– Мы на проходной уже, Лев Иванович, – послышался в трубке возбужденный голос Бойцова.

– Ну хорошо, – ответил Гуров. – А то я уж думал, что вы там в аварию попали. Больше часа вас нет.

Ольга Ивановна Костикова оказалась крепкой деловитой женщиной, с пышной грудью и узкой талией. Костюм с нашивками охранного агентства сидел на ней как влитой, подчеркивая все прелести фигуры этой 50-летней женщины. Крашеные волосы забраны в хвостик на затылке, ногти коротко, но аккуратно подстрижены. И вообще в этой женщине была и деловитость, и сила, и женственность одновременно. Наверное, выдали ее глаза. Быстрые, постоянно меняющие выражение. То ирония, то удивление, то игривая насмешка, то сосредоточенная внимательность. Такие глаза очень нравятся мужчинам.

– Здравствуйте, – четко поздоровалась Костикова, осматриваясь по сторонам и машинально поправляя завернутые почти до локтя рукава форменной куртки.

– Здравствуйте. – Гуров поднялся и показал рукой на стул возле своего стола. – Проходите сюда, пожалуйста. Присядьте, Ольга Ивановна.

Бойцов отошел к холодильнику в дальнем углу комнаты и принялся звенеть там бутылками. Наверное, искал минеральную воду.

– Ольга Ивановна, Александр, когда вас приглашал ко мне, наверное, немного рассказал о причинах этой встречи?

– Ну, вкратце. Он у вас партизан. Ничего не вытянешь. Говорил только, что дело очень важное, раз им напрямую министерство занимается, а не отдел полиции. И что-то связанное с Горчаковом. Я там жила. И дядю Ваню Холина знала хорошо. Я уехала оттуда давно, а он, говорят, умер уже. Жалко, хороший дедок был. А что случилось?

– Да вот про Холина и хотели с вами поговорить. Раз вы так хорошо его знали.

– Да, ну как хорошо… наверное, хорошо, – сказала женщина, и по ее голосу и чуть затуманившимся глазам Гуров сразу все понял. И то, почему эта женщина больше других знала о Холине.

Бойцов подошел к Костиковой и поставил перед ней невысокий стакан с минеральной водой. Видимо, она еще в коридоре просила попить. Женщина кивнула, взяла стакан и стала пить, но газ ударил ей в нос, и она приложила к лицу руку. Гуров взял листок бумаги и быстро набросал на нем для Сашки записку.

Подозвав Сашку, он сунул ему записку и велел отнести ее в приемную. Бойцов недоуменно посмотрел на шефа, потом глянул в записку и, кивнув, вышел.

– Скажите, Ольга Ивановна, – Гуров сделал паузу и мягко улыбнулся, – вы были близки с Холиным? Да?

– Это кто же вам успел наговорить-то на меня? – не очень искренне вспыхнула женщина. – Вот языки поганые.

Понятно, подумал Гуров. Сразу кто же признается. А ненатурально возмутилась. А женщина она в теле, если мужика не было и старик крепок, то какая разница… не пацана на улице же ловить.

– Да никто не наговорил, Ольга Ивановна, – успокоил женщину Гуров. – Я старый сыщик, я и сам все понял. Ничего тут такого страшного и предосудительного же нет. А для дела важно. Мы с вами взрослые люди. Да и на службе я, поймите меня правильно.

– Поэтому и мальчика своего выпроводили? – кивнула Костикова, вдруг став серьезной и спокойной. Как будто только что не разыгрывала стеснение порядочной замужней женщины. – Вы порядочный мужчина.

– Мне многие так говорят, – улыбнулся Гуров одними губами. – Если честно, то немножко нам намекнули на ваши отношения с Иваном Николаевичем. Не то чтобы так вот все точно, а предположениями. И что иногда видели, что вы ему готовили, чаще других захаживали. И то нам намекнули всего две женщины, которые так и живут в Горчакове. А вы? В Москве?

