Книга: Железные Волки. Небо славян
Назад: Глава 5 Метатель огня вьюги ведьмы луны коня корабельных сараев[22]
Дальше: Глава 7 Битва при Темнолесье

Глава 6
Домой

Необъятное море встретило их стальным спокойствием. Серое небо дрожало на его глади, будто гигантское лезвие, вдалеке парили белые точки чаек. Ратияр вспомнил, как скакал по палубе от непостижимого восторга, когда увидел море в первый раз, выйдя на ладье с отцом на торжище в Бирку. Ему казалось, что он встретился с огромным древним зверем из старых сказок, могучим и свободным настолько, что эта сила и воля наполняли грудь вместе с соленым ветром, да так, что устоять на месте было невозможно. Отец улыбался в бороду, наблюдая за его дикими танцами, а потом сказал: «Одно из самых главных знаний о море, секрет его силы состоит в том, что в море нет тупика. И чем больше и дольше ты бываешь в море, тем яснее понимаешь, что все безвыходные ситуации существуют только в твоей голове. А у моря на все найдется ответ».
Эту мудрость знали и те, кто строил корабли северян. В змеиной природе драккара Ратияр убедился, как только корабль начали качать поднявшиеся от усилившегося ветра волны.
Доски, из которых был сделан драккар, крепились к шпангоутам при помощи обработанных ивовых прутьев. Из-за этого борта были и прочными, и гибкими одновременно, что позволяло им прогибаться под ударами волн. Когда налетел ветер, корабль не врезался в волны, споря со стихией, а словно сливался с волнами, изгибаясь и перетекая по ним, будто рыба или тюлень.
«Мы оседлали не дракона, а море».
Юноша, сначала судорожно сжимавший весло, видя, как вода вот-вот хлынет через борта, вскоре перевел дух, малодушно подумав, как хорошо, что Ингрид с самого начала путешествия скрылась в специально поставленном шатре посередине палубы, за мачтой.
Съемную мачту укрепили намертво, решив снимать лишь при долгой стоянке, для того чтобы скрыть корабль от чужих глаз. Воины, сидя на скамьях, днями налегали на весла, на корме у руля стоял Сван Одиночка, меняясь с Браги.
Вскоре они уже были в стороне от судоходных путей и, вставая на стоянку у очередного безымянного острова, Браги уже не старался завести драккар подальше от нежелательных глаз. Оставлял на корабле пару дозорных, отряд уходил на ночевку подальше от прибрежных ветров и разбивал лагерь, выбрав сухую низину или надежно защищенную от непогоды пещеру. Дни и ночи путешествия легко скользили над водой вместе с украшенным драконьей пастью носом «Огненного Змея».
Сталь вдоволь отдыхала в ножнах, люди отсыпались на привалах. Каждую ночь теперь разжигали большой костер, варили похлебку из наловленной тут же, с берега, рыбы, которую удил вечно угрюмый Сван Одиночка или, как его еще звали, Сван Мореход. Он даже спал отдельно, в собственном небольшом шатре.
Сван был нелюдим и сторонился шумных пирушек. Большую часть времени он проводил на верфях, у строящихся драккаров. Викинг славился как искусный строитель кораблей и утверждал, что эти драконы моря могут видеть и слышать подобно людям. Браги так ценил его знание морского дела, что доверил мастеру руководить постройкой своего драккара. «Огненный Змей» был детищем Свана, и Сокрушитель Скальдов в шутку называл его Змеиным Отцом.
Хоть людей Сван и сторонился, но был проверен в сражениях и показал себя надежным боевым товарищем. А на день своего рождения удивил всех тем, что торжественно извлек из заплечного мешка два кочана капусты, прибереженных к случаю, кусок подкопченной баранины и объявил, что приготовит праздничный ужин.
– Мы называем это блюдо «форикол», – сказал Браги Ратияру, наблюдавшему за хлопотами Одиночки. – Простое и аппетитное, как юная селянка. Овец обычно закалывают в сентябре, поэтому последний четверг сентября у нас считается национальным днем форикола.
