На месте хутора из земли торчали лишь обгоревшие балки, похожие на черные кости гигантских животных. Последние жители этого места, спасаясь от его проклятия, пытались предать хутор огню. Пламя сожрало все, кроме длинного дома, под порогом которого похоронили неупокойного. На стенах виднелись редкие черные разводы, а кое-где у фундамента темнели остатки хвороста.

По бокам входа в нежилое помещение из земли торчали копья с насаженными человеческими головами. Пара женских, с остатками пучков светлых волос на туго обтянутых кожей черепах, остальные когда-то принадлежали мужчинам. Под ними на земле лежали сломанные мечи, секиры и факелы.

– Хозяин усадьбы не очень-то любит гостей, – заметил Браги. Его слова повисли в тишине.

Притихшие живые разглядывали мертвых, а те безмолвно таращились на живых.

– Я бы скорее предпочел ночлег в выгребной яме, – передернул плечами Копье.

Его поддержал глухой ропот дружины. Ингрид была неподвижна. По бледной щеке потянулась слеза, но Молчаливая смахнула ее брезгливо, как муху.

Ратияр вышел вперед и повернулся к воинам.

– Вы выполнили договор, – сказал он, – Ингрид доставлена домой. Возвращайтесь к своим кораблям. Хевдинг расплатится золотом и серебром, которое я ему оставил. Мне было весело биться с вами рядом. Прощайте.

Юноша повернулся к Ингрид:

– Перед дорогой я поклялся добиться у Храппа твоей руки. Я останусь в усадьбе и встречусь с твоим отцом, потому что хочу быть с тобой, Ингрид.

Не отрывая взгляда от его лица, Ингрид подошла к нему, осторожно взяла его руку и положила себе на грудь.

Браги Сигурдсон громко высморкался, одновременно пустив ветры, и это прозвучало так, будто великаны продули свой рог перед концом времен.

– Я напишу про вас лучшую песню! – объявил скальд.

Братья Бьярни захихикали, подталкивая друг друга могучими локтями.

– Разве мы допустим, чтобы вся слава досталась этому юноше? – обратился Браги к своему воинству. – О ратниках, что пришли пировать с драугром, будут слагать легенды веками!

– Я убью драугра, и обо мне будут петь все женщины севера! – заявил Бьярни Младший. – Я остаюсь!

– Как ты его убьешь, если он уже мертвый? – засмеялся Бьярни Старший. – Сразу видно, что весь ум достался мне! Придется остаться и присмотреть за тобой.

– Ты просто боишься, что вся слава будет моей! – возмутился Младший. – Катись на свой драккар, а драугра оставь мне!

Близнецы сцепились прямо у ног дружины и с сосредоточенным сопением принялись выкручивать друг другу руки.

– Продолжим, – сказал Браги.

– Нечего продолжать, – откликнулся Копье, – мы останемся с Ратияром и посмотрим, как он любезничает с тестем!

Дренги, рассмеявшись, согласно ударили оружием в щиты.

– Да помогут нам боги, – заключил Браги, поднимая за шиворот сыновей с земли, будто расшалившихся котят. – Слышал я, в погребах Храппа всегда было много пива, которым он охотно делился с гостями.

Приободрившиеся воины приблизились к порогу, поглядывая на зиявшие пустотой окна. Дверь будто распахнуло сильным ветром. От резкого движения отряд тут же ощетинился клинками. Но в темноте за открывшимся входом никого не было.

– Хозяин пригласил нас войти, – негромко сказал хевдинг, не снимая руки с эфеса меча, – не будем отказывать ему в учтивости.

В походном коробе нашлось несколько факелов. Люди вошли в дом вместе с дрожащими от света факелов тенями, выросшими на стенах. В центре зала ярко вспыхнул очаг, разбросав по сторонам красные искры.

