Глава одиннадцатая

Опыта финансиста, феноменальной памяти и объема внимания Сарториусу хватило, чтобы за несколько секунд охватить взглядом и идентифицировать несколько сотен строчек, пробежавших снизу вверх по экрану ноутбука. Может быть, там было и не все, какие-то номера и пароли не попали в этот «проскрипционный список», но и того, что Магнус Теофил увидел, ему было достаточно. Девяносто процентов контролируемых «Системой» активов уже фактически принадлежали «гостям». Или – никому, что ничуть не лучше. Неважно, остаются ли они пока что на своих местах или, подчиняясь банковским поручениям, именно сейчас меняют свое местоположение и принадлежность. Достаточно нескольких щелчков кнопками ноутбука или компьютера, и миллиардные суммы по всему миру придут в движение.

Любому специалисту понятно, что невозможно перевести на другие счета все суммы сразу, вдобавок имеются еще пакеты акций, не только консолидированные, но и разбросанные по портфелям сотен миноритарных акционеров, суммы, рассованные по нескольким тысячам хеджевых фондов, складированные в известных местах в виде золотых, платиновых, палладиевых слитков и так далее.

Но главное господа Шульгин и Новиков ухватили правильно – несколько триллионов «дутых» долларов и евро, внезапно обналиченные, выдернутые с тщательно определенных им мест в мировом финансовом обороте и перемещенные к иным владельцам и с другими целями, неконтролируемый сброс акций на всех существующих рынках одновременно мгновенно приведут мировую экономику в хаотическое состояние. Настолько разрушат тщательно выстраиваемую со времен отмены Бреттон-Вудской системы «деривативную» финансовую конструкцию, что мир перейдет в чаемое Сарториусом Средневековье не путем тщательно управляемой эволюции, а мгновенно. И, как выражаются эти русские – «мало никому не покажется». В том числе и им самим. А там – кто его знает. Если они располагают достаточными объемами реальных ценностей и монетарного золота, вполне могут за короткий срок оседлать неизбежный Мегакризис.

Только что Сарториус ощущал себя буквально на грани смерти – настоящей, физической, а не финансовой и политической, что кое-как можно было пережить. А вот ее – не переживешь. Сердце стиснуло ледяной костлявой рукой, так что кровь почти перестала двигаться по сосудам, в ушах зазвенело, и яркий солнечный мир начал подергиваться коричневатой кисеей, вдоль которой вверх и вниз мелькали черные расплывчатые мушки.

Рука потянулась к карману рубашки, где он всегда носил специально для него и узкого круга «директоров» разработанные и изготовленные таблетки, способные даже при массивном инфаркте или инсульте поддержать жизнедеятельность организма вплоть до момента, когда пациент попадет в специальный реанимационный блок, где особо подготовленные врачи – лучшие из лучших – сотворят очередное чудо воскрешения.

Говорят, что ни за какие деньги нельзя купить бессмертие и даже растянуть на десятилетия здоровую полноценную старость, но при наличии ОЧЕНЬ БОЛЬШИХ денег и это постепенно становится возможным. Штат врачей-реаниматоров и геронтологов, настоящих врачей, не шарлатанов, сеть развернутых по всем цивилизованным странам клиник (с таким расчетом, чтобы до одной из них можно было долететь с «места происшествия» не более чем за полчаса), плюс специальные фармацевтические лаборатории стоили дороже, чем вся система здравоохранения такой страны, как Франция, например, или даже Германия. Но, во-первых, на собственную жизнь деньги жалеть глупо, а во-вторых – это тоже инвестиции, и они окупаются, как любое грамотное вложение капитала.

Только вот сейчас вся эта тщательно отработанная система оказывалась бесполезной. Даже если он сумеет проглотить чудо-таблетку и трое врачей «Скорой помощи», постоянно проживавших на острове, сделают все, что от них зависит, до специализированной клиники он не доживет. С инфарктом или инсультом не перенести перегрузки, с которыми придется стартовать комфортабельному реактивному самолету, свободно разгоняющемуся до двух звуковых скоростей. Никуда не денешься – нормальной взлетной полосы на острове нет, а ускорение катапультного старта с трудом переносят даже двадцатипятилетние тренированные пилоты.

Об этом Сарториус в свое время не подумал. Вернее, он думал и об этом, но больше полагался на мистера Боулнойза, который по телефонному звонку должен был организовать ему обыкновенную телепортацию в нужное место. И был уверен, что настолько нужен Боулнойзу, что тот не подведет.

«Значит, вот так и приходит смерть? – подумал Сарториус. – Совсем не страшно. Только бессмысленно. Стоило ли вообще жить, если так банально все кончается?»

Он почувствовал, что его руку перехватили возле кармана, не дав достать целебный пенальчик, и запястье охватывает что-то вроде браслета. Его устроили в кресле поудобнее, под ноги подставили другое, получился ипровизированный диван. Сквозь многослойную мозаику листьев пробивались солнечные лучи, совсем не жаркие, а ветерок с океана был вообще прохладным и очень приятно ласкал щеки и шею.

Сарториус отчетливо ощущал, как уходит боль, рассеивается туман перед глазами, сквозь звенящий шум в ушах снова начинают доноситься звуки прибоя. Он готов был уже попытаться сесть и сказать, что ему гораздо лучше, поблагодарить «гостей» за помощь. Но тут же изощренный мозг интригана и мыслителя с почти вековым стажем остановил телесный импульс.

Ему дано несколько лишних минут на оценку обстановки и выработку решения. Следует ими воспользоваться.

Выходит, и второй, нет, даже третий тайм, сет, круг – назови, как угодно, он проиграл. И с совершенно разгромным счетом. Значит, играл не в свои игры. У него на руках все время оказывалось каре королей, и он считал, что этого вполне достаточно. Тем более имея партнерами этих русских. Ничего собой не представлявших ни по возрасту, ни по положению в жизни. Мальчишки, взявшиеся играть с профессионалом на деньги, сэкономленные на недорогих девочках из второразрядного клуба. А к ним снова пришел флеш-рояль! И сейчас – уже не случайно.

Чтобы поймать его на этой штуке с банковскими счетами, нужно было копать долго и глубоко. И все равно без толку, потому что добыть такую информацию «со стороны» просто невозможно. Никаким образом. Вернее, можно, но только единственным – собрать в одном месте всех финансовых директоров всех его компаний, распорядителей всех фондов, владельцев брокерских контор, аналитиков налоговых инспекций всего мира и очень много «просто доверенных лиц», подвергнуть их бесчеловечным пыткам, и вот тогда… Потратив несколько месяцев машинного времени на перекрестную сверку данных, содержащихся на сотнях тысяч жестких дисков компьютеров, иногда спрятанных в совершенно недоступных местах, не подключенных ни к каким, даже локальным сетям – можно было бы подготовить тот список, что ему только что показали. Никак иначе.