– Да, я давно оттуда уехала, лет десять, наверное. Знаете, как бывает… Когда одна, без мужа. А работа такая, что намотаешься и только до дома бы. А где мужика искать, простите за подробность. На работе? Нельзя, да и контингент не тот был. Алкашня одна. По дороге на работу или домой? В транспорте не больно-то… А тут смотрю, он на меня поглядывать стал. Ему тогда лет шестьдесят пять было, когда у нас все началось. Иван еще крепок был, хотя и ходил с палочкой. Поглядывал, поглядывал, помочь что-то позвал. А в комнате возьми и пристань ко мне. А у меня на тот момент года два, как мужика вообще не было А тут! Он и говорить умел красиво, и знал много. Ну, в общем, мужчина был приятный в общении. А тут как прижал меня к себе сзади… Мамочки мои светы! Так у меня все ватное и сделалось. Да пропади оно все, думаю. Чего я в самом деле, замуж за него собралась… вон добра сколько пропадает… Ну и сдалась я. А он-то доволен был. Все Олюшкой называл, миленькой звал. С того дня у нас и началось. Лет пять было. Потом сестра позвала в Москву. Со здоровьем у нее плохо было. Переехала. А там и замуж вышла. Официально. Вот уж лет десять как здесь.

– Рад за вас, – улыбнулся Гуров. – Вот все и сложилось. А про Холина нам все говорят, что хороший был мужик.

– Очень, – улыбнулась Костикова. – А почему он вас интересует?

– Я скажу, а пока ответьте, у него в квартире стоял большой старинный шкаф. Помните?

– Да, был такой. Огромный, до ужаса. И тяжеленный, наверное, потому, что в те времена дерева не жалели и делали из цельных досок…

– Он вам что-то про этот шкаф рассказывал? – перебил Гуров женщину.

– Да, говорил, что старинный какой-то. Только он не его. Этот сундук Ивану в наследство остался от прежних хозяев. Да и они, как я поняла, не покупали его и с собой не привозили.

– А при вас Холин не говорил, что он его хочет продать, в музей сдать или что-то в этом роде?

– Нет, он ему даже нравился чем-то. Иван был эстет. А может, это память о дочери. У него ведь дочь умерла. А каково родителям переживать своих детей?

– Дочь? А она имеет какое-то отношение к этому шкафу?

– Да какое там отношение, – махнула рукой Костикова. – Она у него поздний ребенок. Мать, в смысле жена его, то ли умерла, то ли бросила их. Он об этом никогда не рассказывал. Так вскользь если. Ему уж сороковник был, когда она родилась. А когда он на пенсию вышел, она уж с мужем жила. Быстро выскочила девчонка, себя сгубила. А так она у него какое-то время жила. Знаете, какими иногда старики сентиментальными бывают. Платьица ее там висели, вот и жалко продать шкаф.

– Значит, разговор был о продаже?

– Нет, Иван не хотел, это муж его дочери все подкатывал. Видать, рассчитывал деньжат на этом поднять с тестя. Да он и сам бы им все отдал, что выручил от продажи. Ему много ли одному надо.

– Стоп. – Гуров поднял ладони. – Давайте с этого момента подробнее.

– Муж дочери бывал в Горчакове и уговаривал Холина продать шкаф?

– Да вроде были разговоры. Может, пару раз. Иван его не любил. Из-за дочери терпел. Она уж больно души в нем не чаяла. А он оболтус оболтусом. Да еще и отсидел.

– А где они жили и что стало с дочерью Холина?

– Во время родов умерла. Тяжелых родов, на сохранность отказалась ложиться, а в деревне, что там местная акушерка сделает. Пока «Скорая» из райцентра приехала, уже некого было спасать. Ни мать, ни ребеночка. А жили они первое время у него. Это километров тридцать от Горчакова вроде. Матвеевское, вот! А как дочь умерла, Игорь вроде и навещал иногда Ивана.