Одиночка нарезал мясо небольшими кусками, разложил на дне котла, нарубил ломтями, как тыкву, кочан. Слоями переложил мясо и капусту, накрыл верх капустными листьями и пару раз прижал твердыми, как дерево, руками, навалившись всем сухим телом, чтобы отжать капустный сок. Котел быстро оказался на огне, и отряд не отрывал глаз от уютно булькавшей похлебки, тайком сглатывая слюну.
– Хвала богам, – сказал скальд, вторым после сияющей Ингрид запуская ложку в густое варево, со смачным всхлипом втянул похлебку, причмокнул и добавил: – И Свану Одиночке!
Дружина было накинулась на содержимое котла, но хевдинг поднял руку:
– Сначала женщина.
Ингрид взяла любезно предложенную ложку.
– Словно птаха поклевала, – поцокал языком Упырь Лихой, когда девушка с благодарным кивком вернула столовый прибор.
– Хорошая жена должна хорошо есть! – поддержал соратника Браги. – С таким аппетитом никто не поверит, что ты северянка.
Ингрид повернулась к нему, надула щеки и так похоже шлепнула себя по животу и взмахнула рукой, изображая Браги в приступе красноречия, что Ратияр прыснул от смеха. Улыбнулись дренги, а, увидев, как вдруг порозовел их предводитель, расхохотались во весь голос.
Лед Ладоней оглянулась на Ратияра, показав в улыбке ровные зубы, и Ратияр почувствовал, как от этого взгляда забурлила кровь в жилах, будто ее подогрели на огне вместе с фориколом.
Блаженное тепло после трапезы потянуло на ленивые разговоры. Воины, закутавшись в шерстяные плащи, перебрасывались короткими фразами.
– Сван, – повернулся Лихой к соседу, – а тебе не надоело быть одиноким волком?
Тот взглянул с усмешкой, ответил не сразу:
– Глупый ищет, как преодолеть одиночество, а мудрый находит, как насладиться им. У пса есть хозяин, у волка есть бог, а у меня есть я. Поэтому в трудную минуту я рассчитываю лишь на себя и всегда могу вытащить из любого болота себя за волосы.
– Правда? – заинтересовался Бьярни Младший. – А ну покажи!
– Поэтому одиночка всегда сильнее обычного человека. Центр его силы находится в нем, и только в нем. Его счастье не зависит от других людей, – продолжил Сван, не обращая внимания на надувшегося Бьярни. – А вот ты, – обратился Сван к Упырю и замолчал, услышав в ответ благостный храп.
Этой ночью все, кроме Морехода, решили спать у костра. Караулить вызвался Ратияр.
– Пойду помою. – Бьярни Старший взял с треноги котел, начисто вылизанный краюхами хлеба.
– Остерегайся нока! – крикнул ему вдогонку Младший.
– Нок – это кто? – спросил Ратияр у хевдинга.
– Его детский ужас, – ответил тот. – Когда Бьярни было шесть зим, он по нерасторопности своей чуть не утонул, упав с мостков. Когда его выловили, Бьярни решил, что насмешек над его неуклюжестью прибавится и сообщил, что он не поскользнулся – это нок пытался его утопить.
– Если бы чудовищ не было, их следовало бы выдумать, – сказал скальд, – на них очень легко переводить свои изъяны.
– Так кто он, этот нок?
– Водяной. Живет в реках и озерах, а иногда во фьордах. Он ежегодно требует человеческих жертв, и потому каждый год в омутах вод, обитаемых ноками, гибнет хотя бы один человек. Нок может превращаться во все что угодно. Иногда он появляется в виде половины лодки в воде или лошади на берегу, иногда в виде золота или других сокровищ. Если человек коснется такого предмета, нок сразу получает над ним власть. Особенно жаден он до маленьких детей. Однако опасен нок только после заката, когда наш умник с мостков и грохнулся. И теперь, когда Старший собирается куда-нибудь, Младший советует ему остерегаться нока. Ему до сих пор кажется, что это смешно.