А прежде этого нужно было бы каким-то образом узнать, какие именно люди входят в «круг посвященных», кого следует пытать или запугивать, потому что просто перекупить никого из них невозможно.

Но невозможно отрицать и то, что названный список есть, значит, вся необходимая работа таки была проделана, пусть и неизвестно каким способом. А как работает «телепорт» – известно? Однако он работает. Вот из этой данности и следует исходить. Но если эти люди располагают аппаратурой, способной на такое, почему они не использовали ее тремя годами раньше? И почему об этом ничего не знал Боулнойз? Или знал?

– Слушай, Андрей, – услышал он голос одного из «пришельцев». – Судя по времени и засветке экрана, дедушка раздумал отбрасывать концы. Налился бронзовой силой, насколько это возможно для его возраста. Стометровку за десять и две не пробежит, но кросс трусцой уже вполне доступен.

– Километров на пять? С полной выкладкой? – насмешливо поинтересовался другой.

Прежде всего Сарториуса обрадовал смысл услышанного. Значит, еще поживет, и достаточно долго. Это хорошо. Непонятно только, почему за все время он ни разу не услышал голос мистера Боулнойза, называемого также Арчибальдом. «Гости» обращаются к нему тоже на «ты» и без всякой почтительности. Он настолько не имеет в их глазах авторитета? И как же он ухитрился растерять всю свою мощь и власть? На чем сумели подловить и раздавить ЕГО? Действительно – эти парни на самом деле круты до невозможности. Нет, скорее, до неестественности.

– Садись, папаша, – без всякой почтительности дернул его за плечо тот, кого назвали Сашкой, то есть – Александром. Сарториус русский язык знал достаточно, чтобы понимать все, о чем переговаривались «гости» между собой. Да и странно было бы, если б не знал. Он не сноб какой-нибудь, считающий, что деловому человеку достаточно английского для бизнеса и французского с испанским для легкости общения на отдыхе.

К России и русским он относился всерьез, хоть и со стойкой, с детских лет усвоенной неприязнью и опаской (как к зверям из африканской «большой пятерки»). Они хороши для якобы дружеского застолья, но вступать с ними в деловые отношения, заведомо считая себя «испанцем», а их – «индейцами», – затея для человека с крепкими нервами и ослабленным инстинктом самосохранения. Вполне сравнимо с настоящими сафари, которыми Сарториус увлекался в молодости. Лет до пятидесяти. Так что тайное знание русского языка вполне может сравниться по важности и полезности со штуцером сорок пятого калибра.

– Давай уж попросту теперь. С того света мы тебя вытащили, теперь некоторое время придется предписанный лечащим врачом режим соблюдать и не особо нервничать…

– Да, последний совет сейчас особенно ценен, – скривил губы Сарториус и почти рефлекторно потянулся к стакану с виски, так и стоящему недопитым у края стола.

– Пусть, можно, – ответил Шульгин на вопросительный взгляд Новикова. – Ему теперь много чего можно… Тебе по правде сколько лет, Магнус Теофил? Это я не из праздного любопытства спрашиваю, а чтобы в курсе быть, чего ты в этой жизни из личного опыта знаешь, что – только из книжек да по чужим рассказам.

Прозвучало это так, будто сам Шульгин прожил на этом свете не одну сотню лет.

– Восемьдесят восемь, – словно бы нехотя ответил Сарториус.

Новиков кивнул, словно бы удовлетворенный услышанным.

– И давайте так, раз и навсегда условимся – разговор ведем как взрослые, умные люди. У нас нет никакого желания поминутно ловить вас на лжи или умолчаниях и сначала угрожать, а потом на самом деле прибегнуть к ощутимым для вас репрессиям, – добавил он.

Сарториус попытался что-то сказать, но Андрей остановил его движением руки.

– Подождите. Все, что вы можете возразить, я знаю. Напомню для ясности, что потеря некоторой части капитала и права распоряжаться судьбами человечества отнюдь не равнозначна гораздо более примитивным страданиям, одинаково неприятным и триллиардеру, и пигмею из лесов Итури. Я отчетливо выразился? Имейте в виду, мы не ограничены совершенно никакими моральными рамками…

– В отношении тебя, – вставил Шульгин.

– Вот именно. Вам, с вашим жизненным опытом и той бездной преступлений, к которым вы прямо или косвенно причастны, не следует надеяться, что нас что-либо может остановить, если мы решим, что какая-то степень «жесткого допроса» целесообразна.

– О чем теперь может идти речь, если вам известно ЭТО? – Он кивнул в сторону ноутбука, продолжавшего что-то показывать на экране.

– Папаша не понимает, – с сожалением сказал Шульгин. – Бабло ему зенки застит…

Этого русского выражения Сарториус не смог перевести. Он учил язык по другим учебникам и общался с людьми достаточно культурными, чтобы обходиться без жаргонизмов и обсценной лексики.

– ЭТО нас интересует лишь как инструмент нашей дальнейшей деятельности, – поучающим тоном ответил Новиков. – Как мы это используем – наше дело. А вы нам нужны тоже в качестве инструмента, но другого рода, и одновременно – консультанта по внешнеполитическим вопросам. Именно так. Для вас ведь что Америка, что Россия – одинаково внешние по отношению к центру паутины?

– Но только в том, что касается связей «Системы» с легальными мировыми правителями, – тут же внес коррективу Шульгин. – Во всех остальных вопросах мы тебя и твою кодлу сделали, как пацанов… Посмотри на этого вот, – он невежливо указал пальцем на Арчибальда. Тот подтянулся, как Воробьянинов под взглядом Остапа.

– Консультанта – в чем? – спросил Сарториус. – В уничтожении земной экономики?

– Совсем наоборот. В переводе стрелок. В полной смене так называемой экономической парадигмы. Мы даже капитализм пока не собираемся разрушать. Нам только нужно, чтобы все колесики крутились исключительно в наших интересах. А вы за это получите вполне приличное пожизненное содержание. Позволяющее существовать, ни в чем себе не отказывая (в разумных, естественно, пределах), но никак не вершить судьбы мира. Мы можем оставить вам этот остров, несколько квартир и вилл в разных местах Земли по вашему выбору. Какой-нибудь бизнес, чтобы не скучно было. Или – хобби, по усмотрению. И даже особо не ограничивать свободу передвижения. Поскольку конец поводка остается в наших руках, – непонятно усмехнулся Новиков. – Согласитесь, что жизнь приобретает особую остроту, если знаешь, что она может либо оборваться в любой момент, либо продлиться до очень широких пределов. Вы себя сейчас чувствуете лучше?