Пройдя сквозь цепь настороженно озирающихся воинов, Молчаливая подошла к огню и вытянула над ним руки. Где-то вверху, под самой крышей, тяжело заходили и застонали доски. Дерево скрипело и выло, словно дом узнал свою хозяйку, после долгого отсутствия наконец-то вернувшуюся домой.

– Накрывай на стол и потчуй гостей, – сказал хевдинг Ингрид. – Думаю, хозяин явится к нам с наступлением темноты, и я не хочу, чтобы все это время у моих людей урчало в желудках.

Лед Ладоней с усилием оторвала взгляд от огня, шумевшего в очаге, кивнула и пошла к дверце в полу, где, очевидно, находился ледник.

– Помогите хозяйке, – распорядился Браги, оглянулся на Ратияра и тихо сказал: – А мы с тобой должны кое-что еще сделать.

Он жестом позвал за собой юношу и вышел из дома.

– Мы куда? – на ходу спросил парень, стараясь не отставать от широко шагающего хевдинга.

Тот махнул рукой в сторону небольшого холма, густо поросшего молодым сосняком.

– Зачем? – не отставал юноша.

– Нам нужен нидшток, – ответил Браги, – и сделать его мы должны до наступления темноты.

Он взглянул на притихшего Ратияра:

– То есть – ты должен. А я научу как. Этот дом, похоже, действительно проклят. Вполне может статься, что тебе вскоре придется поговорить с настоящим драугом. А на серьезные переговоры нужно приходить подготовленным.

– Что это такое?

– Древняя магия. Дом Храппа набит ею по самую крышу. Драуги – могучие и злопамятные создания, неуязвимые для обычного оружия, справиться с ними тяжело. С магией может справиться лишь магия. Нидшток – это шест, который с помощью вырезанных на нем рун посылает могущественные проклятия или лишает сил врагов. Им пользовались наши предки, им воспользуемся и мы.

Они поднялись по густо заросшему орешником склону, прорубая длинными ножами путь среди влажной листвы. Под ногами хрустели сухие ветки, но Ратмиру все равно казалось, что на холме необъяснимо тихо. И только потом он понял почему, – за все время, пока они поднимались на вершину, в воздухе не раздалось ни единой птичьей трели.

– Вот эту, – сказал Браги, указав на одиноко стоявшую на небольшом обрыве сосенку. Из-под ее корней шумно выпрыгнул бурый от линьки заяц и припустил вдоль кустарника, громко стуча о землю задними лапами.

Ратияр вздрогнул и покосился на скальда – не видел ли. Но тот молча стоял у сосны, задумчиво крутя ус. Парень быстрыми движениями секиры срубил ствол, избавил его от ветвей и взвалил на плечо.

В кустарнике снова что-то завозилось. Браги и Ратияр мгновенно выхватили оружие, подвинувшись друг к другу.

Листва зашуршала, воины слегка пригнулись, готовясь к атаке. Ветки раздвинулись, и к ногам дренгов выкатился рыжий комок.

– Собака, – прошептал пересохшими губами Ратияр.

– Собака, – согласился Браги, нагнувшись, чтобы почесать за ухом небольшого лохматого пса, который тут же завилял хвостом и принялся льнуть к коленям. – Видно, хозяева бросили. Так здесь и бегает.

Он достал из мешка кусок солонины и бросил псу. Тот поймал на лету, проглотил, не жуя, и снова уставился, помахивая хвостом.

– Думаю я, недаром здесь появилась эта псина, – протянул Браги. – Эй, собака, – он на мгновение задумался, – выглядишь ты рыжим и не очень смышленым, потому звать тебя будут Трор в честь одного ушедшего к праотцам викинга. Пойдем с нами. Сегодня у нас веселый пир с мертвецом.

Трор вновь вильнул хвостом и послушно затрусил следом, чуть прихрамывая на заднюю лапу.

