданности прикусила язык, толкнула Ся Цзифэна, а потом ойкнула и села, держась за рот, и у нее от боли потекли слезы.

Ся Цзифэн заскучал, ему было лень утешать Юцин, поскольку он размышлял о своей проблеме. Сначала у Юцин слезы брызнули от боли, но постепенно она разревелась, а потом и разобиделась по-настоящему. Ся Цзифэн не мог взять в толк, что с ней такое, а Юцин запричитала:

– Тебе на меня плевать! А я-то пекусь о твоих делах. Сяо Юань не такой невнимательный!

Ся Цзифэн услышал и заревновал:

– Ну так и вали к своему Сяо Юаню! Изначально мы обсуждали стратегию, а ты вдруг все перевела на чувства! А я не могу так разом перестроиться!

Ся Цзифэн был бы не прочь свалить куда-нибудь и заняться своими делами, но он боялся, что Юцин рассвирепеет пуще прежнего.

– Завтра поговори с главврачом, но только никаких серьезных бесед, просто бессодержательная болтовня, разведай обстановку, понял? – Юцин увидела, в каком состоянии Ся Цзифэн, умерила свой пыл и подумала: «Угораздило же влюбиться в тебя!»

– Какая еще болтовня?! Мы с ним обычно и не общаемся особо. Надо действовать осторожно, ведь за ним стоят крутые ребята.

На улице постепенно стемнело. Ся Цзифэн с чувством легкого отвращения оттолкнул от себя Юцин, с голым задом слез с кровати, а потом девушка услышала журчание воды из туалета.

На следующий день Ся Цзифэн пристально следил за происходящим в офисе главврача, но удобный случай так и не подвернулся, поскольку в кабинете главврача постоянно толклись люди, мужчины и женщины, молодые и старые, сотрудники больницы и посторонние – короче говоря, ни на минуту главврач не оставался один. Ся Цзифэн встревожился и выглядел так, будто страдал от запора. Он изо всех сил пытался скрыть свое состояние, но безрезультатно, поскольку вскидывал и поворачивал голову на каждый звук шагов из коридора. В итоге Цянь Сяохун тоже поворачивала голову, и вскоре у нее перед глазами зарябило.

– Тебе нужно к главврачу? – поинтересовалась Цянь Сяохун без всякой задней мысли, покусывая кончик ручки, отчего Ся Цзифэн на долю секунды замер.

– Похоже, он сегодня особенно занят. Как отчет?

– Да никак. Хочешь прочесть?

Ся Цзифэн с готовностью протянул руку, и Цянь Сяохун передала ему черновик. Ся Цзифэн погрузился в чтение минуты на две, затем сунул обратно со словами:

– В общих чертах все верно. Очень богатое содержание.

– Ты уже дочитал? Никаких критических замечаний?

– Написано хорошо. Лучше, чем я ожидал.

– А ты ожидал чего-то? Нет ли каких-то неграмотных предложений или ошибок? Помоги мне исправить.

– Все нормально! Куда лучше, чем то, что я писал в самом начале.

– Не надо меня подбадривать, Ся Цзифэн. Посмотри глазами главврача, что нужно исправить.

– Я же не главврач, не знаю, что он там себе думает.

Снова мелькнула чья-то тень, из кабинета главврача вышел последний посетитель. Ся Цзифэн откатился на стуле, потом быстро поднялся и был таков, а когда вернулся, без слов рухнул обратно на стул.

Цянь Сяохун с материалами в руке точно так же скрылась за дверью, а минут через десять вернулась с пустыми руками и тихонько присела на место.

– Иди. Господин Лэй тебя вызывает.

Ся Цзифэн поблагодарил и пошел в кабинет главврача.

– Как тебе отчет Цянь Сяохун? Сначала взгляни.