– Прямо-таки хорошо, – не удержался Сарториус.

– Порадоваться нужно, – усмехнулся Шульгин. – Другие в восемьдесят восемь или инвалидной коляской пользуются, или вообще фамильный склеп прочно обжить успели… Господин Боулнойз ни разу не намекал на возможность что-то в этом вопросе изменить?

– То есть?

– Вечную жизнь и вечную молодость не обещал?

– Я же не дьявол, – впервые подал голос Арчибальд.

– С этим мы еще будем разбираться. Что не дьявол – это скорее всего. А в остальном…

– Мы тоже не дьяволы, – сказал Новиков, – но можем в ближайшее время слегка перестроить ваш организм. Обновить так, примерно, до сорокалетнего возраста. И поддерживать в избранном состоянии лет около ста. Точнее пока сказать не могу… Интересный вариант?

Уж если чем и можно всерьез заинтересовать очень пожилого человека, так это именно намеком на крепкое здоровье и долгую жизнь. То, что власть над миром дороже личного, причем вполне благополучного существования, – весьма сомнительный тезис. И те, кто нечто подобное утверждает, относительно себя или других, скорее всего, врут. Хотя, конечно, извращенцы встречаются всякого рода. Мало ли в истории известно персонажей вроде пресловутых «солдатских императоров» Рима, рвавшихся на трон, при этом отчетливо зная, что пять или шесть их предшественников лишились жизни, не поцарствовав и по году.

Кроме того, необъятная власть и несметные богатства часто сами по себе внушают иллюзию возможности практически вечного существования. Как это так – я, самый умный, сильный и богатый человек – и вдруг умру? Разве сам факт моей избранности и исключительности не подтверждает то, что я не подвластен примитивным биологическим законам, как и всем прочим, божеским и человеческим?

Сарториус к подобному типу людей явно не принадлежал. Скорее, наоборот – вся его власть и деньги использовались им для максимального продления собственного существования именно от сознания его отвратительной краткости.

И его осведомленность о многих противоестественных способностях Боулнойза (вроде посмертного, но вполне активного членства в «Хантер-клубах» сразу двух, если не больше, реальностей), тем не менее очевидным образом проигравшего этим двум молодым людям по всем позициям, подсказывала, что «гости» владеют знаниями гораздо более обширными. А в том, что поразительное «долгожительство» загадочного ветерана – не розыгрыш, Сарториус имел возможность неоднократно убедиться, поскольку сэр Арчибальд, будучи по документам на сорок восемь лет старше, выглядел вдвое моложе финансиста, при этом вполне свободно оперировал реалиями времен юности и даже самого раннего Магнуса Теофила, причем в таком объеме и с массой подробностей, чего никаким изучением документов не постигнешь.

Да зачем далеко ходить, весомый аргумент – тот сеанс терапии, что «пришельцы» только что провели над ним. Сарториус был достаточно образованным в огромном числе наук человеком, уникальное устройство мыслительного аппарата позволяло за неделю-другую накрепко усвоить то, на что другие тратили по нескольку семестров в самых престижных университетах мира, а долгая жизнь нисколько не ослабила ни памяти, ни способностей.

Поэтому в медицине он разбирался ненамного хуже, чем в политэкономии Маркса, нисколько, на его взгляд, не утратившей своего значения, как и геометрия Эвклида в сравнении со всеми другими геометриями. Исходя из теоретических познаний и личного полувекового опыта пациента самых выдающихся врачей и целителей всех толков и направлений (но не шарлатанов, с теми Сарториус расправлялся беспощадно, в лучших традициях наиболее авторитетных тайных сообществ), он понимал, что только что был на грани клинической, а там – не про нас будь сказано – и биологической смерти.

– Да уж куда интереснее, – честно ответил Сарториус на вопрос Новикова о желании омолодиться и потом жить долго-долго. – И чертовщиной тут не пахнет. Дьявол, насколько я знаю, обходится без помощи техники. Что это у вас за приборчик такой интересный? – спросил он. Ему сразу показалось, что у этого человека вопрос не вызовет неадекватной реакции. Он сразу понял – у «гостей» нет ситуативного распределения на «доброго» и «злого» следователей. Они такие изначально, один действительно человек, с которым Сарториус может разговаривать как с равным, а второй – нет. Он не выше и не ниже, просто психологически совершенно чужд. Будто на самом деле не человек, а инопланетянин.

– Ничего особенного, – вполне благожелательно ответил Новиков и, сняв с руки, протянул на ладони нечто вроде электронных часов с круглым, отсвечивающим травянистой зеленью экраном. И сам прибор (что это не часы, было очевидно), и пружинисто разгибавшийся браслет в два пальца шириной были густо-черного, Сарториус бы сказал – не встречающегося в природе цвета. Даже лучшая китайская тушь ручной работы была, как он помнил, ощутимо светлее.

– Возьмите, застегните на руке…

– На какой? – достаточно глупо спросил Сарториус.

– На любой.

Браслет на ощупь был тоже непонятный – и не камень, и не металл, и не пластмасса. Почему он так решил, Сарториус не понимал, так ощущалось, и все.

Концы браслета сомкнулись на не слишком еще морщинистом и достаточно подвижном запястье. Отложением солей магнат не страдал.

Зеленый экран несколько раз мигнул, словно индикаторный глазок старинного лампового радиоприемника, потом на нем образовался широкий бронзовато-желтый сегмент, оставивший зеленое поле только между подразумеваемыми цифрами «9» и «12» часового циферблата. Одновременно Сарториус ощутил тепло, исходящее от внутренней стороны браслета, и словно бы слабый электрический ток, текущий одновременно в обе стороны.

– И что все это значит? Что это за вещь?

– Мы называем это «гомеостатом». Устройство для сохранения и возобновления устойчивости организма по отношению к внешней среде. Остальное несущественно. Суть в том, что зеленый сегментик показывает ваш жизненный ресурс на текущий момент…

– Не совсем понял. Что, мне осталось пятнадцать минут жизни?