От крыши усадьбы Храппа уже поднимался сизый дымок. Во дворе, косясь на мертвые головы у входа, рубили дрова братья Бьярни. Пес подбежал к двери и уселся у порога, не спуская глаз с дверного кольца.

– Врывай здесь, – Браги остановился напротив входа и ткнул в землю носком высокого сапога. Ратияр снова вынул нож:, не обращая внимания на обступивших его братьев.

– Древесина должна быть неповрежденной, не распиленной вдоль или обрезанной, – объяснял скальд, пока Ратияр снимал ножом с сосенки тонкую скользкую кору. – Подходящая высота дерева составляет чуть больше человеческого роста. Режь руны вдоль дерева. Начни вырезать с конца, который будет опущен вниз, и расположи руны по всей длине до другого конца. С этого конца продолжай резать руны сверху вниз с другой стороны. Их количество должно быть кратным двенадцати. И позаботься о том, чтобы ни одна часть резьбы не попала под землю, когда поднимешь шест.

На верхнем конце шеста Браги привязал припасенный в походном кожаном мешке лошадиный череп и прорычал проклятие.

– Кровь за кровь, – пробормотал он.

Дверь длинного дома открылась. Трор медлить не стал и мелькнул у ног выглянувшей Ингрид огненной молнией. Та проводила его взглядом, пожала плечами и махнула воинам рукой, приглашая на ужин.

Большой стол, протянувшийся вдоль лавок в длину почти всей южной стены, ломился от кушаний – Храпп при жизни славился щедростью и гостеприимством.

Здешние жители ели в основном рыбу, которую готовили с маслом и разными специям, питались говядиной и молоком. Над огнем очага дома висел большой металлический котел, в котором Ингрид сварила кукурузу и свинину. Пожарила мясо в глиняных горшках с драгоценными специями, перцем и лавром, отваренные овощи вкусно парили из кухонной утвари, вырезанной из мягкого мыльного камня.

К общему восторгу, в запасах Храппа оказалось не только пиво, но и редкое крепкое вино из настоящего винограда. Пес Трор благодарно хрустел обглоданными свиными ребрами.

Ели и пили в тишине. За окнами, забранными бычьими пузырями, сгущались сумерки. Люди и стены притихли в ожидании.

– Чем ночи темней, тем ярче костры, – сказал Сигурдсон и поднялся, чтобы запалить факелы.

Когда в медовом зале стало почти так же светло, как днем, он наполнил тяжелый золотой кубок, на который давно хищно поглядывала вся команда, и подвинул его к пустому месту во главе стола. Остальные подобрались, положив руки на мечи и топоры.

– Мы здесь, хозяин дома, – негромко сказал скальд, – мы пришли с миром. На твой товар нашелся купец, который хочет говорить с тобой.

Пес, лежавший в ногах, вдруг поднял уши. Языки пламени дружно качнулись от порыва холодного ветра. Входные двери с грохотом распахнулись. За порогом чернела непроглядная ночь, только луна, четкая и выпуклая, как литая брошь на черном бархате, шарила по земле зеленоватыми пальцами мерцающих лучей.

– Он заманивает нас, – прошептал Сван, привставая с места с обнаженным клинком. Браги осторожно пошел к двери, держа руку на секире, что висела на плече.

– Отец! – разом вскрикнули братья.

Скальд шагнул в темноту, дренги бросились за ним. Бешено залаял пес.

– Тор, помоги, – только и смог вымолвить Торгейр Копье, когда дружина увидела, что творится вокруг проклятого двора.

Ратияр не сразу рассмотрел странные силуэты существ, которые, покачиваясь и растопырив подобия рук, приближались к подворью со всех сторон.

Мутный свет выхватывал из мрака полусгнившие лица, черные провалы на месте глаз, лохмотья губ, обнажавшие оскаленные зубы, едва покрытые тряпьем слезшей кожи. Вдалеке у подножия холма шевелилась земля, а там, где она вставала горбом, сквозь дерн и траву тянулись черные растопыренные руки.