– Игорь? – Гуров весь напрягся. – Скажите, вы по фотографии узнаете этого Игоря?

– Столько лет прошло.

Гуров пододвинул к себе папку, раскрыл и стал вытаскивать из кармашка стопку фотографий. Он клал их перед Костиковой одну за другой в ряд. Когда она не реагировала на данного человека, он этот ряд отодвигал, но недалеко, чтобы фотографии оставались в поле зрения женщины, и выкладывал фотографии следующего. Когда дошла очередь до фотографий Самарина, Костикова никак не отреагировала. Гуров смутился и мысленно вздохнул. Но на последней фотографии, сделанной для дела оперчасти в колонии, где Самарин отбывал срок, она вдруг прижала пальцем фотографию.

– А вот он. Лысый как раз. Он такую стрижку носил. Под расческу. И лицо такое же наглое. Это он в тюрьме или сразу после тюрьмы фотографировался?

– В процессе, – улыбнулся сыщик и продолжил выкладывать фотографии. – Смотрите еще, может, еще знакомое лицо попадется.

Но больше Ольга Ивановна никого не узнала среди пяти десятков предложенных ей для опознания человек.

Генерал Орлов собрал оперативное совещание в своем кабинете. Информация стекалась к нему почти непрерывно, были приглашены специалисты технических служб, судмедэксперт, капитан Аверьянов из МУРа. Гуров сидел и откровенно отдыхал. Когда Орлов берет бразды правления в свои руки, можно быть уверенным, что он ничего не пропустит.

– Итак. – Орлов посмотрел поверх очков на Аверьянова. – Давайте все по порядку. Полная хронология. Аверьянов, докладывайте.

– Наблюдение велось за объектом «квартира». Ждали одного гостя – Кушнарева, по логике дела можно было ожидать его и с подельниками. Наблюдение велось тремя группами по перекрещивающимся направлениям. Окна выходили на один фасад здания, выхода на чердак в этом подъезде не было. Наблюдение велось снаружи с трех точек. Одна – из окна здания напротив при помощи технических средств, две – на улице в подготовленных нишах кустарника. Наблюдатели занимали места с наступлением темноты. Подстраховка – две автомашины на смежных улицах с постоянной связью.

– Как произошел контакт?

– В 1.50 ночи Кушнарев вышел через парк к дому и поднялся по газовой трубе на второй этаж, откуда через окно влез в квартиру. Покинул он ее в пятом часу утра через подъезд. Решение о задержании еще не было принято, и приказа я не получил. Однако вести Кушнарева мы должны были. И как раз силами наружных наблюдателей. Неизвестный появился справа – со стороны парка. У него был найден бинокль и обнаружено место, откуда он вел наблюдение. Мы предполагаем, что он довел Кушнарева ночью до дома, дождался, когда тот выйдет, и напал на него с целью убить. Нож вполне соответствовал этой цели по длине лезвия. Пистолет «ПМ» с глушителем фабричного производства был заряжен боевыми патронами.

– Что показал неизвестный в схватке с оперативниками?

– Никаких особых навыков он не продемонстрировал. Умение драться, но не более. Сила, гибкость, но не более.

– Хорошо, спасибо. Что показало вскрытие?

– Вскрытие, товарищ генерал, – начал судмедэксперт, – и осмотр тела показали следующее. Тело покрыто татуировками в соответствии с размерами, принятыми в уголовной среде. Возраст самых ранних до пятнадцати лет, поздних не более пяти. Следов употребления наркотиков нет, курение умеренное. Печень имеет признаки перенесенной травмы внутренних органов, неправильно сросшиеся три ребра правой нижней части, имеются признаки перенесенных и залеченных венерических заболеваний. Кроме того, колит, гастрит, залеченная язва двенадцатиперстной кишки.

– Выводы?