– Нок – это что! – подал голос проснувшийся Лихой. – Вот у нас случай был… Жил-был скупой старик. Имел он двух сыновей и множество золотых. Почуял смерть, заперся один в избе, сел на сундук и давай золотые глотать, так и отошел в другой мир. Пришел сын, положил мертвого на полати. И вот приходит ночь, а вместе с ней – упырь. Поднял он мертвого на плечо, как пушинку, и говорит: «Натяни, муж, полу своей рубахи!» Начал трусить старика, с того золото дождем хлынуло. И говорит тогда упырь: «Деньги твои, а мешок— мой!» – так и исчез вместе со своей ношей…
– Про мертвых у нас тоже любят рассказывать, – оживился Браги и понизил голос до зловещего шепота: – Работала на одном хуторе девушка, очень собой пригожая: длинные волосы, стать валькирии, глаза – сапфиры. Надеялась она, что красота принесет ей богатство, несмотря на низкое происхождение, и как будто не прогадала. Запал на нее сын мельника, бегал к ней днем и ночью, вот и понесла девушка от него. Но, когда узнал богач о будущем потомстве, поколотил ее и пригрозил со двора выгнать, если заикнется, что ребенок от него.
Расстроилась батрачка, попыталась плод вытравить, да не получилось. Родила тайком и вынесла младенца на пустошь умирать.
В тот месяц как раз устраивались на том хуторе игрища викиваки, у вас они хороводом называются. Ну и приходит сын мельника к батрачке, которую так и не смог забыть, на танцы приглашает. Та обрадовалась, что не сорвался бычок с веревочки, и решила снова к себе его привязать пуще прежнего.
Начала собираться на викиваки, а нарядов подходящих как не было, так и нет, не заработать на крашеные ткани простой девушке. И вот пошла она вечером овец доить в загон вместе еще с одной женщиной. И жалуется ей, что пойти на викиваки не в чем. Но едва слово вымолвила, как обе услышали: из-под стены загона детский голос песенку поет:
Матушка в хлеву, в хлеву,
Не тужи, не тужи,
Дам тебе свою рубашку,
Дам рубашку,
В ней пляши.

Батрачка, которая вынесла на пустошь своего ребенка, поняла, что обращаются к ней. И так она напугалась, что навсегда повредилась в уме. Так до конца жизни и проходила в одних и тех же лохмотьях с этой песенкой на губах…
Багровый свет от костра дрожал неровным, разлитым по лицам и земле кругом, в центре потрескивали седые от пепла, переливающиеся красным жаром поленья. За кругом света стеной стояла непроглядная тьма. Протяжно ухнул филин. Догорающий костер выстрелил в небо снопом искр ему в ответ. Дренги переглянулись.
– Оно, конечно, не стоило мертвых к ночи поминать, – прокряхтел Копье, почесывая затылок.
– Тихо… – прошептал Старший. – Слышите?
Плеск и шорох в прибрежном тростнике раздались так отчетливо и выпукло, словно их выгравировали прямо на темноте.
– Нок… – прошептал Младший, хватаясь за молот Тора на груди.
– Ты слишком много смеялся над ним, – повернулся к нему брат, – и вот он пришел.
– Я смеялся над тобой, – пробубнил Младший, клацнув зубами.
– А он думает, что…
– Молчать! – шепотом рявкнул Браги, напряженно вслушиваясь в ночь. – Оба встали и проверили, что там!
Близнецы понурились.
– Живо!
Братья, надув губы, взяли секиры и щиты и осторожно растворились во мраке. Скальд с улыбкой повернулся к окаменевшему от ожидания Ратияра.
– Там Эйнар. Стережет нас у воды по моей просьбе. Не верю я пока этому спокойствию…
– А зачем ты…
– Мужчине полезно чувствовать страх. Иначе как он научится его преодолевать?
Сидевший рядом Сван поежился:
– Холодно чего-то. Останусь-ка я спать у костра…
– А как же твое одиночество, друг мой? – полюбопытствовал Браги с сочувственным видом.
Сван поерзал под плащом.
– Псу под хвост ваше одиночество! – пробубнили из-под шерстяной ткани. – И ваших водяных, мертвяков и ведьм туда же!
* * *
Ратияр задумчиво шевелил угли, то и дело подбрасывал горсть веток. Храп викингов слышали в самом Асгарде, но он отчетливо различал в этом многоголосии тролльего рева нежное глубокое дыхание.