Вскрикнули и помянули тролля Торди с Грани – рядом с ними ожила и клацнула зубами насаженная на кол женская голова с остатками русых волос.

– Веселье началось! – закричал Браги. – Никто не выходит за пределы нидштока! Рубить по моей команде!

Как только первый мертвец, с шипением открывая гнилой рот, прошел рядом с шестом с вырезанными рунами, глазницы лошадиного черепа засветились голубоватым мерцанием.

– Когда мертвяки переходят границу, они наши! – крикнул скальд и с одного взмаха развалил туловище твари топором. Две половины мертвого тела упали на траву, стремительно превращаясь в черную жижу, что тут же ушла в землю.

Приободренные первой победой воины заработали оружием. Одного мертвяка обезглавил Сван, другого поднял на копье Торгейр, еще троих зарубили товарищи, прикрывавшие соседний фланг. Ратияр вдруг увидел, как вперед вырвалась Ингрид, сжимавшая в руке скрамасакс. С кошачьим криком она полоснула по горлу ожившего трупа, и тот осел, на глазах превращаясь в ком черной жижи.

– Их слишком много, – прокряхтел Сван, упираясь ногой в проткнутый мечом огромный живот какого-то полуразложившегося толстяка.

Мертвецов становилось все больше, они напирали сплошной стеной, и вскоре дренги были вынуждены сомкнуть щиты и пятиться, огрызаясь ударами копий. Вместо падавших в землю десятков живых трупов тут же приходили десятки новых. Новая волна хлынувших мертвецов погребла под собой нидшток, который вспыхнул синим пламенем напоследок, испепелив гору шевелившихся на нем гнилых тел, и захлебнулся под гигантской кучей золы, в которую они превратились. Клинки воинов лишились силы и перестали разить.

– В дом! Завалить двери и окна! – крикнул Браги, отталкивая от себя прущую шипящую нежить.

Воины бросились за порог. Ратияр успел увидеть, как оставшийся последним Браги стащил с левой руки кожаную рукавицу, что-то прокричал и бросил ее в темноту. Он вбежал в дом, рубанул по вцепившейся в плечо костяной руке и с трудом захлопнул за собой дверь, опустив тяжелый засов. Доски тут же застонали от толчков и ударов снаружи. Зубы и когти глухо зацарапали дерево.

Дренги быстро заваливали окна.

– До утра не продержимся, – хрипло сказал Торгейр, прислушиваясь к треску и грохоту за стенами.

Браги повернулся к нему и хотел что-то сказать, но тут шум снаружи прекратился. Ратияр осторожно посмотрел в дверную щель. Толпа мертвецов медленно разворачивалась навстречу чему-то, видимо более опасному, чем кучка смертных, забаррикадировавшихся в длинном доме.

– Да что ты… – пробормотал Сван и быстро замигал, не веря своим глазам.

Из-за холма медленно выходила новая армия. Ко двору Храппа и осадившим его мертвецам приближались…

– Утопленники… – прошептал Торгейр.

Морские мертвецы с шевелящимися вместо голов пучками водорослей издали клокочущий вой, будто выливая из глоток навечно поселившуюся там воду, и перешли на бег. Трупы, выбравшиеся из-под земли, с громким шипением бросились им навстречу. Две армии нави схлестнулись в битве. Мертвые пальцы с треском впились в гнилые лица, костяные ноги и руки переплелись в борьбе. Ходячие трупы разрывали друг друга на части с воем и ревом, и пощады не было никому. Одна волна разбивалась о другую, побежденные уходили под землю, превращаясь в черную гущу, морскую воду и водоросли.

Вскоре все было кончено. Двор Храппа превратился в вытоптанное поле, усеянное обрывками сгнившей одежды, пучками волос, осколками костей и горами бурой тины.

– Они сожрали друг друга, – пробормотал Сван и посмотрел на бледного Браги, – как ты вызвал морских драугов?

