Берту больше не снятся кошмары. Зато, кажется, теперь их вижу я – мальчик спрашивал, почему я плакала во сне. Я сказала, что, проснувшись, не смогла вспомнить, что снилось, и это почти правда, ведь в памяти остались только седые волосы и бесконечный крик.

Бесконечный крик и слезы на лице самого сильного человека из всех, кого я знаю. И я плачу вместе с ним.

Даже во время тренировки в Большом зале я не могу перестать думать о том, что произошло в Просвете, хотя именно сейчас мне требуется максимальная сосредоточенность. Раньше мы уже отрабатывали здесь сценарий освобождения пленника, и нашему отряду даже удавалось получить бонусные баллы – но в прошлые разы мы были «охраной», теми, кто пленника удерживал. Сегодня же наша очередь освобождать, и буквально все идет не так, как надо.

В этот раз в роли пленника Берт. Его держат на восьмом этаже жилого здания, которое доверху заполнено «охраной». Охрана состоит из двух отрядов, всего шестнадцать человек, а у нас отряд даже неполный, без одного человека… И мы работаем без какой-либо связи, в режиме полного молчания.

Мне, Рицу, Клоду и Юну удается добраться до Берта, даже получается освободить его – но мы попадаем в ловушку, и нам приходится разделиться. Мы с Клодом решаем отвлечь на себя часть «охраны», договорившись встретиться с остальными этажом ниже, но все выходит не так, как мы запланировали.

Я осталась без оружия, а Клод…

Клод погиб.

Выстрел в голову. Рендер действует по правилам реального мира. Если тебе выстрелили в ногу – это больно, но, если выстрел не задел артерию и ты можешь хоть как-то двигаться, у тебя есть шанс продержаться до конца программы. Если пуля попала в живот – ты медленно умираешь от потери крови. Но если в голову или в сердце – мгновенная смерть. Хоть она и длится только до завершения рендера, говорят, ощущения просто отвратительные. Кроме того, смерть в рендере влечет за собой большой минус в баллах. У меня и так неважная сумма из-за проблем со стрельбой, но я уже пообещала себе постараться исправить это, приложить максимум усилий, чтобы не отправить свой отряд на Второй круг.

Поэтому сегодня мне нужно сделать все, чтобы остаться в живых. Я должна продержаться до завершения сценария, чего бы мне это ни стоило.

Пистолет остался где-то далеко позади. Я выстрелила из него только раз – и попала. Паника накрыла меня, едва я увидела, как покачнулся подстреленный мною «охранник», но это был не тот безотчетный, неудержимый страх, какой прежде охватывал меня во время стрельбы. Искреннее удивление во взгляде «охранника», то, как он схватился за бок и осел на пол – на мгновение я увидела в нем Гаспара, услышала эхо крика Агаты, вернулась в разворошенные ею воспоминания, и это мгновение подарило второму «охраннику» возможность обезоружить меня, а потом к нему на помощь подоспели еще трое. Пришлось спасаться бегством.

У здания сложная планировка, и я петляю по бесконечным коридорам, пытаясь запутать моих преследователей. Все, что мне нужно, – продержаться до тех пор, пока Берта не выведут из здания, – рендер закончится с выполнением миссии. Конечно, это не станет победой нашего отряда – как минимум один из нас погиб, а я не успела вовремя покинуть вражескую территорию, что тоже приравнивается к потере, но при этом баллов минусуется почему-то намного меньше. Чистая победа – это когда и отряд цел, и пленник свободен.

Возможна ли она вообще, чистая победа?

Я слышу отдаленный звук шагов. Двое. Идут не быстро – значит, не знают наверняка, что я здесь…

Завернув за угол, я застываю.

…или же они просто уверены, что мне некуда деваться.

Коридор заканчивается тупиком.

Три двери. Толкаю одну, другую, но это бесполезно. Скорее всего, они никуда и не ведут, вряд ли рендер настолько детальный… Но третья дверь подается, и я осторожно проскальзываю внутрь помещения, прикрывая ее за собой и, лихорадочно озираясь по сторонам, пытаюсь подавить стон разочарования.

Замечательно, Арника. Ты сделала невозможное, прошла Бешеную Пляску, запомнив четыре сценария, – но не смогла запомнить схему здания и вовремя понять, что тебя загоняют в тупик.

Спрятаться негде – здесь лишь голые стены, два стула и массивный стол на ножках, придвинутый почти вплотную к окну. Шаги приближаются, меня вот-вот обнаружат…

Окно.

Оно застекленное – но, когда пробую прикоснуться к стеклу, рука проходит сквозь него. Всего лишь иллюзия. А вот стол настоящий.

Сделав пару шагов в сторону от двери, я отцепляю от пояса карабин, за которым тянется страховочный трос, и швыряю его под стол. Автоматический карабин сам цепляется за дальнюю ножку стола.

Шаги слышны уже у двери. Больше нет времени.