– Пожалуй, чуть больше, – вмешался Шульгин. – Ты на данный момент исчерпал семьдесят пять процентов своего моторесурса. Грубо говоря. То есть без какого-либо вредного для здоровья постороннего вмешательства можешь прожить еще лет десять. Ресурс имеет свойство расходоваться тем быстрее, чем его меньше остается.

– А можете и скончаться скоропостижно, как только что чуть не получилось, – продолжил Новиков. – По истонченной от ржавчины трубе вода может потихоньку течь и течь себе, а скачок давления в системе – и аллес. С вашими сосудами – то же самое. А еще бывают инфекции, несчастные случаи, суициды… То есть – Господь всем обещает вечную жизнь, но никому не гарантирует завтрашний день…

После этой назидательной сентенции все замолчали, и Шульгин предложил выпить еще понемногу. Сарториус отрицательно мотнул головой.

– Вольному воля. Только не думай, что показная умеренность тебя на самом деле от чего-нибудь защитит, – усмехнулся Шульгин. – Это я как специалист говорю. Слишком много на нас действует не поддающихся учету и даже вообще неизвестных факторов, чтобы надеяться, что исключение одного из них хоть немного качнет баланс в нашу пользу…

– Я не в этом смысле. Просто для меня ваши дозы великоваты. Хуже себя чувствую и еще хуже соображаю, – ответил Сарториус.

Какая-то почти дружеская атмосфера вдруг воцарилась за столом. Будто и не сломали только что два почти что дилетанта могущественнейшего на Земле человека. Впрочем, могущество его распространялось лишь на тех, кто соглашался принимать заведомо неравные правила игры. «Если нет – извините! Вычеркиваю», как в анекдоте про приглашение зайца ко льву на обед.

С момента окончания Второй мировой войны СССР был неизмеримо слабее объединенного Запада экономически, в военном, демографическом и многих других смыслах. Однако всего лишь решимости трех его послевоенных правителей не поддаваться на уговоры, угрозы и шантаж оказалось достаточно, чтобы почти полвека сохранять независимость в самом широком смысле. Да и сейчас…

Сарториус, как ему казалось, мог на этой планете практически все что угодно. Но перед сидевшими напротив парнями, сбросившими пиджаки, демонстративно обнажив пистолетные кобуры, потягивающими драгоценное хозяйское виски и дымившие такими же дорогими, изготовлявшимися на заказ и в крайне ограниченном количестве сигарами, оказался совершенно бессильным.

Не помогло ничего – ни спрятанный в промежутке между временами остров, ни деньги, количеством превышающие стоимость всех материальных ресурсов планеты, ни некие тайные силы, обладавшие, по словам Арчибальда, абсолютной властью над пространством, временем и законами природы.

– Если будешь себя правильно вести, подобные мелочи тебя больше беспокоить не будут, – сказал Шульгин. – И моторесурс можно будет восстановить до стопроцентного, и виски сможешь пить «квантум сатис»… Главное, чтобы ты все это правильным образом осознал и сделал правильные выводы.

А какие выводы тут можно сделать, кроме самоочевидных? Так он и сказал.

– Только, пожалуйста, поясните, что вам от меня требуется на самом деле?

– Скажем, если окончательно договорились, – опять вместо Шульгина ответил Новиков. – Мы вам обещанное и приличное содержание на беззаботную и долгую жизнь. Вы нам – полную откровенность и помощь в пределах ВСЕЙ вашей компетенции. Начнем прямо сейчас и с самого простого. Нам требуются списки ВСЕХ людей на всех значительных постах Америки, НАТО, Евросоюза, которые обязаны беспрекословно выполнять ЛЮБОЕ ваше распоряжение, сделанное непосредственно или через доверенных людей. Цепочки передаточных звеньев, если на кого-то у вас не предусмотрен прямой выход. Система паролей или чего-то подобного, чтобы мы от вашего имени могли сами руководить нужными нам субъектами.

Начинайте прямо сейчас. Вам требуются справочные материалы? Скажите, где они хранятся, Арчибальд принесет. А мы пока вместе с вами сделаем несколько телефонных звонков. Хорошо?

Вице-президент Келли впервые за время своей легислатуры начал понимать, как туго приходилось его предшественникам, и американским, и руководившим другими странами во времена острых, мирового масштаба кризисов. Самый яркий пример – последняя Мировая война. Тогда и Рузвельту, несмотря на то что страна была отделена от всех театров военных действий непреодолимыми океанскими просторами и ее ни физическому, ни политическому существованию ничто не угрожало, нужно было работать почти круглосуточно.

Сплетая и расплетая узлы мировой политики, лавируя между Сталиным, Черчиллем, собственными конгрессом и сенатом, военными, финансистами, тайными гитлеровцами, прокоммунистическим лобби и так называемым здравым смыслом, который часто и настоятельно подсказывал, что можно было бы и не вмешиваться во все это, отсидеться на своем континенте, сэкономив сотни тысяч жизней простых американских парней. А с победителем в европейской войне можно было разобраться и позднее, вполне мирным путем.

Велика ли разница – Сталин, Гитлер или кто-то третий правил на расположенном по другую сторону Атлантики континенте? Торговать все равно пришлось бы. Ну, может быть, прибыли у корпораций оказались бы поменьше, так не президентская эта забота…

Келли обратился мыслью именно к Мировой войне, потому что именно призрак Третьей отчетливо замаячил на горизонте. А про Вторую он читал много, даже слишком, наверное, и англо-американские источники, и германские, и советские. Читал, когда собирался полностью посвятить себя науке и готовил монографию, которая должна была наконец свести воедино десятки частных «правд» о том периоде истории в одну «настоящую», окончательную, правду, после которой к изрядно поднадоевшей за семьдесят лет теме можно было бы больше не возвращаться. Как не ломает больше никто копья по поводу войны Первой. Есть общепринятая точка зрения, а измышления отдельных диссидентов никого давно уже не интересуют.

Если честно признаваться перед самим собой, профессор Келли понятия не имел, как предстоящая война может выглядеть. Его представления о характере современных войн начинались и заканчивались послевьетнамской эпохой, потому что и Вьетнамская, и предшествовавшая ей Корейская показали, что Америка больше не в состоянии мобилизовать свой трехсотмиллионный народ на «нормальную» – в понимании Келли – войну массовых армий. Дело не в том, что у страны не хватит экономических и чисто военных ресурсов. Мобилизационный потенциал Америки даже без учета многочисленных союзников (а союзников у США было много, не то что у России) достигал тридцати миллионов человек, и промышленность была в состоянии все эти миллионы, сотни и сотни дивизий вооружить и снабдить всем необходимым.