Ся Цзифэн встал и с почтением взял обеими руками бумаги, которые передал главврач Лэй. Лэй Иган всегда врубал освещение в кабинете на полную. Яркий свет от десятка ламп, вмонтированных в потолок, заставлял Ся Цзифэна испытывать неловкость, словно видна каждая его пора и каждая черная точка. Тело его слегка одеревенело, на лице, пока он уставился в отчет, застыло серьезное и сосредоточенное выражение. На самом деле он не читал, а размышлял над формулировками, чтобы как можно красивее выразить свое мнение. Нужно было проявить свой профессионализм, но так, чтобы главврач Лэй не понял, что Ся Цзифэн намеренно придирается, а еще требовалось воспроизвести соображения самого главврача. Через десять минут Ся Цзифэн поднял голову, сконфуженно улыбнулся, дескать, отчет написан так себе, но ответственность не на нем.

– Текст немного громоздкий, упущены многие важные моменты, слова какие-то корявые, да и содержание путаное. В целом вот такое впечатление.

Лэй Иган хмыкнул, потом поднялся налить воды, вода в кулере зажурчала и запузырилась.

– Хуже, чем я ожидал. Я-то думал, пара исправлений – и можно использовать, а оказывается, надо слишком много всего исправлять. Придется тебя попросить написать заново.

Лэй Иган поставил перед ним чашку, и Ся Цзифэн торопливо схватил ее обеими руками.

– Разумеется. Это моя работа.

– Чтобы заниматься пропагандой, надо обладать определенным культурным уровнем и образованием не ниже среднего специального.

– Вы совершенно правы. Пропаганда – это ведь пропаганда культуры. Иногда мне тоже кажется, что Цянь Сяохун не слишком эффективна на своем месте.

– Ммм… А может, ей нужны профессиональные навыки и тогда она справлялась бы?

– И снова вы правы.

– Ты подумай, нужно составить планы работы вашего отдела, а еще сформулировать требования к сотрудникам. Ты начальник отдела, можешь вносить предложения.

Лэй Иган делал намеки с невозмутимым видом. Ся Цзифэн нутром почуял, что Лэй Иган задумал нечто совсем иное.

Дождь стучал по капотам машин. Ветер порывами проносился сначала в одну сторону, а потом обратно. Настоящий ливень, какого давно не было. Капли воды отскакивали от стекла, и брызги попадали на кончик носа. Цянь Сяохун еще какое-то время смотрела, как дождевые капли ударяют по ладоням листьев, по раскрытым прохожими зонтикам, по рекламным объявлениям, которыми была завешена остановка, по всему, по чему только можно ударить, по обнаженным участкам земли, по любому предмету, который не нравился каплям. Дождь прекратился, все вокруг намокло, но излучало энергию. Время тянулось, скука никуда не делась, точно так же после дождя все выглядит, как выглядело раньше. Цянь Сяохун решила, что нужно чем-то заняться, полистала пару потрепанных учебников для подготовки к экзаменам, но скука усугубилась, и единственным способом как-то перебороть ее было найти еще более скучное занятие, чтобы выбить клин клином.

Цянь Сяохун выглянула в окно. Под вечер солнце бесстыдно выглянуло из-за туч и продолжило ярко освещать все вокруг. Цянь Сяохун вышла из комнаты и устроилась погреться на солнышке. Мотоциклы и автомобили заносчиво выпускали клубы выхлопных газов, велосипеды смиренно пробирались между них, а люди толкались на пешеходных переходах. Над влажными улицами поднимался пар, из магазинов, торговавших дисками, доносилась оглушительная музыка, кругом предлагали пейджеры со скидкой, над входом в магазин «Все по восемь юаней» покачивались ветряные колокольчики, пара растрепанных девушек с фабрики шла, держась за руки, а потом они встали, приклеившись к мокрой земле, вроде как слушали звон колокольчиков и при этом обсуждали, не нужно ли им приобрести такие же. Когда Цянь Сяохун поравнялась с ними, в нос ударил запах потных подмышек, а в уши – звон колокольчиков. Звуки и запахи смешались, сделали круг и только после двух кругов исчезли. Цянь Сяохун практически задыхалась, хорошо еще этот запах издавали не ее подмышки, хоть какое-то утешение – она куда чище этих девиц. На душе Цянь Сяохун стало легко, не удивительно, что, согласно пословице, прогулка помогает перебороть скуку, она и впрямь ощутила эффект, по крайней мере на начальном этапе результат был очевидным. Цянь Сяохун шла широким шагом, выпятив грудь, вскинув голову, она окинула взглядом небо и с удивлением обнаружила там несколько белых облачков, причем одно из них обволокло верхушку высотки.