– Он бросил рукавицу, – сказал Ратияр, утирая пот со лба, – одну несчастную кожаную рукавицу… и они пришли…

– Ее подружку с правой руки я как-то подарил их конунгу, когда он попросил об этом посреди бури. До сих пор я надеялся, что когда-нибудь он вспомнит о моей услуге. И что однажды ему пригодится левая рукавица, – сказал скальд.

Он усмехнулся и добавил:

– А еще я вспомнил одну историю о вражде морских драугов и драугов суши. Был когда-то один случай. Морской мертвец решил занять чужую могилу на земле, выгнал из нее хозяина и устроился там. Обиженный позвал друзей из соседних могил, а захватчик свистнул своих из моря. Такая заваруха случилась, что наутро от могил одни ямы остались. Так и расползлись ни с чем. А вражда с тех пор так и пошла…

Браги хотел что-то добавить, но вдруг осекся.

С треском распахнулась дверь, и дренги попадали на пол, как обмякшие мясные куклы. Рыжий Трор подскочил и залаял на нечто невидимое, проникшее в дом.

– Ты вернулась. – Голос, заставивший воинов повалиться на земляной пол, был таким же черным, как лесной ветер, гуляющий между звездами февраля.

На ногах осталась лишь Ингрид.

– Ратияр, коснись глаз собаки… и приложи пальцы к своим глазам, – прохрипел Браги, силясь подняться, – тогда ты… сможешь смотреть… на него…

Юноша шепотом подозвал пса и последовал совету скальда, наконец-то увидев вернувшегося хозяина.

Шагнувшая в дрожащий круг света очага тень превратилась в скелет, кости стремительно покрывались плотью, которая затягивалась кожей, – спустя несколько ударов сердца к Ингрид подошел высокий человек с лицом, будто вырубленным из здешних скал, и толстой косой серебряных волос. Доски пола стонали под каждым его шагом, будто в дом пришел каменный великан.

– Я вернулась, отец. – Голос немой слышали все, хоть она так и не раскрыла рта.

Молчаливая спрятала лицо у него на груди. Грубые пальцы осторожно гладили белые волосы.

– Я искал тебя среди мертвых. И боялся найти.

– Моя мать…

– Она там, куда мы скоро уйдем вместе. После того как я закончу дело с незваными гостями.

– Эти люди спасли меня.

– Мой дом – приют не живых, а мертвых, Ингрид.

Храпп двинулся к беспомощным дренгам. По его лицу поползли трупные пятна, с рук лохмотьями слезала кожа, обнажая старые желтые кости. К воинам приближалась смерть.

– Не торопись, драугр.

Ратияр вышел из тени с обнаженным клинком.

Храпп остановился, внимательно разглядывая его из двух черных провалов костяного лица.

– Ты нарушаешь закон гостеприимства. Гости, явившиеся без злых намерений, неприкосновенны.

– Твои люди вооружены до зубов.

– Полезная привычка, – пожал плечом Ратияр. – У меня к тебе дело, Храпп.

Хозяин дома склонил уродливую голову набок.

– Я пришел просить руки твоей дочери.

Драугр приблизился к наглецу вплотную. В ноздри Ратияра ударил едкий трупный запах.

– Моя дочь уйдет со мной, а ты и твои люди станут пищей моих воронов. – Мертвый потянулся к ножнам на поясе. Ратияр отскочил и выставил вперед меч. Ингрид ахнула, бросилась к отцу и упала от небрежного взмаха его руки.

Храпп достал почерневший от времени меч с зазубренным клинком.

Ратияр подхватил с пола копье Торгейра и швырнул во врага. Окованное древко разлетелось на несколько кусков, разрубленное на лету. Одним движением ступни Убийца Пса подбросил тлевший на полу факел и перехватил его в свободную руку. Огонек расправился в затрепетавший на сквозняке лоскут пламени. Двинувшийся было вперед Храпп попятился.