– Выводы, товарищ генерал: этот человек прошел через колонии общего режима как минимум и вращался в типичных криминальных кругах низшего, так сказать, эшелона. Притоны, дешевые пьющие девочки, низкого качества еда и выпивка. Это не профессиональный киллер, это просто нанявшийся за деньги или по приказу убить Кушнарева уголовник.

Орлов поднял трубку и набрал внутренний номер.

– Что там по делам Кушнарева? Обзор готов? Хорошо! – Орлов положил трубку и посмотрел на Гурова. – Принимай по электронке, Лев Иванович. Переслали.

Гуров сел прямо и пододвинул к себе ноутбук. Через несколько минут он открыл присланные файлы и начал зачитывать наиболее важные места:

– Так, задерживался за… ну, это мелочи. Проходил свидетелем! Вот… нет, тут никого с фамилией, в корне имеющей «губа», нет. Всего трое проходили, и Кушнарев отмазался… Вот еще, но это драка с нанесением тяжких телесных… Нет, тут тоже нет никого похожего. А вот серьезное. Ограбление водителя такси! Да ты что! Опять увернулся и свидетелем… так, она признана группой. Еще два разбоя, но без Кушнарева. Понятно, как он увернулся, его не взяли. Так… Есть! Губарев Сергей Иванович. В главарях проходил. Надо запрос делать в зону, Петр Николаевич. Характеристику из оперчасти, фото, пальчики нужны обязательно, связи.

На следующее утро, уже перед самым отъездом в Матвеевское, Гуров получил информацию из колонии в Рязанской области. Губарев Сергей Иванович, по кличке Губа, отличается крайне неуравновешенным характером. Повышенной агрессивностью и жестокостью. С фотографии на Гурова смотрело неприятное лицо с прищуренным левым глазом и неприятно оттопыренной губой. Рассеченной неправильно зажившим шрамом.

И самое главное. Совершен побег из мест лишения свободы. УИН… так, когда? Оп, в прошлом году, летом. Год уже бегает Губа.

Дом в Матвеевском нашли почти сразу. Гуров показал рукой Бойцову на почту, и тот подрулил к одноэтажному зданию белого кирпича. Для небольшого села домов в двести наличие своей почты было делом большим. Но Гурова это обрадовало по другой причине. Почтальоны не хуже участкового знали население на своем участке. А то и лучше. Это сыщик усвоил еще в лейтенантские годы.

Начальник почты, толстая тетка лет сорока, быстро сообразила, что нужно приехавшим из столицы полицейским. Она позвала двух пожилых женщин, работавших на сортировке корреспонденции.

– Девчата, вот товарищам из уголовного розыска надо найти один дом. А вы у нас самые… – Заведующая засмеялась, и все поняли, что она не хотела говорить в адрес женщин слово «старейшие». – Вы самые опытные и всезнающие почтальонши села. Сколько ножками своими исходили все вокруг.

– А что надо? – сразу поинтересовалась одна из женщин.

– Все очень просто, – улыбнулся Гуров веселым женщинам. – Надо найти один дом. Хозяин или хозяйка могли носить фамилию Самарин или Самарина. Или Игорь Самарин, парень лет тридцати с хвостиком, судимый, или его мать, бабушка, тетка. Не знаю. Но он тут жил лет десять назад с молодой женой. И она умерла во время родов здесь, в фельдшерско-акушерском пункте. Ранние роды или патология, не знаю.

– Так это вам надо к фельдшеру сразу, – предложила заведующая. – Он помнить должен.

– Нет, он у нас всего как лет шесть или семь работает, – поправила вторая женщина. – А еще у них пожар был, бумаги какие-то погорели. Это же мой участок был, я помню, что карточки медицинские потом люди восстанавливали.

– Так это же дом, в котором Светка Корщеева живет, – вдруг вспомнила первая женщина. – Я носила пенсию, она как раз перебралась. Они его купили как раз после смерти девчонки при родах. Точно, парень ей дом продал. Его еще участковый тогда задерживал с деньгами. Думал, что он обокрал кого. А это были деньги за дом.