Человек может существовать без руки или ноги, но не способен жить без сердца. Юноша слышал, что даже в далекой стране Египет, когда людей превращали в мумии, у них вырезали все внутренности, кроме него.
«Каждый раз, когда я думаю, что ты скоро будешь далеко, кто-то невидимый вырезает его у меня из груди. Все мои пути ведут в Хель, все солнца покрыты копотью.
Ты отражаешься во мне, как эти звезды в ночном море, и каждая волна о тебе, и каждый вздох, и каждый шторм. Все чудовища спят на дне, когда ты рядом, лишь не дремлет Железный Волк, привязанный к скале тонкой лентой твоего ласкового взгляда. А не будет его, Волк вырвется и сокрушит мир, и ничто и никогда больше не будет прежним…»
Рядом в темноте раздалось тугое журчание.
– Хорошо! – поделился с Ратияром Бьярни Большой, поправляя гашник на штанах.
Ратияр вздохнул и укрылся плащом поплотнее, в который раз пытаясь вымолить сон у насмешливых богов, наблюдавших за его мучениями из-за легких облаков, что скользили между созвездиями дышащего холодом неба севера.
* * *
Спустя вторую неделю драккар зашел в крохотный залив и остановился у небольшого, густо заросшего жестким кустарником острова, чтобы пополнить запасы пресной воды. Воины почти неслышно, без единого всплеска, соскользнули с бортов на мель у берега и отправились на разведку. Охранять корабль остались скальд и Ратияр.
Браги поднял голову и жадно втянул ноздрями морской воздух. Ратияр с улыбкой смотрел, как ветер осторожно трогает белую гриву волос Молчаливой, которая, сияя, глядела в хмурое стальное небо.
– Родина пахнет сладко, – сказал Браги, – если ее запах не наполнен дымом сгоревших жилищ.
– Неужели тебе еще кто-то смеет желать зла? – усмехнулся Убийца Пса.
– Я не настолько жалок, чтобы не иметь врагов, – ответил Браги. – Если никто не завидует твоей славе, зачем тогда жить?
Ингрид заулыбалась. Тонкие руки скользнули в сером воздухе синим взмахом рукавов.
– Она спрашивает, есть ли на свете то, чего ты боишься, – перевел знаки в звуки Ратияр.
Браги захохотал, по привычке схватившись за обширный живот под кольчугой. Из прибрежных зарослей шумно рванулась испуганная утиная стайка, пеня крохотные белые буруны.
– Конечно, есть, – отсмеявшись, сказал он, – я не люблю произносить ее имя рядом с водой. Но мы уже в родном море, и северные боги вновь присматривают за мной. Поэтому я расскажу вам о ней. О хафгуфе.
Браги возвел почти выцветшие от морских ветров голубые глаза ввысь, с наслаждением седлая коня красноречия.
– В море живет мать всех морских чудовищ. Рыба, о которой обычно не говорят из-за ее размера, который кажется людям невероятным.
Говорят, такова натура этой рыбы, что когда ей наступает время утолить свой страстный голод, то она растягивает свое горло для великой отрыжки и после этого извергает много пищи, так что все виды рыб, которые находятся рядом, плывут в то место. Затем собираются вместе, большие и малые, полагая, что там они должны получить еду, и хорошую еду; но эта огромная рыба оставляет свой рот открытым все это время, держа пасть шире огромной трубы или даже целого фьорда… Но, как только ее рот и желудок заполняются, хафгуфа захлопывает пасть и ловит всех тех рыб, что прибыли на поиски пищи. В ее природе – глотать и людей, и корабли, и китов, и все, что ей попадается.
Ингрид поежилась. Ратияр улыбнулся.
– Хафгуфа слишком велика для этого залива, – он прикоснулся пальцами к ее ладони. Она не отняла руки.
– Но есть еще Лингбакр, – вырос рядом Браги, – он, конечно, будет поменьше.
Ратияр прочистил внезапно запершившее горло и неловко засунул большие пальцы рук за пояс. Молчаливая залилась краской. Скальд осклабился и продолжил:
– Лингбакр – это самый большой морской кит. Он настолько огромный, что часто его принимают за остров. Один человек рассказывал мне, что однажды морской викинг Торлейв решил высадиться на большой остров в Гренландском море, чтобы пополнить запасы пресной воды. Взяв с собой пять человек, он ступил на землю, думая, что эта суша так же надежна, как и любая. А потом остров взял и погрузился в море. И все высадившиеся утонули.