Что делать? Что нужно делать? Если валять дурака, то профукаешь зря и такую замечательную погоду, и такое прекрасное настроение. Мысли метались от одного предмета к другому, и тут правая рука зацепила маленький лоток при магазине, расположившийся на пешеходной дорожке и торговавший сигаретами. Сотня с лишним пачек переливались всеми цветами радуги, настоящий пир для глаз, Цянь Сяохун остановилась, наклонила голову вбок и принялась пересчитывать пачки с первой до последней, иностранные и китайские, дорогие и дешевые, в итоге она насчитала сто восемь сортов.

– Сигареты выбираешь? Девушкам лучше курить тонкие, типа этих.

К прилавку подошла смуглая женщина, которая несла под мышкой маленького мальчика, словно пучок рисовой соломы. В ее голосе слышалась уверенность и опытность, у Цянь Сяохун создалось впечатление, что женщина курит несколько десятков лет.

– А вот такие пробовали? – Цянь Сяохун взяла изящную пачку.

– Все девочки такие курят.

Уверенности в ее голосе поубавилось, а на лице появилась тень сожаления. Ребенок под мышкой зашевелился, как краб, пялясь по сторонам огромными глазами. В этот момент к прилавку из магазина подскочила чумазая девочка и на ломаном путунхуа залепетала:

– Десять юаней. Десять юаней.

Она смотрела на Цянь Сяохун и ждала, когда та даст ей деньги. Цянь Сяохун купила сигареты, а потом бросила взгляд внутрь магазина, но ничего не было видно, лишь создавалось впечатление, что там тесно и беспорядок. Только Цянь Сяохун собралась идти, как мимо пролетела еще одна девочка, с порога крикнула «Мама, я дома!», а потом сняла красный ранец и бросила в сторону хозяйки магазина.

Сколько у тебя детей? Цянь Сяохун хотела задать вопрос, но, пока размышляла над ним, уже отошла от лотка. Солнце вдруг резко закатилось, в какой-то полудреме Цянь Сяохун, сжимая в руке пачку сигарет, пошла дальше, а когда пересекала надземный переход, то обратила внимание, что ее давно уже преследует какой-то парень. У него были огромные ступни. Цянь Сяохун остановилась, опершись об ограждение, чтобы посмотреть, что будет делать этот парень. Большеног остановился на другой стороне надземного перехода, тоже облокотился на ограждение и принялся как ни в чем не бывало рассматривать окрестности. Постепенно загорались неоновые огни, внизу в обоих направлениях скользили машины, выплескивая далеко перед собой свет фар. Цянь Сяохун сменила позу, руки и ноги занемели, а в ступнях вдруг появилась такая легкость, будто она парила над землей.

– Не угостишь сигареткой? – Когда совсем стемнело, Большеног подошел к ней.

Голос не сулил ничего плохого, скорее всего, у него вполне законная работа. Цянь Сяохун покосилась на парня: черты лица изящные, но лицо мрачное, однако на сексуального маньяка не похож.

– А огоньку не найдется? – Цянь Сяохун хотела распаковать пачку, но не могла понять, где верх, где низ, и вертела ее в руках.

– Ты не куришь, а сигареты купила.

Большеног забрал у нее пачку, пальцами на ощупь подцепил и сорвал пленку. Пленка блеснула, когда парень кинул ее с пешеходного моста, а потом дал одну сигарету Цянь Сяохун так, будто это его пачка.

– Почему ты за мной следишь?

Большеног вытащил из заднего кармана зажигалку, дал Цянь Сяохун прикурить, и та затянулась, положив локти на перила.

– Ну почему сразу «следишь»?! Просто так сложились обстоятельства. Я только что расстался с девушкой, шел по этому пути, а потом увидел тебя, ну вот… Ты не можешь себе присвоить всю дорогу, словно только тебя мучают какие-то мысли. – Большеног говорил очень серьезно, а потом пнул своей здоровенной ногой ограждение, словно хотел разделить с ним горечь.

– Чем занимаешься? Давно приехал в Шэньчжэнь?