Беда была в том, что великая держава провалилась в ту самую яму, которую так старательно рыла все пятьдесят лет «холодной войны». Обладая всесокрушающим ядерным оружием и зная, что соперник обладает им же в сравнимых количествах, «суперкилл», то есть десятикратное взаимное уничтожение, было гарантировано, Штаты сделали ставку на фактор не столько даже экономический, как моральный.

Разоружить противника до боя, объяснить ему, что мир на любых условиях лучше войны, да вдобавок подкрепить это утверждение демонстрацией того потребительского рая, что наступит, «когда народы, распри позабыв, в единую семью соединятся». Демонстрировать пришлось на собственном примере, постоянно повышая жизненный уровень «простых американцев» и населения значимых в геополитическом смысле стран.

Одновременно всеми возможными способами приходилось сбивать уровень пассионарности того же самого населения. Своего и чужого. Потому что совершенно очевидно – человеку, готовому с однозарядным ружьем покорять Дальний Запад или пробираться через заснеженные перевалы Аляски в погоне за «золотой американской мечтой», кормящемуся, по словам Джека Лондона, «медвежьим мясом» – не навяжешь обывательский идеал – сыто хрюкать на берегу собственного бассейна, разъедаясь гамбургерами до полной непристойности.

А «исторического противника» можно заставить согласиться на роль младшего партнера, только внушив большинству его жителей мечту об «американской мечте». Но для этого пришлось сначала американцев и европейцев отучить думать, забыть понятия чести и человеческого достоинства, с младенчества ампутировать стремление хоть к каким-то возвышенным идеалам. Без этого никак – на том поле противник переигрывал «свободный мир» без труда.

Вот в итоге и оказалось, что, не говоря о возвышенных материях, на Западе просто не осталось бойцов! Из тридцати миллионов потенциальных призывников невозможно набрать приличных солдат больше, чем на пару дивизий, и как ты ни насыщай армию суперсовременной электроникой, сверхточным оружием, не осыпай дождем зеленых бумажек за сам факт согласия послужить несколько месяцев вдали от родины, дистанционно уничтожая «врагов Америки и демократии», – это не армия. Не та армия, с которой можно затевать войну с державой, пусть экономически вдесятеро слабейшей, но способной выставить на фронт столько воинов, сколько потребуется, независимо ни от каких теоретических расчетов.

И, вдобавок, по-прежнему никуда не делся тот ракетно-ядерный кулак, способный превратить всю территорию «благословенных штатов», на которую больше двухсот лет не ступала нога иноземного солдата (а если не считать англичан и канадцев «иноземцами», то и вообще никогда), в радиоактивную пустыню.

Поэтому Келли, в глубине души понимая все вышесказанное, исполнял то, что ему несколько месяцев назад приказал Сарториус – готовил сразу множество проектов, которые следовало запустить после переворота в России и прихода к власти марионеточного правительства. И экономических, и политических, гарантировавших теперь уже окончательное разоружение и расчленение мистической «страны-монстра», всемирного пугала. Одновременно делалось многое для внезапного отстранения от власти ненадежного Ойямы и замены его на самого Келли. Точно так, как в сорок пятом «красный» Рузвельт был заменен на своего вице-президента, «суперъястреба» Трумэна.

В идеале намечался полный демонтаж всего механизма «американской демократии» и сооружение на его месте чего-то компактного, легко управляемого и приспособленного к противостоянию «вызовам времени».

И, что бы там ни воображали «ястребихи», с которыми вице-президенту выпало работать над грандиозной, иначе не скажешь, задачей, нужно решительно переводить экономику США на «военные рельсы». Как это было сделано в сорок первом году. Правда, тогда за производимую военную продукцию платили золотом «союзники», отчего сказочно разбогатели американские рабочие и возник «средний класс», а теперь затягивать пояса придется именно им. «Союзники» за минувшие семьдесят лет научились требовать за свою лояльность денег, денег и денег. Зря, что ли, вместо гигантского профицита сороковых-пятидесятых годов США имеют почти двадцать триллионов долга? Тоже проблема.

В целом перспективы «проекта» вырисовывались довольно туманные.

То есть, конечно, большинство корпораций готово немедленно получить государственные заказы на изготовление военной техники и снаряжения в любых мыслимых и немыслимых количествах (с предоплатой, естественно), только никому не было известно, что именно требуется армии для настоящей войны, поскольку о «настоящей» в высоких штабах забыли и думать.

Последний лейтенант и даже сержант-контрактник, заставшие вьетнамскую войну, выслужив свое, ушли в отставку лет пять назад, и больше ни один офицер в армии, в том числе и четырехзвездные генералы, представления не имели, как вообще воевать с как минимум равным противником. «Буря в пустыне» – это не война, да и в ходе нее было допущено столько накладок и откровенной бессмыслицы, что даже Саддам Хусейн, если б его генералы не были подкуплены на корню, легко сбросил бы экспедиционный корпус в Персидский залив.

Смутно помня о сражениях с японским флотом – Мидуэй и прочее, – адмиралы требовали авианосцев. Десятками, атомных, в сто и более тысяч тонн каждый. А то, что ракетный залп русской подводной лодки «Гранитами» или «Москитами» гарантированно топит любого «Рональда Рейгана» ценой в три миллиарда долларов – так это уже из другой оперы. Адмиралы воевать с кем-то сильнее Гренады или Ирана не собирались.

Но поставленная задача никуда не девалась – придумать что-то такое, чтобы русские испугались и пошли бы на переговоры с заранее оговоренными условиями. А времени на подготовку какой-нибудь осмысленной (и подкрепленной отмобилизованной армией) провокации вроде убийства эрцгерцога Фердинанда или взрыва крейсера «Мэн» практически не было.

То есть устроить что-то подобное довольно легко – хотя бы вторжение армий «Прибалтики» на территорию Белоруссии и Псковской области с целью возвращения «незаконно отторгнутых территорий». А любые ответные действия «Союзного государства», хоть пистолетный выстрел в сторону западной границы, подать как полномасштабную агрессию «Российской империи» против всего НАТО, привязав все это к недавнему выступлению русского президента. Заодно и подавление московского мятежа можно подать как звенья одного и того же «византийского плана».

Дело только в том, что для развития любой провокации нужны подготовленные вооруженные силы в российском приграничье и соответствующий накал общественного мнения как в самих США, так и в государствах-лимитрофах. А ни того, ни другого как раз и нет.