Ратияр тайком бросил взгляд на зеленые кучи островка, у которого безмятежно покачивался их драккар.
– А некоторые, – добавил Браги, глядя Ратияру в глаза, – до сих пор путают китов с островами, гуляя по суше, что может уйти у них из-под ног.
Убийца Пса отвел взгляд. Скальд посмотрел на отвернувшуюся Ингрид.
– Здешняя вода сладкая, как мед! – громогласно объявил появившийся из кустов Упырь Лихой, таща в обеих руках большие кожаные фляги.
– Я бы предпочел брагу, – буркнул скальд, перегибаясь через борт, чтобы принять груз.
* * *
За все время путешествия Ингрид ни разу не пришлось развязывать подарок Барсука. Драккар легко летел на веслах просоленной всеми ветрами дружины, прошедшей со своим хевдингом огонь и воду, припасов сушеного мяса и пива хватало с избытком. Но Ратияра беспокоило другое – вместо трех драккаров, о которых он попросил в письме Браги, тот привел лишь один. Одинокий корабль мог стать легкой добычей любой небольшой флотилии морского конунга. Их запросто могли взять в клещи у одного из небольших островов с жесткими пучками вцепившихся в голый камень сосен, что уже начали попадаться по пути.
– Не беспокойся, – сказал Браги в ответ на его опасения, – мои враги думают, что я отправился к норегам. Засады на этом участке пути нам не грозят. Мы идем в стороне от торговых путей, а значит, и от пиратов.
Ратияр слушал, кивал, но так и не смог избавиться от смутных предчувствий. Он сам стоял на ночной страже, забирался на мачту и до рези в глазах вглядывался в морскую даль.
Чутье не подвело его.
Враг появился, когда драккар Сокрушителя Скальдов отходил от островка, где команда пополняла запасы пресной воды. Два черных драккара одновременно появились из-за шхер с двух сторон, поймав «Огненного Змея» в западню.
– У нас гости, – сказал Ратияр.
– Это не гости, – присмотрелся к врагам Браги, – это хозяева.
Он сразу узнал черные паруса Трора Убийцы Драккаров, грозы западных фьордов, и удивился про себя, что делает знаменитый пират в здешних пустынных водах.
– Не ожидал я видеть тебя в этом захолустье, Трор, сын Атли! – крикнул Браги в сторону драккара, на мачте которого реяло черное знамя с нашитым куском красной тряпки. – Что привело тебя в это унылое место?
– Не те вопросы волнуют тебя сейчас, Браги, сын Сигурда! – отозвался стоявший на носу высокий воин. Из-под его шлема выбивались огненно-рыжие кудри, ветер трепал длинную золотую бороду. Обеими руками Трор опирался на две секиры по имени Близнецы. Он презирал щиты и всегда наступал.
– Как видишь, у тебя нет ни единой возможности победить, Браги. Но я готов предоставить тебе выбор.
– Давно не торговался я на торжище! – сказал скальд. Его дренги отозвались дружным хохотом.
– Ты отдашь нам добро, женщину и оружие, а я оставлю твоим людям жизни и корабль.
– Крыса пронюхала о серебряных ножнах, – шепнул Браги побледневшему Ратияру и громко обратился к Трору: – Тебе нужна девушка по имени Ингрид Лед Ладоней?
– Она, – помедлив, отозвался тот.
– За то, что я отвезу ее Храппу, мне пообещали пять золотых запястий и десять гривен серебра, – сказал Браги.
Стоявший рядом Ратияр впился в него глазами и осторожно положил руку на навершие меча.
– Если не последуешь разуму, ты будешь хвалиться ими на пиру у Предателя Воинов, – сказал Трор.
Браги подумал и с улыбкой развел руками:
– Живому лучше, чем мертвому. Видел я дом богача, но смерть стояла за дверями. Чего не сделаешь ради старых друзей! – крикнул он и, развернувшись, ударил кулаком Ратияру в подбородок. Юноша рухнул на палубу, дернулся и закатил глаза.