Запрыгнув на стол с разбега, я перешагиваю через подоконник. Мгновение полета – и я больно ударяюсь о стену, повиснув на тросе, в тот самый миг, когда дверь открывается. Я замираю. Хоть бы звук удара не был таким громким, каким он мне показался, хоть бы они его не расслышали…

Я слышу шаг, затем второй, третий – потом звук закрывающейся двери. Выдох облегчения. Не расслышали. Осмотревшись по сторонам, я понимаю, что если спущусь еще на метр, то смогу попасть в оконный проем этажом ниже. Сценарий все еще продолжается, а это значит, что Берт, к сожалению, до сих пор не покинул здание. Но в продолжении сценария есть и обнадеживающий момент, а именно: «охрана» еще не вернула «пленника». Рендер отключается и в том случае, если миссия уже провалена. Возможно, остальные члены моего отряда здесь, на седьмом этаже, ждут меня, или им нужна моя помощь…

Точно. Седьмой этаж. Я же вишу между восьмым и седьмым этажом, и это достаточно высоко, чтобы… Судорожно сглотнув, приказываю себе успокоиться. Сейчас я упрусь ногами в стену, а затем осторожно спущусь еще на метр, выпуская трос понемногу… Не надо, не смотри вниз, успокойся, дыши глубже…

То, что я не успеваю опустить руку на пояс, чтобы нащупать пластину механизма, выпускающего трос, спасает мне жизнь.

Потому что, падая, я каким-то чудом успеваю ухватиться за подоконник.

– Помогите! – кричу я что есть силы. – Кто-нибудь!

Выступ совсем небольшой. Попробую подтянуться и забраться в окно – сорвусь вниз. Я пытаюсь нащупать ногами хоть какую-то опору, но поверхность стены ровная, опереться не на что… Я не должна была сорваться, не должна, я же все сделала правильно, трос должен был выдержать мой вес, и в комнате не было ничего острого, что могло бы его разрезать… Я обмираю, чувствуя, что левая рука начинает скользить.

– Помогите! – кричу я еще раз, и тут меня настигает страшное понимание. Тот, кто зашел в комнату, мог заметить трос и отцепить карабин. Возможно, он до сих пор там, возможно, он сейчас слышит меня.

– Арника? – раздается почти рядом голос Берта, и у меня все внутри сжимается от ужаса.

Только не Берт, только не сейчас, он не должен, не должен этого видеть!

– Где остальные? – Там, где-то рядом с мальчиком, должны быть Юн, Риц… Долго мне так не продержаться, левая рука уже почти соскользнула с выступа.

– Расчищают дорогу, – отвечает Берт, и мое сердце замирает на пару мгновений. Только не это. – Где же ты? – звучит растерянный голос мальчика.

Только не подходи к окну, пожалуйста, Берт, не подходи…

– Держись! – слышу я в правом наушнике взволнованный голос Виктора. – Я уже отправил к тебе остальных курсантов, они идут, держись, Арника!

Берт выглядывает из окна в ту самую секунду, когда моя левая рука срывается с подоконника.

– Арника! – Его отчаянный крик бьет по ушам, и я зажмуриваюсь, чтобы не видеть страха Берта, потому что мне самой сейчас страшно как никогда. – Рука! – кричит он. – Дай мне левую руку! Я вытащу тебя!

Он не понимает, не хочет понимать, что не в силах меня удержать.

– Они на подходе! – голос Виктора срывается, он почти кричит. – Семь секунд!

Открыв глаза, я понимаю, что у меня нет и секунды. Пытаясь дотянуться до меня, Берт слишком сильно высунулся из окна.

Из нас двоих только у меня есть шанс выжить при падении с такой высоты.

Все будет хорошо, Берт.

На выдохе я расслабляю все тело, и подоконник выскальзывает из-под моих пальцев.

Боли нет, есть только туман, который окутал меня плотным облаком. И звук, странный, раздражающий, будто кто-то размеренно-неторопливо постукивает ногтем по стеклу. Туман милостиво позволяет мне приоткрыть глаза, и я уже заранее знаю, что увижу, потому что узнала этот звук, вспомнила его…

Механические часы в деревянном корпусе на белой стене. Я уже была здесь, я вернулась туда, откуда начинала свой путь. Здесь я приняла важнейшее решение – присоединиться к Корпусу…

Осознание произошедшего наваливается на меня, вытесняя все остальные мысли. Берт тоже мог упасть.

Я пытаюсь приподняться, но у меня не получается, тело не слушается, удается лишь повернуть голову в другую сторону.

– Тише, тише, – слышу я чей-то голос. – Вам сейчас лучше не двигаться.

Перед глазами все расплывается, я вижу лишь силуэт говорящего. Хочу спросить, что с Бертом, но из моего рта вырывается лишь сдавленный стон.

– Не надо, – продолжает увещевать голос, – не пытайтесь сопротивляться действию лекарств.

Я собираюсь с силами, и с третьей попытки мне удается прохрипеть имя.

– С Бертом все в порядке. Засыпайте.

Я должна видеть Берта, я нужна ему, прямо сейчас, потому что он не может быть в порядке… Я помню его взгляд, полный ужаса, – мальчик хотел вытащить меня, он верил, что сможет удержать меня, хотел в это верить. А потом я сорвалась на его глазах, он видел, как я падаю, и теперь думает, что это он позволил мне упасть, не смог спасти…

– Спите, – голос смягчается. – Вы его увидите, но сейчас вам нужно поспать.

Я позволяю туману вновь сгуститься вокруг меня, но перед тем, как в нем растворяются мои мысли, я понимаю, что у меня все-таки получилось. Я сделала это. Я осталась в живых.