Келли про себя уже решил, только не сформулировал это отчетливо – первую часть «проекта» он выполнит. Не так уж трудно свергнуть слабого, уже загнанного в угол Ойяму. Тем более – специальными людьми начинается параллельная реализация второго этапа операции, очень нестандартно задуманного политтехнологами из финансируемого Сарториусом «Бюро практической футурологии». Готовы документы, подтверждающие острый конфликт между главой президентской администрации Кэйтлин Мэйден, госсекретарем Лаурой Блэкентон, советницей по национальной безопасности Анной Пиксман и директором АНБ Каролиной Прайс как раз на почве соглашательской позиции президента в отношении России. Намека о том, что крушение вертолета Мэйден явно подстроено кем-то из них, пока будет достаточно. Уже имеются, но пока держатся в тайне от прессы смонтированные аудио– и видеозаписи, работающие на эту версию.

А сам Келли до поры остается полностью в тени. В высшем руководстве страны кипит свара, дошло уже и до убийств, но вице-президент вне и выше конфликта, он пытается твердо удерживать государственный руль в эти судьбоносные часы. «Его час» наступит несколько позже.

Вице-президент, как и сам Ойяма, и Лютенс (морально подготовленный Фестом), думали сейчас в одном направлении. С разными целями, но в одном. Пожалуй, в сложившихся обстоятельствах единственно верном. С этой демократией по-американски пора завязывать. Хватит, наигрались, довели страну почти до ручки. Требуется всего одно, но очень яркое событие, сравнимое по эффекту со взрывом Манхэттен-центра в 2003 году, унесшего более десяти тысяч жизней. Тогдашний президент не сумел воспользоваться этим подарком судьбы, ограничился всего лишь некоторым расширением прав спецслужб и собственных полномочий как главнокомандующего, в «угрожаемый период».

Но это тоже немало. Келли при хорошо организованном «подарке судьбы» сумеет воспользоваться этими полномочиями. Прежде всего – объявит сенат, конгресс и Верховный суд всего лишь совещательными органами «до особого распоряжения». А все члены этих «совещательных органов», вздумающие что-то возражать, будут немедленно интернированы. По никем не отмененному «Закону об антиамериканской деятельности» от 9 мая тысяча девятьсот пятидесятого года.

Все-таки прецедентное право – великое изобретение англосаксонской законотворческой мысли. Посадили по этому закону на электрический стул мужа и жену Рознблюм – никто особенно и не пикнул. Были какие-то петиции и ходатайства о помиловании от Всемирного Еврейского конгресса – но и только. Сейчас ситуация гораздо благоприятнее, в «свободном мире» не существует вообще никакого «общественного мнения». Кроме пары-другой маргинальных журналистов малотиражных газет.

А дальше уже действовать по обстоятельствам. При поддержке и по указаниям Сарториуса.

Вице-президент снял трубку телефона и, услышав с той стороны провода голос председателя комитета начальников штабов Паттерсона, предложил ему встретиться в ближайшие часы где-нибудь «на нейтральной территории».

– Видите ли, Шелтон, – обратился он к генералу по имени, что позволял себе нечасто. Это означало намек на особую доверительность предстоящей беседы, – последние события настолько выбили известный вам «кружок» из колеи здравого смысла, что мне моментами делается очень не по себе. Я думаю, серьезным мужчинам есть что сказать друг другу без посторонних ушей.

– Где? – без лишних вопросов и дежурных фраз спросил генерал.

– На полпути между вами и мной есть один отель… Название у него должно быть вам близко по роду занятий. Просто езжайте прямо, никуда не сворачивая, в мою сторону и читайте вывески по правой стороне. Думаю – не ошибетесь. Я вас буду ждать в апартаментах на третьем этаже. Они там только одни…

Код был достаточно примитивен, и меры предосторожности – смешные, но Келли рассчитывал как раз на то, что ни одна из внушающих ему острую неприязнь «леди» (хоть и велено было считать их союзницами) именно сейчас не занята прослушкой его общегородского телефона. Теперь мало кто пользуется столь архаичной техникой, совершенно не имеющей никакой защиты. Известный принцип, но действенный, особенно когда имеешь дело с дилетантами.

То, что одна из «дам» – мисс Прайс возглавляла мощнейшую и технически даже «переоснащенную» спецслужбу мира, на самом деле не имело никакого значения. Для того чтобы инструмент проявил все свои качества, нужно уметь им пользоваться. Профан и в электронный микроскоп увидит меньше, чем Левенгук в свой самодельный, изготовленный еще в семнадцатом веке. А толкового советника рядом с директрисой нет, большинство высокопоставленных сотрудников ненавидит ее лютой ненавистью, а те, кто надеется выслужиться, потакая злобной лесбиянке, – сплошь бездари, это Келли давно выяснил.

Он собирался обсудить с генералом крайне важные моменты предстоящей работы, застолбить, так сказать, участки и договориться о дележе добычи. Насчет того, как быть в случае проигрыша, вице-президент не задумывался по свойству характера.

Он уже направился к выходу на внутреннюю лестницу, минуя лифт, как в кармане особым сигналом загудел мобильный телефон. Это не было вызовом, его просто оповещали, что нужно подняться в комнату спецсвязи. Сарториусу что-то срочно понадобилось, и он нарушил им же установленный график.

Голос «биг босса» звучал ровно, но Келли, регулярно общавшемуся с ним несколько лет, показалось, что он в достаточной мере возбужден или расстроен. Аппаратура была очень хороша и передавала тончайшие оттенки не только голоса, но и дыхания. А вдалеке слышалось что-то похожее на шум прибоя. Эту деталь Келли на всякий случай отметил.

– Дональд, как у вас обстоят дела?

Келли начал было докладывать в подробностях, хотя за сутки мало что произошло, кроме расписанных по пунктам и согласованных пропагандистских мероприятий. Ну, еще и кое-что, связанное с «трагической гибелью» Кэтлин Мэйден. Полиция на самом деле ничего не могла раскопать, намекающего на теракт или отрицающего таковой. Контрразведка – тем более. Их в основном учили подгонять факты под заранее утвержденные выводы, а по куче исковерканных обломков, все еще полностью не поднятых со дна реки, определить причину катастрофы – не их профиль. Там авиаинженерам, экспертам-трассологам, пиротехникам и паталогоанатомам месяц нужно только на предварительные исследования. И то при условии, что не будет хорошо спланированного противодействия.