– Постой! – Бьярни Старший перехватил у борта яростно замычавшую Ингрид, попытавшуюся спрыгнуть с драккара. Она кусалась, царапалась и так лягалась, что Бьярни пришлось успокоить ее легким шлепком по затылку. Лед Ладоней вздрогнула и обмякла в огромных руках.
– Добро пожаловать на «Огненный Змей!» – сказал Браги и обернулся к своим: – Выкатите пару бочек пива, мы должны окропить новую сделку!
– Нет на свете ничего лучше, чем грудастые женщины и умные мужчины, – сказал Трор.
– Звучит как начало застольной песни, – отозвался скальд.
– Тебе как ученому человеку лучше знать, – сказал Трор и поднял две секиры, – только что твоя мудрость против этого!
Его воины взревели и загрохотали оружием о щиты. Браги кивнул и пожал плечами, вызвав новый взрыв хохота воинов Убийцы Драккаров.
– Пусть твои воины бросят оружие на палубу, – сказал Трор, отсмеявшись.
– Не стоит быть таким недоверчивым, морской конунг, – сказал Браги и махнул рукой своим людям. Те хмуро побросали клинки.
– Мы подойдем к тебе ближе и отправим за женщиной лодку. Моя дружина хорошо метает копья. Жизнь команды будет полностью зависеть от твоего благоразумия, – сказал Трор.
В ответ Браги показал пустые ладони. Черные драккары ощетинились веслами и вспенили морскую воду, подходя ближе.
Очнулся Ратияр, которого по приказу скальда крепко держали двое воинов.
– Ты попадешь в Хель, предатель! – крикнул юноша.
Браги повернул к нему голову. Его глаза больше не улыбались.
– Я лишь хочу заставить страдать наших врагов, – глухо сказал он и кивнул сыновьям.
Бьярни Старший легко поднял увесистый бочонок, который принесли из трюма, взбежал с ним на нос драккара и, широко размахнувшись, с нечеловечьей силой бросил его в приближавшийся корабль.
Совершив гигантскую дугу, снаряд ударился в мачту и лопнул, заливая парус и палубу черной тягучей жижей. Следом последовали еще несколько бочек. То же проделал с кормы Младший в направлении другого корабля. Несколько врагов метнули копья, но расстояние еще было слишком большим для убийственных бросков обычных людей.
– Лучники! – крикнул скальд. Несколько человек мигом подняли луки, натягивая на тетивах уже подожженные стрелы. Маленькие факелы с гудением ушли в небо, и Ратияр вздрогнул от огненной вспышки на черном драккаре. Закричали бывалые воины Трора.
– Кровь земли горит хорошо, – заметил Браги, с интересом наблюдая за вопящими от боли людьми, пытавшимися сбить с себя пламя, – а человек – плохо. Теперь и глупый Трор со своими глупыми секирами приобщился к этой мудрости.
Уцелевшие дренги прыгали с охваченного пламенем корабля в воду, пытаясь плыть к близкому берегу.
– Я мог бы сохранить вам жизни, – обратился к ним Браги, – но вы пытались поставить на колени Сокрушителя Скальдов и теперь знаете секрет «Огненного Змея». Слишком много знают только мертвецы.
Он размахнулся и вонзил копье в широко разинутый рот судорожно хватавшего воздух в воде дренга.
– Убейте всех, – сказал Сокрушитель Скальдов своим воинам и протянул руку сидевшему на палубе растерянному юноше: – Кто-то среди твоих людей – предатель.
Ратияр, помедлив, оперся на его ладонь, поднялся и потер ноющий после хорошего удара подбородок.
– Я уверен в каждом из своих…
– Не убьешь змею сегодня, она укусит тебя завтра, – сказал Браги.
Тот упрямо закусил губу:
– Я готов поклясться в верности каждого!
Скальд усмехнулся:
– Ты отважен, Ратияр. Такие редко доживают до седин. Но, если тебе это удастся, ты поймешь, что единственный надежный друг твой – в ножнах на поясе.
Назад: Глава 5 Метатель огня вьюги ведьмы луны коня корабельных сараев[22]
Дальше: Глава 7 Битва при Темнолесье