– Девушки, – Гуров стал перебивать гомон женских голосов, – дом этот где стоит, дом покажите!

– Пойдемте на улицу, я вам покажу, – кивнула женщина и двинулась к выходу.

Дом был крепок. Сложен он был из бруса, а потом обложен кирпичом. Стоял он почти на окраине, возле местного стадиона, как его назвала почтальонша. Три ряда лавок, вытоптанное поле и два столба с прожекторами и одним громкоговорителем. И деревянным крепким сараем, видимо, раздевалкой и судейской. Сейчас там паслась коза. За домом простирался небольшой пустырь с пучками рогоза, разбросанными по нему, а дальше лес.

Пожилая женщина, Марина Сергеевна, с коричневым от работы на воздухе лицом, пригласила гостей под навес. Смахнула фартуком пыль с лавки, усадила и начала угощать чаем.

Информация подтвердилась. Покупала она дом у Игоря Самарина. Он тогда наконец вступил в права наследования после умершей бабки и сразу дом продал. Да, жена у него умерла. А где он теперь сам? Его, кажется, никто с тех пор и не видел. Участковый, может, а сюда он и носа не показывал. Кто его знает.

– Приезжал он, – вдруг раздался мужской голос, и под навес вошел крепыш лет сорока, пропахший соляркой.

– А ты откуда знаешь? – удивилась и махнула на него полотенцем мать.

– Он у меня в гараже бензин покупал. И в магазине был. Жрачку покупал.

– А когда это было?

– Прошлым летом. В июне, кажется.

– Он один был?

– Вроде один. А он чего, в розыске у вас, что ли?

– Он нужен как свидетель по одному делу, а по месту регистрации не живет. Вот и приходится искать по всем местам, где может жить. А он вот продал дом.

– Так это давно было. С домом-то.

– Скажите, а как он тут жил, этот Игорь Самарин? Тихо-мирно, работал?

– Да какое там, – взмахнула полотенцем Марина Сергеевна. – Пил, буянил! И как жена к отцу соберется, так они с парнями и с девками пьянки устраивали. Безобразия всякие. То ли где-то дом заброшенный есть на околице, то ли еще где. Я уж не помню, тогда бабы что-то говорили.

– А лесник у вас тут есть? – спросил Гуров. – Или он на кордоне живет?

Лесник, точнее бывший лесник, дед Андрюша, как его звали бабы, работал сторожем в пекарне. И в силу того, что его ночная смена закончилась, а поговорить он любил, находился он у проходной на лавке с сигаретой и в окружении женщин, вышедших после ночной смены. Дед, видать, за время своей службы по лесному департаменту сейчас на пенсии компенсировал недостаток общения.

Увидев двух посторонних, пошедших к леснику, женщины удалились по домам. Дед Андрюша важно проверил документы Гурова, вернул удостоверение и вежливо приподнял козырек кепки.

– Стало быть, слушаю вас, товарищ полковник.

– Скажите, Андрей Иванович, вы когда на пенсию вышли?

– Вышел давно, одиннадцать лет назад, но лесное дело бросил только шесть лет назад. А что?

– У вас жил в поселке такой Игорь Самарин, который частенько, как жаловались бабы, устраивал пьянки и всякие непотребства. У него еще жена умерла во время родов.

– Был такой обалдуй, хорошо помню. Весь поселок на него зуб имел. А участковый все никак прищучить не мог. Да, был у нас тогда слабенький участковый. Добрый больно. Моя б воля… ну так… а что?

– А где они свои пьянки устраивали? Может, вы знаете, а то бабы то про какой-то дом заброшенный говорят, то чуть ли не про чертову мельницу.

– Да нет, какая там мельница. У нас и реки нет. На старой пасеке они куролесили. Это вон по тому овражку, что вдоль леса идет, а потом влево. Там поляны средь массива большие и цветов всегда много. Они от ветра защищены, стало быть, там и опыление лучше. Вот такие цветочные места. И там пасечный дом поставили еще при царе Горохе. А точнее, в советские еще времена.