Зато пресса и телевидение захлебывались. «Русский след» был объявлен сразу, теперь в ход шли архивные материалы про все подобные деяния царской разведки, ВЧК-ГПУ-НКВД-МГБ (названия все звучные, непонятные, как раз во вкусе обывателя нужной степени возбудимости и внушаемости). На пару дней накала заготовок хватит, а там еще что-нибудь придумаем.

Так и сказал Келли Сарториусу. И еще добавил, что его несколько удивляет полная индифферентность русской дипломатии и средств массовой информации. Понятно, что в Москве сейчас царит кровавый террор и никакая оппозиция нос из-под веника высунуть не решается, но ведь и официозные, просто лояльные к власти издания молчат, как будто им рты скочем заклеили. Очевидно, такая команда поступила – игнорировать клевету до тех пор, пока власть не сообразит, что же ей делать. По принципу «Любое ваше слово может быть использовано против вас». Или еще проще – «Ноу коммент», да и все.

– Слушайте меня внимательно, Дональд, – медленно и веско произнес Сарториус. – Все отменяется. Вы поняли – отменяется…

– Не понял, – тупо ответил Келли. – Что отменяется? Как? Почему?

– Неужели вам платят деньги за умение задавать сразу так много вопросов? – прозвучал саркастический голос. – Я был уверен – за выполнение распоряжений. Спрашивать – не ваша прерогатива. Но раз вам уже заплачено – повторяю медленно и раздельно: отменяется – все! Вам следует просто вернуться к своим непосредственным обязанностям. Не думать больше ни о конфликте с Россией, ни о кампании против президента, ни о совместных действиях с дамами, которые вам так не нравятся. Лучше всего – вообще обо всем забудьте. У вас есть один прямой начальник – президент Соединенных Штатов. С этого момента – вы его верный слуга. Почти как мой. Исполнять все, что он прикажет. Вы поняли – все! Вежливость, компетентность, послушность, лояльность. Это отныне ваш девиз. Ничьи больше указания, мнения, посулы и угрозы вы не должны принимать во внимание. Ничьи – генпрокурора, верховного судьи, Папы Римского. Кроме моих, конечно, и лиц, мною специально уполномоченных. Запомните пароль и отзыв. Когда его услышите – считайте, что перед вами я собственной персоной.

А то, что вы договорились о встрече с Паттерсоном, – вдруг сменил тему «босс», – это правильно. Поезжайте немедленно и объясните ему то, что услышали от меня. Никакого конфликта нет и не ожидается. У председателя комитета начальника штабов есть один Верховный главнокомандующий – президент. Только его прямые указания, отданные в письменном виде генералу, следует исполнять. Находящиеся в пределах трехчасовой досягаемости от Вашингтона мобильные части привести в состояние повышенной боеготовности. На случай не войны с Россией, а внутренних беспорядков, которые могут спровоцировать безответственные элементы. Свой годовой оклад содержания генерал Паттерсон в виде премии за беспорочную службу получит на свою «личную» карточку в течение ближайшего часа. Объясните ему это. Надеюсь, он вас поймет правильно и нам не придется случайно потерять столь ценного и авторитетного специалиста. Ваше жалованье от моего Фонда с этого момента удвоено. Я доступно объяснил? Повторять не надо?

– А как же?.. – вице-президент не удивился, что «хозяин» уже знает о только что состоявшемся разговоре с генералом. Это было в порядке вещей. Он хотел спросить, что делать с редакторами и владельцами средств массовой информации, работающими сейчас, что называется, на износ, использующих все самые грязные и недопустимые что с юридической, что с профессионально-этической точки зрения приемы. Но такая им на днях пришла команда, отменяющая все законы и принципы, кроме безоговорочного исполнения приказа.

Собеседник на той стороне провода понял, что обеспокоило Келли. Не придется ли ему отвечать за чужие грехи. Средства массовой информации до сих пор принято считать «четвертой властью», неподконтрольной даже и президенту, не говоря о «вице». Что это давно не так – кому положено знают. Но вдруг, случайно, кто-то из медиамагнатов забыл об этом ненадолго?

– Не ваша забота. Все, кому положено, получат соответствующие инструкции. Вам понятно? – снова переспросил Сарториус.

– Понятно, – промямлил в трубку Келли, абсолютно ничего не понимая, но твердо зная, что когда «босс» говорит подобным тоном, нужно исполнять, не задумываясь. Прикажет немедленно прыгнуть вниз головой с крыши небоскреба – придется прыгать, уповая на то, что это тоже элемент «общего плана» и его подхватят в воздухе и переправят в нужное место. В худшем случае он просто разобьется вдребезги об асфальт, тротуары или крыши проезжающих внизу автомобилей. Но хоть смерть будет быстрая и куда менее неприятная, чем то, что ждет его в случае неповиновения.

С лицами, допущенными к высшим тайнам, проводились инструктивные занятия, на которых разъяснялись все выгоды от ревностного несения службы и отрицательные последствия нерадивости, злоупотреблений своим новым положением и прямого предательства.

Выгоды были более чем очевидны – пожизненно гарантированная карьера (правда, лишь та, что будет предопределена свыше), иммунитет от любых возможных в жизни государственного деятеля или бизнесмена недоразумений и случайностей, заоблачные оклады, премии, бонусы и иные блага жизни.

Например, только что, судя по словам Сарториуса, Келли стал богаче на сто миллионов долларов. Причем сумма эта не облагалась налогами и не должна была попасть в поле зрения каких угодно контролирующих органов – хоть финансовой разведки, хоть Комитета по этике государственных служащих и выборных лиц. Этой трансакции просто не увидят, как не увидят и того, каким образом используются средства со специальных счетов специальных лиц.

Значит, сейчас же придется с неукротимым энтузиазмом и беззаветностью поворачивать руль на сто восемьдесят градусов. Хорошо, что лично ему это особых трудов не составит. Он не успел совершить никаких необратимых действий, и даже таких, за которые ему пришлось бы не отвечать даже, а просто оправдываться, хотя бы в узком кругу соратников по гольф-клубу.

А очередной этап грязной работы опять будут исполнять другие. Нелегко придется «акулам пера, гиенам эфира и шакалам ротационных машин», как некогда обозвал сотрудников американской прессы какой-то советский журналист-международник еще во времена «холодной войны». Но если «босс» сказал, значит, сориентируются и сделают, что надо, улыбаясь и элегантными движениями стряхивая дерьмо с лацканов белоснежных смокингов.