Белая «хонда» выплыла между ног у Цянь Сяохун, проехала вперед и влилась в поток машин.

– Работаю в брокерской компании, занимаюсь ценными бумагами, приехал сюда восемь месяцев назад.

– Ого, всего-то восемь месяцев, а уже завел себе подружку! Я тут торчу почти три года, а парня нет, даже расстаться не с кем! Ты куда счастливее меня.

Парень посмотрел на Цянь Сяохун, встретился с ней глазами, отвернулся, а потом внезапно повернул голову и снова посмотрел на нее. Цянь широко распахнула глаза.

– Она шлюха. Ну, или была раньше. Заработала денег и занялась продажей акций. Сейчас вполне себе состоятельная, акций больше чем на полмиллиона. Но я предпочел бы, чтобы у нее не было этих пяти сот тысяч.

Большеног просунул ногу через ограждение, нога словно бы хотела броситься с пешеходного моста и покончить с собой.

– Ты же влюбился в нее потому, что у нее были эти пятьсот тысяч, а когда влюбился, то начал испытывать отвращение к этим деньгам, то есть хотел, чтобы у нее они были, но добытые честным путем. Это мои догадки. Ты не сердись.

Большеног задумался, а потом втянул ногу обратно и сказал:

– Как я сам не заметил этого? Неужели все так и было?

– Разумеется. Просто ты не хочешь себе в этом признаться.

– Время не раннее. Приглашаю тебя пропустить по стаканчику соевого молока, закусить ютяо и баоцзы.

– Еще две сигареты остались! – Цянь Сяохун по вертела пачку.

– Оставь на память.

После кафе Большеног потащил Цянь Сяохун смотреть кино в видеосалон. Зал был разбит на отдельные отсеки для парочек, где стояли мягкие кресла, в них зрители тонули и не могли двигаться. Причем обустроили эти отсеки по науке: впереди не было видно голов других зрителей, а слева и справа – их силуэтов, если оглянуться, то видно лишь спинку сзади стоящего кресла. Смотрели гонконгский фильм с Чингми Яу в главной роли, с большим количеством обнаженки. В процессе просмотра, то ли из-за мягких кресел, то ли из-за откровенных сцен, зародилось желание. Возможно, задача этих отдельных отсеков и состояла в том, чтобы сблизить людей. Сначала они невинно соприкасались руками, потом держались за руки, сжимали ладони друг друга, а потом рука парня, словно змея, обвилась вокруг Цянь Сяохун, и он заключил ее в объятия.

Желания невежественны, желания нормальны, желания выразительны, благодаря им фильм стал более увлекательным, но при этом неважным. Все зрители под эту кассету в своих отсеках ласкали друг друга, целовались, их движения не были постановочными, как на экране, скорее спонтанными. Время от времени слышался неосторожный стон, который, словно катализатор, ускорял движение зрителей.

Снаружи сгустилась темнота. Ветер раздувал смех по ночным улицам, тени людей плыли в воздухе, все спешили уединиться и продолжить начатое в видеосалоне. Большеног не переставал сжимать руку Цянь Сяохун, так сильно, что ладонь стала влажной. Оказавшись на ночной улице, он по-прежнему не говорил ни слова, лишь озирался в поисках такси, словно Цянь Сяохун – это предмет одежды, и не спрашивал, куда они поедут. Никаких «К тебе или ко мне?». Только после того, как Большеног нагнулся и сел в такси, он назвал адрес водителю, и такси заскользило в указанном направлении.

Большеног вошел в свою квартиру и тут же, словно одежду, бросил Цянь Сяохун на кровать.

Ночью всегда царит такая сумятица.

Вроде как был понедельник. Восемнадцатое число девятого месяца по григорианскому календарю. Чем этот день так запомнился? Просто Цянь Сяохун отмечала свое двадцатилетие. Когда Большеног постучался в двери кабинета и появился перед Цянь Сяохун с улыбкой от уха до уха, девушка тут же смекнула, что он хочет переспать с ней второй раз. Но одет он был очень элегантно – в серую футболку и кофейного цвета брюки свободного покроя, вел себя пристойно, и даже во взгляде Ся Цзифэна мелькнула зависть, отчего Цянь Сяохун засияла, поприветствовала Большенога со всей теплотой, налила ему чаю, и тут Ся Цзифэн тактично удалился.