– Вы их гоняли оттуда?

– Да мне что, жизнь, что ли, не дорога. Он ведь, Самарин, дикий. Буйный. Кляузы писал. Грозился тем, что пожар могут устроить, а у нас деревня рядом и роза ветров неблагоприятная. Преобладающий ветер как раз к нам.

– А там только свои с ним пили или чужие были тоже?

– И чужих хватало. И все не имена, а клички, как у собак, что ли. Самарина они все Самураем звали. Кусок какой-то у них был. Губа! Как и не люди…

– Губа? Вы точно помните?

– А у меня память хорошая, – довольно засмеялся старик и полез в карман за новой сигаретой.

Гуров поднялся на ноги и достал из кармана телефон.

– Петр Николаевич. Срочно ОМОН нужен. Есть след Самарина и Губарева. Да в Матвеевском.

Через два часа на окраине села Матвеевского остановился неприметный белый «Форд Транзит» с затемненными стеклами салона. Гуров, оглянувшись по сторонам, подошел, дождался, когда откроется дверь, и поднялся в салон автобуса. На него смотрели два десятка глаз бойцов ОМОНа в полном боевом оснащении.

– Так, кто командир?

– Капитан Морозов, – поднял руку один из бойцов.

– Понял, – кивнул Гуров. – Итак, инструктаж короткий. Карту мне. Смотрите, капитан. Вот здесь, в верховье оврага и в ста метрах западнее, отдельно стоящее временное деревянное строение. В нем предположительно находятся преступники, совершившие тяжкое преступление. С ними один уголовник, находящийся в розыске. Всех нужно взять живыми, капитан. Повторяю, всех!

– Я понял, товарищ полковник.

– Нет, я слышу по вашему тону. Я обращаюсь ко всем бойцам. Эти люди должны не просто предстать перед судом, они должны дать важную информацию о месте нахождения большой ценности коллекции ювелирных изделий восемнадцатого века. Это национальное достояние стоимостью… даже не хочу пугать вас количеством нулей.

– Не переживайте, товарищ полковник, – спокойно ответил капитан. – Подойдем скрытно, выкурим газовыми гранатами, задымим, если надо. Войдем в масках и повяжем всех, кого скажете.

– Хорошо, – кивнул Гуров. – Сейчас едем по маршруту, который я укажу водителю. Будем делать даже не остановки, а просто сбавлять скорость до минимума. Высаживаетесь, как у вас принято, парами. И сразу скрываетесь с глаз. Тут до черта грибников, а могут быть и наши клиенты. Задерживать с особой осторожностью всех. Я с машиной и своим помощником перекрою направление на восток и начало оврага. Местный участковый с помощниками – направление на село и трассу. Вопросы? Нет вопросов. Тогда поехали.

Автобус, тихо урча двигателем и переваливаясь на неровностях местности, объезжал лесной массив, прижимаясь к крайним деревьям и кустам. Капитан Морозов придерживал дверь, чтобы она не хлопала и не открывалась, и выпускал попарно своих бойцов в тех местах, где Гуров велел водителю притормаживать. Наконец вся группа ОМОНа покинула автобус. Оставалось только надеяться на профессионализм бойцов и их командира.

Тишина в эфире тянулась очень долго и тоскливо. Гуров посмотрел на часы. Нет, всего двадцать минут. Им до этого домика идти минут тридцать. Рано. Еще через двадцать минут Гуров не выдержал и взял в руки рацию, как будто это могло помочь быстрее получить информацию. Его радовало хотя бы то, что он не слышал стрельбы. Еще через десять минут его вызвал Морозов.

– Пусто, товарищ полковник.

– Вы уверены, капитан?