Генерал Паттерсон уже ждал вице-президента в отеле с действительно милитаристским названием «Мост Ватерлоо». Пусть владелец имел в виду не место знаменитого сражения, а всего лишь фильм, в котором играла несравненная Вивьен Ли, любившая останавливаться здесь, бывая в Вашингтоне. В качестве музейной достопримечательности посетителям показывали ее туалет площадью пятьдесят квадратных метров, где унитаз и биде располагались в зарослях тропических растений зимнего сада, а стены покрывали триста расположенных под разными углами зеркал.

Генерал, несмотря на вежливое приглашение портье, на экскурсию в туалет не пошел. Сразу поднялся в названные Келли апартаменты и сейчас широкими шагами мерил холл между выходящими во внутренний дворик окнами, застекленными от пола до потолка, и обширным кожаным диваном, перед которым на журнальном столике расторопный стюард уже расставил кофейные приборы, пепельницы, графин виски и вазу со льдом.

– Что у вас случилось? – недовольным голосом спросил Паттерсон вице-президента. Ему не нравилось все происходящее – и эта конспиративная встреча, словно скопированная из дешевого шпионского фильма, и тот разговор, что состоялся на заседании Совета безопасности с президентом, и бессмысленная круглосуточная работа штабистов, за которую он их засадил с заданием скомбинировать из многих, накопленных за десятилетие планов, начиная с пресловутого «Дропшота», вариант хотя бы теоретически выигрышной войны против России. Превентивной, разумеется, и с абсолютно невыполнимым граничным условием: «Без использования оружия массового поражения».

Потом, когда все кончится (как обычно – пшиком!), эти разработки, итоги «мозгового штурма» трех десятков шизофреников, в которых приличные в общем офицеры были превращены приказом Паттерсона, можно будет направить на конкурс самых идиотских исследований и открытий. На соискание «Шнобелевской премии».

– Налейте-ка по стаканчику, – предложил генералу вице-президент. – Вам понравится то, что я скажу…

Генерал послушно разлил в стаканы виски на три пальца. Старый вояка все же, хотя и не слышал в своей жизни ни свиста направленных в него пуль, ни разрыва снарядов. Разве что на полигонах. Так служба сложилась.

– За что пьем? Русские согласились на безоговорочную капитуляцию? – без усмешки, но подпустив в голос нужную интонацию, спросил Паттерсон.

– Примерно. Только – мы согласились!

Паттерсон сначала выцедил дымно пахнущий маслянистый напиток, похрустел кусочком льда.

– Еще раз, пожалуйста. То же самое, но помедленнее и конкретнее.

– Капитулируем мы. Поступило указание свернуть все намеченные мероприятия, прекратить кампанию в прессе и, как я догадываюсь, начать с русскими переговоры о новой «Разрядке» (это слово вице-президент произнес по-русски. Если не о всеобщем и полном разоружении.

– От кого поступило? – глупо спросил генерал. Это звучит слишком литературно, но у него и челюсть отвисла, и глаза полезли из орбит.

«Как бы удар не хватил», – обеспокоился Келли. Но генерал молча хлопнул еще одну добрую порцию виски, три раза подряд пыхнул сигарой и приобрел прежний элегантный и респектабельный вид.

– Так от кого?

– Как будто я знаю, – хмыкнул Келли. – Возможно – прямо от господа Бога…

– Не от президента?

– Шелтон, меня слегка удивляет ваша наивность, – сказал вице-президент, указывая на диван. – Давайте присядем. Стоя пить – дурной тон. Мы же не в салуне. Когда в Америке президент что-нибудь решал? После Рузвельта, конечно.

– Кеннеди, – блеснул Паттерсон эрудицией.

– Недолго, – мельком отметил Келли. – Команда поступила оттуда, где все всегда решается. В том числе – «Быть иль не быть».

– Кому?

– Это – когда как. В нашем случае – всей этой симпатичной зелено-голубой планетке. Всегда мечтал посмотреть на нее из космоса, да, видно, уже не придется. Годы не те.

– Не отвлекайтесь, Дональд. Я изнемогаю от любопытства и жажду подробностей. А то жизнь последнее время начала казаться мне пресноватой…

– Тогда слушайте и не перебивайте. Вам, взрослому человеку, не нужно объяснять, что подарки под рождественскую елку ночью кладет не Санта-Клаус, а кто-то совсем другой. Но подарки от этого не перестают быть подарками. В нашем с вами случае тот, кто распределяет подарки, может завернуть в красивую бумагу некоторое количество пластита. Количество зависит от того, насколько серьезной сочтена ваша вина. Иногда отрывает только пальцы, иногда на воздух взлетает весь дом. Чтобы этого не случилось, нужно вести себя очень хорошо и правильно и ни в коем случае не огорчать… Ну, пусть все же его зовут Санта-Клаус.

Генерал помотал головой, показывая, что ничего не понимает, но спорить с собеседником не собирается. Готов слушать дальше.

– В нашем с вами случае где-то там, – Келли неопределенно покрутил рукой с растопыренными пальцами в воздухе, – в Лапландии, наверное, решили, что наш президент – лучший из всех президентов, бывших и будущих. Мы должны ему служить, его защищать, ему поклоняться, если прикажут…

Его прервал сигнал телефона Паттерсона, сообщающий, что пришло какое-то СМС-сообщение. Генерал нажал кнопку, посмотрел на экран, и брови у него полезли вверх, стремясь соединиться с нижней границей волос.

– Что там у вас? – осведомился Келли. – Не сообщение ли из вашего банка?

– Откуда вы знаете?

– Просто попытался угадать. Сколько?

– Полмиллиона ровно. И что мне теперь делать с налоговой инспекцией и Комиссией по этике?

– Наплевать. Распоряжайтесь этой суммой как ни в чем не бывало. Наверное, господин президент со вчерашнего дня повысил вам оклад жалованья. Видите – Санта-Клаус пока нами доволен. Не будем его разочаровывать и в дальнейшем. Если вы вздумаете сомневаться в тех поручениях, что я буду вам передавать от его имени, очень велик шанс, что на Арлингтонском кладбище прибавится мраморных табличек. Но не будем больше о грустном. Вы принимаете условия игры?

Генерал посопел носом, пыхнул сигарой, сделал очень большой глоток из предупредительно наполненного вице-президентом стакана.

– Я всего лишь генерал. У меня есть Верховный главнокомандующий. Меня с первых дней в училище сержанты отучили даже задумываться над смыслом получаемых приказов. Эта привычка оказалась очень полезной в дальнейшем… – Генерал с любовью и гордостью покосился на звезды, украшавшие его погоны. – Мой ответ вас устраивает, Дональд?