– У тебя тут неплохая обстановочка, – сообщил Большеног, окинув взглядом комнату.

Рот у него, кстати, тоже был не маленький, очень чувственный, зубы белые и чистые. С той ночи прошло примерно полмесяца, Цянь Сяохун уже не могла вспомнить вкус этих губ. Она пыталась вспомнить, но не получалось.

– Ты чего пришел?

– А что, нельзя?

– Немного неожиданно.

– Ты же знала, что я приду.

– Правильнее сказать, я знала, что захочешь повторить.

– Не стану притворяться благородным. Захотелось и пришел.

Цянь Сяохун хихикнула.

– Начнем заново?

– Не продолжим? Почему надо начинать с начала?

– В тот вечер слишком много всего случилось.

– Хочешь со мной крутить любовь?

– А что, это невозможно?

Большеног постоял молча секунды три. Его большие руки почесывали уши, а большие ноги шаркали по полу.

– Хи-хи, очень даже возможно.

Цянь Сяохун уставилась на его ноги. Ботинки были очень чистыми.

– Я по дороге заскочил, вечером зайду за тобой, пойдем в караоке.

Вечером в шесть часов Цянь Сяохун встречалась с Большеногом в условленном месте рядом с «Макдональдсом». Темнело. После рабочего дня собирались дикие пробки. Люди галдели, словно все жители города повылазили из своих нор, чтобы поучаствовать в пышном пиршестве. Мир вот-вот перевернется вверх тормашками, надо успеть поесть от пуза, выпить и хорошенько повеселиться. Цянь Сяохун прошла внутрь, но в «Макдональдсе» не было свободных мест, все забито под завязку, вокруг клокотало море людских голов, а еще разносился аромат жареных куриных крылышек и гамбургеров. Цянь Сяохун почувствовала себя как на вокзале и тут же ощутила себя потерянной и одинокой. Она недоумевала, что же делать, и вдруг увидела большую руку, которая махала ей, словно куриное крылышко, а потом увидела, как посреди моря черных голов, словно подводные камни, мелькнули белые зубы, а большой рот Большенога покачивался, словно корабль на волнах.

– Иди садись. Столик напротив туалета. Я занял места, – коротко проинструктировал Большеног, а сам метнулся к кассе.

Столик и впрямь оказался напротив мужского туалета. Дверь в мужской туалет была очень красивой, розовой снаружи. Мужчины без конца входили туда, а потом выходили с довольным выражением лица. Туалет скорее напоминал женские покои, как будто внутри на розовой кровати их ждала молоденькая девушка, и даже просто засвидетельствовать ей свое почтение и то приятно. Цянь Сяохун села за стол, но не учуяла никаких посторонних запахов, вообще никаких, повсюду витали лишь ароматы куриных крылышек и гамбургеров, а люди вокруг пили колу. Цянь Сяохун это показалось забавным, она тихонько засмеялась, но тут вернулся Большеног с подносом.

– Картошка фри, крылышки, биг-мак, кола, мороженое и кетчуп.

Цянь Сяохун подумала о задницах за дверью туалета. Лицо у Большенога было выбрито глаже, чем зад. Когда мужчина чисто выбрит, значит, думает о «деле», причем показывает тем самым, что настроен серьезно и решительно. Это своеобразная беззвучная присяга. Цянь Сяохун растрогалась, но непонятно, то ли из-за лица, выбритого глаже, чем зад, или из-за целой горы еды. Она одарила Большенога очаровательной улыбкой, а тот впился зубами в гамбургер и разом откусил половину. Этот укус словно был ответом на улыбку девушки, но потом он неразборчиво промямлил:

– Я проголодался! Ты давай ешь!

Цянь Сяохун понравилось, как он жадно ест. Больше всего она боялась манерных мужчин, которые откусывали малюсенькие кусочки и постоянно промокали рот салфеткой, чтобы их лица так и оставались чище, чем их задницы. Лучше уж есть так, как Большеног, это все равно что отпустить усы и чувствовать себя свободно. Но в данном случае с усами выходило противоречие.