– Каждая смерть должна являться в срок, – сказал Ратияр, – ты слишком нетерпелив в желании забрать живых к своей хозяйке.

– Тебе вряд ли понравятся ее объятия, – сказал драугр.

Старый меч свистнул в воздухе. Ратияр бросился вперед. Черный металл снова рассек полумрак, но так и не нашел цель. Юноша нырнул под удар, ткнул факелом в безносое лицо и рубанул врага по шее наискось. Голова упала и покатилась ему под ноги.

– Железо смертного не может… – прошептал черный голос.

Ратияр зажал серебряную косу в кулак и швырнул в очаг. Безголовое тело вздрогнуло, зашарив перед собой руками в гнилых лохмотьях ткани и мяса. Тлеющая в огне голова шевельнула челюстью.

– Я вижу твою зиму внутри, – прошептал черный ветер. – Ты – один из нас. Топчешь полуденную землю, но видишь звезды полуночи… Ты не знаешь этого, но знают твое тело, устоявшее против чар драугра, и твой меч, разваливший неуязвимого… Быть огнем между мирами – и дар, и проклятие. Такие, как ты, умеют покорять земли и сердца, однако никогда не бывают счастливы, ими владея.

Ингрид шевельнулась и подняла голову. Вздрогнула, увидев ярко вспыхнувшее тело, попыталась встать, снова упала, поползла к нему на коленях, но на углях очага осталась лишь горсть пепла.

– Я отпускаю тебя. Будь счастлива, насколько ты для этого рождена.

Голос Храппа теперь звучал глубоко и мягко. По просторному залу прошел порыв теплого ветра, растрепал волосы Ратияру, нежно коснулся блестевших от слез щек Ингрид, открыл глаза лежавших без сознания воинов. Пламя рванулось к потолку, опало, выпустив сноп красных искр, и покинутый хозяином дом погрузился в полумрак.

На закате их поженил на правах хевдинга Браги Сигурдсон. Молодые протянули друг другу на лезвиях мечей кольца, наспех сделанные из золотого запястья. Сокрушитель Скальдов соединил их руки, а после поднял тост:

– Как-то один конунг проверял на прочность трех своих маленьких братьев. Он сажал их на колено и корчил страшные рожи. Двое старших испугались, а младший так разозлился, что дернул конунга за бороду и попытался впиться зубами в руку. Конунг рассмеялся и сказал, что, видно, в будущем малец и дальше никому не будет давать пощады.

На следующий день все три брата играли у пруда. Двое старших строили маленькие фермы, а третий пускал по воде щепки, которые называл драккарами. Конунг подошел к мальчикам и спросил старшего брата, что бы ему хотелось иметь. Поля, ответил тот. Большие ли поля, спросил воин. Я хочу, чтобы каждое лето засевался весь этот мыс, сказал мальчик. Много хлеба там могло бы вырасти, согласился викинг. Потом он спросил среднего брата, что бы тот больше всего хотел иметь. Коров, ответил тот. А сколько ты хочешь коров, спросил конунг. Столько, что, когда они приходили бы сюда на водопой, они стояли бы вплотную. Вы оба хотите иметь большое хозяйство, как ваш отец, сказал воин. Потом он обратился к младшему с тем же вопросом. Я хочу командовать дружинниками, ответил тот. Сколько, спросил конунг. Столько, чтобы они в один присест могли съесть всех коров моего брата, ответил тот.

Из него, мать, ты вырастишь конунга, сказал воин жене и улыбнулся.

– Так выпьем за мать твоего будущего сына, который съест всех коров своих врагов и закусит их хозяевами! И помни, Ратияр, что хоть и невелика женщина, но греет лучше трех печек! – провозгласил Браги и махом опорожнил турий рог в богатой серебряной оковке.