– Абсолютно. Что мы, берлог не видали? Лежки оборудованы хоть и просто, но всем необходимым. Извините, дерьма вокруг свежего или недельной давности мы не нашли. А должны были обязательно вляпаться. И с остальным так же. Должна быть вода и место приготовления пищи. Или объедки. Место для спанья. А тут разруха, и паутины килограммов двести. Паутина, понимаете?

– Гуров понимал. Уж паутину люди обязательно бы порвали. Можно пылью припорошить все вокруг, можно питаться всухомятку, можно свои экскременты закапывать, но с паутиной не справиться. Она самый лучший природный маячок для сыщика. Значит, там давно, очень давно никого не было. Ладно, отсутствие результата – тоже результат.

– Задержанные есть? – спросил Гуров.

– Нет. Посторонних не обнаружено. На пределе видимости две бабки были, но мы их не стали догонять. Там все очевидно.

Гуров неторопливо вышел из автобуса и стянул с плеч пиджак. Ослабив галстук, он прошелся по траве, глубоко вдыхая воздух. Итак, он опять оказался на шаг позади преступников. И опять исход всей операции довольно печально теряется в неизвестности. Драгоценности неизвестно где, Губу установили, но и он неизвестно где. Всю подноготную выудили про Самарина, и тот неизвестно где. Все неизвестно. Уравнение с одними неизвестными. И еще одно неизвестное – неизвестно, что делать.

– Сашка, – позвал Гуров своего помощника. – Ты знаешь, что нам теперь делать?

– Нет, Лев Иванович, – покачал головой участковый и посмотрел на шефа как побитый щенок. С надеждой!

– Тогда слушай и запоминай. Когда не знаешь, что делать, самое простое, что ты можешь сделать в любой ситуации, – думай. Начинай думать! Итак. Нам нужен мозговой штурм. Срочно. Где нам искать Самарина? О том, где искать Губанова, мы и тужиться не будем. Нам его нынешние связи неизвестны, кроме этих друзей. Но Ходулю убили, Кушнарев сидит в СИЗО. Остается Самурай. Где искать Самурая?

– Не знаю, Лев Иванович, – пожал плечами Сашка.

– Плохо, старший лейтенант Бойцов, – погрозил ему пальцем Гуров. – Не надо себя сразу настраивать на поражение. Мы все места его появления знаем?

– Кажется, все.

– Ты забыл про привидение, Сашка, – резко повернулся Гуров и ткнул Бойцова пальцем в грудь. – Про привидение на стройке. Забыл ведь?

– Забыл, а что нам это даст? Думаете, они будут прятаться там, где уже засветились?

– Саша, Самарин, когда «работал» на стройке оракулом и когда метался в туманной мгле привидением, должен был где-то жить. Думаешь, он из Москвы ездил в Горчаково? Или из Матвеевского?

– Он жил в Горчакове, – несколько оживился Бойцов.

– Правильно, умница. А где он жил?

– Где угодно.

– Плохо, Саша. Вся группа была заодно. Они действовали по своему плану, по плану Губанова, он у них командир. А раз они все заодно, то у них и явочные квартиры, и малины должны быть общие. Где Копытин оставил машину, где вы нашли его «Рено»? Рядом с каким зданием?

– Школа… на ремонт закрытая. Нет, это я вам сразу тогда сказал, что школа, а потом мы выяснили, когда хозяина машины искали, это техническое училище было. Потом его закрыли, и помещение временно пустует до передачи его на баланс кому-то другому. Порядком обветшало, надо сказать. Но здание под охраной. Там сторож есть.

– Саша, там же есть спортзал?

– А зачем он вам?

– Не мне. Прятаться в учебных классах опасно. В пустом здании все так раздается. Да еще они курить начнут, пить… запахи долетят до сторожа. А спортзал – это такая штука, что прокурить ее сложно. И сторож туда и не додумается идти что-то проверять. Лежи кури, мочись по углам. А в любой раздевалке можно включить электрическую плитку, чайник и согреть себе хавку!