Цянь Сяохун налила слишком много острого соуса, пару раз макнула в него ароматное хрустящее крылышко, а потом еще и пальцы облизала, демонстрируя свою любовь к крылышкам и симпатию к Большеногу, затем с бульканьем выпила пару глотков колы и продолжила. Картофель фри она ела игриво, кусочки были тонкие и длинные, за раз съесть не получалось, так что она сначала сжимала их указательным и большим пальцем и, откусив один раз, обмакивала остаток в соус, еще больше усложняя процесс. Рука монотонно двигалась туда и обратно, у Цянь Сяохун от этого мельтешения зарябило в глазах. Большеног картошку есть не стал. Вскоре его большой стакан колы опустел, он сыто рыгнул, с довольным видом разглядывая, что происходит вокруг, а потом удалился в туалет. Когда он вышел, Цянь Сяохун доедала последнюю ложечку мороженого.

– Замечательный день рождения! Так вкусно! Огромное спасибо! – засмеялась Цянь Сяохун.

– У тебя день рождения? Ой, поздравляю! Еще чего-нибудь хочешь? – оживился Большеног.

– Я наелась. Не надо меня закармливать. Пойдем.

– Еще нет семи часов, давай прогуляемся по парку, караоке только в восемь часов откроется, надо растрястись, способствует пищеварению. – Никаких тебе загадок, все так же бесхитростно, как куриные крылышки, которые они только что съели.

– Господин, купите цветы, подарите девушке!

На входе в парк дорогу Цянь Сяохун и Большеногу перегородили дорогу две девочки пяти-шести лет. В руках они держали большой букет роз, причем каждая была завернута в отдельную пластиковую упаковку. Розы слегка увяли, словно бы их вытащили из мусорного ящика. Большеног объявил:

– Куплю тебе розу. Сегодня особый случай.

Цянь Сяохун отмахивалась:

– Лучше дай девочке денег, понятно же! Разве это цветы? Пойдем быстрее, ну ее!

Стоило Большеногу сделать шаг, как девочка ухватилась за его ногу и повисла на ней всем телом, причитая:

– Купите, купите, купите! Умоляю!

Большеног не мог вырваться. Вокруг начали собираться люди. Делать нечего. Он достал кошелек из заднего кармана, вытащил при свете уличного фонаря купюру в пять юаней и купил уродливую розу, только тогда девочка отцепилась. Большеног так и держал уродливую розу в руке, не осмеливаясь преподнести Цянь Сяохун. Они прошли через ворота в парк, сделали три круга, мимо статуи жирафа, через маленький мостик, и Большеног по дороге выкинул розу в урну, а потом таким тоном, будто сбросил тяжкое бремя с плеч, предложил присесть, указывая на скамейку на берегу озера. Он пересек лужайку, миновав силуэты людей в темноте, и примостился на белой каменной скамье, молча глядя на тихую гладь воды.

Посидев какое-то время, Большеног поднялся:

– Пошли в караоке, сейчас откроется.

– Давай не пойдем, тут так приятно посидеть.

– Ну уж нет! Сегодня твой день рождения!

– Ты меня сводил в «Макдональдс». Этого достаточно.

– Изначально планировался поход в караоке. Не будем менять планы.

– А ты сможешь петь-то? У меня настроение не очень.

– Да, я тоже туда не хочу.

– А тебя что тревожит?

– Та девушка хочет за меня замуж, а я не могу принять решение.

– Ты не можешь решиться взять ее в жены, но при этом не готов отказаться от нее.

Большеног не ответил.

– Ты ее любишь, но тебя заботит ее прошлое. Значит, ты ханжа, тебе нужна репутация и деньги.

Ветки ив покачивались, окуная кончики в воду.

– Мне не нужны деньги, я так решил.

– Но она и те полмиллиона связаны воедино.

– Мне от нее ни юаня не нужно.

– Это твои дела, я не буду тебя утешать.

– Я хочу быть с тобой.

– Тогда ты тем более окажешься в убытке. Я не девственница. У меня было много мужчин. И у меня нет пятисот тысяч, даже десяти и то нет.