Кубки и рога глухо стукнулись под смех и заздравные крики дружины. Зарумянившись, Лед Ладоней поцеловала суженого в губы, и горячим, словно рана, был поцелуй.

– Походную любимую! – крикнул Браги, смахнув в усов и бороды мед, и затянул вместе с воинами во всю глотку «Юного Ромуна»:

Ночью после шумных проводов пьяных дружинников, по традиции сорвавших с молодоженов одежду по пути в спальню, легли как муж и жена.

Ратияр дрожащими руками снял с Ингрид тонкую льняную рубашку, и в третий за их знакомство раз она положила его руку на свою грудь. Он чуть не вздрогнул от неожиданности – такими горячими были ее бледные твердые соски, и осторожно провел рукой по гладко очерченной линии бедра, чувствуя под пальцами мягкую бархатистую кожу.

– Впервые в жизни я боюсь, – хрипло прошептал Убийца Пса, – что ты исчезнешь… как тогда…

Горячие губы залепили слова, тонкие пальцы впились ногтями в спину, и Ратияр вдруг вскрикнул, почувствовав, как после сладкого спазма между ног струя семени ударила ей в живот. Неясные очертания спальни поплыли, голова закружилась, и он рухнул спиной на постеленные волчьи шкуры.

– Я не понимаю… – прошептал он.

Лед Ладоней с тихим смехом растерла по коже влагу, устроилась на нем, щекоча лицо грудями.

Ратияр схватил ее, мягкую и упругую одновременно, обеими руками. Ингрид закричала, извиваясь всем телом.

Он любил женщин и собирал их близости, как Браги Сигурдсон собирал редкие клинки. Женщины из разных краев так же отличались друг от друга, как и оружие с других концов света.

Высокие северные девы лишь на первый взгляд выглядели холодными и прямыми, словно длинные лезвия мечей, что ковались на их суровой земле. Те, кого они пускали к себе в постель, знают, как за один миг раскаляются белые длинные тела, как превращаются в огонь рыжие локоны, знают сладкую тяжесть больших грудей на ладонях и влажный жар под гладкими лобками между сильных ног, на которых не растут волосы.

Гладкая темная кожа женщин с южных островов сладко и навязчиво пахнет темным сандалом с инкрустаций рукоятей кривых сабель. Их зубы белые и крупные, будто жемчужины, а волосы жесткие, как щетки на парадных ножах «кукри», – и так же, как эти кровожадные клинки, что нельзя обнажать без твердой решимости убийства, раздетые черные женщины жадны до тепла мужского тела.

Любовный пот желтолицых любовниц кисло-сладок, будто соус их обильных блюд, а фигуры, в которые могут заплетаться тонкие тела, в причудливости не уступают форме лезвий их копий. Узкоглазые воительницы в бою кричат так же резко и пронзительно, как и во время любви, уподобляясь диким кошкам.

С Ингрид было так, как не было ни с кем.

Очертания ее бешено двигавшегося тела расплылись и исчезли, комната растворилась во мраке, в густом от темноты воздухе разгорались созвездия. Но эти звезды больше не походили на колючие точки света, они росли, превращаясь в бушующие разноцветным пламенем шары и мохнатые огненные спирали.

Между ними сияло великое черное солнце, чей свет, пронизывающий все миры на свете, не мог видеть ни один из смертных. Все живое сгорало рядом, но он был больше, чем живой. Он летел, упиваясь свободой и ощущением, что сердце бьется в один такт с этим яростным солнцем, а черный свет заливает целиком, преображаясь в ткань, из которой заново творится явь.

Так создают миры боги, успел подумать Ратияр, как вдруг бушующие звезды лопнули, слившись в единый крик мужчины и женщины. Он снова видел родное лицо близко-близко, снова чувствовал ладонями ее нежное тело, навь отступила, дверь закрылась вновь, но теперь у него в руках дышал, шептал и улыбался самый обычный волшебный альв, сумевший выжить среди людей.